Тень Смерти

Великая и Обширная Империя — единственное из орочьих государств, просуществовавшее дольше, чем время жизни одного поколения. Орки верят, что причиной тому — охху-на-жон, то есть прямое божественное вмешательство. По их словам, жена первого императора была никем иным, как змеиной богиней Шиссат, принявшей облик смертной. Правда это или нет, но орки рассматривают существование Империи, как волю богов, и потому она процветает уже сотню лет. Маршал Гведдри, «Знай своего врага», 646 ГВ

— Вы все же решили сделать это? - вздохнула Зения. — Мы решили, что это может сработать, - ответил лич. - А где Вакилла? — Отгораживает лагерь от Пустоши пепельной стеной. Похоже, ее не просто так называют Пустошью Воющих Призраков... — Стоило солнцу зайти, как появились дикие духи? - предположил Мал Хакар. - Я читал об этом — это призраки тех паладинов, которые погибли сегодня. Все, убитые на этом поле, не узнают покоя. — Почему же ты раньше не сказал? - возмутилась теневая волшебница. - У нас ведь весь план был построен на том, чтобы сражаться ночью, но теперь оказалось, что до рассвета мы не сможем пересечь Пустошь — этих призраков там больше тысячи, и они растерзают любую армию, которая к ним сунется. — В изначальном плане предполагалось, что ночью мы просто убьем Гроссмейстера и Инквизиторов и отступим — призраки послужили бы нам отличным прикрытием... В любом случае теперь будем ориентироваться на план Мелипсихоны. — Ты уверен, Хозяин? - спросила Церцея. - Может ты лучше попробуешь свою Магию Времени? Можно сделать так, чтобы это сражение вообще не случилось? — Не получится, - отозвался лич. - История — скорее паутина, чем клубок ниток. К каждому событию ведет множество причин, которые сплетаются между собой. Если я знаю, что ты сейчас ударишь меня мечом, то могу предотвратить это, сломав тебе руку за мгновение до удара. Но если я сделаю то же самое за минуту до удара, ты возьмешь оружие в другую руку и через минуту все равно сможешь ударить меня. Предотвратить твой удар за год до него я не смог бы, даже если бы сломал тебе обе руки и ноги — за год они срослись бы снова. Чтобы полностью исключить возможность того, что событие произойдет, нужно устранить все его причины — а первые причины сегодняшнего сражения восходят к событиям тысячелетней давности. Мы сражаемся сегодня не из-за действий какого-то конкретного человека, а из-за того, что мы — некроманты, а они — паладины. Отправиться назад во времени на тысячу лет не сильно проще, чем создать второе солнце, но даже будь у меня такая возможность, я не стал бы этого делать. Понимаешь ли, не только у каждого события множество причин, но и у каждой причины множество следствий. Среди десятков тысяч причин, которые мне пришлось бы устранить в прошлом, чтобы избежать сегодняшнего сражения, наверняка были бы и те, которые я не захотел бы трогать. Как думаешь, у скольких здесь среди предков либо были паладины, либо были люди, спасенные от смерти паладинами? — С учетом Века Страха и Темного Века? - произнесла Зения, внимательно слушавшая объяснения лича. - У всех, я полагаю. — Что-то вроде того, - кивнул Мал Хакар. - И это только очевидные следствия — а есть еще и неявные, и даже личу потребуются века, чтобы учесть все ниточки... а потом окажется, что если перерезать их все, никто из вас даже не родится, а может быть и человечество перестанет существовать. — Зачем же вообще нужна такая магия, если из ее использования ничего путного не выйдет... - проворчала Змея. — Магия — не только сила, но и знание. Мои познания в магии Времени помогают мне вовремя понять, что я связался с силами, от которых стоит держаться подальше. — Да? А по поводу затеи со вторым солнцем твои знания ничего не говорят? - поинтересовалась Зения. — Что если этого не сделаю я, за дело возьмется кто-то менее одаренный, и тогда весь мир окажется в куда большей опасности. — Вы готовы? - спросила Мелипсихона, выходя из палатки. - Решили, кто будет первой? — Я, - вызвалась теневая волшебница. — Эй! - воскликнула Церцея, отодвигая девочку в сторону. - Старших пропусти. — Мелипсихона, - произнес лич, - давай без ошибок. — Предупреждаю, - сказала Змея. - То, что вы увидите и узнаете, может свести вас с ума. — Тоже мне, напугала... - пожала плечами некромантка. — Я и так уже почти все знаю, - отозвался Мал Хакар. - Ты — орочья богиня Шиссат, о которой маршал Гведдри пишет в своей книге об орках. В конце позапрошлого века ты основала государство Кура Хат-шисат Жонрон. — Гоблин подери, разнюхал все-таки... - вздохнула девушка. - Мы же вроде договаривались, что ты не будешь копаться в моем прошлом? — Неправда. Мы договаривались, что я не буду задавать вопросов. Я и не задавал. — Ладно... Я могу часами пытаться доказать вам, что родившимся людьми не понять, какими ужасами наполнена жизнь божества, но вы все равно не поверите, пока не увидите. Давай. Она протянула руку, и Мелипсихона соединила себя и Церцею печатью. Мал Хакар на этот раз почувствовал лишь отголоски воспоминаний и эмоций Змеи, чему был безгранично рад — ибо он осознал, что даже если бы воспользовался Магией Времени, чтобы вернутся в прошлое и убить во младенчестве каждого паладина, когда либо родившегося за время существования мира, затем вернул бы их всех к жизни и снова убил, на фоне Шиссат он все равно выглядел бы как портовый грабитель из Блеквотера на фоне орочьего ассасина... Для змеиной богини убийства не были необходимостью или смыслом жизни — они и были ее жизнью.

