Просто сопротивляться лень

Сухие губы скользнули по скуле, она откидывает голову назад и смеётся. - Перестань сейчас же! - шепотом командует Аня, перехватывая ладонь мужчины, лежащую уже на бедре, словно так и должно быть. - Если зайдет кто-нибудь? - но в её голосе нет ни грамма неудовольствия. Руку Шаламов, однако, убирает и садится напротив, с легкой усмешкой глядя в глаза Анне. Она улыбается, и во взгляде появляется немного безумный огонек, который так ценит Евгений Андреевич. - Анна Михайловна, я долго вас отвлекать не буду. Мне нужно разрешение на проведение операции. Если помните, мы всё вчера обсудили. Немчинова вспыхивает и утыкается в листочки, грудой сложенные на её столе. Обсудили, уж она-то помнит... - Да, конечно, - в руки взяла себя очень быстро, вновь улыбается, но еле сдерживается, чтобы не съязвить в ответ. Ей тоже есть, что припомнить. - Вечером, как договорились, - Женя поднимается, обходит стол и проводит большим пальцем по щеке Ани, скользит по губам, а затем, склоняясь, медленно целует. Уже уходя, слышит ворчливый голос советника юстиции: - Не думай, Шаламов, что тебе всё можно.

***

Сжатая в кулак ладонь врезается в плечо генерала, и он морщится. Не больно, скорее, досадно и смешно. - Ну ты чего? - Евгений Андреевич сжимает запястье Ани, не особо мечтая получить второй раз. - Тебя могли убить. Какого... - она на мгновение замолкает, словно спотыкается, а затем продолжает на прежнем эмоциональном взлете. - Какого черта ты вообще сам туда пошел? - Надо было подставлять других? - раздраженно интересуется Шаламов, пытаясь обнять женщину, но та вырывается. - Да, - на выдохе парирует Анна и, уже успокаиваясь, опускается на диван рядом с мужчиной. - Ты просто представить себе не можешь, что я почувствовала, когда мне позвонили и сказали, что ты... Скотина! Женя смеётся. Это её волнение и злость за его неосторожность ему приятны. Даже слишком. - Эгоистка ты, Анют. - Да, - женщина кивает. - Я это и не отрицаю. Но ты... Когда начнешь думать головой? Шаламов, я буду жаловаться на ваш отдел. Убери руки! Она делает попытку отстраниться, но то ли не сильно старается, то ли это уже показательное. Евгений Андреевич целует её в висок и гладит по плечу. - Всё хорошо, успокойся, пожалуйста. - Убери руки! - ворчит Анна, но поворачивается и прижимается к Шаламову. - Я испугалась, - злость стремительно уходит. Женя ведет рукой по плечу женщины, по предплечью, гладит бедро, сдавливает коленную чашечку. - Глупая. Чего? - А если бы тебя убили? Знаешь, ты мне еще нужен. Только не обольщайся, - быстро добавляет она. - И не думай ничего лишнего. Убери руки, наконец! Не убирает. Он уже успел подумать. И напридумывал много лишнего, вплоть до имени собаки. Впрочем, Аня и сама не протестует, охотно отвечая на его жесты и движения. В последнее время они отлично понимают друг друга и чувствуют. Возможно, именно в этом и состоит вся красота отношений. В том, что она прикусывает его мочку уха, а он сжимает её запястья и заводит их ей за голову. И Анна не предпринимает попыток высвободиться, наоборот прогибается в спине. Шаламов перехватывает её взгляд, в котором столько похоти, желания и одновременно насмешки над собой и над ним, что он не может сдержаться и приближается, оставляет ярко-алый след чуть выше ключицы. Они оба слишком быстро каждый раз стирают границу. И им это нравится. Засыпая, Аня прижимается к нему, утыкается носом в шею и бормочет, желая, чтобы последнее слово было за ней: - И всё равно, не думай, что тебе всё позволено... Просто сопротивляться было лень.