Сад с цветущей луной

Мерцал июнь. Прозрачный ветер гонял по воздуху тополиный пух; жара окружала меня, когда я, поставив чемоданы на каменную дорожку и сделав руку козырьком от яркого солнца, пытался разглядеть хозяйку дома между ярких цветов и плавленного воздуха. Она сажала, кажется, гортензии. Сине-фиолетовые цветы в ее руках сами распускались, потому что в руках этой женщины всегда дышала жизнь, она словно сама была ею. Меня вдруг пронзило чувство небывалой любви к ней, которая так поздно во мне открылась. Эта любовь мурашками прошлась по телу, и ушла куда-то в землю, оставив только нежность. Эта женщина была моей сестрой, и я любил ее всю жизнь той самой братской любовью, какой должен любить любой брат. - Лили! - позвал я. В момент, когда она отвлеклась от своего занятия, чтобы посмотреть на меня, золотые волосы рассыпались по ее открытой белой спине. Она поднялась и улыбнулась, все еще держа один цветок в ладонях. Легкой поступью кошки пошла ко мне, сокращая эту разлуку между нами, длинною в двенадцать лет. Когда руки ее открыли калитку, я остался стоять на месте, не зная, что теперь нужно бы сделать. Я заметил на ее лице первые морщины, заметил, что кожа на руках уже немного шелушится, что некоторые волосы седеют, что фигура ее испортилась. И той молодой девчонки, которая плакала, провожая меня, уже нет. Но она все равно осталась прекрасней всех, кого я видел когда-либо, только теперь образ ее не лучший среди молодых студенток, а лучший среди женщин. Она домашняя, она веселая, она живая. Моя Лили. - Ты так и будешь стоять? - ожидающе спросила Лили и раскинула руки для объятий. Я тут же обнял ее, такую родную и манящую, по которой так сильно скучал все это время. Мне показались глупыми и потерянными двенадцать лет, которые я потратил на обучение и работу за границей, но без нее. Все, чего я хотел с самого первого дня проживания на чужбине - встретить ее снова. Я вглядывался в лица девушек, чтобы найти родное, но моя Лили была здесь все это время. Всегда. Почему я не вернулся раньше?.. Но эта повесть не о Лили. Да, моя сестра заслуживает отдельной истории, ведь то, что она пережила, может быть передано в полной мере только на бумаге, но эта повесть о девочке-луне. О ее дочке. Она появилась передо мной первый раз неожиданно. Я не знал о ее существовании до этого, и вдруг, среди домашних кустов роз, я заметил белоснежное ситцевое платьице, затем загорелую детскую кожу, затем две золотые косички, синий умный взгляд, розовые пухлые губы, а уже потом мое сознание соединило все это в мою племянницу, которую я еще не знал. Она взглянула на меня, и вдруг ослепила. Это была точная копия Лили, ее зеркальное отражение: лицо, ручки, ножки, волосы. Все в ней было так мне знакомо и так неизведанно. Я сразу понял, что это ее дочь. Она держала в руке открытую книжку, и, положив ее на коленки, читала, пока я не отвлек ее. Я встал, как вкопанный, не зная, что сказать. Девочка склонила головку на бок, как делают все дети, когда им интересно, и спросила: - Вы мой дядя? Я кивнул. Девочка улыбнулась. - А я Эжени, - я сузил глаза от яркого солнца и прикрыл их рукой. Она мерещилась мне таким беззащитным и хрупким созданием, что, казалось, если я дотронусь до нее, на этом месте тут же образуется синяк. Или она и вовсе рассыпется на тысячи роз. - Я Карл, - ответил я после долгой паузы. Наверное, она ждала чего-то от меня. - Приятно с тобой познакомиться. Ее улыбка казалась мне самым лучшим, что я видел на свете. Чистота ее детства, непорочность ее мыслей и глубокий взгляд - вот что отличало Эжени от других. Нередко такие качества приписывают всем детям, но из всех, кого я видел, Эжени была самой невероятной. Она жила в своем мире, в который взрослым уже было не добраться, и я, увы, мог только гадать, что она видит в полете бабочки или что представляет, когда поливает цветы, или кем она себя считает, лежа в стриженной чуть блестящей траве. Все мои наблюдения за ней сводились к одному: она чувствует мир вокруг себя. Рядом с ней я ощущал себя глупым и бесполезным, словно бы этому миру от меня ничего не нужно было. Я думал, что я создал, что я дал человечеству?.. Вот Эжени, маленькая, семилетняя Эжени, которая дала мне больше, чем любая из наук, которая создала в моем мире покой и меланхолию. А что создал я?.. То лето я провел в доме с Эжени и Лили, наслаждаясь их обществом, их добротой, их светом, их жизнью. У Лили был замечательный сад, в котором росли цветы, и каждый день она занималась ими: рассаживала, поливала, удобряла. Иногда меня посещала мысль о том, что, не делай она этого, цветы