Спаси меня от одиночества

- Я ждал тебя, - этот голос никогда не перестанет удивлять меня, волновать моё воображение, хотя ни разу не слышал в нём эмоций, предназначающиеся лично для меня, ни тебе симпатии, ни злости, только лишь сухое обращение, недвусмысленным равнодушием выворачивающее душу наизнанку, и ужасно раздражающее своей вежливостью. Но сам голос, сладковатой патокой стекающий с губ, проникающий сквозь поры, щекочущий сознание, пушистым зверьком ворочаясь в мыслях, приятно холодя их словно животворящая влага, спасающая в зной. Это чувство ни с чем не сравнимо, да и некогда сравнивать, тем более в последнее время, когда донсэн неожиданно начал уходить в себя, становясь молчаливее и тише, отдавая предпочтение внутренним диалогам, а судя по тому, как морщились его бровки и затуманивался взгляд, размышлял он о чём-то чересчур возвышенном, чтоб обсуждать это с узколобыми несведущими хёнами. - Зачем? - хотелось добавить что-то вроде «зачем тебе видеть меня», или того хлеще - «зачем я вообще могу тебе понадобиться?», но Сонджон всё равно бы не ответил. - Зачем? – переспросил он, будто, вновь задумавшись, не сразу понял, пропустил он сказанное мной или всего лишь послышалось. - Ты что, не рад? – нотки удивления мелькнули на мгновение, растворившись в окружающих звуках, кто-нибудь с менее тонким слухом и вовсе бы их не заметил, но не я, привыкший ловить любое, даже незначительное волнение в столь… желанном голосе. - Почему это я должен радоваться? - подозрительно переспросил я, оборачиваясь на донсэна. Его обычно влажные, блестящие глаза почти не сверкали, если не считать тусклого отблеска от луны в карем омуте, некогда таком глубоком, что перехватывало дыхание, если долго не отводить взгляд... так, о чём это я?... Глаза поблекли, а лоб был пугающе белым, в принципе парень никогда не входил в число любителей солнечных ванн, но вот солнышко его любило, умудряясь позолотить кожу за потрясающе короткое время. Сейчас тонкий оттенок загара полностью скрылся за неестественной бледностью. - Я не знаю, просто показалось, что ты не был бы против возможности увидеться со мной. - Зайдёшь? – нерешительный вопрос влажным облачком горячего дыхания повис у моих губ, запутавшись в шерстинках высоко завязанного шарфа, напоминая, что каким бы сильным ты не был, всегда есть кто-то сильнее, как зима, в нелёгкой борьбе рано или поздно укладывающая осень на лопатки, а ведь осень самое безжалостное время года, и нет лекарства от хандры, которую сеет она в наших душах. В душах тех, кого никто не ждёт дома. - A ты думаешь, я торчал у тебя под дверью, чтоб поздороваться и уйти? - Ты сейчас такой странный, у меня аж мурашки от тебя, - прошептал я в спину парня, по-хозяйски вошедшего в мой дом, конечно, я сам его пригласил, чтоб не держать на промозглом воздухе ночи, но очень уж вальяжно прошёл внутрь тот, кто на восемьдесят процентов состоял не из воды, а из вежливости. - Почему-то мне кажется, что мурашки у тебя не в хорошем смысле, - горьковатое послевкусие разочарования не пришлось донсэну по нраву, кардинально изменив его планы. Макнэ замер на полпути, опять о чём-то мысленно побеседовал сам с собой, покачал головой и, надув щёки, стянул кеды без помощи рук, обиженно посопев на туго затянутую шнуровку, а потом опустился на пол, скрестив под собой ноги, со смешенными чувствами на симпатичной мордашке, раздражение и спокойствие, досада и удовлетворение со сверхъестественной скоростью сменяли друг друга, у меня слегка поплыло перед глазами от такого калейдоскопа разнообразных эмоций. - В каком таком хорошем смысле? Серьёзно, что с тобой? Откуда ты такой шальной? - Я гулял, немного выпил, много думал, - перечислил Сонджон, сложив губы трубочкой, отчего некоторые гласные звучали смазано, но забавно. - Вот оно что, - тем не