***

Много веков назад В начале была Шиссат. Не в самом начале, разумеется, но намного раньше, чем на земли Континента ступил первый человек — намного раньше, чем над Континентом впервые взошло солнце, Шиссат уже была. В те времена она была куда менее голодной — если есть было нечего, она просто впадала в спячку на пару десятилетий. Проснувшись, она отправлялась на поиски троллей. Сухие и жесткие, они, тем не менее, были достаточно питательными, если их переварить. Почти никто из них не был настолько быстр, чтобы сбежать от змеи, и вовсе никто не был способен оказать ей достойное сопротивление — она была намного больше любого тролля и ее шкура была намного толще. Если змее хотелось отведать деликатеса, она отправлялась на поиски драконьих яиц — и это уже была азартная охота с большим риском и сильными ощущениями, которых Шиссат порой не хватало. Однажды Зейкурия поймала змею возле своего гнезда — как всегда наполненного яйцами от разных отцов — и избила до полусмерти. Если бы зеленые драконы могли летать, Шиссат бы не ушла живой даже несмотря на всю ее граничащую с бессмертием демоническую мощь. После этого унижения, навредить драконам стало для змеи делом чести. Единственным драконом, кого она ненавидела чуть менее, был Гальтрозон, такой же злобный и непостоянный, как она сама. Они иногда охотились вместе — темный дракон высоко в небесах и белая змея на земле. Разумеется, это не было дружбой — Шиссат никогда бы не признала, что опустилась до такого чувства, как привязанность к кому-то, а дракон никогда бы не признал, что у него что-то общее с безумным зверем, ведомым лишь инстинктами. Но, по крайней мере, Шиссат помнила и узнавала Гальтрозона — больше она не знала никого. Где-то в горах были другие духи, но змею они не интересовали. Итак, Шиссат ела троллей, спала и вредила драконам, и так было тысячу лет. Между тем, мир вокруг менялся, хотя поначалу это и не было заметно. Сначала на небе появились солнце и луна. Потом с востока явились эльфы. Они были намного мельче троллей, зато вкуснее. Правда, они постоянно пытались бежать и отстреливаться, но Шиссат их стрелы лишь раззадоривали. К сожалению, перейти на эльфийскую диету не получилось — достаточно быстро эльфы просто перестали приближаться к горам, где она обитала, а самой змее не хотелось покидать свое уютное гнездышко. Следом за эльфами появились гномы. Впрочем, они почти сразу же скрылись под землей в пещерах настолько узких, что Шиссат не могла туда проникнуть. Иногда змее удавалось перехватить их на поверхности, но они были слишком мелкими и их было слишком мало, чтобы наесться досыта. А затем пришли орки. Змея думала, что это просто очередное расширение ее меню, но они были охотниками, как и она. Придя в горы, они вытеснили гномов и эльфов, подчинили троллей, и распугали большую часть животных. В конце концов единственным блюдом в меню Шиссат стали сами орки... Но они отреагировали на попытку охотится на них не так, как другие народы — вместо того, чтобы бежать или драться, они стали добровольно отдавать сородичей на съедение. Более того, одно из орочьих племен поселилось около пещеры Шиссат и стало приводить жертв прямо ко входу. Орки объявили гигантскую змею богиней и молились ей, прося помощи в охоте. Шиссат не могла никого благословить, даже если бы хотела, но к жертвам отнеслась благосклонно — она не стала уничтожать орочью деревню, позволив своим последователям размножаться. Размножались орки очень быстро, и новые жертвы приносились к жилищу змеи так часто, что она даже перестала впадать в многолетние спячки — еды у нее теперь было вдоволь. Но кроме еды змее хотелось еще и азарта, настоящей охоты с риском и сопротивляющимися жертвами. Потому она стала раз в месяц покидать свое логово, отправляясь далеко в горы и нападая на один из отрядов орков-охотников. В конце концов в племени узнали об этом, но вместо того, что озлобится или испугаться, орки поняли Шиссат — они тоже были охотниками и воинами, и вся их жизнь была поиском новых способов подвергнуть себя риску. Поняв, что их богиня по своей природе даже ближе к ним, чем они думали, орки стали почитать ее еще сильнее — помимо обычных жертв, они стали приводить к змее преступников и пленников. Осужденным на смерть предлагалось сразиться с богиней и попытаться завоевать свободу. Эта забава нравилась оркам — и она нравилась Шиссат. Ее жертвы не могли бежать, напротив, для них победа над ней была единственным крошечным шансом выжить. И, поскольку в большинстве своем, жертвы были орками, они отважно бросались на стапятидесятифутовую змею. Шиссат видела в их глазах волю к победе и от