Принцип талиона

*** Ну что вы на меня уставились? Думаете, кусок пыльного фетра с дырками способен привлечь внимание исключительно моли и пикси? Да в моей пустоте больше ценности, чем у вас под крышкой черепа. Да-да, я могу об этом судить, уверяю вас. Сколько я голов со времен Основателей перевидала и перещупала – не сосчитать… Всех помню. Каждую. Не могу сказать, что разница слишком существенна. Нет, каждый, конечно, считает себя особенным – люди вообще это любят. Только все равно очень похожи… Многие любят деньги. Это всегда было. Легкомысленны. И милосердие иногда стучится в их сердца. Обыкновенные люди, новые всегда напоминают прежних… Что? Вы это где-то читали? Ничего не знаю, я это первая сказала. Нет, иногда, конечно, попадаются уникумы. В последние годы особенно много стало. Или то, что было давно, пылью покрывается… Будьте здоровы. И еще раз. Нет, платочков не держу. Поищите у Альбуса в столе. И чаю наливайте, не стесняйтесь. Так вот, продолжим. Некоторых до сих пор помню. Есть вещи, которые и рада бы забыть, да не умею. Так скроена, что поделаешь, спасибо Годрику Гриффиндору. Жила-была одна девочка… Сказка? Если бы. Сказка могла бы быть и повеселее. И как это… Модное слово… Попозитивнее. В общем, жила-была одна девочка. И все у нее было, как в сказке. Мама-волшебница и папа-волшебник, и даже волшебница-крестная. Девочка была очень умная. И книжки любила – все, что в руки попадет, читала и перечитывала. Между прочим, это нынче редкость. И прилетела однажды к ней сова, принесла письмо с красивыми печатями и изумрудными буквами в завитушках. Пригласили девочку учиться в чародейскую школу Хогвартс. Школа Хогвартс была основана четырьмя магами… Почему не надо? Все это знаете? Вот сейчас возьму и замолчу на весь год, и пеняйте потом на себя… Ну хорошо, опустим про Основателей, «История Хогвартса» в библиотеке есть, а то, про что я расскажу, там не найдете. …Как сейчас ее голову помню – круглая, русая, в кудряшках. Хорошая голова. Умная, очень умная – таких за последние полвека с полдюжины было, а то и меньше. Я обрадовалась – ого, думаю, великая волшебница будет. На Райвенкло отправила – очень она туда хотела. Правильно, в общем, отправила, да и девочка не пожалела. И училась она поначалу хорошо – отвечала в первую голову и лучше всех. Пока устно спрашивали. А вот с палочкой… Да, вот тут вышла закавыка. Сила у нее оказалась… Слабая. Почти сквиб. Почему не Хаффлпаф? А потому, что сила магии к флагу факультета ровным счетом никакого отношения не имеет. Не перебивайте меня, пожалуйста. Если бы она была не такой умной – все могло бы сложиться иначе. Но она была вот такая, и выбрала Райвенкло. Что было потом? Девочка, как уже сказано, была умна. Легко запоминала сложнейшие заклинания, труднейшие зелья, без единой ошибки писала сочинения по восемь свитков каждое. Но даже простенький Люмос давался ей с огромным трудом, Вингардия Левиоса вызывала пот на лбу и дрожь в коленках, от Алохоморры она теряла сознание, а что-нибудь посложнее могло уложить ее в больничное крыло на неделю. А это, между прочим, обидно. Да. Когда те, кто на переменке списывает у тебя домашнее задание, одной левой могут сотворить такое, что тебе и не снилось. И ты вечно в отстающих. На тебя косо посматривают, подхихикивают за углом. Девочка видела, что им, другим – сила дана, а ума, таланта и размаха природа пожалела. И пользоваться своей силой ради человечества они не собираются. Смешные приземленные желания – открыть продленную трансфигурацию, изобрести эликсир вечной юности, отыскать морщерогих кизляков. Масштабности им не хватает, думала она. Полета мысли. Вот была бы у нее сила… А так ей оставалась одна теория, библиотека да