бы все равно цвели от одного ее вида, от ее прикосновений. Но самый главный цветок, который вырастила Лили, обычно располагался на гамаке с книжкой в руках. С каждым днем жара все больше давала о себе знать, но маленькая загорелая девочка-луна выходила на террасу и, глядя прямо на солнце, не щурясь, вдыхала чистый утренний воздух. Я смотрел на двух самых прекрасных женщин в своей жизни и уже мечтал о том, как приеду в этот дом следующим летом, как снова увижу сестру и племянницу, как снова обниму их, сжав в своих руках, и почувствую жизнь. И снова в прекрасном саду расцветут гортензии и розы. Но я не приехал следующим летом. И последующим. И дальше... И дальше... Я не приехал совсем. Отправляясь на вокзал в тот далекий конец августа я, ощущая небывалую грусть, простился с двумя женщинами, живущими в доме с прекрасным садом. Я чуть не разрыдался, глядя на их лица, когда поезд тронулся, и унес меня от тех, с кем я хотел бы остаться. Эжени по-детски махала мне рукой на прощание. Я бы уверен, что приеду в следующем июне, и я даже думал над тем, чтобы неожиданно приехать зимой. В моей голове я уже играл в снежки с Эжени и лепил снеговика, но этого не случилось. И зимой и летом меня останавливала работа. Срочность и неотложность дел приковывали меня к рабочему месту, и все дольше я оставался за границей, уже почти позабыв о своих мечтах. Один год, два, десять... Время пролетало мимо меня, не задевая. И все воспоминания о цветущем саде стерлись из моей головы. Я вспомнил о них только этой весной, тридцатого мая. И воспоминание это пробило меня насквозь. Светлые лица на черно-белой фотографии вдруг показались мне единственными родными лицами на всей земле. Собрав немного одежды и прихватив ноутбук для работы я отправился на вокзал и изъявил желание немедленно отправиться в поселок-R первым же возможным поездом. Но поезда в то место больше не ходили. Его стерли с карты железнодорожных путей. Тогда я вернулся домой, захватил еще еды и карту, чтобы отправится в путь на машине. Я превышал скорость, и, несмотря на отсутствие сна, спать совершенно не хотел. Я пытался вспомнить имя девочки-луны, которое стерлось временем. И чем больше я вспоминал - тем дальше оно закатывалось в моей памяти. Я пытался представить ее образ сейчас, какой она стала за прошедшие десять лет, и пришел к выводу, что ничто на свете не могло испортить ее и затмить ее внутренний свет. За день я добрался до места, отмеченного на карте, и увидел знакомый поселок, где, среди прочих домов, стоял самый теплый и светлый. Я так думал, но... Дома не было. Того дома не было. Знакомая калитка, за которой десять лет назад я стоял в нервном ожидании; та самая каменная дорожка, на которой я оставил в первый день свои чемоданы, а потом, забыв их забрать, искал по всему дому; тот самый дом с террасой и гамаком на ней, на котором лежала когда-то каждое утро маленькая девочка. Но все это было другим и чужим. Сейчас на гамаке лежал толстый, отвратительно-уродливый человек, который вываливался за пределы сетки. Я окликнул его раз пять, прежде чем он услышал меня и лениво повернул ко мне голову. Я спросил, здесь ли живет Лили, моя Лили, которую я оставил здесь десять лет назад, и ее дочь: девочка-луна. На что он, отвернувшись от меня, прикрикнул: - Вали отсюда, это мой дом. Мне показалось, что я умер. Я стоял в ступоре со своим чемоданом и пиджаком в руках и все смотрел на мужчину. И только потом заметил, что сад исчез. Все цветущие кусты исчезли, не оставив после себя и листочка бывалой красоты, и даже розы, среди которых я впервые нашей главное сокровище моей и Лилиной жизни, исчезли без следа, как исчезли они из моей памяти. Знать, что здесь произошло, я не хотел. Единственным моим желанием было отыскать Лили и ее дочь. Я пытался расспросить об этом толстяка, допрашивая его самым вежливым и молящим образом, но он лишь махал рукой, чтобы я свалил. Когда я его окончательно достал, он с необычайной для своего тела скоростью зашел в дом - старый деревянный пол террасы чуть не сломался под его ногами - и вышел уже с ружьем. Он пару раз выстрелил в небо, а когда и после этого я не ушел, он направил ружье на меня. Я чувствовал, что он что-то знает, просто говорить этого не хочет или не может, потому я совершенно серьезно предложил ему денег. Дуло ружья тут же отвернулось от меня. - Сколько? Я дрожащими руками достал бумажник и вытащил из него всю наличку, что была. Пересчитывая добычу, он буркнул: - Поезжай на седьмое шоссе. Я так и не понял, чего такого я мог найти на седьмом шоссе, попытался спросить еще адреса, на что он отвечал