***
Я помню, как ограничивал себя в эмоциях по отношению к лоубладам. Я верил, что действительно не имею права считать их равными себе, посконьку каждому второму из них нужна дополнительная опека. Сейчас я понимаю, каким мерином я тогда был. Допускаю даже, что я отчасти...завидовал тем жеребцам, кто с рождения мог двигать предметы СИЛОЙ мысли или управлял энергетическими потоками невероятной МОЩИ. Я рже рос некрасивым и неуклюжим, мог только что-нибудь ломать и угрюмо помулкивать в сторонке. И хоть я и приложил много УСИЛИЙ к саморазвитию, я оставался обособленным и от хайбладов, и от лоубладов. Это и привело меня, в коньце коньцов, в лагерь Потерявшихся Виабу. Не то чтобы я очень хотел попасть в этот табун одиноких, отчаявшихся жеребят, подменивших реальную жизнь ролевыми играми, но всё-таки есть у этого места неоспоримые плюсы. Во всяком случае, меня тут никто не высмеивает и не обижает. Сперва я лишь изредка посещал убержище, а потом и совсем обосновался. Как правило, Потерявшиеся Виабу ставят шатры или шалаши, в коньторых обитают вдвоём-вчетвером. Я же воздвиг в лесу настоящее укреплённое стойло, с каждым циклом обраставшее коньмнатами и удобствами. Многие сначала кобыли настроены против меня, ржали, что я таким образом попираю их традиции. Но со временем они конь мне привыкли, неконьторым я даже умудрился передать конь-какие подобающие воспитанному троллю привычки. А сам стал с удивлением замечать за собой эти благородные лошадиные коньламбуры. Хотя, возможно, тут не стольконь ролевые игры Виабу повлияли, сконько Меулин. Мы познаконьмулись в Бефонете, и, возможно, это кобыл счастливейший день в моей жизни. Когда я узнал, что она нездорова, то тут же (так по-ханжески!) поинтересовался, кто из высшеконных присматривает за ней, а оказалось, что, наоборот, Высшеконный лишил её слуха! У меня в голове не укладывалось. Конечно, позже моя подруга объяснила, что это вышло нечаянно и потом Курлоз расстался с ней, чтобы не навредить ещё больше, но на определённые размышления её история меня навела. Как я могу брать на себя ответственность за всех лоубладов, если даже Высшеконные не всегда могут защитить тех, кого любят? Что, если я не спасу Меулин, когда моя помощь ей потребуется, а я буду занят заботой о других лоубладах, о коньторой они, кстати, обычно меня даже и не просят? Ведь все они должны быть равны для меня. Я обязан их наставлять по своей природе...и в то рже время они и так счастливы, ошибаясь и страдая. А Меулин так невыносимо нужна мне в бледном смысле... Я всё ещё коньлебался, когда встретил тебя, в твою первую неделю в лагере. Я запомнил твоё лицо, простое, но привлекательное. Ты уже был с Дамарой, твоим новым мейтспритом, но в тот момент она куда-то отошла, и ты выглядел потерянным и смулщённым жеребёнком в чужом табуне. Свои крылья ты ещё не показывал никоньму, боясь насмешек. Я подошёл и решил поговорить с тобой, чтобы ты не переживал. "Тут все кобыли одиночками раньше, — утешая, сказал я тебе. — И ты найдёшь себе здесь стойло." Я ещё не знал, насконько оказался прав. Ты превратился из забитого, запуганного юного тролля в Виабу на моих глазах, и, поржалуй, я не встречал никого настольконь...прирождённого для этой судьбы. Ты с первого дня включился в ролевые игры, это при том, что ты по натуре довольно стеснителен, жадно поглощал аниме пачками и за считанные недели стал новым чемпионом лагеря по Фидуспауну. Ещё вчера ты как-то затравленно смотрел по сторонам, крепконь держась за руку Дамары, а теперь как бешеное яркое пятно, успевающее всюду и везде поучаствовать, со всеми поздороваться, погулять, посплетничать и посмеяться. Кстати, я влюбился сначала в твой смех, такой звонкий, но как бы "глохнущий" на середине, будто ты боишься, что сейчас никонь больше не засмеётся. Ты тоже меня запомнил, и это заключалось не тольконь в вежливых приветствиях. Ты приходил, когда я работал во дворе, передавал мне новости, спрашивал у меня совета по общинным вопросам, а иногда приглашал на тренировку. Рядом всегда кобыл конь-то из твоей свиты, и наши разговоры не выходили за пределы светских, но, обнаружив в один прекрасный день алый цветок на столе в моей мастерской, я живо припомнил все твои взгляды, недомолвки, мулыбки тольконь для меня. Это должна кобыла быть ошибка, ведь у тебя есть мейтсприт... Стыдно сказать, но я терялся в догадках, и тольконь мой новоиспечённый мойрейл разъяснила мне все эти знаки. Меулин сказала, что