свитки. Ну, котлы на худой конец. Котлы девочка чистила лучше всех. И с каждым годом становилось все хуже – задания усложнялись, силы требовалось больше, а ее как почти не было, так и не прибавилось. Но девочка ведь была очень умна, я, кажется, говорила об этом. И решила она поискать средство, чтобы силу свою увеличить. Ну не может такого быть, думала она, чтобы все магическое сообщество ничего не придумало за столько тысяч лет, ведь она же не первая родилась с обеими левыми руками, которых даже палочка не слушается. Девочка целыми днями в библиотеке просиживала, и в Запретную секцию забиралась все дальше и дальше. Так многие делают, да. Но не все находят то, что искали. А из тех, кто нашел, немногие выбираются обратно. Но она нашла. В самых дальних, запутанных и пыльных коридорах Запретной секции, в которых почти никто не бывал. Откуда я знаю? Потому что я бывала, разумеется. С Годриком Гриффиндором. Он всегда брал меня с собой, потому что в те времена в Хогвартсе водилось много мышей. Так продолжим. В тех пыльных коридорах на узких полках жили тайные знания. Светлые, Темные, и все остальные. Они и сейчас там живут. Только сами знаете, какого цвета в темноте кошки. И с тайными знаниями то же самое. Но девочку это не испугало – ведь она всегда отличала белое от черного, добро – от зла, а правду – от лжи. Она, кстати, не любила, когда кто-нибудь лгал. И сама была очень честная. И потом, она ведь хотела делать добро и приносить человечеству пользу. Что вы улыбаетесь? Разве я что-то смешное сказала? Ах, пафосно? Ну, старой Шляпе можно. Однажды девочка нашла очень старую, очень дряхлую, очень толстую книгу, одиноко стоявшую на полке. Страницы казались тяжелыми и словно липкими, но девочка и тут не испугалась – смелости у нее хватало. Почему не Гриффиндор? Ну, так она же хотела в Райвенкло. Она не стала выносить эту книгу из Запретной секции. Ведь таковы правила и так записано в параграфах о пользовании библиотекой. Девочка очень уважала правила, параграфы и распоряжения. У нее был с собой крошечный волшебный огонек в стеклянной колбе – чтобы его сотворить, ей потребовалось полдня. При его слабом свете девочка разбирала древние руны. Она прочла почти всю книгу, и нашла то, что искала. Еще в давние времена многие слабые волшебники мечтали стать сильными – ведь сильный может сотворить куда больше добра, согласитесь. Сквибу это недоступно – источник в нем иссяк, дно растрескалось, затянулось паутиной и тленом. А если по пересохшему руслу струится слабый, тоненький, но все-таки живой ручей – то его можно наполнить. Правда, для этого придется осушить другие ручьи. Это девочке не понравилось – ведь брать то, что тебе не принадлежит – плохо. Она стала искать другой способ, но другого не было. Девочка чуть не расплакалась – она навсегда останется почти сквибом, будет работать в какой-нибудь захудалой конторке по продаже подержанных мантий или самым младшим писцом в ненужной канцелярии – и выполнять то, на что способен даже маггл. И никакого добра. Ни себе, ни людям, ни человечеству. А ей хотелось вершить великие дела. Почему не Слизерин? Я вам уже трижды сказала – она хотела в Райвенкло! Я никого никуда не отправляю сама, неужели непонятно? Как может старый кусок фетра брать на себя ответственность за чей-то выбор? Девочке казалось, что выхода нет, и что лучше будет остаться тут – между уходящих ввысь стеллажей, в тишине и темноте. Прошло несколько часов – вокруг были все те же книжные полки, темнота и духота. Запах старой подгнившей бумаги царапал горло, и девочке казалось, что даже во рту у нее появился пыльный бумажный привкус. Здесь не происходило ничего – разве что мышь пробежит под полкой. А потом она услышала