Врач - дело тяжелое.

      Прошла неделя, и страсти в нашей больнице со временем стихли. Я ничего не чувствую, кроме усталости. Работа, как тяжелый груз, тянет меня вниз. И постоянные перепады настроения для меня стали ежедневной нормой.       Я не удивлялась переменам Тен-Тен. Девушка стала замкнутой, скрытой, и если первое время Ино и Хината, хоть как-то пытались вывести ее из транса, то сейчас они оставили эти жалкие и никчемные попытки. Ино решила, что это временное помутнение, и оно скоро пройдет. Однако я понимала, что стоит за всем этим шоу «недотрога». Никакого угрызения совести из-за ночного рандеву, я не чувствовала. Я хранила ее тайну, а она свято верила в то, что об этом никто, кроме их двоих не знает.       Синяки и гематомы успешно проходили на теле и лице Чоджи. И чем больше мы с ним общались, тем лучше я понимала его и его прошлое. Страницы жизни юноши хранили немало тайн, и здесь на последнем этаже в темной комнате он делился ими со мной. Задушевные разговоры стали нашим обычным делом.       Что касаемо Хинаты, то у нее действительно все налаживается. Девушка ищет себя и свое место в этой непростой жизни. Сейчас она живет в новоприобретенной квартирке, постепенно создавая уют. Недавно Хината получила письмо от мамы, которое однозначно придало ей уверенности. Теперь она знает, что хотя бы один член семьи не держит на нее зла. Женщина горда и рада за такой отважный поступок дочери. Она не осуждает ее, скорее поддерживает и усмиряет яростный пыл отца. И чтобы не случилось, она всегда примет и поможет.       Мы же с Ино окончательно обустроили свою квартирку. Кое-какие вещи взяли из моего дома, что-то пришлось заказывать, но в целом мы постарались на славу. Конечно, Ино взбалмошная, шумная девушка и порой от нее у меня болит голова. Однако я рада, что у меня есть такая соседка. Она скрашивает мои серые будни и не дает мне опустить руки. Но еще большее счастье она приносит мне именно тогда, когда уходит к своему молодому человеку — Саю. И в доме наступает тишина.       Но теперь моя жизнь разделилась на две части. Я живу в настоящем, не переставая скучать и вспоминать прошлое. Я раскололась, разделилась, сломалась. Сегодня, как нельзя остро, я ощутила потребность в прошлом. Может из-за того, что Ино захотела остаться еще на один день у Сая, а может из-за того, что Саске поставили ночное дежурство, и он не сможет приехать. Но что-то мешало мне найти тот самый желанный баланс. Сегодня я проснулась от мысли, что скучаю по прежним дням: я скучаю по безмятежности, простоте и однообразию; я скучаю по старой комнате с сиреневыми обоями; я скучаю по анатомическому черепу по имени Тори; я скучаю по старому дому с его разбитой мебелью и тайнами в каждой комнате.       Я должна посетить свой старый дом. Душа так и просится туда, в темноту уродливых комнат и разбитых надежд; туда — в начало моих дней, мучений, радостей и горестей, поражений и побед; туда — в старый дом.       Поэтому утром, быстренько накинув на себя пальто, я покинула квартиру. Выбежав на улицу, я сразу же поймала такси и, назвав старый адрес, почувствовала некое облегчение. Я с замиранием сердца смотрела на знакомый пейзаж. Мне стало так уютно и легко, что я не могла понять от чего это. — Мы приехали, — вывел меня из транса голос таксиста.       Расплатившись, я вышла из машины и, достав ключи, прошла по брусчатке к входной двери. Все по-старому. Старый дом, старая дверь из темного дерева. Старая потертая ручка.       Первое, что я почувствовала — это сырость. Дом не топился, и мерзлота продирала до костей. Я включила свет и развела камин, чтобы хоть как-то здесь согреться.       