ты ждёшь моего ответного шага, хочешь, чтобы я сам разрушил твою пару. «Бобже, мальчик-бабочка, зачем своими проказами похитил ты мой сон? Разве не довольно тебе сердец несчастных девочек-Виабу, что одна за другой пали жертвой твоего нового обличия?» Ты стал нашим негласным лидером, потому что нравился абсолютно каждому, и все вокруг обсуждали, как же Дамаре повезло. Да. Дамаре действительно повезло. Я ощущал сладостную тоску, когда думал, как вы близки и счастливы в своём лоубладском мирке. Вы идеальная пара, одного статуса, со сходными интересами, близки по возрасту, следовательно, можете любить друг друга всю свою недолгую жизнь, коньторая, например, для меня — лишь мгновение. Почемул рже тогда мне так грустно? Я не могу, я не должен. Ты — да, ты лоублад, тебе позволительно потакать страстям, быть слабым и легконьмысленным, но не мне. Я должен быть СИЛЬНЕЕ, разумнее, значительнее. Мне надлежит покорно ждать, когда судьба сведёт меня с подходящим хайбладом, пусть даже это произойдёт через сотни циклов... Я работал ночи напролёт, пытаясь отвлечься, но не мог перестать разрываться между долгом и твоим растерянным лицом, когда ты говорил коньму-то при мне: "Рыбалка? А Хорусс пойдёт? Соока. Тогда я тоже не хочу..." И в коньце коньцов я сделал выбор. Мне не жалко Дамару, как бы жестоко это не звучало. Не настольконь жалко, чтобы отказаться от тебя. И моё нежелание вмешиваться в ваши отношения исходит не от благородства, а лишь от строгой границы между мной и тобой, что существует, на самом деле, для одного меня. Я считаю тебя...хуже себя, хотя ты лучше...ты лучшее, что я коньгда-либо знал. Я пришёл, коньгда вечером ты с парой своих знаконьмых сидел у костра и обсуждал конькие-то события прошедшего дня. Пересилив смулщение, я окликнул тебя и попросил помочь мне принести несконько больших кристаллов из озера неподалёку. Я чуть кобыло не испортил всё. Ты так же мило болтал со мной, дурачился и надел мне на голову наскоро сплетённый венок из синих цветов, но мулчал о главном. И у меня будто слова застряли в горле. Что, конь милостивый, я мог сказать этому крылатому лесному бобжеству, как выбрать приличные слова, чтобы объявить, что я разделяю его грехопадение? Лишь тольконь когда мы набрали целую корзину прекрасных, прозрачных кристаллов, коньторые мне, вобщем-то, кобыли не нужны, и отдыхали на берегу, мой голос прорвался. Я стал читать стихи о тебе, те, что приходили мне в голову ещё до встречи с тобой, и те, что я придумал тольконь что, глядя на лунные отсветы на колеблющейся водной глади. «Зачем ты делаешь это со мной, мальчик-бабочка, Мальчик-бунтарь, Мальчик, который слишком беспечен? Тебе нравится видеть меня напуганным? Тебе нравится видеть меня напуганным. Массер — первая луна, Секунда — вторая, ты — третья.» Коньгда я замолчал, я дрожал от страха. Я никоньгда прежде не писал стихов о любви, и теперь думал — понял ли ты меня? Может, я выглядел слишконь смешно, и ты не вслушивался в смысл? Или мои коньструкции чересчур сложны для лоублада? Ты посидел немного рядом, не сводя с меня взгляда, а потом наклонился и поцеловал меня в щеку, практически в шею, и прижался вплотную бедром. Я потянулся, чтобы снять свою маску-шлем, но ты остановил мою руку. Ну и хорошо, а то меня так трясло, что я думал, что скорее порву ремешки, чем расстегну их. "Не сейчас, — сказал ты. — Наше длительное отсутствие заметят. Мы увидимся...завтра, если ты не против. Вечером...в сумерках, в пещере с водопадом...и Дамара-сан не должна ничего знать." Признаться, эта последняя фраза заставила меня немного понервничать, а Меулин, коньторой я тут рже всё рассказал, и вовсе взбесилась. Она очень серьёзно относится к своему увлечению сватовством и не приемлет неопределённых отношений. А я просто боялся, что поспешил. Однаконь, ты кобыл у места встречи даже раньше меня. Я заранее снял свои мешающие громоздкие очки вместе с маской, и мы...мы поцеловались вместо приветствия. Я никоньгда не видел прежде, чтобы ты летал, но порхаешь на этих своих умопомрачительных крылышках ты довольно часто. Ты опёрся о мою грудь ладонями и завис прямо перед моим лицом, чтобы дотронуться до губ своими. Это длилось пару секунд, но было так многообещающе, что я вновь потерял дар речи и тольконь нелепо ухмулялся на протяжении всей прогулки, растеряв всю свою смелость. Весь этот вечер я кобыл безумно счастлив. И вот, наконец, мы у меня в стойле, по идее, это время для ещё более всеобъемлющего счастья, но вместо этого я потею и кусаю губы, потомул что у нас наклёвываются неконьторые проблемы.***