того убивать их было намного приятнее. Это уже не было охотой, это было сражением. Однако сражение — это не просто охота, где жертва бессильна убежать. На охоте убивает только охотник, а жертва либо спасается либо погибает. В бою нет охотника и жертвы, и любой из сражающихся может оказаться убийцей или убитым... И однажды один из орков убил Шиссат. Его звали Вадиш и он был младшим вождем другого племени, захваченным в плен вместе с семью своими воинами. Для змеи не составляло проблем разобраться с восемью цепляющимися за жизнь орочьими воинами, но вождь Вадиш стремился защитить не себя, а своих подчиненных — поэтому он бросился прямиком в раскрытую пасть Шиссат. Когда клыки вонзились ему в живот и спину, он из последних сил ударил змею изнутри, вонзив копье ей в небо. От боли Шиссат еще крепче сжала челюсти, тем самым вгоняя оружие так глубоко в себя, как ни смогла бы вонзить ничья рука... и тогда он умерла. Но дух злобы тем и отличался от смертных, что его нельзя было убить, не заплатив цену. Вадиш был готов отдать свою жизнь ради спасения товарищей, но не знал, что змея заберет его жизнь в самом прямом смысле слова. Стоило бьющейся в агонии хищнице затихнуть, как она стала Вадишем. Орк разжал схватившие его челюсти и вылез из змеиной пасти. Раны, оставленные на его теле клыками, немедленно затянулись, а яд, уже текущий в его жилах, стал для него безвреден. Сила Шиссат, однако, не была примитивным захватом тел, вроде того, что практикуют некоторые духи. Забрать тело уже умирающего противника не было бы для него наказанием. Вместо это змея слилась с ним. Он был все еще здесь, но больше не был собой — и Шиссат не была собой тоже. Она помнила всю свою жизнь, более долгую, чем существование этого мира, но помнила так же и всю жизнь Вадиша. Она смотрела его глазами на его воинов и больше не воспринимала их, как свои жертвы. Она знала их имена, она помнила их детьми, и помнила, как росла с ними вместе, и знала, что хочет вернуться вместе с ними домой. Издав орочий боевой клич, Шиссат с копьем в руках устремилась к толпе зрителей, ведя своих воинов вслед за собой. Новое маленькое тело было очень непривычным, но ее руки сами делали то, что было нужно — то, что Вадиш делал уже много раз. Повергнутые в смятение свершившимся на из глазах «богоубийством», орки-стражники оказались неспособны сдержать беглецов — а вождь Вадиш был в этот день буквально окружен ореолом непобедимости, и ни один удар не мог сразить его. Пленники скрылись и благополучно возвратились к своему племени, а никто из посланных за ними в погоню воинов не вернулся назад. С того дня Шиссат стала младшим вождем Вадишем, а затем, очень скоро — вождем племени Вадишем. Затем были пять лет непрерывных орочьих войн — годы, по которым змея ностальгировала до сих пор. Если бы Шиссат действительно захотела, она смогла бы вернутся в свое прежнее тело, но такого желания у нее не возникало — жизнь орка была ей интересна. В этом теле она была намного слабее, чем в предыдущем — фактически, ничего из того, что она умела ранее, не было нужно ей сейчас. Все ее боевые навыки были теми же, которыми Вадиш обладал до их объединения — ведь стапятидесятифутовому монстру навыки ближнего боя ни к чему. Она могла бы смазать свое оружие неизлечимым ядом или превращаться во время сражений в змею, но натура орка-барата* восставала против этого. Как итог, единственным, что могла предложить Шиссат своему новому телу, было сверхбыстрое исцеление ран, - но в этой слабости была определенная прелесть. Враги теперь намного реже уклонялись от боя с ней, а их удары не казались более комариными укусами. Все было теперь по-другому, по-настоящему, и каждая победа доставляла змее такую радость, какую ранее доставила бы лишь победа над драконом. В непрерывных сражениях прошли годы. Вождь Вадиш Оххи-рагат (ороч. «Вадиш Убийца Духа») возглавил союз из четырех сильных племен. Для орка в расцвете сил, тем более — вождя, было совершенно нормальным постоянно сражаться, поэтому никто не заметил того, что стало бы совершенно очевидно, живи Шиссат под личиной человека или эльфа — раз в месяц ей нужно было убивать. Пока она была змеей, это было лишь привычкой — она могла длительное время сдерживать свой голод и даже впадать в спячку на десятилетия. Но в маленьком теле с крохотным желудком и ничтожными запасами жира Шиссат была голодна постоянно — и раз в месяц должна была отнять жизнь и затем, обратившись в змеиную форму, сожрать свою жертву. Ей не обязательно было становится такой же огромной змеей, какой она была когда-то, но она должна была почувствовать змеиным телом сочащиеся кровью, еще