менее, ничегошеньки я не понял. До сих пор свято верил, что донсэн с этим туманящим сознание пороком на «Вы». - И о чём думал? – даже такое осторожное уточнение, безусловно, грозило неожиданным «психом», но попытка-то не пытка. - Вы тоже воспринимаете меня как девушку? - Тоже? – каюсь, заявление нашего макнэ выбило меня из седла, да так, будто я на полном скаку нёсся по пересечённой местности и получил пыльным мешком по лицу, в общем, от неожиданности и шока я даже голос повысил, хрипло кашлянув в довесок. - Это единственное, что тебя удивило? Тогда ответ очевиден. - Вовсе нет, я воспринимаю тебя как парня, так что меня удивило именно "тоже"... неужели ты?... Но он опять сменил тему, точнее продолжил гнуть свою собственную линию, смысл которой я вряд ли пойму, даже если проследую по ней вслед за Сонджоном от начала до конца. - Видел парочку сегодня, я и раньше наблюдал парочки, но сегодня это было как-то иначе, они были словно… как бы это сказать… нереально идеальные что ли, у меня в голове вырисовывалась именно такая картинка первой любви. Но вот когда я это увидел воочию, меня будто парализовало. - Почему? Не понравилось? Но меня будто и не слышали вовсе. Как всегда, если нужен Мёнсу, то только лишь для фона, порой начинает казаться, что это может быть моим истинным предназначением, слишком уж хорошо у меня получается. - Ты же хён? Должен поддерживать, направлять своего донсэна… Что со мной не так? В таких красивых, воздушных, словно пастельными мелками нарисованных отношениях я хочу себя видеть тем, кого бережно берут за руки, словно я хрупок подобно орхидее, хочу быть тем, кого обнимают за плечи, заключая в надёжное кольцо любящих рук, хочу, чтоб меня катали на спине, будто я вешу не больше пёрышка, а на мои смущённые возражения: «Я тяжёлый», - слышать в ответ: «Своя ноша не тянет»… хочу быть тем, кого оберегают от лживых, тёмных людей, хочу знать, что я тот, за кого без раздумья полезут в драку, - Сонджон перечислял, входя во вкус, красочно, в лицах, каждое новое «хочу» окрашивая совершенно иной, неповторимой эмоцией. Его глаза вновь заблестели, щёки порозовели, а губы стали алыми-алыми, как спелая малина, сочная, бархатистая, в меру сладкая. – Хён, ты слушаешь? - Как хён может не слушать своего донсэна? Слушать-то я слушал, весьма охотно, завораживаясь откровенными признаниями всё сильнее, жадно ловя каждое слово, каждое движение – это давно вошло в привычку, увиденное и услышанное тщательно собиралось мной, бережно откладывалось в подсознании, где мысленно, очень аккуратно заворачивалось в специальную пупырчатую упаковку для самых драгоценных воспоминаний и хранилось до тех пор, пока однажды ночью от меня вновь не сбегал сон, оставляя место одиночеству, приносящему физическую боль, когда грудь стискивало стальным раскалённым жгутом, не давая дышать, и каждая слезинка давалась с таким трудом, что хотелось плакать ещё сильнее, но слёзы не шли… И боль не уходила, как бы отчаянно я не молил об этом в пустоту, потому что нельзя заставить себя не любить, не желать, не мечтать, и никто не может даровать тебе избавления от душевных мук… И тогда я без раздумий открывал заветный ларец воспоминаний, с нетерпением и трепетом вырисовывая в памяти черты прекрасного лица, мягкую линию губ, гордо вздёрнутый носик, неповторимую мимику Сонджона, изящные движения его ладоней, тонкие запястья, узкую грудь и не менее узкие бёдра, его статную стройную фигуру… всё то, что никогда не исчезнет из моей памяти, отпечатавшись в ней яркими красками. Возможно, кому-то это покажется мазохизмом, но я хотел бы никогда не забывать, каким красивым может быть Сонджон, и уж точно не хотел бы забывать, как трепещет сердце от его улыбки, пусть даже не мне предназначенной. Пусть будет больно просыпаться и понимать, что его никогда не