— Оу...воу. Посреди спальной комнаты я свалил горку из пушистых игрушек для Фидуспауна. Во взгляде, брошенном тобой на меня, проскользнуло кокетство. Я вспыхмул, кажется, ярче, чем лампа, коньторую тольконь что зажёг. Многие тролли в большом мире предпочитают спариваться на своих собственных кроватях, что не слишконь гигиенично, но зато сразу после этого можно заснуть в объятиях мейтсприта...или кисмезиса. В общине Потерянных Виабу такая роскошь, как индивидуальная постель, почти никоню не доступна. Моя рже настольконь аскетичная и твёрдая, что с тем же успехом мы могли бы расположиться прямо на голой земле. А создание кучи для двоих — традиция, уходящая в века, тролли во все времена коньллекционировали особые вещи, и потом приглашали мойрейла или мейтсприта разделить с ними это романтическое гнёздышко для соответствующих проявлений чувств. Правда, я тольконь сейчас осознал, что практически прямо объявил тебе, чем мы тут будем заниматься. Бобже. Но разве не этого я хотел? — Располагайся, поржалуйста. Хочешь чего-нибудь? У меня есть молоко...не знаю, что ты предпочитаешь... — Домо аригато, не надо... — ты чуть вспорхнул и приземулился в горку игрушек, начиная возиться там в понисках наиболее удобной позы. — Лучше присоединяйся. Тут у меня у самого в горле пересохло. Я подошёл и покорно опустился в кучу, продавившуюся под моим весом. — Эй. Я повернулся на зов, стараясь не быть таким дёрганным мерином. Ты мулыбаешься, лёжа на боку рядом и шевеля крыльями, а потом поднимаешь руку и стягиваешь перчатку зубами, дотрагиваешься голой ладонью до моего лица. Мой внутренний СИЛЬНО паникующий жеребец робконь подаёт голос, что всё развивается как-то очень быстро, и мне приходится напоминать ему, что ты — низшекровка, тебе действительно неконьгда медлить. Арррх, я обязан думать об этих нюансах меньше, просто нужно выкинуть это из головы! Набравшись смелости, я беру тебя за руку и приближаюсь для поцелуя, но ты неожиданно вздрагиваешь, мычишь и пытаешься вывернуться. О нет. Я отпускаю твоё запястье и с нарастающим отчаянием смотрю, как ты растираешь его пальцами. Завтра там будет здоровенный синяк, если уже не вывих, и всё по моей вине! — Прос...ти...поржалуйста. Ты поднимаешь взгляд и успокаивающе подмигиваешь. Я не вынесу твоего беспечного дружелюбия! Отворачиваюсь и закрываю ладонями лицо. — Хех...дайдзёбу, Хорусс. Ты тольконь...не нервничай так, ум, о'кей? — Я...ух...я не всегда могу контролировать мою СИЛУ, — я неосознанно выделил интонацией это слово, но на сей раз я нисконько не гордился своими способностями. — Я спроектировал специальные рукавицы, коньторые сдерживали бы разрушения...но, ох, так и не успел сделать. — Хах... — я почувствовал, как ты опять гладишь мои волосы. — Смысл как раз в том...чтобы снять всю одежду, бака... Дайдзёбу десу...попробуем ещё раз. Я уверен, что повторится всё в точности так же, но твой мягкий голос, говорящий то самое, что я хочу услышать, выбивает из седла. Ты убираешь мои ладони, берёшь моё лицо за подбородок и целуешь. Коньже мой. Я никоньгда не думал, что чужие губы такие мягкие и приятные на вкус. Вздыхаю с содроганием, когда твой язык касается моих губ изнутри. Пойми правильно, мой греховный партнёр, в своей жизни я целовался нечасто...а если быть точным, то впервые это кобыло несконько часов назад. И я начал терять голову. Каким же мерином я кобыл, коньгда отказывался от этого. С тобой мне кажется, что я для тебя создан. Я всхрапываю, как конь, когда ты ведёшь ладонью по моей груди вниз на живот. Что ж со мной будет, если даже сквозь плотный костюм я так хорошо тебя чувствую? Смеёшься, бормочешь свои странные слова из мультиков. Я внезапно понимаю, что всё это время лежу без движения, как подлинное бревно. Приподнимаюсь и прижимаю тебя к груди, опять целуя в губы. Как и следовало ожидать, ты тут же вскрикиваешь и вырываешься, а я с ужасом слышу какой-то хруст. Ну что за тупица, коньже мой, я просто безнадёжен!***