шуршание. Со всех сторон. Знаете, такое бывает, если отогнуть пачку страниц, а потом пропустить их по пальцу. Такое шуррр… Она сидела, вцепившись в толстую книгу с липкими страницами, а шуршание становилось все громче и ближе. Шуррр, шуррр. Девочка, зажмурившись, думала о том, что ей уже не хочется сидеть в темноте библиотеки – куда никто никогда не придет, никто не почувствует себя виноватым и где творить добро невозможно. Девочка в общем правильно думала – если бы она задержалась до полуночи, больше ее никто никогда не увидел бы, и наверное, не заметил, что одиноко лежащая на полке книга стала толще на десяток-другой липких страниц. Да. Всегда возвращайтесь до полуночи, это хороший совет. Шуршание становилось то громче, то тише, то ближе, то дальше, и девочка решила, что надо идти обратно. Она последний раз прочла оглавление – на всякий случай. В гаснущем свете волшебного огня буквы шевелились и подрагивали – а может, ей это просто показалось. Свет моргнул, и девочка увидела еще одну строчку – которой раньше не было. Она перелистнула страницу и стала читать, до рези в глазах вглядываясь в жирные, круглые буквы. Они появлялись на странице одна за другой. «Ты очень хочешь стать сильной?» – спрашивали они. «Да», – отвечала девочка. «Сила не дается даром», – буквы поблескивали, когда на них попадал свет – словно насосавшиеся, раздувшиеся от чужой крови клещи. «Я знаю. Даром ничего не дается», – согласилась девочка. «Ты можешь продавать чудесные мантии. Подписывать свитки. Мыть котлы. Ты можешь учить детей или писать книги. Ты столько всего можешь без палочки. Зачем тебе сила?» – буквы, казалось, на глазах становились круглее и толще. Девочка почувствовала, что пальцы саднит, словно с них содрана кожа. «Этого недостаточно, – сказала она. – Этого мало. Я могу больше и должна сделать больше. Они сильнее меня. Все, – голос девочки дрогнул, на шее от волнения проступили красные пятна. – Все. Даже те, кто списывает работу по зельеварению или эссе по трансфигурации. Вечером списывает, а утром на уроке хихикает в кулак». «Зачем ты сердишься? Это не прибавит тебе силы», – буквы, казалось, прищурили невидимые глаза. «Я не сержусь. Они поступают неправильно. А те, кто поступает неправильно, должны быть наказаны», – убежденно сказала девочка. Пальцы уже почти жгло, но она не бросала книгу. «А те, кто правы, награждены?» – буквы изогнулись в ехидной усмешке. «Конечно», – воскликнула девочка. «А кто будет решать, кто прав?»– допытывались буквы. «На это есть правила и законы. Тот, кто поступает по правилам – прав», – сказала девочка в ответ. «А тот, кто прав, поступает по закону?» – буквы замерли в ожидании. «Разумеется». «Никто не поделится с тобой силой сам. Ты ведь уже прочитала последнюю главу?» – буквы медленно пульсировали, словно каждая из них была маленьким черным сердцем. «Да. Там сказано, что для того, чтобы увеличить свою силу, нужно взять чужую. И что для этого… Тот, у кого берешь силу, должен умереть. А это неправильно, это незаконно. Убивать нельзя», – уверенно произнесла девочка. Очень уверенно. «А разве нельзя взять силу у того, кто и так умирает? И кому она все равно не нужна?» – буквы были нетерпеливы, словно стая мелких черных муравьев. Девочка задумалась. «Нет, нельзя. Силу, принадлежащую человеку, забирать нельзя». «А кто говорит о человеке? Силу можно взять не только у него. Да, ты, конечно, права – у человека брать нельзя. Это незаконно. Но есть те, кому она ни к чему. Кто ею не пользуется». Девочка молчала – круглые буквы явно хотели, чтобы она додумалась сама. Ну что же, догадаться было несложно. Ведь они окружали ее с детства. Кошки. Конечно же, кошки. Они обладают магической силой – крохи