Диптих

Сколько полутонов, цветов, оттенков может уловить человеческий глаз? Сколько сочетаний, сколько композиций и различных картин было им создано? На разных холстах, листах бумаги, стенах была дана жизнь множеству произведений искусства. А что, если холстом станет сам человек? Сам человек станет картиной? Себастиан с малых лет занимался рисованием. Родители считали, что он был одаренным мальчиком, и не препятствовали развитию его способностей. Может быть, чуть позже они об этом пожалели, когда их сын проколол уши в трех местах и назвал это боди-артом, искусством украшать тело, но в детстве Себастиан не был ничем ограничен. Возможно, он был избалован, предоставлен самому себе и с малых лет считал, что ему все дозволено, в чем в последствии винили себя его родители, но в самом же деле он занимался тем, что ему было нужно. Если ты художник - отдайся своему делу. Нет больше тебя, нет твоего отдельного творчества, есть только что-то общее, неразделимое, чем ты должен себя считать. Себастиан искренне верил в это и шел за своими мечтами, несмотря ни на что. Несмотря на здравый смысл и на родителей, которые умоляли его перестать тратить время на ерунду и заняться нормальной учебой. Учебой даже не на адвоката, куда они хотели его пристроить, - на художника. Пусть рисует! Пусть! Только нормальные картины: на бумагах, а не на людях! Но кто слушает родителей, когда кажется, что жизнь мчится туда, куда тебе больше всего хотелось? Ты свободен, ты счастлив, ты независим ото всех. Себастиана переполняло это странное ощущение. Ощущение возвышенности, экстаза и полной отдачи любимому делу. В его голове мелькали тысячи оттенков, новые образы, новые картины, идеи, задумки. Многие из них оставались забытыми, но часть он просто не мог не воплотить. Он представлял людей. Людей-тигров, людей-мутантов, людей, одетых в невероятные костюмы. Без единой нитки - инструментами были краски. Себастиан обосновался в Лос-Анджелесе, закончил курсы бодипейнтинга и открыл небольшую студию, где занимался, как росписью по людям, так и созданием картин на бумаге. Дела шли у него, как получалось. Иногда лучше, иногда хуже и никогда «превосходно». Себастиан заранее знал, что художники много не зарабатывают, но предпочитал не сдаваться. Он был своим творчеством. Без своей работы он - никто. Когда Себастиану предложили крупный заказ, он, не раздумывая, согласился. Несколько известных моделей нужно было разрисовать для фотосессии в популярном журнале. Смайт считал, что ему просто повезло, но он еще не знал, как крупно. В день, когда Себастиан впервые встретил этого человека, он подумал, что совместная работа будет занятной. Кроме того, с ним было еще двое: девушка и парень, но Смайт заметил только его. «Хантер Кларингтон», - так представился незнакомец. Себастиан видел его где-то раньше, но не мог вспомнить, где. Возможно, в журнале или в чем-то подобном, но лицо Хантера было какое-то слишком знакомое, и Смайта не оставляло ощущение дежавю. - По очереди, - произнес Себастиан, на мгновение задержал взгляд на Кларингтоне и прошел в соседнюю комнату, где, в основном, и работал. Здесь царил привычный творческий беспорядок. Для нормального человека дикий, для Себастиана родной. Но кому какое дело до нормальных? Никому. - Ты не думал здесь убраться? - прокомментировал вошедший следом за ним Хантер. Голос его был приятным, сильным, было в нем что-то интригующее. Себастиан обернулся на него, заметив, как тот косится на перепачканную в краске стену. - Твое дело молчать и не рыпаться, - отозвался Смайт. - Пообсуждать мой интерьер можешь позже со своими коллегами. А сейчас раздевайся, и ни звука. Кларингтон удивленно вскинул брови и еле слышно произнес: - А ты дерзкий. Мне нравится. В его голосе так и сквозило нахальство. Смайт окинул его уничижительным взглядом и переспросил: - Ты что-то