рецидив

Как-то я говорил, что хожу по краю своей жизни. Теперь это на самом деле так, и ты не поймаешь меня. Я упаду, а ты больше не сможешь меня поймать и затянуть в свои объятия. Через два дня я смог встретиться с тобой. Я был в своей когда-то любимой черной V-образной черной водолазке. Я подписывал какие-то бумаги – нет, не какие-то, а на развод – а ты странно поглядывал на меня и мои руки. Мои руки дрожали, я нервничал и подписывал всё кривым и неаккуратным почерком. Но было наплевать, если честно. После этого я отдал тебе все бумаги и вышел из того душного кабинета, в котором мы сидели, и вдохнул, наконец-то, глоток свежего воздуха. — Ты снова начал делать это, Хаз, — сказал ты и дернул меня за руку.       Было больно. — Не называй меня так и не трогай меня, — отстранился я. — Хорошо. Гарри, пожалуйста, эй, прости меня. Ладно, я понимаю, нет мне прощения, но мы же не чужие люди, и я переживаю... Я истерически засмеялся, тем самым не дав тебе договорить. Серьезно, у меня был слишком больной и безумный смех, но я не мог тебя выслушивать, это же чушь. Полная чушь, которой ты меня кормил все те три года нашей совместной жизни. «Не чужие люди». Мы давно стали чужими. Давно стали никем друг другу, просто соседями по квартире. «Я переживаю». Ни черта ты не переживаешь. Ты, чёрт возьми, ушел от меня к другому, ты попросил развод, тебе насрать на меня и на то, что будет со мной в будущем. Без тебя. Без тебя нет будущего. Да, я болен. Продолжаю болеть тобой. Твой сломленный, зависимый наркоман. Который зависим от человека. От одного человека, который, в итоге, стал всем миром. Твою мать. — Тебе наплевать на меня. Я понял это только сейчас. Тебе всегда было наплевать, — сказал я тебе. — Это не так, Гарри, это... — Да всё так, пошел ты. Квартиру можешь тоже забрать в скором времени. — Что это значит? — спросил ты, но я не ответил, я молча ушел. Помню наш разговор с мамой, вот из-за кого я чувствую себя ещё большим эгоистом. — Привет, мам, — сказал я. — Малыш, привет, как ты? — Я давно не малыш, мам, — ответил я. — Гарри, ты малыш, мой малыш и всегда им будешь, — сказала она, заставляя меня улыбнуться. — Я люблю тебя, мама, — сказал я, ели сдерживая свои слёзы. — Я тоже тебя люблю, милый. Что-то случилось? — спросила она обеспокоенным голосом. — Нет, — соврал я. — Я просто хотел сказать это тебе, что люблю и попросить за всё прощение. — Гарри, я... — Я люблю тебя, ты одна заслуживаешь моей любви, не волнуйся за меня, — сказал я и бросил трубку. Я даже написал Найлу письмо, но он увидит его, скорее всего, тогда, когда меня уже здесь не будет. Ты разрушил весь мой мир. Я не верю тому, что есть какой-либо другой выход из всей этой ситуации. Чувства мертвы, и ты убил их, Томлинсон. Сейчас я стою на крыше высотки, той самой крыши, на которую мы постоянно приходили. Гуляли здесь, танцевали под всякие тупые песни, лежали на пледе и смотрели на ночное небо, усыпанное звездами. Я стою здесь на козырьке и смотрю вниз. Лететь я буду долго, а может, и нет. Я трясущимися пальцами набираю тебя. Звонок. Один, два, три. Ты поднимаешь трубку. — Я люблю тебя, — выпаливаю я. — Поправочка, любил, серьезно, очень любил, хочу, чтобы ты знал. — Гарри, я знаю, я тоже... — Нет, молчи. Просто хватит. Ключи от нашей-моей квартиры под ковриком. Да, знаю, это тупо, кто-то может догадаться, что ключи там, но... Просто, чёрт, они там. И.. — Где ты, Гарри? Где ты? — спрашиваешь ты. — Собираюсь прыгнуть с крыши, — спокойно говорю я, хотя голос и дрожит. — Гарри, не нужно, Хаз, пожалуйста, я не стою этого, никто не стоит твоей смерти. Чёрт возьми, почему ты... Гарри, послушай, пожалуйста, выслушай меня. Ты прекрасный человек, ты... — Чего же ты бросил меня, такого прекрасного? Почему разлюбил? Как такое вообще могло произойти? — Гарри, ты ещё полюбишь, и полюбят тебя. Ты не можешь делать этого, ты не можешь, подумай о маме, подумай о своем друге, обо мне... — Ты обо мне уже не думаешь. Я тоже не должен. Это больно. — Гарри, на какой ты крыше? — На нашей, — говорю я и отключаюсь. Не хочу ничего слышать больше. Не хочу. Хочу быть птицей, оставить всё позади и уйти с красными глазами залитыми кровью. Потому что всё, что застилает мой взгляд – это пелена от крови в глазах. Я делаю шаг вперед. Ещё ближе к краю. Я готов. Готов ко всему. Возможно, где-то там далеко будет другой мир. Лучший мир. И я, наконец-то, смогу быть по-настоящему счастлив. Всех сказанных слов не вернуть. Спасибо тебе. Спасибо за страдания. Я раскрываю руки. Я птица. Сейчас я стану ею и полечу. Прости меня, мама.