не остывшие куски мяса, проходящие через ее пищевод, и распирающее ее изнутри ощущение заполненности пищей — и тогда в следующий месяц она могла думать о чем-то, кроме еды. Между тем орки не уставали преподносить ей сюрпризы — сюрпризы, смертельные в буквальном смысле слова. Однажды к вождю Вадишу привели женщину — рабыню-оркшу, захваченную в одном из враждебных племен. Для Вадиша ее лицо ничего не значило — да и вообще, он куда больше интересовался изгибами ее юного тела — но обладавшая абсолютной памятью Шиссат сразу же вспомнила девушку. То была одна из шаманок, приносивших ей кровавые жертвы от имени ее предыдущего племени. На миг змея растерялась и почувствовала что-то подозрительно похожее на вину перед племенем, которое долгие годы поклонялось ей и кормило ее вкусной едой, и с которым она теперь вела войну, убивая мужчин и порабощая женщин. Этого мгновения столь несвойственных для духа злобы угрызений совести вполне хватило ловкой оркше, чтобы выхватить из-за пояса у Вадиша кинжал и вонзить ему в сердце. Это была та черта орков-барутов, к которой Шиссат все еще не могла привыкнуть и оттого уже во второй раз позволяла застать себя врасплох — их склонность к убийству врага ценой собственной жизни. Для духа злобы позволить врагу убить себя было лишь разменом, обычным боевым маневром — злоба убитого сливалась со злобой убийцы, и дух становился единым целым со своим врагом. Орки же умирали окончательно, и Шиссат не могла понять, какая разница мертвому в Мире Теней, погиб его враг вместе с ним или нет... Впрочем, девушка-оркша не умерла в тот день. Через мгновение после того, как она заколола Вадиша, Шиссат стала ею. Затем были убийство охранников, побег, засады и убийства посланных в погоню орков, и через три месяца шаманка Сашка вернулась в родное племя. Змея, конечно, могла бы остановить ее, если хотела. Она могла бы позволить одному из охранников Вадиша убить оркшу и, заняв тело орка, снова стать вождем. Но Шиссат вдруг осознала, что скучает по тем временам, когда она была не главой племени, а божеством. Кроме того, беглая рабыня была куда менее принципиальна, чем воин-барат, и с благодарностью принимала любую помощь от своей новой природы — девушка готова была на все, чтобы выжить и вернутся домой, и змее это нравилось. Она использовала регенерацию, яд, змеиную форму, тепловое зрение и все другие способности, которые про себя уже стала называть «божественными», и устроила целое шоу с охотой на своих преследователей. Вернувшись домой, она объявила, что великая Шиссат покарала наконец своего убийцу Вадиша и помогла ей, своей верной шаманке, вернутся из плена. Обустроив в пещере, где она когда-то жила и где было сожжено ее змеиное тело, храм, Сашка стала главой культа самой себя и зажила припеваючи, ругая себя лишь за то, что столь удачная идея не пришла ей в голову на пару десятилетий раньше.

***

Сто восемьдесят лет назад Прошло еще пятьсот лет, которые Шиссат провела в роли шаманки Клана Белой Змеи, а по факту — в роли верховной жрицы культа самой себя. Раз в двадцать-тридцать лет, когда ее очередное тело начинало дряхлеть, шаманка выбирала себе замену и проводила церемонию, на которой девушка, выбранная из числа ее учениц, приносила свою наставницу в жертву... и становилась ею. Так змея сохраняла свой пост и молодое сильное тело на протяжении веков. Конечно, если бы она захотела, то могла бы в любой момент принять свою истинную форму и быть богиней, как прежде, но это сделало бы ее более отстраненной от общества орков — духов почитали и им приносили жертвы, но прислушивались и шли за советом — к шаманам. Шаманка, без преувеличения, была самым влиятельным членом племени — недаром оно сменило свое первоначальное название и стало называть Кланом Белой Змеи. Шиссат в образе оркши давала советы вождям и принимала роды их жен. Она объявляла о начале зимы и определяла ограничения на отлов дичи и рыбы. Раз в месяц шаманка в полном одиночестве приносила богине-змее кровавую жертву, прося ее милости. Впрочем, эти обязанности были точно такими же, как и у шаманов тысяч других орочьих племен... но в отличие от других духов, и в отличие от того времени, как она сама была лишь духом, Шиссат не только принимала жертвы, но и преподносила племени ответный дар, до краев наполняя огромную чашу своим ядом, которым воины затем смазывали оружие и стрелы — за это баруты из других племен называли ее «богиней кирутов**», но в своем племени Шиссат равно почитали и кируты, и баруты, и гоблины — наименее консервативные из вождей не ограничивались использованием ее божественного яда, но и приглашали жрицу богини