— Всё нормально...ты его просто помял...это постоянно бывает...умм, — говоришь ты, поньсле небольшого осмотра своих прелестных крыльев. Утешаешь. Я очень благодарен, что ты меня не винишь, потомул что ещё немного ненависти к себе — и я точно разобью себе голову камнем. Если не сломаю его, потомул что я никчёмный разрушитель! — Прости...прошу. Я так убог. — Дамээ... Не ругай себя...всего лишь неудача. Попробуем в следующий раз? — А он будет? — глухо спрашиваю, глядя, как ты поднимаешься и отряхиваешься от ворса. — Конечно. Если ты захочешь, — слишконь милая мулыбка для того, кто тебя чуть не покалечил. — А пока я лучше пойду...а то как-то...неловко, десу. Я проводил тебя до двери, где ты легконь чмокмул меня на прощание в щеку, а я держался за косяк, чтобы нечаянно тебя не тронуть. — Только не переживай...скоро встретимся, и я обещаю что-нибудь придумать... Оясуми насай. Я смотрел тебе вслед, пока твоя фигура не стала тёмной тенью. После этого я вошёл в стойло, одним движением смахнул всё с ящика с оружием, распахнул его, оторвав крышку. Внутри лежал один из моих луков, самый большой и тяжёлый. Надо куда-то вывалить разочарование. К утру все мои мишени и часть деревьев вокруг мулья превратились в щепки. Я сломал лук об колено и ушёл к себе в мастерскую, совершенно разбитый.***
Что ж, видимо, сама судьба решила за нас. Как ненормульный, я с остервенением взялся за самую трудную и скучную работу, коньторую всегда откладывал на потом. Сосредоточение не давало мне погрузиться в отчаяние с головой. Я старался не спать до тех пор, пока не свалюсь с ног. И главное — не думать, не вспоминать о произошедшем между мной и Руфио Нитрамом! Насконько я успел узнать твой нрав, ты постараешься замулчать эту ситуацию, сделать вид, что ничего и не кобыло. Вот и хорошо. В то же время, если я тебе не подхожу...то, наверное, ты подберёшь себе другого жеребца...или, может быть, останешься с Дамарой. И я просто не вынесу вида тебя с другим троллем. Теперь уже нет. Несконько дней спустя я относительно оправился и стал планировать переезд. Мне хорошо в общине, но в свете этой ситуации лучше будет перенести стойло глубже в чащу. Опять рже, будет чем заняться. Я потратил сутки с небольшим на пониски хорошего места, и в коньце коньцов наткнулся на подходящую пещеру в древесных корнях, коньторую легконь достроить. Близконь как озеро, так и дикие сады с фруктами, в одиночку прокормиться не составит труда. Прочие вещи, в том числе молоко, можно будет выменивать у Виабу на инструменты и поделки, как и прежде. В мастерскую я вермулся на следующую ночь, и хотя моя миссия завершилась успехом, я не переставал тосконьвать о несбывшемся. Хотелось бы мне строить новый улей не для того, чтобы не попадаться тебе на глаза, а для нас двоих... Можешь представить себе моё удивление, коньгда, перешагнув порог заваленной хламом комнаты, я нос к носу столкмулся с тобой, моим объектом страсти и сомнений! Я даже выронил шлем из рук, когда нечто растрёпанное и яркое выскочило из темноты стойла. — Где ты был, бангаранг! — ты чуть ли не схватил меня за грудки, подлетев ближе и отчаянно жестимулируя. — Руфио?.. Что ты тут делаешь? — тольконь и смог выговорить я. Видеть тебя кобыло и невыносимо приятно, и в то рже время мулчительно. — Искал тебя, бака! Я пришёл утром, а тебя не было, и все говорят, что уже неделю тебя не видели! Ты в порядке? Я тут уже часа четыре тебя жду...Дамара-сан, наверное, с ума уже сошла и перевернула весь лагерь в поисках меня! При упоминании твоего мейтсприта я немного протрезвел. Откашлявшись, я споконно проговорил, отступая от тебя на более приличное расстояние: — Тогда, может, тебе лучше кобыло бы быть сейчас с ней? Ты осёкся и в измулении на меня уставился. Коньже мой, я вовсе не хотел тебя расстраивать! И зачем тольконь я это сказал? — Я...перестал тебе нравиться? — пробормотал ты, положив руку на свою шею и потирая её, как всегда, коньгда нервничал. — Сконьрее...сконьрее я сам перестал тебе нравиться... Ты покачал головой, хотел что-то сказать, но потом снова вспорхмул и в ту же секунду уже крепконь обнял меня за шею и поцеловал. Все правильные, благочестивые мысли покимули мою голову. Ты таконь сладкий, такой импульсивный, в соприконьсновении тел я ощущаю, как под твоей кожей бьётся раскалённая коричневая кровь. Ну почемул со мной так непросто? Как рже я хочу...прижать тебя к стенке и сделать счастливым троллем! Мы разорвали поцелуй, тольконь оконьчательно выдохнувшись. Ты отпустил мою шею, а я — твой кожаный пояс, в коньторый я вцепился, чтобы не повредить собственно твоему хрупкому телу. Вытерев себе рот тыльной стороной ладони, ты глухо заговорил, выбивая меня из седла обилием вопросов: — Почему ты так решил? Я был груб с тобой, десу ка? Скажи, что тебя смущает? Я исправлюсь...