окажется на другой половине моей постели, но возможность видеть донсэна во время репетиций, после них и всегда, когда мы собирались всей группой, для меня уже это было счастьем, моим личным маленьким счастьем. - Мёнсу-хён, ты сам-то в порядке? Смотришь на меня как завороженный, - скептически приподнял бровку донсэн. А и правда, я в порядке? Да и могу ли я быть в порядке, когда рядом он, выжидающе смотрит, прожигая оценивающим взглядом. - Мне повторить то, о чём ты рассказывал, чтоб ты поверил, что я тебя слушаю? Я в порядке, правда. - Хорошо, я рад. И он продолжил делиться своими переживаниями, явно к чему-то ведя. А я послушно слушал, пытаясь не выпускать тонкую ниточку логической последовательности немного сбивчивого рассказа. В порядке ли я? Кто знает. Есть ли вообще порядок в этом мире? А если да, то кто решает, что есть порядок, а что хаос? Глубоко и основательно думать об этом не было желания, тем более, что с возрастом я всё сильнее разделял жизненную позицию людей, считающих, что у каждого своя правда, свой порядок, свой хаос. Раньше, когда я жил с родителями, учился в школе, развлекаясь с друзьями, всё это и было моим порядком – дом, школа, друзья. Тогда я и представить не мог, что однажды моя душа переполнится горячими чувствами к изящному донсэну, по девчачьи хрупкому, с озорными искорками в глазах и еле уловимой хрипотце в звонком голосе… Любовь к нему, выскакивающее из груди сердце, одинокие всхлипы в бессонные ночи и только лишь одно лицо перед глазами - с тех пор стало нормой жизни того, кто прежде рассеивал своё внимание на пустяки. - …И я продолжал думать об этом, сгорая от тоски, я был действительно убит горем, но в голове продолжала трепыхаться слабая мысль, такая слабая-слабая, как лучик утреннего солнца в безнадёжной попытке пробиться сквозь грозовые облака, но слёзы высыхали, нельзя же реветь вечность, а вместе со слезами блекли тучи в моей голове, давая солнечному зайчику всё больше свободы… И знаешь, чем оказался это лучик? Эта маленькая, но навязчивая, не убиваемая, как таракан мысль? - Даже боюсь представить, - шепнул я, поддаваясь вперёд. - Это был ты. Солнечный лучик в моей голове и в моей жизни, единственный, кто способен, сделать её чуть менее промозглой. - Что ты имеешь в виду? - от неожиданности я резко отпрянул, ударившись спиной о стену, рядом с которой опустился на пол, следуя примеру Сонджона. - Вот! Вот! – воскликнул он, вскакивая на ноги и наклоняя ко мне бледное личико. – Я тоже не понимал, не мог распутать этот клубок из догадок, чувств и недомолвок, пока не увидел ниточку. Та парочка, что показалась мне воплощением всех моих мечтаний, на самом деле была ключиком… нет, скорее даже больше - ответом… Сказать, что я растерялся то же самое, что вовсе промолчать, ибо нет слов, способных описать, какой ступор на меня напал. Я абсолютно, категорически перестал понимать, что происходит, и даже ущипнул себя украдкой, чтоб проснуться, но лодыжку кольнуло болью, а прекрасная галлюцинация продолжала разоряться, разговаривая, казалось, со мной и ни со мной одновременно. - Я понял, Мёнсу, что на самом деле у меня уже есть то, о чём я мечтаю, только я был слеп, не видя дальше своего носа, ища там, где меня нет, вместо того, чтоб посмотреть по сторонам. Когда он произнёс моё имя, вот так просто, неформально, смело, единственное на что хватило моих сил - возблагодарить небеса за то, что в этот момент я сидел, а не стоял, иначе лететь мне рыбкой навстречу к полу, даря тому свой первый поцелуй. Ещё никогда я не слышал ничего столь же прекрасного… волнующий сердце голос, пухлые губы, острый язычок и даже ровные белые зубки - всё это было идеально создано для того, чтобы одним лишь именем выбить из меня остатки воли. Я вздрогнул, когда тонкие прохладные пальцы коснулись подбородка, поворачивая