Жених из Ада

- Ты уверен, что стоило его просто так отпускать? – хмыкнул Ифань, подставляясь под мягкие касания супруга, сидящего у него на коленях. – Может, стоило его убрать? - В том, что он узнал про нас, нет ничего противозаконного. Так что поумерь гормоны, бандит, я не фанат плохих парней, - рассмеялся омега, качая головой. Мужчина приподнял бровь, притягивая к себе Чжунмена за талию и поглаживая под строгой рубашкой выпирающие позвонки. - Надо же, а мне казалось, что все омежки текут с хулиганов. А у тебя, оказывается, есть свои предпочтения? - Именно. Я люблю умных мужчин, - наставительно ответил Ким, обнимая своего альфу за шею и улыбаясь. – В этом плане я ничуть не прогадал. - Бесспорно, - самодовольная ухмылка тронула губы профессора. – В таком случае… Хочешь, я расскажу тебе о захоронениях ацтеков или находках под Тлалтэкутчи? Или, возможно, - Ифань резко поднялся, ссаживая омегу на стол, широко разводя его ноги и наклоняясь к самым его губам, - мне достаточно вспомнить о том, как мы с тобой ездили в последнюю экспедицию в Египет? - О Боже, не напоминай… - смущенно заерзал Чжунмен. – Нас же могли посадить за осквернение памятников мировой культуры!.. - Но именно ты тогда не мог перестать скулить от возбуждения, из-за чего мне пришлось заткнуть тебе рот, - Ифань медленно провел ладонями по ногам Кима, затянутым в джинсы, до самых бедер, а затем с легкостью справился с ремнем. – Так что не следует обвинять меня в том, что я просто пошел на поводу у своего дражайшего супруга, которому прямо во время работы внезапно захотелось ощутить в себе член. Благо, тогда на раскопе мы были лишь вдвоем. - Черт, профессор У, как вы выражаетесь?.. – возмущенно воскликнул Чжунмен, определенно не отвечая за свои руки, которые торопливо расправлялись с ширинкой на строгих брюках Ифаня. - Это все та статуэтка с богом плодородия, которую подарил нам твой отец!.. Я… Я… Я же не такой! - Ох, нет, малыш, ты именно такой, даже сейчас ты хочешь меня, не так ли? - мужчина стянул с омеги джинсы, а затем и белье, а потом вновь усадил на свой стол, ухмыляясь. Мен заерзал от смущения, пытаясь свести колени, но Ифань был слишком сильным и властным – он попросту не позволил. Он обожал смотреть на то, как его омега, горя от смущения, пытается прикрыть бедра рубашкой и пальцами, но от одного лишь его взгляда и рычащего дыхания не может сдержать себя и становится таким мокрым. - Я не запер дверь, сюда могут войти! – Ким закусил губу, пытаясь оттолкнуть от себя супруга, но тот лишь прижался к омеге ближе и, приникая к его губам в жадном поцелуе, резко толкнулся в горячее и жаждущее тело. Чжунмен вскрикнул и глухо застонал, цепляясь за плечи У и обвивая его своими ногами. – Боже, Ифань..! Опять без… Растяжки… - Потому что эти три года не прошли даром, - мужчина выгнул омегу в своих руках и с силой задвигался, проникая в него глубоко и уверенно, показывая, что именно он имеет право делать с телом своего мальчика все, что захочет, ведь он – его мужчина, его альфа. И Чжунмен принимал это покорно и так сладко, как никто до него. Омега таял, сходил с ума и проклинал все на свете, распластанный на совершенно не удобном столе в совершенно не удобной позе, но зато с совершенным любовником. Чжунмен каждый миг своего существования благодарил высшие силы за то, что дали им с Ифанем шанс встретиться, и беспрестанно замаливал свой грех перед Ханем, ведь он прекрасно знал, что их с его супругом связывало многое в прошлом. Ким не ревновал, не горел желанием размазать Лу по стенке… Он был готов стоять перед ним на коленях и изо всех сил просить прощения за то, что Судьбу оказалось не так просто подчинить. Ифань знал о том, как мучился его омега, он часто говорил с ним и пытался помочь, но Мен все равно чувствовал, что он оказался предателем по отношению