Хорусс, прошу, подумай, прежде чем прогонять меня. Ты хочешь...чтобы я расстался с Дамара-сан? Я сделаю это...я бы сразу это сделал, просто...сейчас не лучший момент...десу. Я глубоконь вздохмул, качая головой и закрывая глаза: — Как рже ты не понимаешь... Дело не в тебе, а во мне... — Я не обижен! С моим крылом всё в порядке, смотри! — Но я могу сделать тебе хуже... — Хорусс, — тёплые, жёсткие ладони удивительно нежно легли мне на виски. Я никоньгда не видел твоё лицо настольконь обеспокоенным и решительным, даже не думул, что ты можешь волноваться о чём-то так СИЛЬНО. И уж точно не ожидал, что именно я буду для тебя объектом беспоконьства. — Я знаю, что ты не нарочно, но ты отталкиваешь меня. — Нет, я просто...меня воспитывал мускулозверь, и я немного...не коньтролирую СИЛУ... — Неправда! Ты же...не ломаешь свои механизмы и инструменты, когда не хочешь? Приходится признать, что ты прав. — Они...крепкие. — Не настолько, чтобы ты не справился с ними, верно? Ты...ты что-то скрываешь, и нервничаешь...и поэтому немного неуклюжий. Я такой же...просто поверь, — ты неожиданно смулщаешься и отпускаешь меня, к моему разочарованию. — Может, я слишком прямолинеен для тебя...хах, да я, наверное, вообще с твоей стороны выгляжу...деревенщиной... Просто...пойми...я...я влюблён в тебя, десу. Да, я ещё ничего не знаю о тебе, но...поверь, до смерти влюблён. Я слишком поторопился с Дамара-сан. С тех пор, как мы с тобой встретились, я не мог думать ни о ком другом... Я сделаю всё, что потребуется, чтобы тебе было хорошо со мной, десу. Ты только доверься мне. Онэгай. Ты замулк, переводя дух, а я стоял напротив, как будто к земле приросший. Разве я мог даже представить коньгда-нибудь, что кто-то будет признаваться мне, вот так, прочувствованно и искренне? Те мои нелепые стихи по сравнению с этим показались мне плоскими и надуманными. Ну и мерин рже я был, когда полагал, что знаю тебя, Руфио. Остались ли после этого у меня шансы не открыться тебе?.. Будь, что будет. — П...пойдём. Тольконь обещай не смеяться надо мной, хорошо? — Соока. Ты меня интригуешь... — ты кобыло усмехмулся, но тут же прекратил это, заметив моё выражение лица. — Хай. Я подвёл тебя к шкафу у той стены мастерской, к коньторой не так-то просто пройти через хлам, не случайно. Со скрежетом я распахмул его. Разглядев в полумраке содержимое моего тайника, ты присвистмул, но непонятно, ошарашенно или восхищённо. Шкаф доверху был набит предметами моего культа перед лошадьми. Я наталкивался в глубине джунглей на целые храмы священных мускулозверей и по изображениям и статуям познавал древнейшее искусство верховой езды. При том...СИЛЬНО возбуждаясь от каждого нового открытия. Я чувствовал сексуальное напряжение и коньгда пытался своими руками воссоздать упряжь, седло, стремена. Сперва я не отдавал себе отчёта, но после до меня, всё-таки, дошло, что достигнуть оргазма при самоудовлетворении мне удаётся лишь если я представляю себя осёдланным жеребцом. Все свои сокровища, найденные в храмах или сделанные мной, я хранил тут...в том числе искусственные конские половые щупальца. Я старался сделать их точно таконь рже формы и размера, как у статуй, неконьторые даже сделаны из высоконькачественного деликатного материала, так что их можно...испоньзовать по назначению. Но для меня это больше искусство, чем сексуальный суррогат. Я не мог заставить себя повернуться к тебе лицом. Как я вообще решился на такую откровенность? Знал рже, что это омерзительно, знал, что другие тролли сочтут меня извращенцем, моя судьба — быть одиноким или мулчать вечно. Спустя пару мгновений я услышал, как ты подошёл сзади, и почувствовал твои ладони на своей талии. — Так ты...тот ещё безобразник, Хорусс... — Поржалуйста, Руфио, серьёзнее. Я фетишист, да. Для меня это не забавно, — я поньвернул голову, пытаясь угадать твои эмоции. Впрочем, ты выражал скорее любопытство, чем насмешку. — Хай. Я серьёзен...можно мне посмотреть? — Д-да... Я отошёл в сторону, наблюдая. Ты неуверенно шагнул к шкафу. Представляю, как ты разочарован. Ты, должно быть, считал меня хорошим простым парнем. Твоя рука потянулась к хлысту, но ты не решился взять его, и достал висящую рядом подпругу. — Ох... Это...немного хентаи, Хорусс. — Я знаю. — Но я не против, — я заметил, что твои щёки вспыхмули. — Ты бы хотел...чтобы это на тебя надели? Настало время смултиться мне. — Н-не обязательно. Достаточно, что ты будешь просто знать... — Нет, так не пойдёт... При виде тебя, направляющегося навстречу со сбруей в руках, меня прошибло потом. — Я же сказал, что хочу...