для участия в особенно важных сражениях — и Шиссат всегда билась в первых рядах, наперед зная, что никто не посмеет отрицать, что слава за победу в сражении подобает ей, а не вождям или воинам. Со временем в языке орков даже появилось выражение «охху-на-варох», обозначающее победу, одержанную не силой оружия, а по божьей милости. Видя силу Шиссат, орки других племен тоже стали требовать от своих шаманов и духов большего, и многие духи, подражая ее примеру, тоже стали являться своим последователям во плоти и творить чудеса — и лишь это помешало Клану Белой Змеи захватить власть над всеми орками. Постепенно в отношениях между орочьими племенами и их духами-покровителями установилось равновесие — духи, которым нечего было предложить, лишились своих последователей, ушедших к более могущественным и предприимчивым покровителям. Племена, поклоняющиеся одним и тем же духам, стали объединятся между собой, и в конце концов осталось лишь семь сотен почитаемых духов и около трех сотен племен. Казалось, что в дальнейшем эти числа должны были лишь уменьшаться, и многие шаманы уже в открытую говорили о грядущей Войне Духов, после которой останется лишь одно великое племя и один великий дух. Однако орки не даром привлекали Шиссат своей изобретательностью и непредсказуемостью — к любой проблеме они могли найти необычный подход... И вот однажды один орк, недовольный недостаточной божественной поддержкой, вместо того, чтобы оставить своего бога, пошел и украл чужого. В той жизни Шиссат звали Мидргой. Она совсем недавно поменяла тело и ей сейчас было, по орочьим меркам, лет семнадцать. В этом возрасте оркше полагалось иметь по три-четыре ребенка, и юные носители нередко беспокоили змею своими эротическими фантазиями. Каждый раз, когда Шиссат вселялась в девушку моложе двадцати, она потом долго ругала себя за это, когда ловила себя на том, что заглядывается на барутов. Но Мидрга была столь стройной и гибкой, что змея не удержалась и выбрала ее — такое телосложение было редкостью среди орков, и именно оно представляло Шиссат наилучшие возможности для использования ее змеиных способностей... И теперь змея расплачивалась за свой перфекционизм — не только ее юное тело настойчиво требовало к себе мужского внимания, но и вокруг постоянно вились молодые орки, готовые это внимание оказать. Обычно страх перед мистическими силами шаманок был достаточно велик, чтобы оградить их от настойчивых ухаживаний, но миловидность Мидрги перевешивала любые разумные доводы. Змея уже убила двоих слишком назойливых орков, и прокляла еще троих, но остальных это, похоже, лишь подзадоривало, и противостоять им становилось все сложнее. Шиссат начинала уже задумываться о возвращении к змеиной форме, когда повстречала орка по имени Рагар. Однажды, когда шаманка отдыхала у себя в пещере после очередного жертвоприношения — уже вернувшись в орочью форму, но все еще переваривая съеденную змеей пленницу-эльфийку — Рагар пробрался внутрь и похитил ее. Вероятно, наслушавшись рассказов о силе шаманки, он намеревался украсть ее во сне. Это, разумеется, было невозможно — змея проснулась еще до того, как почувствовала его прикосновения, но после еды пребывала в благодушном расположении духа и решила сначала посмотреть, что произойдет. Притворившись спящей, Шиссат позволила вынести себя из пещеры, связать и положить поперек седла огромного волка. — Кат тар га-шмот мар? (ороч. «Ну и куда ты меня везешь?») - спросила она, открывая глаза, когда они выехали за пределы поселения. — Мар Рагар, Шута Хушрон Рон кижон, (ороч. «Я Рагар, младший вождь Клана Глубоких Пещер.») - сообщил орк. — Тар толкат мар ко тар ки-рат-га, (ороч. «Я спрашивала о том, чего тебе от меня нужно.») - отозвалась змея, заранее решив, что если молодой вождь похитил ее, чтобы сделать своей женой, то она убьет его. — Мар марадар тар, тар толкат тар охху нарох мар рон. (ороч. «Я хочу, чтобы ты призвала своего духа на помощь моему племени.») «Кура ко слухат... - подумала Шиссат. - Тар хат памрат тсат» (ороч. «Что-то интересное... Живи покамест.») — Мар рон ога Шута-рсак-жон, - продолжал Рагар, - ры во хат нарох мур варох. (ороч. «Наше племя поклоняется Шута-рсак-жону... но он неспособен помочь нам в битве.») — Тар хат гарох рат ога-толкат оххи?! - возмутилась змея. - Ки-рат тур рат-рат кура урк!» (ороч. «Как ты смеешь обвинять духа?! Слабейший из нас сильнее любого из орков!») — Мар слухат, во кура рат, - ответил орк, не обратив внимания на то, что шаманка причислила себя к духам. - Во на тур шута хушрон ву нагак кура баро, ры во хат кура нарох, тыка мур хат ки-варох мур хушрон. Туд-а Зису Хаку