***
Игристое вино льется рекой, со всех сторон огромного зала, уставленного столами, звучат возбужденные голоса, вещающие о подвигах и вспоминающие тех, кто погиб. Китнисс, сидя по правое плечо от лорда, не может оторвать от него взгляда, не понимая, как сумела пережить эти два бесконечно долгих месяца расставания. Без его бархатного голоса, без сильных рук, прижимающих к груди, без горячих губ, накрывающих её собственные губы и без бьющегося рядом доброго, светлого сердца. На его скуле – едва начавший заживать рубец, который оставит шрам, и она чувствует, как на её душе появляется похожий. Храбрые рыцари королевства отразили атаку захватчиков, прогоняя их прочь, и после такого разгрома те забьются в свои горы, ещё долго не решаясь выглядывать, а Китнисс не представляет, что делала бы, не вернись её муж назад. Она видит себя рыдающей, прижимающей к себе ещё не способного понять двухлетнего лорда, и к горлу только от этой мысли подступает ком. Китнисс, чувствуя, как её руки касаются, прогоняет наваждение, тут же утопая в ярко-голубых лучистых глазах. Дыхание сбивается, когда Пит, склонившись к ней, шепчет, что всё в порядке. Подняв руку и накрыв его небритую щеку пальцами, она кивает, улыбаясь и не отводя взгляда. Только когда совсем близко раздается голос подошедшего певца, аккомпанирующего себе на лютне, Китнисс смущенно отнимает ладонь, обводя зал взглядом и вспоминая о своих обязанностях миледи.***
Пламя в камине горит гораздо ярче, чем днём, его языки наполняют комнату теплом, но оно не сравнится с жаром, пылающим в её груди. Пит подходит ближе, скользя руками вниз по ткани платья, очерчивая её фигуру, а она замирает, слыша, как он втягивает воздух. Его губы сухие, с горечью вина на них, а поцелуи – требовательные, страстные. Медленно приближаясь к кровати, они раздевают друг друга, то и дело останавливаясь, и Китнисс, отдаваясь ласкам, желает, чтобы это никогда не прекращалось. Он покрывает её почти жадными поцелуями, ненасытными, сильные пальцы касаются кожи, не причиняя вреда. Оказавшись на лежащих на кровати перинах, Китнисс поднимает глаза, видя скатывающуюся по его виску каплю пота. Ярко-голубые радужки глаз Пита почти не видны за расширившимися зрачками, в его взгляде – кружащая голову страсть и возбуждение, и, подавшись вперёд, Китнисс толкает его, тут же опираясь руками о тяжело вздымающуюся грудь. Склонившись и целуя, она чувствует касающиеся талии его горячие ладони, ощущает, как теперь ведёт он, и растворяется во всём этом, забывая о времени. Простыни шелестят, пламя в камине разгорается, а воздух в комнате становится все тяжелее, пропитываясь их возбуждением и её тихими стонами. Первое движение Пита – медленное, бьющее по нервным окончаниям вспышкой подзабытого за месяцы удовольствия. Китнисс стонет, слыша вторящее ей тихое рычание лорда. Он покрывает её шею обжигающими поцелуями, не обращая внимания на то, как она, цепляясь за его плечи, слегка царапает ногтями кожу. Стуку её сердца вторит ещё одно, и осознание того, что её любят так же, как любит она – создает незримые крылья за спиной, готовые окутать защитным коконом. Пит, проводя ладонями по лопаткам, поднимает её, и, выгнувшись от наслаждения, она цепляется за его плечи, находя в них опору и чувствуя, как его шершавые, покрытые мозолями от меча ладони сжимают её талию. Его движения с каждой минутой становятся все быстрее, дыхание – учащённей, а когда с его губ срывается хриплый стон, и пальцы, лежащие на её талии, сжимаются, причиняя сладкую боль, она задыхается от захлестывающего наслаждения. Бережно опуская её на перины, Пит ложится рядом, и, притягивая его за шею, Китнисс тонет в нежности ещё одного поцелуя, напоследок больно прикусывая его нижнюю губу. - Я боялась, - видя в ярко-голубых глазах легкое удивление, поясняет она. Он тихо, понимающе смеется, уверенно прижимая её к своей груди и начиная перебирать темные волнистые пряди. – Очень. Больше не оставляй нас, хорошо? - Никогда.