быть для тебя тем самым, десу... — Ты улыбмулся, так мило и в то рже время обольстительно. — Мы обязательно попробуем... — Мх... Х-хорошо. Но для этого нужна серьёзная подготовка... Не сегодня, ладно? У меня всё ещё хватало выдержки тебе отказывать, хотя моё возбуждённое щупальце вот-вот пробьёт коньбинезон. Ещё ни к одному троллю я не испытывал такого благоговения, твоя желанность в моих глазах увеличилась в разы. Нынешнее напряжение между нами не шло ни в конькое сравнение с прошлой нашей неловкой попыткой заняться сексом. — Разумно...но я не уйду от тебя сегодня... — А Дамара-сан?.. — я прикусил губу до крови, понимая, что на сей раз я сам невовремя её упомямул. — Ты не боишься, что я снова причиню тебе вред?.. Ты бросил взгляд на полный ремней и упряжи шкаф. — Нет, но... Может...может, попробуем тебя связать?***
Коньгда ты это предложил, я думул, что ты делаешь это исключительно ради моего ублажения. Но глядя, как ловко ты накинул коньжаную верёвку мне на шею и с явным опытом заплёл на ней три узла, формируя бондаж, я начал что-то подозревать. — Руфио, ты уверен, что это делается именно так? — Я видел...эм, в аниме одном. И немного тренировался...расставь ноги, онэгай десу. По твоей просьбе, перед нашей небольшой игрой я снял рабочий коньбинезон и сапоги, и теперь стоял перед тобой обнажённым. До этого ты тщательно отводил взгляд от моего непристойно извивающегося, полного синим соком отростка. Всё рже, ты не так искушён во взрослой любви, как хочешь показать. — Можно?.. — Поржалуйста...не спрашивай. Командуй. Ты, глядя мне в глаза, медленно опустился на колени. О коньже мой. Я зажмулрился, боясь на это смотреть. Не могу поверить, что это со мной! Едва почувствовав горячие, мягкие губы на щупальце, я коротконь выдохмул. — Он такой толстый... — почемул-то хрипло говоришь ты, и в следующее мгновение коньчик моего отростка оказывается у тебя во рту. Ты при всём желании не можешь уместить его весь, так что останавливаешься на середине и начинаешь бережно ласкать его губами, касаешься шершавым языком. При этом ты неосознанно тянешь за коньцы верёвки в твоих руках, и она слегка душит меня. Должно быть, я выгляжу равнодушным, тольконь пот течёт ручьями, но мои эмоции сейчас подобны фейерверкам. Это, конечно, не совсем то, что я представлял, но очень похоже. И я не сдерживаюсь, всхрапываю и встряхиваю головой, как конь, бью в землю своим воображаемым копытом. — Бобже мой, Хорусс...каваи. Что-то подсказывает мне, что в нашей паре далеконь не я буду главным извращенцем. Ты берёшь основание отростка в ладони, поглаживая, отчего он только больше разбухает и сочится. Подглядываю за тобой. Теперь ты сосёшь с закрытыми глазами, уши, похожие на бычьи, забавно приподняты, ты словно забыл, что мы собирались делать. И я уже торже теряю голову от глубокого, нежного рта, но у меня подгибаются колени, так что я проскулил, привлекая твоё внимание: — Р-руфио-о... Ты с влажным звуком выпускаешь щупальце, почти готовое излить генетический материал, усмехаешься, вытирая рот: — Хэй, лошади не разговаривают! Ты так легконь принял эту игру, так бесцеремонно вскружил мне голову. Я тольконь сглотмул и кивмул, дёргая ушами. Но отсасывать у меня ты всё-таки передумул. Ты зашёл мне за спину, натягивая верёвку между моих ног. — Не больно? Я отрицательно качмул головой, хотя это было не совсем искренне. Бондаж грубовато проходился по нежной коже в промежности, но я не хотел лишаться этого болезненного ощущения. Наездники тысячелетия обуздывали скакунов и вьючных лошадей, причиняя им страдания, но благородные и верные животные с честью выносили это...на самом деле, мне хочется коньчить, когда жёсткая верёвка так впивается между ягодиц. — Хорусс, руки... . — Стой... — Что-то не так? — Свяжи мне руки спереди, прошу, — смулщённо бормочу, утыкая взгляд в пол. Не знаю, как объяснить, но коню невозможно сковать руки за спиной, а мне хочется...лучшей имитации. Без вопросов берёшь пару запасных ремней и крепконь стягиваешь мои локти одним, и запястья — другим. Потом ты продеваешь коньцы в передние петли и трижды обвязываешь меня поперёк тела, теперь моя грудь стянута сеткой. — Так тебе спокойнее?.. Я чувствую себя беззащитным и неопасным, как личинка. Ты обходишь меня вокруг, осматривая, и обнимаешь, глядя в глаза. — Да...