по сравнению с тем, чем владеют люди. Но рядом с ними распадаются заклинания – если кошкам этого хочется. Они видят призраков и даже могут проходить сквозь стены. Если сочтут нужным. Самые обычные кошки. Да. Мы еще не то можем… Простите, отвлеклась. Девочка сразу поняла, о чем пишет книга. Правда, если провести ритуал, то кошка погибнет. Но надо быть просто очень осторожной – надо искать старых, больных, умирающих кошек. Это будет, в общем, благо для них – они перестанут мучиться и попадут в кошачий рай, где можно целыми днями спать на мягкой подушке, а мышки и рыбки оказываются прямо перед носом, как только откроешь глаза… Мерлин, надо же быть такой дурой. Как будто кошачий рай – это старый гобелен и дармовая рыба. О, не обращайте внимания, я опять отвлеклась. Вы уж простите мою болтливость – люблю иногда поговорить. «А что будет потом?» – спросила девочка. «Ты получишь силу. И конечно же, используешь ее, чтобы принести пользу человечеству», – буквы словно читали ее мысли. – «Разве ты этого не хочешь?» «Хочу», – ответила девочка. «Но они всегда будут с тобой, запомни это», – буквы стали вдвое толще и больше. «Всегда. Ты не сможешь избавиться от них – никогда и нигде. И это еще не вся расплата. Но ты всегда можешь остановиться. Даже сейчас. Закрой меня, поставь на полку и уходи. У тебя ведь есть масса возможностей там, где не нужно глупого размахивания палочкой. Например, мыть котлы…» «Я не уйду, – перебила девочка.– Я знаю, что просто так ничего не дается. Но я смогу… Возместить. Я уверена». Наступила тишина. Не было слышно ни шуршания, ни шелеста, ни шороха, ни шепота. Книга внезапно выпала из рук девочки, хлопнула страницами и раскрылась на главе, которой раньше не было. Девочка опустилась коленями на холодный каменный пол, поднесла колбу с синим огоньком к странице и углубилась в чтение. Что вы так смотрите? Думаете, я все сочинила? Ну-ну. Ах, откуда мне знать… Поживите с мое, тогда не станете спрашивать. Девочка долго не могла решиться, но ведь все, что писали ей черные блестящие буквы, было правдой. Нет никакого нарушения закона. Есть старая больная кошка и доброе дело. Как это сказать… Модное слово… Эвтаназия. И разумеется, если ты совершаешь доброе дело, то получаешь что-то взамен… Когда летом у соседей умирал кот, она пришла к ним в дом, и долго сидела рядом с безнадежно больным зверем. Кот ушел тихо и незаметно, и никто не видел, как пальцы девочки сомкнулись на его горле. Никто не обратил внимания на маленький кусочек пергамента с выпуклыми буквами в его пасти. А на туалетном столике девочки появилась маленькая керамическая статуэтка рыжего кота. Все было очень хорошо. Заклинания получались, преподаватели всплескивали руками. Спрашивали, не поменяла ли девочка палочку. Она пожимала плечами и улыбалась. И больше никому не давала списывать – ведь в школьных правилах нет пункта, который это разрешал бы. Но прошел месяц, другой, минул третий… А потом девочка почувствовала, что сила уходит. Утекает, словно мелкий белый песок сквозь пальцы. И ее не остановить, не поймать. Чужое – не свое, и совсем своим никогда не станет. И на столике девочки появилась фарфоровая тарелочка с красивой кошкой. Потом – розетка на стене. Потом – стеклянный кот… …Шли годы. Она пыталась избавиться от мумий, окруживших ее. Она топила их в воде, жгла в огне, закапывала в землю. Пыталась разбить заклинаниями. Но они всегда возвращались, и снова смотрели на нее круглыми зелеными глазами. А потом стали приходить. Ночью, во сне. Долорес теперь не понаслышке знала, что это такое, когда на душе скребут кошки. Чья-то красивая метафора стала для нее кошмаром, бесшумно выпрыгивающим из темноты. Они приходили тогда, когда почти