к человеку, с которым рос с самого детства, который первым замазывал его разодранные колени и обнимал, когда начиналась гроза. Хань никогда не показывал то, как ему было больно, но Чжунмен все видел – они были знакомы не первый год, и даже один лишь взгляд говорил омеге то, чего не могли бы поведать и тысячи слов. Чжунмен ощущал себя монстром, грешником. И он знал, что после смерти никакая молитва не спасет его от пламени Ада. Но сейчас, пока он был еще жив, пока Ифань был рядом, он старался забыться в нем, найти в их близости ответы на все свои вопросы, и понимал, с каждым днем все отчаяннее, что их грех был самым правильным поступком за всю его жизнь, которую он уже просто не мог представить без своего альфы. Ким впивался ногтями в сильные плечи, оставляя метки своей страсти на пропитанной солнцем последней экспедиции коже Ифаня, он целовал его и принимал в себя, притягивая ближе. - Черт, не могу больше, - рыкнул Ифань, вознамериваясь выйти из любовника, но тот крепче сжал его ногами, в погоне за собственным удовольствием, до которого оставалось так немного. - Я выпил таблетки… - простонал Мен, обхватывая пальцами свой член, ведь он хотел получить больше. – Ты можешь… кончить в меня. - Дьявол! – воскликнул альфа, сжимая пальцами узкие бедра и оставляя на них собственную вязь синяков. Чжунмен прогнулся, задыхаясь и тут же двигая своими пальцами, чтобы ощутить охвативший его экстаз еще острее. - Боже… - выдохнул омега, когда напряжение в теле начало по капле стихать. Он повернул голову вбок и тихо, расслабленно засмеялся. – Мы только что занимались любовью на тестах твоих студентов. Что теперь планируешь делать? Ифань нервно хмыкнул, потирая переносицу: - Вероятно, придется всем поставить хороший балл. - Я думаю, что они должны поставить мне памятник при жизни за то, что я так умело отвлекаю их профессора от его дел, - улыбнулся Мен, притягивая к себе своего альфу для поцелуя. Потому что в такие моменты он верил, что он это заслужил, несмотря ни на что. Он сидел на земле, без сил прислонившись к стене какого-то здания, судя по виду, давно заброшенного. Дыхания не хватало и казалось, будто следующий вздох – последний, а легкие будто сдавливали железные прутья, такие же, какими члены Ордена карали за нарушения Устава. Губы были испачканы в крови, а на языке был ее вкус, солено-горький и вязкий, от него желудок сводило судорогами. Он не знал, насколько серьезны были его раны, потому что их учили приносить себя в жертву, не думая о последствиях и отдавая себя на волю Бога. Но Кай всегда думал, что его Господь более милосердный к своим созданиям, и в тайне верил, что тот защищает его, потому что любит, как свое дитя, что бы он ни делал, даже если он мальчишкой и крал хлеб с кухни, чтобы накормить друга, которого поразила серьезная болезнь. Ему было больно, но физическая боль не шла ни в какое сравнение с тем, что он был уничтожен морально. Кай знал, что он провалил миссию, к которой его, как и других братьев, готовили всю его жизнь. Он никогда не знал своих родителей, не знал, где и когда появился на свет, даже то, сколько ему было лет, мог угадать лишь примерно – в монастыре нерелигиозные празднования приравнивались к грехам гордыни и чревоугодия. Место, где он провел свою жизнь… Его дом. Кай закрыл глаза, не сдержав горькой усмешки. Теперь у него не было права туда возвращаться. Мало того, что он не справился со своей миссией, так еще и утратил ценнейшую реликвию их Ордена, с помощью которой можно было избавить землю от Дьявола, навечно изгнав того в его гниющее царство. И все из-за этого проклятого мальчишки, который вмешался в их схватку!.. Кай сжал зубы от боли и безысходности, которая накрыла его в тот же миг. Он был готов, он бы справился! Не зря он был одним из самых подготовленных бойцов, он не первый