Интерьер моего дома оставался неизменным. Все те же старые обои, которые уже давно пора сменить, были местами отклеены и оторваны; пыль и грязь царили в кромешном бардаке; разбросанные всюду книги и разорванные листы; мебель тоже оставляла желать лучшего, но она, как и все вокруг, была неотъемлемой частью этого дома. Возможно пригласив людей и спросив их, чем занимаются хозяева этого дома, мы бы услышал массу всевозможных ответов, начиная от алкоголизма, заканчивая психическими расстройствами. Однако весь этот мусор был здесь только потому, что это история. Это огромная часть меня, через которую я не могу переступить. У каждого из нас есть такие рубежи. Страх ли темноты, высоты, воды или скорости, да чего угодно, когда мы входим в зону нашей фобии, мы испытываем паническую атаку, и чем глубже мы погружаемся, тем больше мы подвергаемся страху. Кто-то, пройдя через весь этот путь, излечивается, а кто-то ломается еще больше. Я помню каждую свою попытку, я выбрасывала, жгла, ломала. И в конце наступал момент полного оцепенения, когда я не могла ничего сделать, не могла пошевелиться. Картины моей прошлой жизни играли перед глазами, как веселая карусель с ритмичной задорной музыкой. И все возвращалось на места. Все ломалось, крушилось. Все превращалось в грязь.       Стоя сейчас в центре гостиной, я снова и снова погружаюсь в те дни полного отчаянья. В минуты, когда мой разум заполоняла боль, которую я не могла вынести. Рядом не было нужного человека, я была сама по себе. Возможно, именно поэтому я чувствую некую связь с Чоджи. Я, как и он, была одиночкой.       Я поднялась на второй этаж. Здесь была ванная комната, кабинет, спальня родителей и моя. Единственной чистой и нетронутой комнатой в этом доме была и останется спальня родителей. Туда я зашла лишь раз, после похорон мамы. Тогда я закрыла дверь на ключ и выбросила его в тот же день.       Моя же комната была в самом конце. Так как мы брали некоторые предметы из моего дома, то Ино решила вернуть к жизни мой старый письменный стол и шкаф. Именно их и не хватало для полной картины. Отыскав среди хлама свой старый анатомический череп, я с радостью решила забрать его с собой. Ведь он служил мне верой и правдой не один год.       Так, осмотрев все, я вернулась в гостиную, которая к тому времени успела прогреться. Жар камина был не настолько силен, чтобы отопить весь дом, но его вполне хватало на небольшую комнатку. Уже не тресясь и не стуча зубами, я стояла и смотрела на огонь. Я рада, что приехала. Мне не хватало этого единения с прошлым.       Моя душа обрела покой в этой холодной и грязной комнате. Казалось бы, какой смысл скучать по всему этому мусору и грязи. Но этот мусор такая же неотъемлемая часть меня, как и эти стены в доме. Он со мной, куда бы, я ни пошла, и кем бы я ни старалась казаться. Возможно, Тен-Тен права, и я порой готова отдать людям очень многое, ничего не прося взамен. Во мне заложен фундамент, благодаря которому я твердо стаю и вряд ли можно что-либо исправить.       Меня словно ото сна разбудил телефонный звонок. По всей видимости, это Ино, которая, наконец, вернулась домой от Сая. Однако достав телефон из кармана, и взглянув на дисплей, я увидела номер госпожи Шизуне. — Да. — Сакура, срочно в больницу, есть важная работа, — торопясь произнесла Шизуне. — Скоро буду.       Незамедлительно я потушила огонь в камине, и еще раз обведя глазами комнату, поспешила на выход. Я бежала на оживленную улицу, дабы сесть в такси или в автобус, сжимаясь в свое пальто. Холодный ветер и темные тучи грозились вот-вот обрушиться.       Поймав такси, я старалась ни о чем не думать, отвлекаясь на пейзаж за окном.       Еще раз убеждаюсь в том, что больница — это огромный муравейник. Каждый медработник — это слаженная рабочая сила, которая трудиться на благо больницы и ее пациентов.       Мы как муравьи, бегаем, суетимся, выполняем работу, которая в сотни раз тяжелее нас. Мы все трудимся не покладая рук, порой забывая о сне, о себе, о семье.       Прошло, полчаса как я прибыла в больницу. Госпожа Шизуне приказала лишь ждать. А ожидание, как известно, самая противная вещь. Ты не знаешь когда свершиться чудо и чего, собственно говоря, ты ждешь. — Сакура сейчас подъедет Чоджи, вот папка пациента изучите. Как только Чоджи будет готов, отправляйтесь в четвертую операционную, — объявила госпожа Шизуне, — и вот еще что, будут вопросы, вызывайте меня.       