забывала о них – после получения диплома. В ночь после того, как ее приняли на должность в Министерство Магии. Тогда, когда ей вынесли благодарность. Тогда, когда одобрили ее проект закона по ограничению прав недолюдей – какие права, если они не люди! О чем вообще можно говорить! Все эти оборотни, эльфы… Маглорожденные. Маглорожденные, которые никто и звать никак, у которых любое заклятье свершается легким движением руки. А маги в первом поколении обычно очень сильны… Это несправедливо. Справедливость должна быть восстановлена. После принятия закона кошки пришли тоже. Она стискивала зубы и топила их снова. Это очень тяжело – пытаться убить того, кто и так мертв. Но ведь она же поступала правильно – значит, она поступала по закону. Однажды она перестала их закапывать и жечь – фигурок и розеток стало слишком много. Кто-нибудь мог однажды заинтересоваться ими, начать спрашивать, что она держит в большом плетеном саквояже… Как проще всего спрятать то, что хочешь сохранить в тайне? Выставить напоказ. С каждой следующей кошкой она получала чуть меньше силы, чем с предыдущей. Было ясно – однажды полноводная река иссякнет, и ей снова останется маленький полупересохший ручей. Она старалась реже пользоваться волшебной палочкой. В Министерстве Магии приносить пользу магическому сообществу вполне можно было без нее. Ведь для того, чтобы писать законы, нужны голова и руки. Это несложно, когда ты прав. А Долорес всегда была права – она была в этом уверена. Если же закон с ней не соглашался, тем хуже было для закона. Гораздо легче жить, когда во всем существует порядок и последовательность, когда все говорят правду, когда все идет так, как должно. Когда-то ее учили, что каждый должен хорошо выполнять свое дело. Чтобы преподаватели были довольны тобой. И начальники. Ведь они правы, потому что действуют по закону. И она хорошо выполняла свое дело – служила Министерству. И следила, чтобы все нарушения закона карались по всей строгости. И полагала, что ради соблюдения его духа можно иногда пренебречь буквой. Но постоянно находился кто-нибудь, кто пытался расшатать прочную лодку законов и правил. А это нужно было пресекать. И наша милая девочка, наша Долорес вернулась сюда, преподавать Защиту от Темных Сил. Можете себе представить? Не правда ли, какая ирония судьбы – ведь ей когда-то предлагали учить детей. И вот она пришла к этому сама – со всем рундуком кошачьих мумий. Которые все равно пришли бы за ней, даже если бы она оставила их дома. Но творить черную магию под самым носом Альбуса и Минервы она все-таки побоялась. Надо было постараться обойтись без палочки. Начни кошки учеников исчезать одна за другой – и все всплывет на поверхность, а школу ведь ни на минуту не оставишь. Тут же бунт поднимут, никому доверять нельзя. Впрочем, все было одно к одному – чем меньше подростки машут палочками, тем легче ими управлять. Чтение книг и написание сочинений полезно для молодых голов, не слишком отягощенных умом, как полагала Долорес. Дети должны хорошо учиться, слушаться старших, не хулиганить, говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды. Одиночество и книги. Порядок и расписание. Учет и контроль. И больше трех не собираться. И главное – никто не должен лгать. Никто не должен сеять смуту и панику. Это против правил, это нарушает закон. А каждый, кто его преступил, должен быть наказан. О, она была очень последовательна… А что Альбус? Нет, про кошек и тарелочки не знал. Поначалу. Ну, эта магия ведь не вчера на свет родилась – тоже сама себя защищала. Он узнал тогда, когда в Запретный Лес за ней пошел. Никто не знает, что там случилось, а я знаю. Не скажу. Не моя тайна. Попробуйте сами догадаться. Ну как? Не