Рон барат-га мур хушрон ы мур арх-арз баро на тур. То дат барожун тсат во рат пакарат. (ороч. «Может быть он и силен... Он дал нам глубокие пещеры, полные золота, но что в них проку, если мы не можем их защитить? Клан Черепов Десяти Чудовищ захватил наши пещеры и заставил нас добывать золото для них. Такова судьба богатых в мире, где правит сила.») — Ки ко слухаааат... - вздохнула Щиссат. - Тар дагак-шисат-ога шарс мар башга. (ороч. «Скууучно... Твои жалобы меня утомили.») Она вцепилась зубами в загривок волка, вводя ему смертельную дозу яда. Животное споткнулось и упало, а оба орка кубарем покатились по земле. — Баро — кура рат, мар ошиг-гак-шисат, - сказала шаманка Рагару, поднимаясь на ноги и перекусывая свои веревки. - Ры тар хат барат-рох во, тар марадар-ки-рат хатжан рат — тар марадар-ки-рат хат барат-варох. Оххи барад тар! (ороч. «Богатство — великая сила, даже я это понимаю... Но вместо того, чтобы учится использовать ее, ты пытаешься найти какую-то другую — хочешь украсть победу, вместо того, чтобы заслужить. За это тебя ждет божественная кара.») Она набросилась на орка, но тот успел подняться и отбросил Шиссат. Змея намеревалась выхватить у Рагара оружие, чтобы использовать для отравленного удара, но вождь, которому шаманка была нужна живой, предусмотрительно отбросил и саблю и кинжал, оставив лишь волчий кнут. Им он отогнал от себя обернувшуюся змеей шаманку, не давая ей и шанса атаковать. Шиссат ничего не оставалось, кроме как вернутся в орочью форму и перехватить кнут рукой, а затем вступить с Рагаром в рукопашный бой. Ловкой девушке удалось сбить орка с ног, и запрыгнув ему на шею, начать душить ногами, но орк оказался очень крепким — к тому же Шиссат все еще владела раздвоенными конечностями гораздо хуже, чем куда более привычным и удобным хвостом — и нашел в себе силы, чтобы перекинуть шаманку через себя, сильно ударив ее о каменистый грунт, а затем придавить своим весом, рукой прижимая ее голову с ядовитыми клыками к земле. — Рагат мар, мар хат нарох! (ороч. «Можешь убить меня, но помогать я не буду!») - прошипела Шиссат, пуская в ход последнее средство — у нее пятьсот лет не было мужского тела, но, в конце концов, молодой вождь был достаточно силен и ловок, чтобы счесть его достойным носителем. — Рагат тар тсат тар ки-вараг? Хат, такы мар шисат тар барат мар слухат — хат га охху-га ошиг тар! (ороч. «Убить теперь, когда ты наконец у меня? Нет уж... К тому же, ты оказалась даже лучше, чем о тебе рассказывали — теперь я уверен, что никакая другая шаманка не подойдет лучше, чем ты!») Наиболее грязным из известных ей орочьих ругательств змея посоветовала ему, куда он может отправляться. — Кура ко слухат, (ороч. «А вот это неплохая идея...») - усмехнулся орк, свободной рукой разрывая на шаманке юбку из змеиной кожи. В следующие минуты с Шиссат произошло то, чего она серьезно опасалась с тех пор, как гоблин дернул ее занять это тело, и то, чего она старательно избегала прошлые двадцать три жизни. Изначально у нее, духа злобы, вовсе не было пола. Затем, сравнив свои первые два тела, она решила, что быть женщиной ей подходит больше — орочьи женщины обладали более легкими и гибкими телами, чем мужчины, и, как и самой Шиссат, раз в месяц ими овладевала жажда крови. Тем не менее, все остальные женские желания были змее совершенно непонятны, а спариваться со смертными и вовсе было ниже ее божественного достоинства. Но больше всего змея опасалась, что недоступные духу удовольствия, испытанные носителем, могут ослабить ее связь со смертным телом. Однако сейчас произошло обратное — страсть, давно снедавшая Мидргу, нашла отклик в звериных желаниях Шиссат, и сделало змею и оркшу еще ближе, придав сил им обеим. Извернувшись, шаманка вцепилась зубами в ладонь Рагара отравленными клыками, однако разгорячившийся орк даже не заметил этого и лишь усилил натиск... Через пару минут он наконец затих, и шаманка, выбравшись из-под обмякшего тела, поднялась на ноги... А затем, поразмыслив, склонилась над орком, и, прильнув к его руке губами, забрала свой яд обратно. Когда Рагар очнулся, шаманка сидела на земле рядом с ним, завернувшись в шкуру, которую она уже успела содрать с погибшего волка. — Мар барат-шисат во пакарат тар, ры тсат тар барат мар-паран, - удивился вождь. - Тар хат паран-варох? (ороч. «Я конечно надеялся, что это тебя усмирит, но как-то слишком хорошо сработало... Почему ты не сбежала?») — Мар дагак мар, - отозвалась Шиссат. - Мар гарох барат-га тар хушрон ошиг тар га мар кура-кура. (ороч. «Я передумала... Если сделаешь это со мной еще много-много раз, я помогу освободить твое племя.»)