Я покорно кивнула. Любопытство сразу же погрузило меня в чтение истории болезни пациента. И чем дальше я изучала, тем больше я сомневалась в успехи данной операции.       Олигодендроглиома в лобной доле — редкий случай. Такой шанс выпадает один раз в тысячи, а может быть и больше лет. Отложив карту. Меня вдруг осенило.       Опухоль. Мозг. Нейрохирург. Учиха.       Логическая цепочка сложилась сама собой. Я испытала огромный трепет. Однако как работать с человеком, от которого у тебя дрожит колени?! — Сакура привет, — улыбнулся Чоджи. — О, привет. Ты давно пришел? — Нет, вот только переоделся. Зачем нас вызвали? — Мы что-то типа группы подхвата. Пошли нас уже ждут.       Мы шли, переговариваясь о предстоящей операции. Когда Чоджи услышал об опухоли, глаза его загорелись неподдельной радостью и жгущим интересом. — Давайте быстрее ребята, — встречал нас старший медбрат, — моем руки и переодеваемся. Сегодня полный аврал, все хирурги заняты, поэтом пришлось вызывать новичков. Такое скажу вам, редко случается — Это словно лететь вниз с огромной высоты, и в последний момент открыть парашют, — сказал Чоджи. — Парень, твой парашют раскроется только после операции, если все пройдет удачно, — засмеялся темноволосый молодой человек, похлопывая моего напарника по плечу, — ну, что готовы?!       Мы кивнули. Все было готово к проведению операции; анестезиолог ввел пациента в состояние наркоза; медсестра, взяв в руки машинку, уже была готова подготовить необходимую область головы; еще одна медсестра подготавливала инструменты; на стенде в разных ракурсах расположились снимки опухоли. — А где хирург? — спросил Чоджи. — Господин Учиха задерживается, поэтому вам предоставлена честь начать операцию. — То есть, как опаздывает? — спросила я, — и как мы можем начинать? — Вы — будущие хирурги. Вам рано или поздно предстоит испытать свои знания на практике. — Но если мы убьем пациента? — Значит, вы убьете пациента, — ответил медбрат. — Так просто?! — удивилась я. — Нет, сначала вы будете его долго мучить, а потом убьете. — Знаете не очень смешно, — разозлилась я, — вы так спокойно говорите, словно сейчас перед нами не живой человек, а туша мяса. — Если тебе проще оперировать, представляя его тушей, то это твое право. — Успокойся, если хочешь, то я могу начать, — предложил Чоджи, видя как я выхожу из себя. Этот нахальный тип действовал мне на нервы. С первого взгляда можно было понять, что я ему не по нраву. Нахальный, самоуверенный зазнайка с ехидной улыбкой наблюдал за мной, как коршун за жертвой. Его забавляла эта ситуация, но еще больше его забавляла я и моя реакция на колкости. — Правильно парень, возьми бразды правления в свои руки, — проговорил молодой человек. — Чоджи, ты знаешь, что делать? — забеспокоилась я. — Думаю да, — улыбнулся он, — ты поможешь мне?       Я кивнула и прошла к изголовью. — Тогда поступим так, ты начнешь, а я буду тебя направлять. Если, что я продолжу, — предложила я.       Чоджи подошел к пациенту, надел очки и попросил скальпель. Рука немного дрожала, но стоило мне посмотреть на лицо молодого человека, как он тут же собрался. Чоджи выполнил ровный, четкий надрез. Еще немного усилий. Отсос, пропитка мягкой губкой, и я начиню верить в успех операции. Возможно, парашют раскроется. Мы сможем выжить. — Чоджи, края ровные мы сможем удалить ее без труда, главное ничего не задень. — Да именно поэтому профессию нейрохирурга называют ювелирной, — подходя ближе, произнес медбрат.       Я злобно посмотрела на молодого человека. Сейчас Чоджи нужно сосредоточиться и выполнить сложнейшую часть — отделить опухоль. — Если хочешь, я могу подменить тебя, — проговорила я. — Нет, я справлюсь. — Смотри, парень дамочка хочет забрать все лавры себе, — усмехнулся медбрат.       