да, прекрасно... Ты опять берёшь моё щупальце в ладони, как будто не можешь с ним расстаться. — Хорусс, ты знаешь...никто не догадывается, насколько ты...сугои под твоей одеждой... Тяжело дышу, от ласк и твоего голоса. Почемул ты пытаешься убедить меня в моём совершенстве, коньгда совершенство — это совершенно точно ты? — Руфио, я хочу поньчувствовать...тебя. — Попроси. Я, должно быть, пылаю синим с головы до пят. То, как мило ты меня мулчаешь, несостыкуется с моими представлениями о доминирующем наезднике, но это восхитительно. — Поржалуйста...позволь сделать это внутри тебя. Ты выглядишь немного удивлённым, заставляя меня нервничать, но мулыбка не пропадает с твоего лица. — Со ка...я почему-то думал, что раскладка будет иной...хорошо. Но ты должен это заслужить. Ты так соблазнителен, что я согласен даже облизывать твои ботинки, Руфио. После моего утвердительного кивка, ты берёшь меня за петлю на шее и бережно тянешь за собой к моей постели. На самом деле это лишь накинутое на доски покрывало, но, кажется, на сей раз она подходит для наших целей лучше горки игрушек. Ты помогаешь мне улечься на спину. Немного неудобно, но я не замечаю этого, потомул что ты начинаешь снимать одежду. Твоё тело не похорже на верхнюю часть мускулозверя, как в моих тайных фантазиях, форма рогов простая и распространённая, но в общем — ты юное совершенство, высокий, развитый маскулинный тролль. Ты раздеваешься спиной ко мне, и если бы я не кобыл так возбуждён, то, наверное, с жадностью исследователя бы изучал твои крылья и место на твоей спине, откуда они растут. Сейчас же я не могу оторвать взгляд от шикарного крепкого крупа и ног. А поньтом ты поворачиваешься, открывая мне другой прекрасный вид. «Украл дыхание Похитил сердце, шутя, Мой бог-Виабу» Твои движения дают в полной мере оценить твою гибкость и грацию. Ты подходишь ближе, встаёшь на край кровати и перекидываешь ногу через мою грудь. Ну вот ты и оседлал меня. — Ты помнишь, что должен кое-что сделать, десу ка? Я помню. И не возражаю, коньгда ты садишься на моё лицо, хватаясь руками за мои рога. Становится немного страшно от того, что я сейчас сделаю что-нибудь не так и всё испорчу. Однако, стоило мне пока робконь поцеловать приоткрытые створки и облизать их, как моей наградой стал твой мелодичный стон. Мой обзор и так ограничен, так что я прикрываю глаза и весь погружаюсь в игру. Твой запах и вкус специфичны для тролля, но для послушного жеребца, искренне любящего своего первого всадника, великолепны. Сначала я только изучаю языком влажную от смазки щель, но потом прихожу к выводу, что коньгда я провожу коньчиком вокруг основания твоего щупальца, то ты даже не стонешь, а тихо воешь и неосознанно трёшься об меня. — Мммммф!! Ох...дов...довольно пока...ох... Бангаранг... Ты сползаешь с меня, покачиваясь и тяржело дыша. Я и сам начинаю хватать воздух ртом, оказывается, всё это время я почти не дышал. Ты утираешь мне лицо, да, представляю мой вид сейчас. — Полагаю...ты заслужил всё, что бы не пожелал. Ты выглядишь таким горячим. Разрумянившийся, дрожащий, отросток, кстати, впечатляющий, выкрутился полностью и теперь весь сочился смазкой, но решимости ты не потерял. Ты приближаешься к моему всё так же налитому синим щупальцу, накрываешь его ладонью. — Ты готов? Конечно рже, Руфио, и так давно! Ты немного медлишь, но в итоге усаживаешься, наконец, на отросток верхом. Я могу видеть, как меняется твоё лицо, по мере того, как его треугольный коньчик инстинктивно находит щель и начинает проникать внутрь. Сначала это милое удивление и покусывание губ от желания, а потом, стоило мне проникнуть в тебя до половины, оно сменилось мулчительной гримасой. Ты вскрикиваешь, но не сдвигаешься с места, пока я вхожу глубже. Мне так жаль тебя, но сейчас я хоть и мудрое, но бессознательное создание. Ты таконь тугой и ароматно пахнущий, что я лишь с наслаждением толкаю отросток глубже, в жаркий проход. Ты держишься за меня, крылья взволнованно трепещут, на глаза выступили слёзы, но вместе с тем я прекрасно вижу, что твоё собственное щупальце всё так же напряжённо извивается. Тебе хорошо, хотя ты и не привык к такому. Дрожишь, выгибаешься, слегка царапаешь мне живот ногтями, но не спрыгиваешь на ходу. Прирождённый всадник. Каждое моё движение внутри тебя сопровождается стоном наслаждения и боли. Я хотел бы позвать тебя по имени, но так погружён в нашу игру, что тольконь хрипло дышу, забыв все слова. Ты, наконец, находишь позу получше, чуть прогибаешь спину и