сказал? - Помойка у тебя тут, художник, помойка, - весело отозвался Хантер и принялся стягивать с себя футболку. Себастиану тут же захотелось провалиться сквозь землю, потому что Кларингтон был хорош. Чертовски хорош. Не то чтобы это не было видно и так, но когда его взгляду предстал обнаженный торс Хантера, Себастиан понял, что такое совершенство. Его мозг тут же начал рисовать причудливые картины. Как цвета, узоры, изображения могли бы лечь на эту кожу, на это тело. Смайту показалось, что из Кларингтона он непременно сделает что-то особенное, что-то потрясающее, лучше, чем все, что он когда-либо создавал. Себастиан еще не начал, но был уже в этом уверен. - Чего уставился? - бросил Хантер, разбираясь с ремнем на джинсах. - Голых мужиков не часто видишь? - Каждый день, - хмыкнул Смайт. - Но из тебя, возможно, даже получится сделать человека. Если на фотографии тебе обрежут голову, конечно. Кларингтон усмехнулся, на его лице играл неподдельный интерес. Казалось, его просто забавлял такой серьезный художник, но Себастиан ничего смешного в этом не видел. - Голову? Чем тебя моя голова не устраивает? - Взгляд мне твой не нравится, - отозвался Смайт. - Слишком наглый. Хантер закатил глаза и стянул с себя джинсы. - Можно подумать, раздеваешься здесь ты, а не я. Себастиан ничего не ответил: он принялся доставать краски, которые, в общем-то, и так были под рукой. Когда на Кларингтоне ничего не осталось, Смайт обернулся и оглядел его, думая, с чего бы начать. - А это удобно, да? - подал голос Хантер. - Ты можешь смотреть на обнаженных девушек, прикрываясь работой. - Меня не интересуют девушки, - отозвался Смайт. Ему больше нравилось, когда модели молчали, но этот даже не думал затыкаться. - О, тогда тебе повезло: я разрешаю тебе любоваться мною, - усмехнулся Кларингтон. Себастиан наградил его раздраженным взглядом и произнес: - Парни меня тоже не интересуют. Он осторожно налил краску в емкость аэрографа, а Хантер удивленно поднял брови: - Асексуал? В чем тогда удовольствие от твоей работы, если тебя никто не интересует? Смайту уже не терпелось засунуть кляп в рот этому допытливому парню. - Я разделяю понятия «личная жизнь» и «работа». Здесь ты просто холст для очередной картины, не больше. Кларингтон ухмыльнулся. Было видно, что он не поверил. - Так не бывает. Если тебе кто-то нравится, то нравится всегда. Серьезно, его спасет только кляп. Срочно. Смайт не хотел сидеть за убийство. Себастиан проигнорировал замечание Хантера и принялся за дело. Постепенно все тело Кларингтона стало покрываться краской. Для начала основой. Хантер полностью стал металлического цвета, что не мог не прокомментировать: - Ух ты, я серебристый. Это твой гениальный ход, художник? - Заткнись и не мешай мне, - отозвался Смайт. Каким бы раздражающим ни был Кларингтон, у него было идеальное тело, и его замечания были меньшей платой за возможность на нем рисовать. Через некоторое время (довольно продолжительное время, как не раз заявил Кларингтон) на теле Хантера начали появляться рисунки. Это была вода. Себастиан прорисовывал капли, переливы и переходы старательно, аккуратно. Он был доволен тем, что получалось. - Мазня какая-то, - пробормотал Кларингтон. Смайт окинул его презрительным взглядом. - Художника обидеть может каждый, но не такого художника, как я, и не такие придурки, как ты. Тем временем картина приобретала завершенность. Цвета и рисунки так хорошо ложились на кожу, что Себастиану внезапно захотелось связать этого парня и оставить у себя, чтобы рисовать на нем снова и снова. Потому что каждый рисунок на его теле мог бы быть совершенным. Себастиан слышал, что люди могут вдохновлять, и ему казалось, что он знал, что это такое, но теперь… теперь он это почувствовал. - Долго еще? Был бы Хантер немым - все бы стало идеальным. Себастиан старался не обращать на него