***

Четыре дня спустя Рагар и шаманка залегли на краю утеса, наблюдая за копошившимися на руднике орками. — Кура хатнажун... (ороч. «Хорошая охрана...») - произнесла Шиссат. — Мара коджун — кура хатна ошиг гарыдан ки-варуг-хук, ры мар жун тсат, - ответил вождь. - Ву шисат кура ранд — ву ога-варох, такы тар га а хатнажун ошиг ро ки-варуг-урк. (ороч. «Двенадцать дюжин рабов-людей можно сторожить дюжиной воинов, но в этом руднике работают пленные орки из моего клана... Если они увидят возможность, то поднимут бунт — потому охранников должно быть хотя бы в половину столько, сколько рабочих.») — Тар барат толкат ки-вараг-ган... (ороч. «А ты в этом разбираешься...») - отметила змея. — Мар кут... Тсат мур баро-нагак ы мур ки-варуг арх-арх баро на мур... Ры мар хат барат-шисат — ко мар дат-дат тсат ки баро-нагак? Мар марадар тар — тар нарох барат-га мур хушрон. (ороч. «Еще бы... раньше ведь это были наши рудники и здесь работали наши рабы... Но все же — почему мы пришли именно на этот мелкий рудник? Я хотел, чтобы ты помогла мне освободить столицу нашего клана.») — Мар нарох — мар дат-дат мар рон, хатжан рон барат-га тар баро-нагак, - пожала плечами шаманка. - Мар на-жон тар барат-рох тар рон рат, тар барат-варох тар варуг. (ороч. «Ничто не помешает другим кланам захватить ее снова, когда я уйду... Я собираюсь научить тебя использовать силу твоего клана, чтобы побеждать врагов.») — Мар рон рат? - переспросил Рагар. - Мур коджун? (ороч. «Силу клана? Ты говоришь о наших воинах?») — Тур баро. Ры хат тур — мар барат-га во. Тар шисат-толкат тар коджун, мар барат-варох хатнажун — ву ога-варох. Кут? (ороч. «Я говорю о вашем золоте. Впрочем, сначала его нужно отбить. Сможешь сообщить своим воинам, чтобы они начинали бунтовать, когда я нападу на охранников?») — Хат. Мар коджун шисат во барат-варох хатнажун — ву ога варох. Хат тсат шисат-толкат. Ры тар хат башга-шмот. Шак-мара хатнажун тсат — тар варох а мар ки-кура. (ороч. «Моим воинам не надо сообщать — они начнут бунтовать сразу же, как только увидят, что кто-то напал на охранников — неважно, кто это будет. Но твой план глупый. Здесь не меньше восьмидесяти охранников, а ты даже со мной одним еле-еле сражалась.») — Башга-тут, - отозвалась Шиссат. - Мар барат-рох тар. (ороч. «Дурак... С тобой я обошлась по-доброму.») Она спрыгнула с утеса, уже в воздухе принимая змеиную форму. Буквально обрушившись с небес на одного из охранников, она откусила ему правую кисть, а затем, превратившись снова в оркшу, подобрала топор поверженного врага и набросилась на его товарищей. — Хат башга-шмот паран, тар ко рох? (ороч. «Тупая женщина, что ты творишь?») - воскликнул Рагар, которому прыгать с тридцатифутового утеса не улыбалось, и с проклятиями поднесся к ведущей вниз тропинке. Но к тому времени, как он наконец спустился с утеса и достиг рудника, бой уже закончился — шаманка с довольным видом сидела на горе трупов, а освобожденные рабы подбирали оружие убитых охранников, с опаской глядя на свою смертоносную спасительницу. — Жон, - обратился к Рагару один из орков, узнав его. - Ко паран? (ороч. «Вождь... Кто эта женщина?») — Аа... Тар Мидрга, Шиссат Ракабша охху-га. Тар на мар охху-на-жон ы нарох барат-га мур хушрон. (ороч. «Аа... Это Мидрга, шаманка Шиссат, Белой Змеи. Она принесла мне охху-на-жон и помощь в освобождении нашего клана***.») — Охху нарох (ороч. «Духи помогают нам»), - закивали орки. Такое объяснение произошедшего их вполне устраивало. — Мур барат-га Шута Хушрон? (ороч. «Значит теперь мы отобьем Глубокие Пещеры?») - спросил кто-то. — Барат-га баро-нагук (ороч. «Сначала остальные рудники.»), - уточнила шаманка, но орки ждали ответа от вождя. — Оххи толкат мур барат-га баро-нагук, во Шута-рсак-жон на мур рон (ороч. «Духи желают, чтобы мы сначала освободили остальные рудники — дар Шута-рсак-жона нашему клану.»), - объяснил Рагар. Услышав имя знакомого духа, орки окончательно успокоились. Вождь не связался с неведомыми силами и не стал богоотступником, он просто узнал волю духов от чужой шаманки — вероятно потому, что все шаманы их собственного духа были сейчас в захваченной столице клана. А охху-на-жон, независимо от того, как он был получен, означал только одно — их клан ждут годы военных побед и процветания. Потому освобожденные орки делали то, что полагалось делать освобожденным оркам — радовались и славили своего вождя. Куда меньше они обрадовались через три дня, когда, после освобождения второго рудника, шаманка сообщила, что его необходимо отдать Клану Рогатых Берсерков — немногочисленному, но воинственному племени, которому принадлежали прилегающие земли. Первым, кто восстал против этой идеи — и первым, с кем змея ею поделилась — был вождь Рагар. — Тар хат шисат. Мур барат-га баро-нагак ы мур на во? (ороч. «Не понимаю. Мы отбили рудник только для того, чтобы отдать?») — На во ошиг, - попыталась объяснить