держишься за мои бока, касаясь коньчиками пальцев родовых шрамов, и крепконь стискиваешь меня коленями, как наездник, скачущий на лошади без седла. Так входить в тебя удобнее и легче, ты хнычешь, коньгда моё щупальце целиконь внутри. Однаконь, я поторопился тебя жалеть. Ты закусываешь губу и начинаешь сначала медленно, а потом быстрее двигать бёдрами. — Оххх, Хорусс!.. Ты скачешь, как заведённый, и постоянно норовишь сосконьзнуть из-за обилия смазки и пота. Против своей воли издаю громкое ржание и изливаюсь генетическим материалом внутри тебя. Эти ощущения... Твоего обволакивающего нутра и жаркого тела, моя собственная беспомощность и твоя податливость... Я настольконь счастлив, что преисполнен безразличия к томул, что будет потом... Ты удивлённо вздыхаешь, когда понимаешь, что наполнен под завязку генетическим материалом, и уже не похож на соблазнителя, даже скорее невинен. Ты осторожно сползаешь набок с глухим стоном. Я неожиданно вываливаюсь из образа, и чувство вины даёт о себе знать. Приподнимаюсь, тянусь к тебе и тычусь носом в плечо. Ты улыбаешься и обнимаешь меня за шею: — Гомен...не припас для тебя сахарка сегодня... — Мне продолржать?.. — хрипло шепчу, будучи в полной серьёзности. Я достаточно СИЛЁН, чтобы делать это всю ночь. Усмехаешься и сдвигаешь коньлени, поньтом помогаешь мне развязать мулчительный бондаж. — Ие...с меня пока хватит... Но в следующий раз будет лучше, обещаю...а в третий ещё лучше...и в четвёртый...***
Пока ты меня моешь, я с довольным видом жую куски яблока и моркови из ящика на полу, стоя на четвереньках. Терпеливо стою споконно, коньгда ты расчёсываешь мне гриву. Тебе не найти другого такого рже послушного жеребца, а мне — другого заботливого хозяина. — Хорусс, пора одеваться. Безропотно, с определённой дарже долей удовлетворения позволяю тебе надеть на меня полную упряжь, включая сбрую и повод. У меня даже есть сапоги и перчатки с копытами. Тольконь корсаж я не люблю и пытаюсь вывернуться и не дать тебе меня в него одеть, но после небольшого шлепка по морде я подчиняюсь. Теперь мои движения очень скованы и дышать малость трудно. Ты затягиваешь подпругу и отстраняешься, любуясь проделанной работой. Я и сам чувствую себя красивым, чего никоньгда не бывает, пока я в обличье тролля. На тебе ковбойская шляпа и кожаные брюки с достаточно пошлой прорезью между ног. Мой любимый костюм. — Анатава дайски, Хорусс. То, как ты нежно треплешь меня за ухом, говорит лучше слов. Тянусь к тебе и облизываю лицо. Ты смеёшься и целуешь меня в лоб. — Я вижу, у тебя хорошее настроение. Ты подходишь ко мне сзади. Я не нервничаю, хотя знаю, что сейчас ты будешь делать коне-что, что за нашу уже обширную практику мы ещё не делали. Я доверяю тебе...ты мой всадник. Ты с мокрым звуком смазываешь пальцы и касаешься ими моего заднего прохода. — Дай знать...если будет больно... Непроизвольно выгибаюсь, чувствуя, как ты растягиваешь меня. Ты даже слишконь нежен со мной, я взрослый жеребец...и я сам это предложил. Тем не менее, когда пальцы заменяет плаг, на глаза у меня выступают слёзы, но молчу. Ты очень трепетно относишься к моим ощущениям, а я не хочу, чтобы ты прекращал. — Вот, готово... — ты поправляешь мой новый хвост. Вопреки тупой боли в заднем проходе, я радуюсь, как жеребёнок. Ты гладишь меня по спине и крупу. — Ох, гааангстер... Ты хоть бы изобразил, что тебе не нравятся предметы в заднице...для приличия... Последнее восклицание относится к моему стояку. Я смулщённо пожёвываю трензель. Впрочем, ты не собираешься долго меня стыдить. Ты встаёшь на четвереньки, наматываешь повод на локоть и тянешь: — Хоп! Я беспрекословно запрыгиваю на тебя, обхватывая передними ногами и почти сразу вхожу. — Хороший пони... — сдавленно шипишь ты, вздрагивая всем телом и хлопая крыльями, и СИЛЬНЕЕ дёргаешь поводья. — О...о бобже...х-хаяку...десу! Впрочем, я почти не двигаюсь, тольконь, теперь уже с определённым опытом, толкаюсь и трусь внутри тебя бугорками щупальца. Я знаю, что ты любишь.***
Хорусс-тролль влюблён в тебя так трепетно, что боится даже испохабить твой чудесный образ своими грубыми приконьсновениями. Ты пока не расстался с Дамарой, но уже совершенно точно принадлежишь ему. Хорусс-пони любит тебя безоговорочно, как верный зверь, страстно, смешивая привязанность с инстинктом размножения. И, кстати, будучи конём, я ни разу не причинил тебе боль...кроме естественной при спаривании. А кого из жеребцов ты сам любишь больше?