Ненавистный оригинал

Луч солнца скользнул по коже ее лица, чтобы продолжить дальше путь по шее, острым ключицам, тонким плечам, очертаниям округлой груди под одеялом. Девушка нахмурилась, смешно повела носом, будто пытаясь спугнуть это чувство тепла, скользящего по телу. Нехотя, она медленно села, невольно стягивая со своего ночного гостя рядом одеяло. Приоткрыв левый глаз, неловко замерла, вспомнив, что чуть не сошла с ума от одного вида чувственных губ, изящных рук, прямого взгляда и ядовитого на колкости языка. Сейчас этого было не видно, но у незнакомца были льдинисто-серые, какие-то колдовские глаза, будто он был не от этого мира. Одеяло было осторожно перекинуто влево, рядом с мужчиной, так, чтобы не закрыть тела, но и не потревожить хрупкий сон. А она не сомневалась, что сон был хрупок, ведь почти разбудила его, когда садилась. Обнаженное тело осторожно встало с кровати и направилось к зеркалу. Шея была украшена ожерельем из засосов, на груди тоже они были, на ногах осталось несколько синяков, а на спине - несколько царапин. "Дожили, - хмыкнула она про себя. - Он был такой страстный, что, похоже, мне придется еще несколько дней ходить с метками. Вот же..." Кожу неприятно тянуло, но в голове было пусто, она даже с трудом вспоминала свое имя. Хотя обычно проблем с этим не было. Лениво скользнув взглядом по раскиданной на полу одежде, она передернула плечами и, будто специально, соблазнительной походкой прошлась до собственной ванной. Вода лилась сверху, облегая, словно вторая кожа, но намного чище, свежее, прохладней. Пальцы пробежались по плечам, слегка царапая кожу, спустились ниже, а потом, будто в забытьи, она обняла себя руками, опустив голову. Намокшие волосы неприятно липли к спине тяжелыми прядями. "Надо сменить лак на ногтях," - подумалось вдруг ей, но такая мелочь мигом вылетела из головы. Зато руки действовали уже автоматически, тянулись к гелю для душа. Подцепив ногтем крышку, она приподняла ее и тут же задохнулась от слишком сильного запаха шоколада. Ванная тут же наполнилась этим ароматом и каждый вдох был чем-то из ряда сверхъестественного. Просто не бывает так хорошо от запахов, что кружится голова. Закончив с душем, замотавши волосы полотенцем, она накинула на себя легкое платье через голову и влетела в кухню. Спать ей хотелось безумно, но скоро ее ждала рутина, поэтому она начала выполнять каждодневный утренний ритуал. Кофеварка, вода, кофе. Мерное гудение и стук капель о кружку, взгляд на голубевшее небо за окном, солнце. Перелить кофе в фарфоровую чашку, кажущуюся хрустальной и бьющейся от одного прикосновения. Сахар и плитка белого шоколада из холодильника. Слишком много шоколада? Нет. Слишком много мыслей о том, что эта ночь была - чудесна-великолепна-еще - ничем. Еще один мужчина. Еще один оргазм. Еще один противный душ с шоколадом, чтобы смыть грязь. И снова по этому треугольнику. Бермудскому. В котором исчезает новый незнакомец каждое утро. Кофе был выпит, шоколад съеден. Волосы высушены феном, покрашены ногти. Вроде бы все цело, но... Но это чувство внутри. Как надоела эта монотонность и беготня по утрам. Минутная слабость - собственное объятие, в остальном - железная стойкость и правильность, граничащая с жестокостью. Никто не догадывается, что в душе самые сильные люди готовы сжаться в комок и на минутку ощутить поддержку. Совсем на немного. А потом опять встать, расправить плечи и несгибаемо идти вперед, наперекор трудностям и вопреки всему. В спальне незнакомец все так же лежал на кровати. Солнце освещало его щеку, руку и немного ногу, выходящую из-под ткани одеяла. Вдруг ее охватило острое желание как-то почувствовать красоту его запястий, эту