внимания, он был слишком увлечен процессом, чтобы отвлекаться на такие глупости. Смайт добавлял детали, реалистичность, он делал из Кларингтона то, что видел в своей голове. На какое-то мгновение он подумал, что, может, и не в Хантере дело, - у него просто такое настроение, но когда Кларингтон, наконец, покинул помещение и за ним зашел следующий парень, Смайт понял, что это уже не то. Конечно, он работал так, как нужно, так, как может, но прежний порыв пропал. Себастиан даже пожалел, что так просто отпустил Хантера. Ему внезапно захотелось взять его номер, узнать, не хочет ли он с ним работать. Разумеется, не хочет - это было видно по поведению Кларингтона сегодня, так что когда Смайт закончил со всеми моделями, он не спросил у Хантера ничего. В любом случае, Себастиан был доволен своей работой. Он создал трех людей стихии. Хантер был водой, другой парень, которого звали Броуди, пламенем (почему-то Смайт чуть позже думал, что Хантеру и этот образ подошел бы лучше, чем его коллеге), а девушка по имени Бриттани оказалась землей. Все они сочетались очень гармонично, и Себастиан был доволен, но… - Ничего, когда-нибудь ты научишься рисовать, - напоследок бросил ему Кларингтон. Смайт готов был убить его на месте, наплевав на то, что Хантер был чем-то вроде его музы. Кларингтон был настолько же раздражающе-невозможен, как и вдохновляюще-красив. Себастиан не видел в этом ничего, кроме работы, и когда Хантер ушел, он подумал: «Жаль», но старался не размышлять, почему именно. Как и любой художник, будь то боди-артер или живописец, Себастиан любил посещать выставки. Он бывал там множество раз, кроме того, сегодня здесь вывесили одну из его работ. Это случалось нечасто: Смайт не являлся популярным модным художником, к тому же большую часть времени посвящал бодипейнтингу, но сейчас он был действительно горд тем, что его заметили. После того заказа, за который ему довольно крупно заплатили, дела пошли в гору, и Себастиан впервые в жизни не почувствовал, что идет по верному пути, а убедился в этом. Многие годы ему говорили, что это бесперспективно, что он не сможет, но посмотрите, его работы показаны в модном журнале, а на известной выставке висят его картины. Смайт чувствовал, что в этом долгом утомительном сражении, длиною в жизнь, он, наконец, выходил победителем. Впереди, конечно, еще множество схваток, но это было только начало, и довольно впечатляющее. Себастиан гулял по коридорам галереи, рассматривал картины и чувствовал себя просто прекрасно, пока не заметил знакомое лицо среди остальных посетителей. Хантер Кларингтон стоял возле стены с его работами и рассматривал их. Очень внимательно. - Не знал, что ты интересуешься изобразительным искусством, - произнес Себастиан, подойдя к Хантеру и разглядывая собственную картину. - Нравится? - В отличие от того, что ты малюешь, это прекрасно, - усмехнулся Кларингтон. Себастиан поджал губы и грозно глянул на собеседника. - Подпись смотри, дубина. Хантер обратил свой взгляд к имени художника и улыбнулся. - Так ты научился рисовать? - Смайт сложил руки на груди и нахмурился. - Знаешь, одна удачная работа еще ничего не значит, но это хорошее начало. Если сильно постараться, и такую бездарность можно перебороть. Это было просто невыносимо. - Отчего ты ко мне придираешься? Хантер пожал плечами. На его лице по-прежнему играла самодовольная улыбка. Раздражающая и прекрасная. - Мне нравится, как ты бесишься. Ты забавный. Себастиан обреченно покачал головой, и в следующее мгновение к нему пришла странно безумная мысль. Он резко поднял взгляд на Кларингтона и ухмыльнулся. - Что, если я дам тебе возможность бесить меня как угодно, а ты побудешь моей моделью? Хантер заинтересованно взглянул на Смайта и произнес: - Ты знаешь, что мое время стоит не дешево? - У меня есть деньги, - кивнул Себастиан. По правде сказать, ему