моё лицо к свету, немного вверх. - Мёнсу, я задал вопрос. Пришлось пару раз сглотнуть, чтоб прочистить вусмерть пересохшее горло. - Какой? - Ты будешь моим парнем? Суть вопроса до меня дошла на удивления быстро, чуть ли не раньше, чем предложение было законченно. Я, сбив при этом Сонджона с ног, в считанные секунды подорвался с места, не замечая зверского покалывания в икрах. - Ты спятил?! Как у тебя вообще язык повернулся такое спросить?! – ещё и у меня! Я не ожидал, что донсэн умеет так зло шутить. - Значит, нет? Не такого ответа я ожидал, может, остынешь и подумаешь? – Сонджон с надеждой заглянул мне в глаза, немного нервно покусывая губу. - Ты точно с ума сошёл! – взвыл я от обиды и боли, сам не понимая, почему именно эти чувства нахлынули. – Я не могу! - Не можешь, потому что не хочешь? Я думал… - Думал? Уверен, что думал? Что-то слабо похоже на обдуманное предложение! - Эй! Я ведь не шучу и не издеваюсь, я серьёзно… спрашиваю, а не предлагаю. Меня начало штормить, хотелось забраться под одеяло, свернуться в клубочек и никого не видеть, не слышать, не знать. Страшнее всего было то, что руки уже начали тянуться, а сердце потребовало немедленно поверить, но поверить во что? В то, что разобьёт мне сердце, если окажется миражом? Так не хочу, так не могу, так боюсь, боюсь поверить, пустить в мысли надежду и смотреть потом, как она тает под испепеляющим жаром действительности. Сонджон горько вздохнул, прижал ладонь к груди и, сжав свою по-весеннему прохладную курточку в кулак, склонил голову. - Знаешь, бывает такое чувство, будто чего-то хочется, но не можешь понять чего. Вот со мной такое было на протяжении последних недель, по вечерам я не мог заснуть от ощущения, что в чём-то нуждаюсь, будто чего-то не хватает, и эта неизвестность наравне с бессильными попытками понять, в чём причина моего состояния, ужасно изнуряли. Я чуть не плакал, пытаясь уснуть, а головные боли уже давно стали привычными… Вот только днём, когда я оказывался на репетиции, или любом другом мероприятии, всё словно рукой снимало. Так просто, будто и не было бессонных ночей. На мгновение его голос стих, парень вновь посмотрел на меня, будто ища что-то, или ожидая какого-то ответа, но меня хватило лишь на слабый кивок, уж я-то не понаслышке знаю каково это – хотеть чего-то, чего у тебя нет. Сонджону этого хватило, чтоб продолжить: - Я не мог понять почему, в чём может быть дело, ведь проснувшись, я абсолютно ничего не делал, сил хватало только умыться, собраться и доехать до положенного места, где мне мгновенно становилось легче. Это только подливало масла в огонь, превращая каждую следующую ночь в куда более ужасную, чем предыдущая. Но днём, когда голова прекращала кружиться из-за хронического недосыпа, а на душе становилось уютно и спокойно, все тяжёлые мысли таяли. И до сегодняшнего вечера я даже не подозревал, что это благодаря тебе! Я молчал и даже шевельнуться боялся, слушать Сонджона было так сладко, и мне не хотелось спугнуть этот момент, хотелось, чтоб он продолжал говорить. А он смотрел на меня с улыбкой, которая с каждой секундой таяла. - Когда я увидел ту парочку, и в груди начало щемить, я долго думал, но так ничего и не надумал, потом купил себе пива, надеясь, что это поможет освободить голову, но стало только хуже, - в голосе парня зазвучали слёзы, но я не мог понять, плачет ли он на самом деле. Чтоб узнать наверняка, пришлось бы сесть, но моё тело категорически отказывалось меня слушаться. – Мысли водопадом обрушились на меня, я не знал, что мне делать и просто шёл… Куда-нибудь, всё равно куда, лишь бы не стоять на месте. Как оказался около твоего дома не помню, но когда осознал, где нахожусь, у меня случилось прозрение. - И какое озарение у тебя случилось? Что нужно спросить своего хёна, не станет ли он