только: "я же сказал - седьмое шоссе!" И я отправился на седьмое шоссе. Дорога до него оказалась быстрой, но само шоссе простиралось вдаль невообразимо далеко. Включив фары, я пытался найти глазами хоть один дом вдоль этого шоссе, но вокруг были одни лишь деревья. Не было даже фонарных столбов. И когда я уже подумал было разворачиваться к старому дому и платить толстяку кредитными картами и всем остальным, что у меня еще могло быть, я увидел ее. Она была такой же прекрасной, какой я представлял ее. Такой же светлой, какой я видел ее в последние минуты. Такой же девочкой-луной. Она стояла на обочине, глядя прямо в горящие фары, вместе со всеми другими девушками, попавшими сюда по року событий. Она стояла, ничуть не боясь ночной прохлады и была словно в другом мире. Совсем как когда-то. Остановившись и выключив фары я было собирался выйти из машины, как ко мне в окно постучал человек с сигарой в зубах. Я опустил окно, и шквал дыма моментально пробрался в кожный салон. - Доброй ночи, - сказал я, на что он не обратил внимания. Внутри у меня все сжалось. За его спиной стояли несчастные девушки: одна, вторая, третья... Они курили, смеялись, болтали но были так несчастны, что это чувствовал даже я, сидя в своем прокуренном автомобиле. И среди них стояла девушка семнадцати лет, глядя на сосны через дорогу. В ее глазах отражались звезды, а на лице не было ни единой эмоции. - Кого брать будем? - спросил человек. Я отвлекся от наблюдения за племянницей и переспросил его, на что он еще более раздраженно повторил фразу. - А, - сказал я, ощущая, как больно моей душе. - Вон ту, в синей юбке. Он ухмыльнулся и впервые за наш диалог вынул изо рта сигару. - Понимаю. Ее все берут, - он подозвал девушку. - Оплата почасовая, только налом и девушке на руки, папаша. Он ушел к другой машине, что остановилась здесь в летнюю ночь. Девушка села ко мне в машину, отрешенно скользнув по мне взглядом. Помнит ли она меня? Помнит ли она то единственное лето, что я провел в их с Лили доме? И как она оказалась здесь, в глубине леса, стоящей возле седьмого шоссе? И где ее мама? Так много вопросов у меня к ней было, но я не задал ни одного из них. Совершенно точно, девочка-луна не помнила меня. - Эй, - позвал я. Она впервые повернулась ко мне. Золотые волосы. Синий умный взгляд. Лицо - точная копия Лили. Я чуть не разрыдался прямо там, но сдержал нахлынувшую печаль. Она долго смотрела на меня, ожидая чего-то. Склонила голову на бок. Как в первый день июня десятилетней давности. И тут она задала вопрос, от которого все во мне остановило свой ход: - Вы мой дядя?.. Я долго смотрел на нее широко открытыми глазами, а затем по моим слегка морщинистым щекам пошли слезы. Точно такая же, как и раньше: хрупкая, словно хрустальная, с загорелой кожей, с звонким детским голосом, который повторил этот вопрос спустя столько времени с такой же интонацией, что была раньше. Я быстро закивал в ответ на ее вопрос. Она слегка улыбнулась. - Здравствуйте, Карл. Мама очень ждала вас. Слезы остановились. Я уставился на нее, совершенно опустошенный и шокированный. - И я очень ждала вас. А вас все не было, - продолжала она. - Я знала, что встречу вас в июне. И мама знала. Только вот слегка не дождалась. Жаль, что вы не приехали раньше: она очень хотела еще раз показать вам сад. Она замолчала и положила руку на дверь, явно собираясь выйти. Я остановил ее, высказав желание забрать ее отсюда, выкупить дом и снова провести лето вместе, как раньше. А если бы дом выкупить не удалось, я бы построил новый в этом же поселке, и на этот раз остался бы там навсегда. И мы слепили бы снеговика. И посадили бы розы. И мы были бы счастливы... Но она отказалась. - Нет, Карл. Я вас очень ждала. На этом она замолчала и открыла дверь. Она уходила от меня, последний дорогой мне человек, и я мог лишь смотреть, как она ускользает из моих рук. Они ждали меня. А я забыл о них. Девочка-луна захлопнула дверь автомобиля. Я еще долго сидел, глядя на ряд проституток впереди меня. Они были несчастны. Курили, смеялись, болтали, но были невероятно несчастны. И среди них стояла, улыбаясь, луна. Она смотрела на сосны впереди и была в своем мире. Когда я отъезжал, вытирая слезы с глаз, она по-детски помахала мне рукой на прощание. Прохлада прокрадывалась ко мне в салон. Я открыл окно, чтобы задать последний раз вопрос: "Уедешь ли со мной?", но вместо этого неожиданно спросил: - Как твое имя? Она смотрела на сосны позади моей машины. Зеленые махины вырывались из земли в самый верх, задевая звезды. Она была прекрасна. Она улыбалась и шептала одними губами: "Эжени".