было, куда их потратить, но такую роскошь, как еще раз поработать с этим парнем, он просто не мог упустить. Нет, только не сейчас, когда он его вдохновлял настолько. Так Хантер Кларингтон и стал частым гостем в студии Себастиана Смайта. Он был невыносимым и жутко раздражающим, но постепенно Смайту начало это нравиться. Себастиан стал осознавать, что в Хантере его привлекало не только тело, но и что-то еще. Что-то, чего он сам пока не понял. Смайту, несмотря на придирчивость Хантера, невероятно легко с ним работалось. При Кларингтоне у него всегда появлялось какое-то ощущение вдохновленности. Себастиану хотелось работать только с ним, хотелось видеть его каждый день, каждую чертову секунду. Он превращал Хантера в различные предметы или картины. Он делал из него монстров, абстракции, вещества. Это были лучшие работы Себастиана Смайта, и он готов был отдать любые деньги за то, чтобы Кларингтон никуда не уходил. - Ты немного фетишист, правда? - как-то раз произнес Хантер. - Почему? - поинтересовался Смайт, осторожно проводя кистью по его щеке. - Ты мог бы найти модель подешевле для своих экспериментов. Себастиан покачал головой. Это звучало глупо, нелепо и просто невозможно. Никто, никто, кроме Хантера, в целом мире не был на такое способен. - Я хочу работать с тобой, - серьезно произнес Смайт. - Говорю же, двинутый, - усмехнулся Кларингтон. - Ты в меня по уши влюбился. Себастиан пожал плечами, осторожно растушевывая краски. Нужно было, чтобы слой получался ровным, без всяких изъянов и косяков. - Да, но не в таком смысле, в котором ты имел в виду. Недостаточно яркости, недостаточно выразительности. Нужно действовать осторожно, чтобы не переборщить с цветом. Лучше недобрать, чем перебрать, но недобрать - тоже плохо. - Разве это не одно и то же? Тебе нравится мое тело, я тебя вдохновляю, ты определенно запал на меня, - Себастиан только усмехнулся, а Хантер продолжил: - И, кстати, это нечестно. Ты столько раз видел меня без одежды, а я тебя - нет. - Я тебе за это плачу. Хантер закатил глаза. Он слегка поморщился, и Смайт чуть все не заляпал, наградив его сердитым взглядом. - Я не могу работать в таких условиях, ты слишком одет, и я стесняюсь. - Ты-то? Стесняешься? - засмеялся Себастиан, чуть не ткнув Кларингтону кисточкой в глаз. - Эй-эй, осторожнее, - возмутился Хантер, дернувшись. - Если эта работа будет угрожать моей жизни, то я требую повышения платы. Смайт вскинул брови и покачал головой. Наглость, конечно, второе счастье, но совсем не в этом случае. - Я не добавлю тебе ни цента. Ты и так слишком много берешь. - Кто говорил о деньгах? - Кларингтон улыбнулся. - Один поцелуй, и ты прощен за все попытки меня убить. Себастиан убрал кисть от его лица и строго произнес: - Я тебе уже говорил, что личную жизнь и работу не смешиваю. - Исключение подтверждает правило, - возразил ему Хантер. И тут до Смайта начало доходить. Он вспомнил, как мальчишки в школе дразнили девчонок, которые им нравятся, как выражали свой интерес путем шуток и обидных изречений. Они не были школьниками, но поведение Кларингтона говорило само за себя. И это было странно. - Ты серьезно согласился у меня работать, чтобы?.. - Смайт с недоумением глядел на него. Ну да, действительно, зачем еще Кларингтон мог бы быть здесь? Не ради же великого искусства, а деньги у него и так есть. - Чему ты удивляешься? - Хантер скептически на него посмотрел. - Тебе нравлюсь я, ты нравишься мне. Что-то не так? Кларингтон все разрушил. Все, абсолютно все. Все от основания до конца. Не было разрушительнее силы, чем неосторожные слова или неприкрытая правда. - Все не так, - Себастиан вскинул руки и бросил кисть на стол. - Ты - моя картина. Ты мне нравишься так же, как и работы, которые висят в галерее, потому что они лучшие. Потому что ты лучший. Я не думал об этом в каких-то других