твоим парнем, чтоб скрасить твоё одиночество? – слова сами срывались с языка, заставляя Сонджона вздрагивать, как от ударов. - Я действительно подумал об этом, твоя забота нужна мне, я так сильно привык к ней, что оказываясь дома совсем один, я абсолютно бессознательно начинал скучать по твоему присутствию, да так сильно, что чуть не довёл себя до нервного срыва. Не буду врать, я надеялся, что ты захочешь… не оставлять меня одного вечерами, - он прижал ладони к глазам и зашмыгал носом. - Но ты относишься ко мне всего лишь как к макнэ, и твоя забота – это забота хёна о своём донсэне, я не должен был путать, - прошептал он самому себе и потянулся за кедами, наспех завязав шнурки невообразимыми узлами, он поднялся, избегая случайных перекрёстных взглядов, вежливо поклонился и протиснувшись мимо меня, отворил дверь. Холодный воздух заставил его вздрогнуть, зябко поёжившись, Сонджон обернулся, глядя мне прямо в глаза, его бледное лицо блестело от слёз. – Не стоит меня провожать, я знаю, как добраться до своего дома. Дверь хлопнула, скрывая от меня донсэна, а вместе с тем в груди, будто, что-то закровоточило. Сжав до боли кулаки, я задержал дыхание, досчитал до десяти и решительно вышел следом. Худенькая фигурка мелькнула в конце переулка, и я с ужасом осознал, что ещё мгновение, и я не успел бы заметить, куда ушёл Сонджон. Со всех ног рванув за ним, я больно приложился об угол здания на повороте, но оказалось, что свернув туда, парень сбавил шаг, и я, вздохнув с облегчением, уже спокойно последовал за ним. Моё присутствие Сонджон заметил почти сразу. Какое-то время он вздыхал и сопел на всю улицу, но шаг не ускорял, казалось вообще никуда не торопясь и наплевав на нежеланного попутчика, но я не менее шумно сопел в ответ, и вскоре ему это поднадоело. Коситься он начал скорее зло, чем недовольно, и тут уж меня хватило ненадолго. Догнав Сонджона, я схватил его за руку и развернул лицом к себе, точнее попытался, но этот вредный ребёнок, разобидевшись в пух и прах, даже не подумал идти у меня на поводу, уткнувшись носом в плечо и, вроде как, даже зажмурившись, рассмотреть его лицо за чёлкой мне не удавалось. - Я дурак, правда дурак, и вёл себя как дурак, Сонджон-а, прошу тебя, прости. В ответ была лишь тишина. А он обиделся сильнее, чем я думал. - Да ты! Ты совсем меня с толку сбил! Зачем спросил, считаем ли мы тебя девушкой? И на пол сел, а у самого лицо бледное, глаза потухли, слёзы в голосе, я испугался, как никогда в жизни, но даже сам этого не понял, - я дотронулся пальцами до его щеки, второй рукой всё так же крепко удерживая его, чтоб не сбежал. От волнения у меня перехватывало дыхания и в таком состоянии я вряд ли смог бы угнаться за перевозбуждённым донсэном. Сонджон насупился и засопел как паровозик, маленький, но упёртый. И сильный, очень сильный, мне пришлось здорово поднапрячься, чтоб не упустить это сокровище из рук. - А теперь перестань дуть губы и поставь себя на моё место, - я схватил его за куртку и припечатал к стене, зажав его руки у него же за спиной, и лишив его тем самым возможности и дальше вырываться. - Я прихожу к тебе весь в слезах и расстроенных чувствах и прошу стать моим парнем. Ты б ещё предложил пожениться и сбежать на какой-нибудь остров, где целыми днями мы гоняли бы на водных мотоциклах, питались бы фруктами и печённой на камнях рыбой, а по ночам занимались бы сексом на пляже. - С-сексом? - Да, сексом, а что, ты не знал, что парочки им занимаются? Для начала трепетным и нежным, знакомясь с телами друг друга, притираясь и привыкая к новым ощущениям, а потом грязным, развратным, полным страсти. Что, уже не так хочешь быть моим парнем? - Откуда я знаю, может мне понравится?! – Сонджон в один миг залился краской и, я, честно, не знаю, что произошло, у меня будто что-то щёлкнуло в