год получал миссии, боролся со злом в их мире. А теперь его жизнь и судьба пошла крахом из-за того, что какой-то мальчишка оказался очарован сладкими речами Дьявола? Он и не представлял, что может возникнуть препятствие в виде него, был уверен, что спасет того омегу, как и сотни невинных душ до него… Но его поведение ошарашило монаха – незнакомец, казалось, готов был действительно убить его во имя Дьявола!.. И пусть Кай и раньше сталкивался с демонами и одержимыми людьми, такое он видел впервые. Сердце этого человека, казалось, было столь же черным, как и у самого Нечистого, но он по-прежнему был человеком, а не сосудом для тьмы. Но тогда как он смог уничтожить крест?.. Теперь у Кая не осталось ничего. Ни дома, ни гордости. Ни даже мыслей о том, что его ждало в будущем. Он просто сидел посреди улицы и молился о том, чтобы жизнь покинула его, чтобы Господь прекратил его мучения или даровал ему новый путь, которым он бы мог следовать… - Ну-ка, кто это тут у нас? Альфа резко распахнул глаза, услышав рядом с собой незнакомый голос. Он вначале подумал, что это Нечистый вернулся, чтобы уничтожить его, но нет, говоривший был ему незнаком. Молодой мужчина сидел напротив него на корточках, слегка улыбаясь уголками губ, хотя взгляд его оставался серьезным, даже озабоченным. - Тебе нужна помощь, парень, - покачал головой незнакомец, - иначе ты тут коньки отбросишь. - Что? – недоуменно пробормотал Кай. – Что такое коньки и почему я должен бросать их?.. - О, как все запущено, - всплеснул руками, судя по мягкому, но не привлекающему особого внимания запаху, бета. – Меня зовут Чондэ, а тебя? - Кай. - Ты бандит, что ли, какой, кличку носить? Имя-то у тебя есть? - Я не бандит, я монах! – возмущению мальчишки не было предела, но Чондэ это только повеселило, и он явно хотел сказать что-то вроде «один хрен», но вовремя прикусил язык. Вместо этого он осторожно подхватил избитого мальчишку и помог ему подняться, хотя тот почти сразу и взвыл от боли. – Что вы… Делаете? - Веду тебя домой, конечно же. Или ты планируешь остаться тут на ночь, чтобы тебя поимели бездомные? В таком случае, ты рисковый парень. Примерно догадавшись о смысле слов нового знакомого, Кай вспыхнул, отводя глаза и что-то бормоча о греховности речей Чондэ. - Но откуда мне знать, что у вас нет в отношении меня подобных… Помыслов? - О, детка, я не насильник… Я только учусь, - нервно рассмеялся Чондэ. – Меня с детства учили помогать людям, знаешь ли. - Мне нечем заплатить вам… - Ну, в моем кафе как раз нехватка лишних рук, так что… Я думаю, что мы что-нибудь придумаем, мелкий. - Хорошо, - взволнованно закивал Кай, но почти тут же застонал от резкой боли. – Тогда я постараюсь не кидаться в вас коньками! Чондэ смеялся так громко, что Кай удивился, как тот вообще жив после такого остался. Бэкхен не помнил, как с ним началось такое, да и разве за собственным сердцем уследишь? В отличие от, например, Кенсу, он был достаточно увлекающейся натурой, но никогда в отношениях не заходил дальше пары поцелуев, если полностью не был уверен в человеке. Лу был исключением, наверное, из всех правил, но на то он и был собой. Бэку порой страшно становилось, когда он представлял себе жизнь без Ханя, слишком близки они были. И дело было здесь даже не в отличном сексе, а в близости духовной. Такого у него не было даже с Кенсу, ведь его друг был личностью довольно… специфической. Нет, Бен бы убил за него любого, но вот только все равно он был рад, что помимо них с Тао у него еще есть и человек, который знает обо всех его тайнах и проблемах и понимает так, как только он может. И пусть с Лу он общался не так часто, как с ребятами из своего «братства», он знал, что может ему верить. Ведь Хань единственный знал о том, что Бэкхен влюблен без памяти в удивительного человека по имени Ким