смыслах, я… - Боже, Смайт, - Кларингтон засмеялся. - Ты что, никогда не влюблялся? Ни разу? - Я влюблен в свою работу. В людей - нет. Себастиан сложил руки на груди, не желая слушать глупых доводов, не желая осквернять свои чувства подобным образом. Влечение между людьми - забава, влечение к искусству - творчество. - Да ты и правда асексуален, - заметил Хантер. - Когда ты в последний раз с кем-то встречался? Себастиан не понимал, о чем он. - Отношения не для таких, как я, - ответил он. - Я художник, я непостоянен. Случайный секс расслабляет, он мне нравится, но я не рассматриваю этих людей, как нечто важное. А ты важен. Ты интересуешь, волнуешь, я не хочу сводить все к обычному траху. Ты моя муза, и это нечто… - Платоническое? - Кларингтон поднял на него недоумевающий взгляд. - Да! - Себастиан схватился за голову, пачкая волосы в краске. - Именно так. И я думаю, что тебе лучше отмыться и уйти. - Мы же не закончили. - Неважно, - Себастиан пожал плечами. - Я должен побыть один. Хантер выполнил его просьбу. Он больше не сказал ни слова, отправился в душ, а выйдя оттуда застал Себастиана, который, как и прежде, сидел за столом, уставившись в одну точку. - Я пойду, - подал он голос. Себастиан вздрогнул и кивнул. - Если будет нужна модель - звони. Смайт снова кивнул, обещая себе, что никогда этого не сделает. Он знал, что Хантер снова предпримет попытки с ним сблизиться, а Себастиан просто не допустит, чтобы все так испортилось. Чтобы не испортить, нужно прекратить. Каким бы сложным решением это ни казалось. Смайта тянуло к Кларингтону, но оно того не стоило. В течение следующих нескольких дней он думал, что сделал все правильно. Да, его оставило вдохновение, все, что он создавал, выходило так себе, но этого он и ожидал, так что просто решил найти какие-то другие источники вдохновения. Сначала он пытался найти его в чужом творчестве: в картинах, в книгах, в музыке. Потом он выбрался на улицу, прогулялся в парке, попытался насладиться хорошей погодой, но не получалось. Потом он решил, что ему действительно стоило бы влюбиться. Не в объект творчества, не в то, что из него могло получиться, а в человека. Теперь он всерьез задумался над тем, почему никогда ни с кем не встречался. Себастиан нашел парня: красивого, умного, интересного. Все в нем было так, он был просто идеален для того, чтобы в него влюбиться, но мысли Смайта только все больше и больше атаковал Хантер Кларингтон. С тех пор, как Себастиан выгнал его из своей студии, прошел месяц. Было уже поздно звонить, просить прощения за ребячество или предлагать работу. Смайт был уверен, что Кларингтон о нем и не вспомнит. А если вспомнит, то вряд ли придет. Себастиан сидел на полу в мастерской и думал, какой идеальный был Хантер. Как он его раздражал, но в то же время сводил с ума. Смайт уже сам не понимал, почему его выгнал. Он настолько боялся свести все к чему-то малозначительному, случайному, как было у него с другими парнями, что даже почти никогда не касался Кларингтона. Он использовал кисти, аэрограф, спонжи, но лишний раз даже пальцем не провел по его коже, чтобы поправить какие-то детали или даже просто так. На самом деле, ему всегда хотелось прикоснуться, и теперь он жалел, что не воспользовался возможностью. Всеми возможностями, черт возьми! Кларингтон сам плыл к нему в руки, и даже если бы из этого ничего не вышло, Смайт хотя бы понял, что же значит это странное слово «влюбляться». А теперь он сидел на полу, заляпанном красками, которые он по неосторожности разлил. Ему проще было думать, что по неосторожности, чем в какой-то беззвучной истерике. На столе лежал журнал, на обложке которого красовалось лицо Хантера. Там и статья про него была написана, которую Смайт прочел, наверное, тысячи раз, вот только один из многих фрагментов врезался в его память: «- Ходят слухи, вы заключили контракт с Версаче и