изящную и - слишком-не-по-мужски-женскую - руку. Казалось, мужчина никогда не знал труда руками, а лишь хвалил и лелеял свое тело, спасая от тяжелых нагрузок. Кажется, судя по его одежде, он был очень богат и не понятно, почему он тогда оказался в ее постели. Если она дотронется до него, этого совершенства, он проснется, чего не хотелось. Она помнила тот избалованный взгляд серых глаз, пробежавшийся по ее фигуре. Если его сфотографировать, это мало чем поможет. Фото потом станет одним из простых бумажек, какие публикуют в модных красивых журналах. Если просто смотреть, то это ненадежно, она не надеялась на свою девичью память. Если его зарисовать... вот это было бы чувственно, но вот парадокс - она рисовала всего лишь на уроках рисования в школе и то не в лучших учениках. Скорее, совсем не рисовала. ...но так хотелось прочувствовать эту неизвестную красоту. Она взглянула на свои запястья и нашла их некрасивыми, уродливыми и даже нечеловеческими. Совсем не такие, как у него, и ее не волновала разница в поле. Он был статуей из мрамора, тяжелой, но безумно красивой и сводящей с ума похлеще чертова запаха геля для душа и белого шоколада на кухне. "Стоп. Ну-ка притормози, Юлия. Какое, черт возьми, рисование? Ты даже не знаешь, как взять кисточку в руки и смешивать цвета в палитре. Остановись, пока не поздно," - внутренний голос панически пытался ее остановить, но она, впервые за долгое время, заткнула его и проигнорировала. Зачем ей краски? Вполне хватит ручки или карандаша с бумагой. Лист в клетку она вырвала из какой-то старой тетради, давно валяющейся в ящиках стола, нашла карандаш. Принесла табуретку и уселась на нее, ставя ноги на подставки для ног так, чтобы колени касались друг друга. На ладонь выше колена зеленое платье чуть задралось, сзади оно свисало с табурета. Несмелое движение карандашом по бумаге. Какой глупостью она, все же, занимается, но сердце подсказывало именно это. Тот глупый орган, который почти никогда не проявлял реакцию на что-либо. Она не знала, с чего вообще начинают рисовать руки. Прямая линия по клеткам - вот все, на что ее хватило. Она тут же растушевала этот позор повлажневшими от волнения пальцами. Так волновалась она лишь в детстве, и чувствовала, что сейчас позорится сама перед собой. Щеки покрыл румянец стыда. Рука, держащая лист, сжалась в бессилии. "Успокойся. Все получится." Хотелось бы вроде верить призыву сердца, но как довериться этому, когда такое в первый раз. Еще одна линия. Получился непонятный угол. Карандаш был отшвырнут в окно и как хорошо, что оно было закрыто. Чуть подумав, она подняла карандаш, подкатившийся к ее ногам. В угле появился небольшой круг, который, наверное, должен бы был означать косточку. Четыре тонких линии над кругом. Она ненавидела геометрию почти так же, как и Бермудский треугольник, но сейчас ей жизненно необходимо было хорошо нарисовать пальцы. Или на что это там было похоже со стороны. Рассматривая золотые от солнца пальцы оригинала, она чувствовала себя чаем, который стремительно выпивали чьи-то чужие губы. Оригинал. Такой прекрасный, что уже даже противно. Слишком идеальный. Слишком тошный. Слишком - великолепный - уродливый. Теперь свои запястья она рассматривала с восторгом, будто ранее и не помышляла о том, что они самые ужасные в мире. А все почему? Потому что свои простые грубые запястья было рисовать легче, чем изящные сложные запястья незнакомца, который, казалось, состоял из идеальных фигур. Теперь она ненавидела идеальных. Потому что не такая. Потому что они сложные, как - этот-чертов-вездесущий - Бермудский треугольник. Да к черту все - и треугольник, и рисование, и этот идеал. Надоело. А чувствовать себя распитым чаем неприятно. ...