выходит? Говорила же я, что молодежь нынче не та пошла… Что? Вначале говорила другое? Ну, может быть – склероз, паутина в тулье. Ладно. Только, чур, никому. В самой темной глуши Запретного Леса есть древний камень. Кроме кентавров, его никто никогда не видел. Ну, разве что я – очень, очень давно. Он весь покрыт рунами, и самые старые из них приходятся ровесниками Миру. Вся мудрость, которая открыта кентаврам, изложена на нем, и вся их сила – в нем. А сила у них немалая. Гораздо больше, чем у кошек. Понимаете, о чем я? Нет? Ладно, разжую, как первокурснику. Очень не любят кентавры, когда кто-то пользуется чужой силой. Ох как не любят. Потому что в древние времена не только кошек для этого убивали – и самих кентавров. И единорогов. И людьми не брезговали, уже не говорю про оборотней. Особенно теми, кто в тюрьмах сидел, вроде Азкабана, или кому палочку сломали… И придумали тогда кентавры способ, как заставить такого вора вернуть силу, и написали на камне заклятье. Долорес казалось, что она сходит с ума. Кошки кружились во тьме. Выли, словно саблезубые тигры в древних пещерах, словно ураганный ветер среди скал. Душу выдирали, и капли крови, падая на жухлую траву, превращались в черные круглые буквы. И трава наливалась соком, жирнела и чернела под этим дождем. «Отдай силу» – сказали ей. – «Отдай. И они оставят тебя в покое. Они уйдут, и сон твой будет тих, и жизнь легка и чиста». «Моя жизнь правильна» – ответила Долорес. «Оставьте меня в покое. Каждый получит по своим деяниям – я делала добро этим кошкам, и сила – это моя плата. И если этого недостаточно, я приму и остальное». «Твоя плата? – захохотали кентавры. – Это еще не вся плата. Протяни сюда руки и прочти то, что тебе уготовано». Они кружились вокруг нее, звеня копытами, шумно дыша, и смеялись, пока она, стоя на коленях, наощупь разбирала древние надписи. Руны забились землей, заросли травой, камень частично ушел в землю – и она расковыривала ее, стесывая в кровь пальцы. Кожа на них горела огнем. «Ты прочитала?» – смеялись кентавры. – «Этого не было в книге, не правда ли?» «Пусть так, – ответила Долорес. – Мне нужна моя сила. Пока еще нужна. А до этого не дойдет. Я всегда сумею остановиться вовремя». Кентавры взрывали копытами землю и сухие листья, темнота наступала, и кошки за деревьями не умолкали ни на мгновенье. «Не сумеешь! Не сумеешь! Не сумеешь!» И тогда она поняла, что никто не придет сюда за ней, никто не почувствует себя виноватым, и только кентавры будут хохотать вокруг, а мерзкие кошки – раздирать на части ее душу, чтобы урвать каждой по кусочку. Но Альбус… Вы же знаете Альбуса. Шшшш, не разбудите. Ему нужен отдых, знаете ли. Хоть в раме теперь отоспится. Он ее вытащил оттуда. Сказал, что каждому надо сохранить последний шанс. И я считаю, что он был прав. Что было дальше? Выперли ее из Школы с гиканьем и улюлюканьем. Знаете ведь. Куда отправилась? В Министерство, куда же еще. Она там еще долгие годы работала. Куда бы она делась. Что? Говорите, куда-то делась? Когда это? Нет, не знаю. Похоже, опять все самое интересное проспала. Такие люди так просто не исчезают, поверьте моему фетровому слову. Обязательно где-нибудь объявится. Понравилась сказка? То-то же. И в ней намек, совершенно верно. Между прочим, могли бы и за ушком почесать в благодарность. Чуть повыше. Да, вот здесь. Молоко давно не пью, как вы можете догадаться. С перевоплощения. Конечно, а вы как думали? Стал бы Годрик дарить тысячи лет жизни какой-то обычной старой шляпе… Да, спасибо. Нет, посуда сама помоется. Приятно было с вами поболтать….