вскоре едете работать в Нью-Йорк, это правда? - Да, до сих пор не верю, что мне так повезло!» Хантер уезжает в другой город. Себастиан не знал, как скоро. Возможно, Кларингтон уже был там, а Смайт просто сидел на полу и сжимал зубы от злости, боли, безнадежности. Неужели он так и будет сидеть, бездействовать? Себастиан достал мобильник, спрятанный в кармане джинсов, и нашел в контактах самый важный номер. Нажав на вызов, пока этот странный порыв позвонить не прошел, он прижал аппарат к уху и стал ждать. Гудки длились недолго, и голос Хантера, так быстро возникший в телефоне, немножко даже напугал Себастиана. - Да? - Смайт сидел, не в силах выдавить ни слова. - Баст, так и будешь молчать? - Нет, - выдохнул Себастиан, зная, что на большее не хватит ни смелости, ни легких. - Что с тобой? - в голосе Хантера послышалось беспокойство. - Не знаю. - Что случилось? - Я скучаю. На мгновение воцарилась тишина, лишь стрелка на любимых настенных часах Смайта противно тикала. - Серьезно? - теперь Себастиан услышал в интонациях Хантера насмешку. - Ты сам меня выгнал, не объявлялся месяц, а теперь скучаешь? Думаешь, я вот так сразу и прибегу к тебе, да? Смайт ничего не ответил, он только снова сжал зубы, стараясь не выдать шумного вздоха или чего-то в этом роде. Если бы Кларингтон узнал, в каком состоянии Баст здесь сидел, он непременно бы над ним посмеялся, потому что это так глупо звонить парню, которого когда-то давно отшил. Себастиану хотелось бросить трубку, но он услышал: - Ты в студии? - Да, - Смайт зачем-то закивал, словно его могли видеть, и следом звонок оборвался. Себастиан не знал, что же это значило. Хантер хотел приехать? Зачем? Или что еще он пытался сказать этой фразой? Смайт вздохнул, так и не поднимаясь с пола, потому что ноги, казалось, не слушались. Он не замечал времени, он просто сидел, но когда в дверь позвонили, Себастиан тут же подскочил на ноги. Это был Хантер, это был точно он. Смайт побежал открывать, по дороге затормозив у зеркала: бледное лицо, лохматые волосы, одежда, перепачканная к краске. Самый лучший вид, в котором можно было предстать перед парнем, который ему нравился. Себастиан усмехнулся про себя. «Нравился» - какое-то не слишком убедительное слово, но Смайт до сих пор не хотел себе этого говорить, пусть все и было слишком очевидно. Себастиан влюблен. И совсем не в рисование. Смайт осторожно открыл дверь, выглядывая из-за нее наполовину. Хантер стоял здесь, перед ним. Можно было протянуть руку и дотронуться до него. Провести ладонью по его груди, к шее, подойти ближе и улыбнуться самой счастливой улыбкой. Но Себастиан стоял в дверях и не улыбался. - Что ты здесь делаешь? - хмыкнул он, словно это не он ему звонил полчаса назад, заявляя, как маленькая влюбленная девочка, что он скучает по Кларингтону. Хантер вскинул брови и улыбнулся. Он не стал напоминать про звонок, он просто сделал шаг к Себастиану и заключил его в свои теплые, крепкие объятия, в которых теперь ничего не было страшно. Себастиан прикрыл глаза, сжал зубы и впился пальцами в футболку Хантера, словно его могли у него отнять. - Бас, - тихо произнес Кларингтон, и Смайт почувствовал прикосновение его кончика носа к своему виску. Это было так легко и трепетно, что Себастиан упал бы, если бы его не держали. - Да? - голос Смайта был тихий и неуверенный. Хантер чуть отстранился от него и захватил его лицо в ладони, заставляя посмотреть ему в глаза. - Я тоже скучал, - признался Кларингтон. - Я только и ждал, когда же ты передумаешь. Ты же передумал? - в его взгляде проскользнуло сомнение. Себастиан выдавил из себя легкую растерянную улыбку. - Я говорил, что не смешиваю личную жизнь и работу, - осторожно произнес он, заметив в глазах Хантера недовольство. - Но так как ты теперь не моя работа, то… Ему не дали договорить. Его вовлекли в самый лучший поцелуй, который