Сладкие игры

- Я не могу жить без чего-нибудь во рту… Чпок. Невозможно пошлый звук, преследующий меня уже месяц, а именно с тех пор, как Лу пристрастился к чупа-чупсам. Мерзкий малиновый, блядский банановый и, черт его возьми и оттрахай, мой любимый клубничный. И это невозможно. Как только ароматный розовый шарик погружается в глубину рта, пухлые губы смыкаются у основания, щеки втягиваются, а глаза прикрываются в узкие щелочки из-за такого любимого им кисло-сладко вкуса, начинается мой личный ад. Блестящий шарик выскальзывает из-за рта и тянет за собой тонкую ниточку слюны, в то время как пухлые губы, настолько ярко-розовые, что, казалось, их терзали в долгом, рванном, по-звериному диком поцелуе, были все еще слегка приоткрыты и вытянуты трубочкой. Затянутые мутной пеленой глаза смотрели на леденец из-под длинных ресниц. Он будто занимался сексом с этой блядской сладостью. Юркий язычок скользил по гладкой поверхности, изредка выскальзывая наружу и с неким остервенением облизывая сладкие губы. И это могло продолжаться бесконечно долго. Быть здесь, рядом, притворяясь, что занят работой, но все же практически не отрывая взгляд от губ, нежно ласкающих розовый шарик – самоубийство. Тишину нарушали лишь мое рваное дыхание и блядское причмокивание этим леденцом. Похоже, слишком громко сглотнул активно выделяющуюся слюну – этот чертов искуситель поднял свой все еще поддернутый сладостной дымкой взгляд прямо на меня. Он начал игру. Я больше не притворялся занятым: Хань и так прекрасно понимал по моему красноречивому взгляду, о чем я сейчас думаю. Но и я сейчас отлично понял, что эти блядские выкрутасы передо мной были показаны не просто так. Его не отрывающийся от меня игривый взгляд, в котором теперь я читал неприкрытое желание погрузить в себя не только его любимую сладость, тому прекрасное подтверждение. Я принял этот вызов, заранее желая проиграть. А Хань все так же, не снижая уровень своей игры, забавлялся с леденцом. Только теперь, когда карты раскрыты, он похоже решил повысить градус разврата, творившегося в моей голове. Медленно извлекает из-за сладкой глубины рта чупа-чупс, при этом не забывая как можно развратнее втягивать щеки, после чего юрким язычком скользит по липкой поверхности шарика, нигде надолго не задерживаясь, обводя колечко основания, постоянно меняя силу нажима и скорость своего искусного язычка. И все это время он, так же как и я, не отрывал свой взгляд от глаз напротив. Я явно проигрывал в этой игре. Мои пальцы уже побелели от напряжения: я слишком сильно сжимал в руках так не кстати подвернувшийся телефон, который уже издавал жалобные звуки. Кровь бурлила в теле, лишь разгоняя томящее возбуждение по телу, мышцы были в напряжении, готовясь к скорой длительной работе, а разум уже давно помахал ручкой и смылся, оставляя вместо себя лишь растущее возбуждение и вырывающиеся наружу инстинкты. Возбуждение достигло своего пика. В паху уже слишком болезненно тянуло, а взгляд напротив, настолько блядский и все дозволяющий, что я просто признал поражение. Животный рык поднялся из глубин моего неудовлетворенного тела, и, казалось, мой животный порыв ничем нельзя остановить. Хруст. Я словно в замедленной съемке наблюдал, как Лу Хань отводит от меня взгляд, возвращает чупа-чупс в рот и прогрызает его зубами. А мое тело просто застыло, оторванное лишь на несколько сантиметров от рабочего кресла. Я все еще тяжело дышал, а Хань тем времен, будто не он буквально несколько секунд назад насиловал леденец, спокойно отвернулся от меня и, напевая какую-то попсовую песню, стал поправлять выбившееся покрывало на диване. Плохо помню, как мое тело с полным разочарования стоном откинулась на кресло, но хорошо помню обращенный на меня тогда удивленный взгляд Лу. -Тебе разве не надо работать? Отчет же сдавать уже послезавтра. Хватит лениться. Сосредоточься. Эта блядская шлюшка играла двойную игру. Как всегда. И я повелся. В который раз. Он лишь в какой-то момент смотрит на меня своим блядским, зовущим, чертовски возбуждающим взглядом, облизывает свои губы юрким язычком, изредка прикусывая