Без правил

Энтери болеет, а Маркус бесится. Ходит разъяренной рысью по, посещенной из-за болезни брата, родительской квартире, на маму шипит как змея, отцу грубит, хлопает дверью и не подходит, ни за что не подходит к брату. Нет, не волнует его болезнь. Нет, он не раскроется, не раскроется, не раскроется. Когда взволнованные родители уходят в аптеку, Маркус отшвыривает в сторону листок с вероятностью, подскакивает к брату и целует его взасос, грубо вцепившись в шею. Почти душит. Энтери распахивает рот, потому что задыхается, вцепляется в плечи брата и судорожно стискивает пальцы. Они отвлекаются друг от друга, разрумянившиеся, со сбитым дыханием, смотрят в глаза, и Энтери стискивает пальцы на плечах брата сильнее, впиваясь ногтями. — Ты заразишься, — шепчет младший Графт, этот двадцатишестилетний оболтус, этот магистр, гениальный, уникальный, самый лучший!.. — Ты заебал, — выдыхает Маркус. Отстраняется и убегает в комнату, где на подоконнике остывает зелье, которое он сварил, советуясь с консультирующей по Сети Мэнди. Мэнди Вайн — ведьма, не воздержана в алкоголе, красавица и общая подруга Энтери и Маркуса, нравящаяся им обоим. Вайн — веселая и остроумная, добрая и талантливая. Мэнди умна, куда умнее их обоих: она поняла, что маги влюблены друг в друга, тогда, когда это не осознали еще они оба. Маркус еще верил, что хочет встречаться с Мэнди. Энтери тогда не подозревал, что Маркус его любит. Мэнди уже тогда хихикала над ними, оттирающими друг друга плечами и смотрящими друг на друга взглядами соперников, и любила их обоих так же сильно, как и сейчас, когда Маркус, злобно ругаясь, спрашивал рецепт зелья от всех болезней и консультацию по его приготовлению. Для Энтери. Для Энтери Графта, его младшего брата, которого он любит так, что сердце разрывается, переполняемое скрываемыми ото всех чувствами. Энтери осведомлен. По его щекам катились слезы, когда Маркус признался ему рвано, почти выплюнув это признание, как будто оно грязное, порочное, целиком неверное. Энтери тогда сжал его ладони, перекрестив пальцы, и прильнул к нему, просто потерявшему способность дышать, не то что делать что-то еще. Энтери тогда ответил твердо: «Я тоже тебя люблю» — и сжал его пальцы сильнее. Маркус собрался по частям, по осколкам, по песчинкам и каплям. В одно целое — себя самого. И тело, и мысли покрыла броня — никому не говорить. Скрывать. Быть всем и никем. Маркус очень старался, старается сейчас, будет стараться столько, сколько понадобится!.. Но когда Энтери вот так, загибаясь от изо всех сил сдерживаемого кашля, сидит, сгорбившись за ноутбуком, и пишет этот ненавистный, любимый, проклятый, необходимый сюжет… немыслимо. Маркус сует зелье Энтери в руки и рвано приказывает: «Пей!» Торопит: «Быстрее! Сейчас родители вернутся!» Энтери не спрашивает ни о чем, он верит Маркусу безоговорочно, абсолютно. Он знает, что тот не сделает ему ничего плохого, никакой подлости, которая произошла бы по-настоящему, — про свиток желаний Энтери знает, он знает уже обо всем, о каждом событии, касающемся его, в жизни Маркуса. Энтери любит Маркуса, он верит ему. Он пьет зелье залпом, на мгновение морщится, и Маркус готов на колени перед ним опуститься, целовать его пальцы, руки, положить голову ему на колени и сказать, что тот — самый идиотский, самый несносный, самый отвратительный брат во всей Вселенной: потому что идеальный. С таким невозможно быть просто старшим братом, в такого можно только влюбиться, до головокружения, до ярости на всех и самого себя. Времени нет. Маркус забирает флакон, чмокает Энтери в губы и обещает: «Выздоровеешь уже завтра. Привет от Мэнди. Таблетки, что предки принесут, съешь». У Энтери слезы на ресницы выступают, и он улыбается как кретин. Маркус шепчет: «Я люблю тебя», — и в этот момент слышится звук набирания кода, ограничивающего проход цифрового замка, снаружи входной двери. Маркус ускользает в свою комнату тенью, Энтери отворачивается к ноутбуку. Пытается скрыть улыбку, слезы, взять себя в руки, но воздух входит в легкие с трудом, и привкус у зелья — шалфея и чего-то неизвестного магу: со знанием трав у него всегда было плохо — перебивает вкус поцелуя Маркуса. Сейчас это кажется Энтери таким обидным, таким несправедливым, что хуже ничего и нет на свете. Энтери подтягивает на плечах плед и заторможенно удивляется, когда это Маркус успел накинуть его на него. Маркус в своей комнате едва сдерживается, чтобы не осесть на кровать и не отдрочить себе как следует, но ему двадцать семь, он магистр, у него болеет брат, в которого он до беспамятства влюблен, он в родительском доме, за стеной — родители, которые сейчас потчуют Энтери таблетками и настойчиво зовут его прийти помочь с инструкцией к препаратам, и Маркус едва воет от своих ближайших перспектив. Применяя всю силу воли, дает себе хорошего тычка в грудь, охает и идет к семье изображать мерзавца и подонка, притворяться гадом и тварью, издеваться над Энтери, который будет смиренно сносить обиды. Все неправильно, все жестоко, все просто возмутительно и болезненно, возбуждение не проявляется физически, но зато Маркус готов сжечь в своей ярости, дать словесные оплеухи всем, сыграть роль на высший балл, быть самым омерзительным старшим братом на свете. Сейчас это всем и нужно. Но Энтери знает правду. И хочет Маркуса, язвящего по поводу того, что если Энтери положат в больницу из-за кашля, то он сотрет весь его сюжет и напишет свой, так же как и он его, смотрящего на него из-под полуопущенных ресниц взглядом «Пожалуйста, только сыграй, не сорвись, справься». Маркус справляется.