Всадница на белом коне.

Германия докуривал сигарету, вальяжно раскинувшись на мягкой траве. Тлеющие угли давали слабое тепло и небольшой свет в этой непроглядной тьме. Непроходимые белорусские леса не отличались гостепреимностью. Гилберт грел остатки их скромного ужина и ворчал на холодные ночи и высокую влажность. Что поделать — Полесье — штука серьезная. От одного этого слова Людвигу становилось слегка не по себе. Среди немецких солдат распростронились слухи, что в лесу, посреди которого стоит поляна, где они сейчас, собственно, и отдыхают, разместился очень большой отряд белорусских партизан. Это еще куда ни шло, да только среди этих самых партизан, не дающих покоя войскам Крауца, была одна таинственная особа, одно лишь упоминание о которой бросало немца в тряску. Поговаривали, что это дух прекрасной русоволосой молодой славянки с винтовкой в руках, восседающий на белоснежном коне. Девушка всегда резко и неожиданно выходила из леса и беспощадно убивала всех врагов своей земли, которых видела. Людвиг знал, что все это абсолютная правда. Кроме духа. Это была обычная белоруска, точнее сама Беларусь — Наталья Арловская, что вовсе не делало ее менее опасной. Крауц знал не понаслышке, что грозная славянка никого не щадила. Ее не брали ни пули, ни ножи. И Людвиг скорее пожелал бы встретиться с целой ротой самых злых партизан Беларуси, чем с одной лишь этой девушкой. Несмотря на все эти волнения, немцу удалось таки сохранить властную расслабленность и абсолютное спокойствие. Конечно, все распростронители этих слухов не доживали даже до рассвета, но все же… Сигарета обожгла пальцы, и Крауц выкинул маленький окурок в густую траву. Людвиг посмотрел на темно-синее бархатное небо у себя над головой, усыпанное россыпью золотых звезд — таких же холодных, прекрасных и бесконечно далеких, как и Наталья. Немец нахмурился — ему не нравилось, что в последнее время он стал слишком часто думать об этой девушке. Он позорно упустил ее. Арловская должна была принадлежать ему — ведь он оккупировал всю страну, но гордая славянка не желала подчиниться ему. Перерезав всех солдат ночного караула, она сбежала из места, откуда невозможно было сбежать. И это заводило Крауца еще больше. Он должен был найти ее. И вдруг наступила гробовая тишина — смолкли сверчки, замолчали птицы, даже ветер перестал шелестеть листьями высоких деревьев. Вся природа замолчала, уступая дорогу чему-то страшному. Крауц мгновенно напрягся. Всю его вальяжность как рукой сняло. Что это? Меж толстыми стволами мелькнула светящаяся точка. Фонарь? И вдруг плотную тишину разорвал резкий звук громкого выстрела. Солдат, стоящий рядом с Людвигом, как сноп повалился на землю, не успев даже вскрикнуть. Немец ничего не видел, но почувствовал, что по земле потекла струйка горячей крови. Только не она, пожалуйста. Если это она… Додумать Крауцу не дали — из леса выскочил красивый белоснежный конь, а его всадница была не менее прекрасна. С винтовкой наперевес в своих тонких, но поразительно сильных руках, с развевающимися на ветру светлыми волосами, с грозным взглядом своих глубоких темно-голубых глаз — она была в тысячи раз прекраснее самых красивых берлинских дам и вселяла в людей благоговейный ужас. Людвиг невольно залюбовался гордой осанкой Натальи. Неожиданно раздался еще один выстрел, и очередной солдат упал в густую траву, смотря в темное ночное небо своим остекленевшим взглядом. Немцев было относительно немного — человек тридцать. Простите, двадцать восемь. Гилберт шепнул брату:  — Es ist das Mädel, ja gut? * — и немедленно получил пулю точно в колено. Наталья, помимо орлиного зрения имела не менее тонкий слух. Бальдшмидт душераздирающе закричал, а солдаты сделались мертвенно бледными. Людвиг чувствовал, что если бы не он, тут бы уже давно никого не было. И вдруг… Выстрел. Еще. И еще. Солдаты падали один за другим, как неудачный карточный домик. Крауц и крикнуть не успел, как оказался один с револьвером в руке посреди непролазного леса в компании груды мертвых тел, лужи крови, потерявшего сознание от боли брата и прекрасной русоволосой девушки, гордо восседающей на белом коне. Ясная полная луна выглянула из-за небольшой набежавшей тучки, осветив воительницу мягким серебрянным светом. Девушка медленно и властно подвела коня поближе к немцу и остановилась в метрах пяти от него.  — Вот и свиделись. Я же обещала, — с ненавистью улыбнулась Наталья.  — Уходи, — процедил Людвиг. Арловская лишь усмехнулась:  — Или что? Ты же все равно ничего не сможешь сделать. Это была чистая правда. До последнего слова. Девушка усмехнулась и, резко дернув поводья, повернула коня, словно ветер, помчавшись в сторону леса. Людвиг вскинул руку с револьвером, но, не выстрелив, медленно опустил ее. Она пленила его. Своей красотой, храбростью, мужеством. Он обязательно найдет ее и заберет Наталью. Но потом. А пока… А пока Людвиг Крауц с легкой усмешкой на лице провожал взглядом своих льдисто-голубых глаз изящный силуэт грозной славянки, гордо восседающей на белоснежном коне, мчащейся в сторону столь же сурового белорусского леса. * — Хороша девка, да?