Хррррр… *** В исследовательской лаборатории крупной фармацевтической компании Великобритании началось обычное деловое утро. Миссис Грейнджер разбирала почту, наполовину состоящую из счетов, наполовину – из приглашений на конгрессы и предложений от разработчиков. – Джилл, обработай вот это и это, и подшей накладные на корм для животных. Да, Льюис говорил, что новую партию уже доставили? – Да, миссис Грейнджер. Но это не чистая лабораторная линия, это уличные кошки, – ответила молоденькая лаборантка. – Я знаю, Джилл. Если честно, я вообще против их использования. Ты бы послушала, что говорит по этому поводу моя дочь. Обещала, что вступит в партию зеленых, чтобы добиться полного запрета на использование лабораторных животных, – миссис Грейнджер включила компьютер и открыла протокол исследования. – К сожалению, без этого пока не всегда можно обойтись, – пожала плечами лаборантка. – Вы остаетесь на совещание? – Нет. Я передала Майклу доклад, там все подробно изложено. С разработчиком мы все обсудили еще вчера, так что мое присутствие не требуется. Я спущусь в виварий, проверю, как там дела. Гермиона приведет Рози, так что я сегодня в бабушках, – улыбнулась миссис Грейнджер. *** Ряд аккуратных клеток стоял на длинном столе. Кошки были еще напуганы, жались по углам и шипели. Только одна сидела в самой дальней клетке по стойке смирно. Миссис Грейнджер читала заключение ветеринара, когда в лаборатории появились ее дочь и внучка. – Кы-ы-ысы!!! – завопила Рози и кинулась к клеткам. – Детка, не трогай котиков, они могут тебя поцарапать, – повысила голос строгая бабушка. Гермиона обняла и поцеловала мать, а потом с неодобрением оглядела кошек за решеткой. – И зачем только ты ушла из клиники, – вздохнула она. – Мне это не нравится, ты же знаешь. – Не знаю, солнышко, снова захотелось перемен, наверное. Со мной это часто в последние годы случается. Не беспокойся, все методики очень гуманны – мы же соблюдаем законодательство, – смущенно ответила миссис Грейнджер. Ей и самой это было не по душе, но условия диктует разработчик. – В конце концов, это принесет огромную пользу человечеству. Гермиона прошлась мимо клеток. Кошка, сидевшая неестественно прямо, сверлила ее особенно яростным взглядом. Шерсть, отливающая почему-то слабым розоватым оттенком, стояла дыбом. Гермиона взглянула кошке в глаза. Та моргнула, и на мгновение вместо холодной ярости и презрения Гермиона увидела отчаянный страх. Странно. Как она похожа на… да нет. Не может быть, конечно же, ей только показалось. – Мам, я хочу кису! – Рози, детка, нельзя. У нас есть Живоглот, – поспешила ответить дочери Гермиона. – Можно. Ей тут грустно, мама, давай заберем ее домой. – Рози, малышка, нам не разрешат. – Разрешат. Я попрошу того, кто у них тут самый главный, и он разрешит, правда, бабушка? – девочка пододвинула табуретку к столу, вскарабкалась и уставилась на кошку с розоватой шерстью. – Она такая хорошая. – Хорошо, – сдалась миссис Грейнджер. – Я узнаю, что можно сделать. – Вот увидишь, киса, – ворковала Рози, – ты будешь жить у нас. Я тебе сделаю кроватку с розовым одеялом и буду каждый день поить молоком. Тебе у нас понравится, правда! Ты такая хорошая! Кошка с тоской смотрела на лабораторное оборудование. – Пока, киса! – замахала рукой Рози Уизли. Кошка медленно кивнула. – Ну, если не получится, значит, будет здесь приносить пользу человечеству, – неловко улыбнувшись, вздохнула Джейн Грейнджер и взяла внучку за руку. – Что поделаешь. Кошка тяжело вздохнула и закрыла глаза. Гермиона задумчиво смотрела на нее. Да нет, конечно же, не похожа. И как ей могла прийти в голову такая глупость? Примечание: При́нцип талиона (лат. lex talionis) — принцип назначения наказания за преступление, согласно которому мера наказания должна воспроизводить вред, причинённый преступлением («око за око, зуб за зуб»).