Спи, малыш.

Меня зовут Игорь и я ненавижу свою жизнь. Каждый день я вынужден вставать рано утром, чтобы идти на работу и торчать там до самого вечера ради какой-то стопки зеленых бумаг. "Ради бумаг" - это, похоже, для нашего начальника стало болезненной темой, потому что зарплату он нам уже давно не платит. Откладывает все на потом, боров. Поначалу я был недоволен, ходил разбираться. Жалко, конечно, что из-за этого меня уволили, но еще обиднее то, что мне даже денег не вернули за те месяцы, когда я был вынужден торчать за кассой и, пока никто не видит, облизывать тарелки и прятать кое-какие куски хлеба, или еще какой булки, в карманы. Денег не выдают, а кушать то хочется. Вот и сейчас я лежу и пытаюсь хоть как-то собраться с мыслями, и решить, что я буду делать дальше. Взяв с табуретки, что стояла рядом с моей кроватью, кусочек булочки, я скатал его в небольшой шарик, а затем запустил прямо себе в рот. С повидлом. Она была с повидлом. В том году, признаюсь, я баловал себя целыми булками прямо из пекарни, а теперь... теперь я вынужден есть объедки из какой-то забегаловки. - Дожил. И тут я услышал скрип когтей. Знаете, когда голуби скатываются по карнизу и вы слышите этот противный звук? Это был он. Тот самый звук, но только в два разе громче. Такое чувство, будто бы этот голубь клевал пшено за всю свою стаю, и теперь под моим окном сидела крылатая свинья. Так или иначе, но мой живот начал урчать, тогда как воображение мое рисовало курицу-гриль на большой тарелке. Интересно, а голубь по вкусу ничем не отличается от курицы? Ненормальный, скажите вы? Идиот? Пускай так, но зато я сегодня поем, и мне даже не важно, что сейчас час ночи и все птицы уже давно спят. Мой живот, возжелавший еду, взял контроль над моим сознанием. Вооружившись подушкой, я стал аккуратно приподниматься с кровати. Благо, Бог дал мне высокий рост, так что мне было достаточно просто опереться о локоть, чтобы увидеть двор, в котором я живу, с высоты пятого этажа. - Что за... Не голубь. Это был явно не голубь. Нечто, что со всей силы вонзило свои когти в карниз и тем самым балансировало на нем, смотрело на меня. Жидкие волосы свисали ей на лицо, одежда была порвана, левая грудь была обнажена, но я не стал сильно заострять внимание на этом, а лишь сделала вывод, что передо мной особь женского пола. Женщина. Сильно истощена, даже очень. Длинные жилистые руки сейчас были напряжены. Она боялась упасть, не смотрела вниз. Женщину била дрожь и мне оставалось только догадываться о том, как она сюда забралась, откуда пришла и самое главное - какого черта она еще смотрит на меня? Но она смотрела. Сейчас в моих мыслях были только маты и нечего более. Мне было страшно. Очень страшно. Никогда раньше я не видел ничего подобного. Банально, скажите вы, но с испугу я кинул в окно подушкой, закрыв глаза перед этим. - Уходи, уходи, уходи! - кричал я. Но способно ли это напугать её? Открыв глаза я понял, что нет. Наоборот, она даже осмелела. Тонкие руки, которые были покрыты крупными синяками и порезами, принадлежали старой женщине. Морщин много. Сейчас она мычала, что продлилось недолго, а после начала долбить своими руками в моё стекло. Я смотрел на нее, не сумев отвести взгляд. Минуту погодя я понял, что она слаба, очень слаба. Пару раз замахнувшись левой рукой, женщина опустила голову и замерла так на длительное время. Чтобы было не так страшно, я решил дать ей имя - Мария. - Мммашка, не надо ттак. Тты же упасть мможешь. - Голос дрожал. А я ведь даже и не заметил, как начал плакать. А что касается Марии, то она, похоже, стала волноваться. Начала облизывать стекло и возила по нему пальцем. Зачем она это делала? Какую цель преследовала? Я так и не понял, лишь начал сильнее рыдать. Да, моя жизнь была не очень красочной, но умирать я не собирался. У меня не было ни жены, ни детей. Был лишь отец-старик, что коротал свою жизнь в псих. больнице. За что? Несколько лет назад по его вине пропала мать моя. Я тогда в университете учился. Высшее себе хотел. А диплом мне так и не пригодился. - Все силы на учебу эту чёртову уделял, а мама с ним. - я решил поговорить сам с собой, чтобы стало поспокойнее - В тот день тоже с ним. Почему я не был рядом с ней, когда так нужен был? Почему не уследил? Воспоминания о матери меня даже приободрили и я как-то духом воспрянул. Быстро вскочив на ноги, я схватил еще одну подушку и сделал ложный выпад вперед. Машка ничуть не испугалась, только смотреть стала внимательнее и, как мне показалось с перепугу, плакать начала. Чего это она? Я уже было хотел поближе присмотреться, но эта гадина прыгнула. Да так высоко, что я, даже к окну вплотную приблизившись, не понял, где она. - Ну, и вали отсюда! Я вернулся в кровать и решил для начала успокоиться. Накрылся до шеи одеялом, но, как ни старался, не мог отвести взгляд от окна. Почему-то ждал ее. Ненормальный. И вот, она появилась. В руке она держала что-то чёрное, в перьях и явно в неисправном состоянии, потому что я слышал звук падающих капель, которые сейчас стекали по карнизу. Что... что ты собираешься делать? И она начала писать. Начала медленно выводить кривые буквы на стекле, а чернилами ей служило бездыханное тело голубя в правой руке. Хорошо, что сейчас было начало осени и полнолуние. На небе было не единого облачка, лунный свет падал на пустые глаза птицы, на его вспоротый живот и на буквы, в том числе, что уже были видны на стекле. - Спи, малыш. - И домик рядом нарисован. Точнее, улыбка, а над ней крыша. Машка тогда еще что-то промычала, поскреблась немного в окно, а потом, всхлипнув, снова прыгнула. Прошло немного времени, а её все не было. Не то, чтобы я переживал, но... неужели, это все, что она хотела? Улыбка с крышей? Я долго еще лежал в кровати и все раздумывал над этим рисунком. - Улыбка. И крыша. Улыбка с крышей. Как у крыши может быть улыбка? Не дойдя до решения, я уснул. Утром, открыв глаза, мой взгляд упал на фотографию моей семьи в рамочке. На ней был изображен я, еще мальчишкой, папа, который стоял с хмурым лицом, и мама, вечно улыбающаяся и жизнерадостная. Мы с ней подняли руки в виде домика, почти также, как дети, которые во время салок кричат: "А я в домике". - Домик. И улыбка. - Только и сумел сказать я. Кровавая надпись, тем временем, всё ещё красовалась на стекле, и я был уверен в том, что случившееся этой ночью было не сном.