Я пропустила его колкость и просто наблюдала за тем, как скальпель медленно скользит, оставляя алый след. — Сакура, — произнес вдруг Чоджи. — Что? — Я, — не уверенно произнес Чеджи, останавливаясь перед впадиной, — мне кажется, я не могу. — То есть? — не поняла я и тупо уставилась на своего пухлого друга, — что ты сказал? — Я не могу, — твердо произнес он. — Чоджи ты остановился посередине, чтобы сказать это? Глупости. Ты почти справился.       Руки стали заметно дрожать. Взгляд нервно метался от скальпеля ко мне. Он всем своим видом умалял взять этот скальпель себе в руки и отпустить его. — Так, ты сейчас заканчиваешь отделение, а дальше возьмусь я. Хорошо?       Чоджи неуверенно кивнул. — Продолжай, ты справишься.       Неуверенно скальпель скользнул дальше. Я видела как трудно сейчас Чоджи. Психически и эмоционально он еще не готов к таким ответственным заданиям. Я отвлеклась всего на минуту, как раздался тревожный звук. — Показатели падают. — Что произошло? — спросила я Чоджи. — Кажется, я задел. — Давление падает, — сообщила медсестра. — Вызовите господина Учиху и госпожу Шизуне, — приказала я, вовсе забыв о Чоджи.       Заносчивый медбрат побежал за хирургами. Остался только анестезиолог и две медсестры. — Сакура, — раздался сзади жалостливый голос парня. — Принесите все необходимое, на случай остановки сердца. — Сакура.       Я обернулась на парня который держал скальпель. Он поднял его так, что я могла рассмотреть лоскут сосуда или стенку вены, находящийся на лезвии.       Мозг человека — хрупкая вещь. Одно неверное движение и поражение полностью сказывается на человеке. Один сосуд, вена, аорта и пациента можно потерять. Чоджи сделал ошибку, вызвав кровотечение, тем самым понижая показатели. Нужно найти источник и устранить. Сделать нужно до тех пор, пока показатели не стали критичными. — Что я наделал? — спросил Чоджи. — Без паники. Помогай мне.       Я делала все инстинктивно, мои руки словно знали всю работу за меня. Мне оставалась только довериться им. Взяв тампон, я промокнула в поиске кровотечения. Кровь поступала быстрее, чем я успевала ее удалить. Казалось, словно Чоджи повредив одно, вызвал целую цепную реакцию.       Предательски запищали приборы, сообщая о том, что пациент переходит в критическое состояние. — Вызвали господина Учиху? — спросила я. — Да, уже отправились. — Черт.       Чоджи перепуганный, с бледным лицом, стоял возле меня со скальпелем в руках, боясь двинуться с места.       Наконец в операционную ворвался Учиха. Я делала все, что было в моих силах. Однако у меня слишком мало опыта. — Что происходит? — строго спросил Саске.       Медбрат стал обрисовывать ситуацию. Однако его интерпретация ситуации, явно не совпадала с реальной. Я хотела было открыть рот и возмутиться, но злобный взгляд дал понять, что нам конец. Чоджи словно приведение, готов был слиться с белоснежными стенами. Я, молча, подошла к нему и забрала скальпель пока никто не видел. Он непонимающе на меня посмотрел. — Будут спрашивать, скажешь, что я оперировала, — тихо проговорила я. — Но… — Тебе нужна работа? — шепотом спросила я.       Чоджи ничего не ответил. Я толкнула его, чтобы он двинулся к выходу. Господин Учиха приступил к операции.       Как, оказалось, падать с парашютом так же опасно, как и без него. Однако… Падая со спасительным рюкзаком, в тебе живет надежда на то, что все может обойтись. Но стоит понять, что парашют не раскроется, надежда исчезает, оставляя лишь горький осадок. Так зачем падать с ложной надеждой, если ты уже заранее знаешь, что он не раскроется?! Или человеку все же нужен предмет, который можно наделить чудесной силой?!       