"Сцена в лодке" или "Как оно было на самом деле"

      ...Эсмеральда, стараясь держаться подальше от молчаливой фигуры загадочного попутчика, всё сильнее льнула к Гренгуару от страха. Поэт, сделав обречённый выбор между двумя жмущимися к нему феминами, прошептал:       - Я не могу спасти вас обеих!       Он, впрочем, не ставил самоцель - произнести как можно тише, однако, как это, к сожалению, случается, его услышали. В подобные моменты человек осознаёт свою ошибку, совершённую по некой беспечности (например, является вполне естественным забыть уровень восприятия других людей - то, что философ озвучивал как факт, иногда воспринималось как открытая тема; ту же природу подчас имеют риторические вопросы) - и сполна расплачивается за неё. И этот случай - не исключение.       - Почему? - почти просипел тихий голосок цыганки, пронзив разговорную тишину.       Непонятно: чертыхнулся ли Пьер про себя на самом деле, но он в секунду мысленно успел помянуть своих "тёзок" - всех великих мыслителей Античности. Однако сие обращение нашло-таки отклик - ибо за эту секунду созрел ответ:       - Нас всех заметят, и всем тогда не избежать виселицы. К тому же, мой друг позаботится о тебе, - и, желая подкрепить уверенность, прибавил: - Он сам вызвался.       "Друг", не отреагировав никак на это заявление, продолжал молча делать своё дело.       Девушку же это ничуть не успокоило - наоборот, ей показалось, что этот чёрный плотный призрак обманул её супруга. Поменяйся она знаниями с Гренгуаром - и Эсмеральда не преминула бы сравнить себя с Персефоной, которую хочет утащить Аид в своё подземное царство, а Сена превратилась бы в Стикс. Но сия мысль не пришла в голову ни поглощённому насущными заботами поэту, ни тем более, самой Эсмеральде.       Единственное, чего последняя желала: оказаться как можно дальше от этого замогильного холода. Поэтому дитя придумало нехитрый план обмена:       - Не оставляй меня! Пусть позаботится о Джали он!       "Харон" снова не дал о себе знать - только сильнее сжал вёсла, до побеления костяшек пальцев (но в темноте, да даже в полутьме! этого всё равно никто не заметил).       - Э, нет, - незамедлительно откликнулся философ. - Джали к нему не пойдёт. Без обид, учитель.       Но тот, похоже, отпустил струну. Даже, наверное, хмыкнул - но его попутчики сего жеста, естественно, не видели и не слышали.       - Так и я! - позабыв об осторожности, громко воскликнула цыганка, приложив руку к груди и повернувшись-подпрыгнув на скамье настолько резко, что лодка заходила ходуном (а коза испуганно заблеяла). Только благодаря человеку в чёрном она не зачерпнула бортом воды. - Так и я не пойду к нему!       Но обсуждаемый сего невежества словно и не слышал. Пьер, перестав держаться за борт, продолжил:       - Ты-то человек, а Джали - коза, пусть и умная. Разве ж объяснишь ей: за кем надо идти? Не поймёт же она, - козочка нашла спасение лишь у ног молодого мужчины, тот погладил умное животное в попытке успокоить - и улыбнулся: - Да и она во мне души не чает.       - И ты спасёшь её, без меня? Только поэтому? - пролепетала девушка, неверяще распахнув глазёнки.       - Я сам очень привязался к Джали, - супруг постарался произнести с нотой сожаления - но в этот раз у него не получилось. Вместо оправдания (чтобы хоть как-то сгладить впечатление ропотной фемины) факт налицо. Поняв, что теряет всякую надежду, "египтянка" залилась слезами:       - А как же я? Спаси меня, а Джали следом пойдёт, или пусть твой товарищ её спрячет, а потом ты её заберёшь! - Эсмеральде было трудно поверить, что ей отказал её же супруг.       Гребец, которого, похоже, оба собеседника (а особенно девушка) оставили временно где-то за гранью своей реальности, уже развернул лодку к берегу. Как бы ни жалел Гренгуар свою жену, размазывающую слёзы ладошками по щекам, уговор есть уговор, выбор сделан.       "К тому же, это путь к жизни! Жизнь на этом не заканчивается! Это путь к счастью!" - окончательно убедил себя Пьер. Осталось уговорить Эсмеральду.       - Прости, милая, но Джали слишком примечательна. А в разных местах нам надо быть достаточно долгое время - пока всё не уляжется. А за это время коза и сбежать может - не лежит у неё сердце ни к кому так, как ко мне... и к вам.       Но тщетно он обращался к разуму девушки - последняя вцепилась поэту в плечо:       - Умоляю, Пьер!       - И потом, Джали, увы, куда как благодарнее вас! - неожиданно холодно отозвался философ, припомнив своё сожительство с цыганкой и расценив, что его помощь в побеге окупает его собственное спасение. - Вы меня никак не приметите.       Козочка, словно в подтверждение, негромко проблеяла и боднула своего спасителя - что не скрылось ни от чьих глаз присутствующих в лодке, неумолимо подплывавшей на одной инерции к берегу, до которого осталось метра четыре. Хозяйка козочки, осознав сей факт, в обиженном отчаянии вскочила, снова опасно качнув лодку:       - Да за что вы так любите Джали и она - вас, что вы оба забываете обо мне?!! - и лишь через мгновение, осознав, что находится между своими товарищами и гребцом (а значит, в непосредственной близости от последнего), цыганка, ойкнув, отпрыгнула к Пьеру, снова прильнув к его плечу (и в третий раз выведя лодку из устойчивого состояния - на сей раз судёнышко всё-таки хлебнуло воды, и опять положение спас безмолвный незнакомец).       В повисшем гробовом молчании, в котором чувствовалась укоризна человека в чёрном (уже приготовившегося шагнуть на берег и привязать лодку), прозвучал аккуратный, последний весомый аргумент поэта Пьера Гренгуара:       - Джали, в отличие от вас, мне дала...