но она все равно успела прочувствовать эти тонкие запястья с такой заманчивой гладкой косточкой, которая, она уверена, будет ей сниться. Она будто впихнула, взяла и впихнула в себя, в свой внутренний мир, его мужскую красоту, что частями казалась женской. "А нарисуй его лицо. Разве ты не хочешь прочитать его мысли и сны?" - шептало глупое сердце в груди, часто постукивая изнутри, будто пытаясь прорвать грудную клетку и завладеть руками, но его потуги были лишены смысла, ведь ее руки перехватил разум. А сердце в который раз ощущало, что его ужимают в правах. Разум расчетлив. Разум правилен. Разум порядочен. "Выкинь листок, разбуди этого шалопая и готовься идти на работу. Кто, если не ты, будет платить за продукты и квартиру? Соберись, слюнтяйка, какое рисование?" - грубо убеждал рациональный разум. Сердце притихло. Будто устало шептать и перекачивать кровь на долю секунды, а потом вновь пошло. Молча. Она прикрыла глаза, грубой рукой сминая лист с жестокой рисовкой. По жизни она шла прямо. Ее тело стало таким, каким она его сделала сама. Лицо ее было упрямым. Не было в ней и грамма изящества. Лишь холодный разум, рациональность, грубые линии тощей фигуры и запястий. Она - грубость. Она - краткость. Она - жестокость. Ничего лишнего и все, чтобы стать идеальным работником, сконцентрированном на любом выданном деле. А рисование... это сердце. Это как объятия самой себя в душе. Роскошь для сильных - вот это что. Всего лишь очередная непонятная хрень, исходящая от сердца, которой трудно дать название. Незнакомец на кровати пошевелился и потянулся. Сотни лет прошли с тех пор, как она учила геометрию по рисунку его запястья. А нет, показалось. Вместо сотен лет прошла лишь одна секунда, но она давила таким грузом, что его не хватило бы и на миллион жизней. Как она выдержала? ...потому что ледяной взгляд впился раскаленным железом в ее карие радужки. Мир перевернулся, а живот скрутило от этого мерзкого взгляда. Как можно быть таким великолепным с виду, а внутри быть такой мразью? Взгляд выдавал в нем какого-то сумасшедшего маньяка, который острым взглядом будто разрезал ее кожу на части, будто пытался расчленить. Совсем немного времени разуму потребовалось, чтобы осознать ситуацию. Прилипший было к небу язык заговорил. - Мне скоро нужно уйти, но у тебя есть еще время на душ. Острое лезвие взгляда. Ее зрачок сузился. Она вспомнила ночь, его жестокость и грубость, сильную хватку рук на бедрах, пальцы, которые проводили по спине, жесткие укусы за ухом и в шею. Сейчас ее передернуло от отвращения. Нет, у него не колдовские глаза, а каннибальские. - Хорошо, - голос обманчиво прекрасный, с перекатывающимися, рычащими согласными. Рука сильнее сжала листок с неумелым скетчем, чтобы позже разорвать его на куски. - Я Виталий. - Вика, - холодно отозвалась она недрогнувшим голосом. А вот не нужно ему было знать, какое... - А вчера я слышал другое имя. ...у нее имя. Черт. И кем она была вчера? - А не все ли равно? Острый взгляд от него на такой ответ. Поднялся с кровати, собрал одежду, сходил в душ и захлопнул входную дверь. Обычно она предлагала попить кофе незнакомцам или во взаимную выгоду продолжала ночь, но сегодня она отошла от этого сценария. Кем бы он не был, он останется в ее памяти как мужчина с идеальным телом, которое пахнет дождем и немного корицей. Даже если внутри у него были не сады и дворцы, а подземелья, пытки, карцеры и крематории с узниками. Это не важно, когда разум кричит о том, что чувства - это происки глупого сердца. Но как она тянулась к слабости... Что-то в ней сломалось сегодня. С оглушающим хрустом. На пол упали куски порванного на части листа.