когда-либо у него был. Смайт с охотой ответил, с восторгом осознавая, что теперь каждый последующий поцелуй будет таким же потрясающим. Он прижимался к Хантеру, чувствовал, как его обнимали сильные руки Кларингтона, путался пальцами в его волосах, надеясь никогда, никогда от него не отрываться. Себастиан всегда передавал все свои мысли, чувства, эмоции в рисовании. Он мог выразить все, что крутилось у него в голове самыми оригинальными способами, на которые был способен, но сейчас, сейчас бы он не смог передать ни капельки тех чувств, что бурлили в нем. Хантер от него отстранился, заулыбался и сказал, что Смайт самый удивительный на свете. Это было странно слышать из уст Кларингтона, но безмерно приятно. Себастиан тоже не мог сдержать своей улыбки, пока не вспомнил. - Ты уезжаешь в Нью-Йорк, - внезапно для самого себя выдохнул он. - Зачем ты пришел, если все равно уезжаешь? Хантер тихо засмеялся и легко поцеловал его в нос. - Смайт, это же на съемки, три недели, - Кларингтон поправил его взлохмаченные волосы и насмешливо добавил: - Что, не дождешься? - Дождусь, - возмутился Смайт, чувствуя себя дураком. Как он и сам не догадался? Конечно, Хантера бы никто навсегда туда не забрал. Наверное. Впрочем, это все показалось таким неважным, когда Кларингтон снова его поцеловал. Пусть Себастиан не умел разбираться в своих чувствах, не понимал, что к чему, и отрицал влюбленность в человека, которого возвысил почти с первой же секунды их знакомства, он не мог отрицать этого теперь. Себастиан был влюблен. Возможно, впервые в жизни. Подумать только, этим страдал каждый подросток в свое время, а до Смайта только сейчас дошло. Какой-то отставший в развитии маленький мальчик. Может, все дело было в том, что Себастиану был нужен именно этот мужчина. А этому мужчине был нужен именно Себастиан. Может, поэтому сейчас они стояли посреди мастерской, перепачканные в краске, целующиеся и счастливые. Может, Хантер появился в его жизни совсем не случайно. Кто знает? Себастиан думал, что опоздал, ужасно опоздал, но, как оказалось, все еще только начиналось. И это было самое прекрасное начинание в его жизни. 6 месяцев спустя. Себастиан сосредоточенно смотрел на лист бумаги, на котором проступали легкие контуры рисунка. Кончик пера оставлял штрих за штрихом, создавая черно-белую вариацию осени. Ветер, гоняющий опавшие листья, лужи и люди с зонтами - все характеризовало это время года, кроме цвета. Сегодня Себастиан хотел использовать черную тушь. Нормальные художники сидели бы на природе, рисовали бы с нее, а Смайт все брал из головы: оттого и осень не цветная, и люди какие-то не дождливые. Самому бы понять, что такое «не дождливые люди», но дождливые не улыбались бы, а эти - улыбаются. На их лицах отражались безмятежность и счастье. В их глазах разливался покой. И все же это была осень, и она была черно-белая, потому что как бы Себастиан ни был счастлив, он все равно скучал. Хантер уехал неделю назад по работе. Они созванивались, переписывались, но Смайт ощущал какую-то катастрофическую необходимость в его присутствии. Хантеронедостаточность. Хроническая. Неизлечимая. Они не впервые расставались, но с каждым разом Смайт все сильнее ощущал неполноценность и безграничную зависимость. Наверное, так у наркоманов происходит ломка. Наверное, Смайт подсел. Подсел на любовь, как бы по-детски это ни звучало. Себастиан находился в студии. Работы не было. Он и сам не понимал, что делал здесь в воскресенье, на которое планировал поход на выставку. Его опять показывали в известном музее. Смайт раньше не думал, что такое возможно, но теперь - обыденность. Его замечают, его узнают - это было прекрасно и в то же время неважно. Неважно сейчас. Когда Себастиан услышал шаги, он подумал, что забыл запереть дверь, но когда обернулся, его лицо озарила удивленная и радостная улыбка. Перед