голове – вот мы стоим, прижавшись к стене, а вот уже целуемся, пальцы Сонджона приятно холодят мой затылок, его нежные губы прижимаются к моим, сладкий запах его кожи щекочет ноздри, и всё моё тело наполняется теплом. Я хочу сказать, как сильно люблю его, но не могу оторваться даже на секундочку. Чувствую, как одинокая слезинка стремительно скатываются к подбородку, петляя по коже, разгорячённой от неожиданно вспыхнувшей страсти, а следом, повторяя изгибы влажной дорожки, дрожащий тонкий пальчик стирает солёный след с моей щеки, и эмоции, скопившиеся за долгое время, лавиной накрывают меня. - Это от счастья, - шепчу я, когда Сонджон неуверенно отстраняется. Одно, томительно долгое, мгновение только лишь сбивчивое дыхание парня ласкает мои губы, а в следующее он вновь прижимается ко мне, а его язык немного неуверенным, но одновременно с тем настойчивым движением требует разомкнуть для него не только губы, желая проникнуть как можно глубже, взять как можно больше. Я сотню раз пытался представить, какими на вкус будут поцелуи Сонджона, но реальность в тысячу раз превзошла все мои мечты, оказавшись не в сравнение лучше даже самых смелых из них. Его язык и губы были волнующими, пряными, а их движения бархатно нежными и… идеальными, такими, что хотелось сойти с ума, заблудиться в объятьях любимого, раз за разом переживая счастливейший момент в моей жизни. - Если это будет так же приятно, то мне обязательно понравится, - хрипло хихикнул Сонджон, когда наконец-то удалось утолить первую жажду. - Поверь, будет ещё приятнее, – тихонько шепнул я, в тот момент нам обоим нужно было отдышаться. - Верю, я верю тебе, Мёнсу, каждому твоему слову, каждому стону, и ты верь мне… Я отстранился и заглянул в большие, сияющие, как прежде глаза, но теперь они сияли для меня. Со всей возможной нежностью, на которую только был способен, я поцеловал Сонджона, а оторвавшись от влажных губ, решительно увлёк за собой, и наши озябшие пальцы переплелись, грея друг друга точно так же, как взаимные улыбки грели душу. Домой мы летели, не разбирая дороги, целуясь, поскальзываясь, глупо хихикая и снова целуясь, а когда, наконец, оказались в тепле, я первым же делом затащил Сонджона в гостиную, укутал в плед и велел ждать меня, но когда вернулся с чашкой горячего бульона, донсэн уже спал, уютно подложив ладони под щёку. Поставив поднос на стол, я сел рядом с парнем и, поцеловав кончики пальцев, дотронулся ими до его губ, зацелованных, припухших, маняще алых. Острый носик раскраснелся от холода, а на ощупь вообще был ледяным, но прикасаться к донсэну было невообразимо приятно, желая большего, я подышал на ладони, потёр их, разогревая друг о дружку, и прижал к порозовевшим щёчкам, умирая от счастья. Сонджон зашевелился, и я наклонился пониже, надеясь расслышать, что он там бормочет. - Хочу тебя к себе, - это прозвучало хоть и приглушённо, сквозь сон, но тем не менее чётко, не оставляя места для сомнений. Я, не теряя ни секунды, забрался под плед, а Сонджон тут же уткнулся в вырез моей кофты, интуитивно найдя лучшее место, где можно согреть замёрзший носик. Его тонкие кисти скользнули по моей талии, а тело изогнулось, подстраиваясь под мою позу. И как только он замер, умостившись самым удобным для нас обоих образом, я провалился в сон, уже абсолютно ничего не боясь и не цепляясь за реальность. Падая в омут сновидений, я точно знал, что проснусь в объятьях Сонджона, точно так же, как знал, что теперь-то он уж точно никуда от меня не денется, а я не денусь от него. Два одиночества нашли и дополнили друг друга, став единым целым, и теперь мы оба знаем, рядом с кем наше место. И возможно, Сонджон ещё не любит меня, но теперь я готов сделать всё, чтоб заслужить его доверие и любовь, ведь он превратил моё личное маленькое счастье в большое и настоящее.