их так, что даже я чувствовал их вкус. Эта игра уже не первая в его арсенале, но действительно самая подлая. Ведь я все еще хочу этого наглого мальчишку. И, черт возьми, он явно хочет нарваться: я вновь слышу хруст этикетки от нового леденца, что позволяет сорваться всем тормозам. Я чувствую его. Я чувствую его чувствительную кожу под ушком губами, могу посчитать его бешеные удары сердца, слышу его рваные вдохи и ощущаю аромат клубники на своем языке. Кусаю его прямо в шею и чувствую, как с тихим стоном из его рта выпадает чертов леденец. Хань отрывается от меня и смотрит на мою ухмылку, повторяя ее уже на своих губах. -Я так долго ждал,- его лицо неумолимо приближается к моему, но слишком медленно, что я в нетерпении готов сцеловывать его слова прямо сейчас, но я проиграл. – А ты все не приходил. Почему ты не приходил? – прямо в губы. Он безумно вкусный. Клубничный вкус его языка вызывал все новые волны возбуждения и тихие стоны. Безумно вкусный. И я шепчу ему об этом, пока мои руки гладят нежный животик и гладкие бока. Веду языком путь от подбородка по пульсирующий венке на шее, по вздымающемуся кадыку к яремной впадине и выпирающим ключицам, которые я тут же покусываю, оттягивая нежную кожу и ощущая, как в мои волосы с болью на грани безумия вцепляются тонкие длинные пальцы. Засасываю сладкую кожу на месте укуса и наслаждаюсь мыслью о новых отметинах, что будут украшать тело Ханя. Мне этого мало, и он тоже это чувствует, но все же не дает мне опуститься руками ниже выпирающих тазобедренных косточек, оттягивая волосы на моем затылке. Ему тоже этого мало, но он хочет поиграть, а я здесь побежденный и мне остается пока довольствоваться лишь ощущением нежной кожи под мозолистыми руками и вкусом кожи, которая из-за его любви к клубничным лосьонам приняла весьма определенный, будоражащий меня аромат, из-за которого я спокойно не могу смотреть на клубнику. Одежда явно становится лишней, и я не теряя времени снимаю с моего Лу Ханя его любимую футболку с весьма красноречивой надписью: «Fuck me If you can». Глупо надеяться, что мое самоуправство останется безнаказанным в его игре. Чувствую, как моя кофта превращается в лоскуты, а он жадно пожирает взглядом мое тело. Жду, когда он насытится и позволит мне сделать ход, ведь мы все еще стоим друг напротив друга, преступно близко, деля одно дыхание на двоих, но все же следуем правилам созданной только что игры. Хань наконец дотрагивается до моего тела, ведя своими пальчиками от груди все ниже, и я тут же вновь припадаю губами к его ключицам, заново обводя языком новые, старые и уже почти зажившие отметены, которые я так люблю ставить на любимом теле. Проведя руками по его груди, задеваю торчащие соски так, что с его уст вырывается внезапный стон. Еще ниже губы, еще горячее поцелуи. Еще быстрее сердце, еще громче стоны. Я обвожу языком горошинку соска, пока рукой играюсь с другой, то оттягивая, то скручивая ее. Обхватываю губами давно твердый и набухший сосок и втягиваю безумно чувствительную кожу, одновременно играясь языком с бусинкой соска. Это его слабое место, и я знаю, что этот раунд может быть за мной. Ведь он стонет, стонет в голос, произнося мое имя вновь и вновь. - Хуни!..- и он капитулирует. Теперь право вести за мной, мой сладкий Хань, мой блядский Хань. Влажно целую каждое выпирающее ребро, при этом, едва прикасаясь самыми кончиками пальцев, веду по вздымающемуся в безумном ритме нашего общего дыхания животу, веду свои прикосновения к его явному возбуждению и, дойдя до кромки джинс, возвращаюсь наверх. Я смотрю на него снизу-вверх и вижу, как скатываются первые капельки пота по влажным дорожкам моих поцелуев, как часто вздымается его грудь и как томительно он наблюдает за моими действиями. Он долго не выдержит, я знаю, поэтому не удивляюсь, когда меня толкают на пол, а сам Хань опускается ко мне и дрожащими руками начинает расстегивать ремень. Мой Лу Хань слишком нетерпеливо кусает губы, слишком жадно смотрит на меня и слишком соблазнительно выглядит с голым торсом, пошлой ухмылкой и голодным взглядом. Только сейчас понимаю, как