ним стоял Хантер. - Сюрприз, - выдохнул он перед тем, как Смайт кинулся на него с объятиями. Кларингтон поднял его над полом, и Себастиан тут же обхватил его бедра ногами, в то же время отвечая на поцелуй, в который Хантер его вовлек. Это было идеально. Себастиан обнимал Кларингтона за шею, а тот держал его, прижимая к себе покрепче. И никто, никакие отъезды не могли их сейчас разлучить. - Снимай одежду, - приказал Себастиан, оторвавшись от его губ и проводя пальцами по широким крепким плечами. Кларингтон довольно ухмыльнулся, а Смайт добавил: - Сегодня ты будешь древнегреческим богом! Хантер наградил его осуждающим взглядом, поставил на пол и покачал головой. - Так и знал, что в этом есть какой-то подвох, - заметил он, а Смайт тут же принялся расстегивать его рубашку. - Эй, мы неделю не виделись. Может, мы сначала… - Сначала что? - Себастиан быстро разобрался с пуговицами и стянул с Кларингтона рубашку. - Слушай, твои игры в асексуала на меня не работают. Я же знаю, как ты любишь секс. Хантер выглядел возмущенным и недовольным, но все равно позволял себя раздевать, пусть и не для тех целей, которых он жаждал. - Потом, - строго отозвался Смайт. Сейчас его интересовала работа. Он разглядывал рельефные мышцы и представлял его новый образ. Работа. Он предвкушал, как будет проводить по торсу Хантера пальцами. Работа. Спустя некоторое время они валялись на полу. Они катались по плитке, смеялись и целовались, все перемазанные в краске. Важный и вдохновленный Смайт продержался всего несколько секунд, разглядывая совершенное тело своего парня, а потом наплевал на все и позволил Хантеру делать все, что вздумается. Одежда валялась где-то неподалеку от них не в самом чистом состоянии, но им было все равно, какими они отсюда выйдут. Они занимались любовью на полу, оставляя на телах друг друга яркие пятна перепачканными в краске пальцами, вынуждали друг друга стонать и умирать от наслаждения, наплевав на то, что плитка была холодная, а тушь разлилась где-то рядом. Хантер целовал его шею, плечи, ключицы и ребра. Он очерчивал языком линию пресса, и Себастиан был уверен, что художник среди них сейчас не он. Нет, стойте, не художник. Кларингтон был музыкантом. А Смайт - его инструмент, на котором Хантер умело играл не хуже Себастиана, работавшего с красками. Они растворялись друг в друге, получая какой-то новый цвет, сочиняя новую симфонию и открывая в своей любви что-то невообразимое. Что-то, что было за гранью понимания, но ощущалось всеми шестью человеческими чувствами. Чуть позже они лежали на полу, не желая вставать, перепачканные и счастливые. Себастиан устроил голову у Хантера на груди и бегал по его коже пальцами, оставляя очередные непонятные отпечатки. - Бас, - голос Хантера разорвал тишину, и Смайт подумал, что нет ничего идеальнее этого теплого, знакомого тона. - Я люблю тебя. А вот это было внезапно. Смайт поднял на него голову, с волнением глядя в родные глаза. Хантер не подавал виду, но тоже нервничал. Это Себастиан различал совершенно точно. Смайт потянулся к его лицу и потерся кончиком носа о нос Кларингтона, размазывая краску по его лицу. - И я тебя, Хант, люблю. Это было правдой. Кларингтон стал единственным, кого Себастиан полюбил. Единственным, кроме рисования. И так посчастливилось, что он же стал его музой. Хантер обхватил его щеки руками и вовлек в поцелуй. Очередной, но такой же уникальный и захватывающий, как и все предыдущие. Через пару лет Себастиан не будет знать, как дышать без этого мужчины, потому что тот будет непрерывно рядом. Через пару лет жизнь будет совсем не такой, как раньше, приобретет новые горизонты, ценности и приоритеты. Через пару лет имя Себастиана Смайта будет кое-что значить. Но ни через пару, ни через десятки лет одно останется неизменным. Хантер Кларингтон - его муза. Его муза, его любовь и судьба.