Минсок. Кажется, впервые они встретились, когда Бен еще учился в старшей школе и посещал вместе с родными «дни открытых дверей» университетов, чтобы выбрать, куда ему идти в будущем. Минсок же учился на втором курсе, а уже отличился как один из лучших студентов университета, на него возлагали большую надежду преподаватели, и именно ему прочили место Президента студенческого Совета уже через год, что было невероятно. Бэкхена всегда как магнитом тянуло к сильным личностям, Минсок не стал исключением. Стоило Бэку только увидеть его во время торжественной речи для пришедших гостей, как он не мог оторвать от него глаз. Даже записался на самую долгую экскурсию по университетскому городку лишь из-за того, что ее должен был вести именно Он. Мальчишка был заворожен его уверенностью, ощущением власти, что исходило от альфы, тем, как вежливо и приветливо он держался, внимательно следя за тем, чтобы гости остались довольны. И несмотря на то, что изначально Бэкхен планировал поступать в другое место, после того дня его решение переменилось кардинально. И вновь они увиделись, когда Бен Бэкхен уже стал первокурсником исторического факультета, а тот, кто так притягивал его, и впрямь возглавил Совет. И тогда Бэкхен решил сделать все, чтобы стать к нему ближе, чтобы узнать его лучше, чтобы быть с ним рядом и видеть то же, что и Ким. Благодаря знакомству с Лу он стал часто бывать в кабинете Совета, ведь оказалось, что писательский талант Бэкхена может пойти на пользу университету. Он стал часто писать статьи в местную газету или даже сочинять речи для выступлений Минсока, Ханя и некоторых преподавателей. Иногда ему давали и другие поручения, но, можно сказать, что его все считали кем-то вроде «талисмана». Ради того, чтобы быть достойным уважения, Бэк стал старательно учиться, хотя в школе особенно не заморачивался с этим делом, и, можно даже сказать, что уже на первом своем году он стал в университете достаточно известной личностью. И не было для Бэкхена большего счастья, чем улыбка и благодарность Мина, обычно столь серьезного и даже подчас пугающего. Они все больше времени проводили рядом, Бэкхен неосознанно перенимал его мимику и привычки, без устали наблюдал за Кимом и чувствовал, что сердце бьется все больнее с каждым днем. Вот только однажды глупость Бена привела к тому, что напившись на одной из вечеринок, он взял… и признался Киму в своих чувствах, да и более того, даже попытался его поцеловать... И получил достаточно резкую отставку, потому что Минсок был «не заинтересован» в том, чтобы заводить отношения с кем-либо. Он был погружен в учебу и работу в Совете, да и к тому же ему светило неплохое место в фирме, где он проходил практику. И Бэкхен бы смирился, он бы забыл, он бы попробовал сломать себя и постараться уничтожить все те чувства, что зародились в нем, если бы только Ким не изменил столь резко своего к нему отношения. Он стал холоден, внимателен и вежлив куда больше, чем обычно, и Бэкхен уже очень давно не видел его улыбки, даже обращенной не к себе. И это убивало его. Хань знал, конечно же, он знал. Он уговаривал Бэка попробовать снова, уговаривал не сдаваться, ведь он был уверен, что у мальчишки точно есть шанс, и он рано опускает руки. Но Бэкхен боялся бороться. Боялся того, что они с Минсоком окончательно станут друг другу чужими людьми, пока же он хотя бы мог видеть его, смотреть на него издалека и думать о том, как ему хочется, чтобы тот вновь улыбался ему так, как раньше. Но вот только он сам порой не верил в то, что это могло произойти. И лишь когда становилось совсем плохо, Бэкхен молился, молился отчаянно. Богу, Дьяволу, кому угодно, кто мог услышать его, в наивной надежде на то, что однажды все наладится. Что однажды ему действительно будет дан шанс. И тогда он приложит все силы, чтобы Минсок принадлежал ему.