же сильно мешали узкие брюки моему возбуждению, и только сейчас понимаю, что не зря мой Хани пристрастился к леденцам. Жаркие поцелуи у основания и нежные пальцы на мошонке. Юркий язычок скользит по венкам по всей длине члена, и теперь приходит моя очередь зарывать руки в волосах партнера и оттягивать их с болезненным наслаждением. Лу проходится губами по всей длине, оставляя мокрые дорожки, пока одной рукой мягко массирует яички, а другой скользит к сочащейся вязкой жидкостью головке. Покусывая и целуя, массируя язычком, он снова возвращается к основанию и теперь припадает ртом к мошонке. Облизывая и беря в рот поочередно то одно, то другое яичко, он размазывал смазку по головке. А я сходил с ума, почти рычал и сжимал волосы на голове Ханя до такой степени, что он сам болезненно постанывал. Момент, когда возбужденный до предела член начал погружаться в глубину рта, язычок стал играться с дырочкой уретры, а я увидел этот до невозможности пошлый облик моего блядского Ханя, стал для меня очередной точкой невозврата - Хочу... Слишком хочу. Я подмял его под себя, моего сладкого Ханя, и практически сорвал с его ножек такие мешающие сейчас джинсы. Он стонал, метался, скулил подо мной пока я сжимал в своих руках его бедра и ягодицы. Мягко огладив большим пальцем синяк на молочном бедре Ханя, вспомнил, как накануне моя сладкая шлюшка также громко стонала подо мной мое имя, шире раздвигая ноги, жаждая меня внутри себя, потому что там «слишком горячо», потому что «все пылает». Он поддавался мне навстречу, поднимая бедра и призывно кусая губы. Мой Хань ждет, а я дразню его, оглаживаю колечко мышц, чуть проникая, но тут же выскальзывая из разработанной дырочки, что была заполнена мной этим утром. Нельзя не улыбнуться тому, как нетерпеливо ерзает Хани, стараясь насадиться на пальцы, что лишь поглаживают вход. Мне самому сложно действовать так, когда сам уже на грани и готов сделать все без подготовки. Слышать его рваные вдохи, громкие всхлипы, когда я погрузил сразу два пальца в его горящее нутро – сплошное наслаждение. И я не намерен им пренебрегать. Осторожно оглаживаю внутренние стенки, постепенно добавляя третий палец. А мой Хань теряется. И я теряюсь. В его стонах. В его всхлипах. В его широко открытых глазах, просящих не останавливаться. Кричи, Мой сладкий Хань. Кричи, пока я начинаю трахать твою дырочку тремя пальцами сразу с бешеным темпом. Кричи мое имя, кричи для меня. Кричи громче. - СЕХУН!!! Прошу!.. Он разводит ноги шире, умоляя о большем. И я не могу больше сопротивляться его мольбам. Вхожу в горячее, готовое ко всему, жаждущее тело с глухим рыком и слышу, как в унисон со мной кричит, срывая горло в сладких стонах, мой сладкий мальчик. Я сцеловываю его крики, пока постепенно наращиваю темп и сам разбиваюсь на куски от вкуса клубники на моих губах и на моем сердце. А он разбивается вместе со мной. Яростнее, глубже, быстрее. Чувствовать, как извивается мой личный десерт в моих руках, плавится, сгорает, тонет в ощущениях, пока я сам тону в нем. Медленнее, размашистее, дразняще. Ощущать, как острые ногти сдирают кожу с моих плеч, как горячее тело изнывает от желания, буквально само насаживается на колом стоящий член. Лу Хань прогибается в спине так сильно, что слышны хрустящие позвонки. Он льнет ко мне, кончая одновременно на оба наши тела, что так тесно сплелись, пока я все еще вдалбливаюсь в его тело, наслаждаясь беспрерывными стонами, что повторяют мое имя. Я опускаю его обессиленное тело на пол и с пошлым хлопком выхожу из него. Нависнув над моим Ханем, я целую его улыбку и ощущаю, как тянутся его пальцы все ниже и ниже по моей спине, постепенно переходя на живот и еще ниже. Он обхватывает пальцами основание моего члена и доводит меня до исступления, одновременно ловя мои стоны ленивым поцелуем. С диким рыком я падаю на моего Ханя. Моя сперма так органично смотрится на его длинных пальцах, а когда он, все еще лежа подо мной, начинает облизывать свои пальцы, при этом сладко щуриться, будто в его рту снова было любимое лакомство, я начинаю глухо смеяться. -Ты тоже сладкий.