Мы ждали возле операционной. Чоджи молчал, а я обдумывала происходящее. Я старалась понять что нужно было сделать, чтобы это предотвратить. Не давать скальпель в руки Чоджи?! Или все-таки дать, но остановить на втором этапе?! Двери операционной открылись. Учиха даже в состоянии полной усталости, способен выглядеть виртуозно. — Пациент жив, но в критическом состоянии. Ты оперировала? — Рука дрогнула, — тихо произнесла я. — Рука дрогнула… Ты могла убить пациента, это непростительно, — впервые он повысил голос на меня. Впервые я видела его таким свирепым. — Извините. — Знаешь, что Харуно, молись, чтобы с пациентом все обошлось, — злостно произнес он, и чуть наклоняясь ко мне, чтобы только я могла услышать приготовленные им слова, — ты можешь резать меня, но не моих пациентов. Эта та грань, которую я не позволю тебе перейти.       Я стояла с чувством сильнейшей пощечины. Внутри горело так, что я могла расплавить в любую секунду. Но я не могу упасть в грязь лицом, особенно перед ним. Только не перед ним. — Госпожи Шизуне уже доложили, она решит, что делать дальше, — на прощание сообщил Саске и вернулся в операционную. — Сакура… — Не надо Чоджи.       Я быстро зашагала в сторону лестницы. Слишком унизительно оставаться здесь, после такой сцены. Я ожидала чего-то подобного, но мне казалось, что я в состоянии вынести удар. Однако удар Учихи сильнее и сокрушительнее всех. Ведь он единственный, кто способен убить меня, не применяя силы.       Слух о моей ошибки распространился быстро. Уже через несколько минут после случившегося меня вызвали к Цунаде. Было принято решение разобраться в происходящем. И если окажется, что я виновата и пациент, которого я оперировала не придет в себя или скончался, меня уберут из программы, но если чудо все-таки произойдет и парашют раскроется, я останусь. Но вопрос в том, что из двух унизительнее?!       Надежда — вот что убьет человечество.       Сейчас мне хотелось кричать, рыдать, биться в истерике. Хотелось нажать на кнопку и перемотать все назад. Назад.       Я пошла переодеваться. Сил у меня осталось только на дорогу домой. Я с облегчение вздохнула, когда никого не обнаружила в раздевалке. Но спустя какое-то время зашел Чоджи. — О, это ты, — пробормотала я. — Я слышал тебя отстранили и все из-за меня. — Глупости.       Дыхание Чоджи участилось, и он стал заметно нервничать. Такое состояние я списала на чувство вины. Но взглянув на него еще раз, я заметила, что в его глазах присутствовало не понятное мне чувство. Совершенно неожиданно Чоджи развернул меня к себе и все, что я успела почувствовать это влажные губы парня. И следом сильный хлопок двери.       Оттолкнув его, я нервно вскрикнула. Бешенство бурлило во мне. Парень понял, что совершил ошибку и тут же, извинившись, покинул меня. Я молила об одном, чтобы человек, увидевший эту сцену, не оказался Учихой.       Но стоило молодому человеку покинуть стены этой комнаты, как на пороге появился именно он. Мой дьявол воплоти.       Учиха вальяжно, медленно прошел чуть ближе ко мне. Осмотрев меня с ног до головы, он взял своей рукой меня за подбородок и поднял чуть голову вверх так, что я могла смотреть в его глаза. Все, что я могла разглядеть в них — презрение. — Ну, и сука же ты Харуно, — он не сказал, он плюнул мне эти слова в лицо, смотря на меня как на ничтожество, — да, да самая настоящая шваль.       Я окаменела от таких слов. Тихо сглотнув, я собрала последние капли своего мужества. Он отошел, и, окинув меня еще раз презрительным взглядом, ушел, хлопнув дверью.       Я ничего не чувствовала. Ни боли, ни унижения, ни разочарования, ни стыда. Словно внутри меня все покрылось коркой льда. Я села на лавочку и ничего не соображая, собрала свои вещи и поспешила на выход.       Оказавшись на улице, я развернулась, чтобы посмотреть на все здание. И именно в этот момент я поняла, как сильно я ненавижу стеклянные двери и стойки регистрации. Ведь именно там стоит Учиха, флиртуя с девушкой с моего потока. Возможно, не видя этой картины, я бы испытала грусть или тоску, а может быть чувство предательства и разочарования. Возможно, я бы поняла на какой грани нахожусь и что означает для меня данный поступок. А может быть, я бы поняла, что теперь моей мечте не суждено сбыться. Но увы…