змея. - Ошиг Зуб-ошиг-башга-шмот Коджун на кура барут тар рон. (ороч. «Не за просто так... Взамен на рудник Рогатые Берсерки должны будут стать союзниками твоего клана.») — Хат рох, - возразил орк. - Шута-рсак-жон на мур рон баро-нагук — хат на во. На кура баро во мур барат-га — на баро ошиг коджун. (ороч. «Так нельзя... Рудники — дар Шута-рсак-жона, их нельзя отдавать. Лучше наймем воинов за золото — мы захватили запасы на рудниках.») — Баро ошиг коджун — ки нарох. Слухат а — коджун га баро, коджун нарох а шатор, коджун дат ву рон. Слухат ро — ки шотар коджун толкат тар ки-жон, ву шисат хатжан жон. Тар на Зуб-ошиг-башга-шмот Коджун баро-нагак — ву на кура барут кура варох кура шатур. Тар баро-нагак — тар коджун хатна во, тар ки-варуг арх-арх баро. На баро-нагак — Зуб-ошиг-башга-шмот Коджун хатна во, ву ки-варуг арх-арх баро. Хатжан рон барат-га баро-нагак — во варох Зуб-ошиг-башга-шмот Коджун ошиг тар рон. Кура нарох - Ошиг Зуб-ошиг-башга-шмот Коджун на кура барут кура шатур. (ороч. «Воины за золото — не то же самое. Во-первых, за золото ты нанимаешь воинов только на одно лето, а потом они уходят. Во-вторых, если в очередное лето они решат, что твои планы слишком рискованны, то не пойдут к тебе, а к кому-то другому. Если ты отдашь Рогатым Берсеркам рудник, им придется поддерживать тебя в любых воинах до тех пор, пока они владеют рудником. Пока рудник твой, твои воины должны защищать его и твои рабы должны добывать золото. Если рудник отдать, Рогатые Берсерки будут защищать его сами и работать будут сами. А если другой клан захочет захватить рудник, им придется объявить войну Берсеркам. Никто больше не будет нападать на ваш клан из-за рудников — и у вас всегда будет военная поддержка Берсерков.») — Ры тур ки-рат-га ву нарох. Ки шотар ву дагак — тар хат кура барут, тар хат баро-нагак. Хат? (ороч. «Но это сделает нас зависимыми от их помощи. Что, если однажды они нарушат договор?») — Хат, - отозвалась Шиссат. - Такы тар на баро-нагук кура рун — Тарак Вург, Тык Жуп, Сарак-ошиг-бодун ы... тар дагак-слухат... ко ву? (ороч. «Не нарушат... Потому что остальные рудники ты раздашь другим малым кланам — Красным Волкам, Каменным Задницам, Зеленым-после-пьянки и... кто там еще у вас есть?») — Мур-га-тар-карун, - машинально напомнил вождь. - Хат рох, паран! Ку мур баро-нагук тар на ву-кирун? Ку-ку? (ороч. «Глазовыдавливатели... Погодь, женщина! Ты что, вообще все наши рудники решила раздать сброду всякому?») — Кут, - подтвердила змея. - Мар на тар рон жон-шмот кирун, ву тур ки-арх-шмот. Тур хат ки-рат-га кохат нарох, такы а дагак тар — тар на во баро-нагак ро рон. Тар барат толкат во — тар рон ки-рат такы тур оххи на тур баро, ры урк гарох рат. Ры тар га рат кура дат, ы рат тар га ошиг баро-нагук тар оххи на тар рон — кура оххи нарох. Тур хат баро-рсакжун рон — тур на баро-нагук кирун ы тур пакарат рон. (ороч. «Именно... Так вокруг вашего племени появится союз мелких кланов, которые послужат вам щитом. Вы не будете зависеть ни от кого из них в отдельности, и если кто-то из них нарушит договор, ты просто разрешишь другому клану отобрать у них рудник. Ты все правильно сказал — беды твоего клана от того, что ваш дух подарил вам золото, а орки ценят силу. Но силу можно получить по-разному, и сила, полученная взамен на рудники — точно такой же дар духов, как и сами рудники. Вы перестанете быть племенем золотодобытчиков и станете племенем завоевателей — а копать землю будут ваши новые союзники.») — Ххххыыы... - почесал в затылке Рагар. - Кура толкат ры ву-кирун га арх-арх? (ороч. «Если эта сделка так хороша для нас, то почему они согласятся на это?») — Такы тар барат толкат — ву кирун. Ы такы тар рох ву кура-рон-жан, тар рон на ву коджун марадар ы пакарат, тар баро-нагук на ву жун баро. Ы такы Шиссат толкат тур охху-гу хат ки-га во охху на. (ороч. «Потому что, как ты правильно сказал, они — сброд. Потому что членство в сильном племени позволит их воинам удовлетворить их тягу к разбою и завоеваниям, а твои рудники помогут их вождям удовлетворить их жадность. И потому что Шиссат поговорит с их шаманами и объяснит, что отказываться от дара духов некрасиво.») — Мар дагак-шисат тар нарох, - вздохнул вождь. - Шиссат варох ы барад оххи, кут? Мар хат шисат во барат ган. (ороч. «Не такого решения я ожидал от тебя... Разве Шиссат не богиня войны и мести? Я не думал, что она станет заключать союзы.») — Тар дагак-шисат. Мар... Шисат — рсак оххи, ры хат рсак урк рсакжун гарох — тур дат, тур рагат ы тур га тур хогр ыры хат. Кура рсак хат во — рсакжан дагак-варох ы шисат рагат во хогр, ры хогр дагак-варох ы шисат рагат рсакжан. Кура рсак хат на рсакжан во барат, кура рсак на рсакжан ы хогр во га-гак. Рат ы ки-рат памрат, кура-шисат ы хат-шисат памрат, кура-дат ы хат-дат памрат, рсакжан ы хогр — ву ку-ку памрат. Тар толкат «варох», мар толкат «рсак», во толкат «ган» — ры во гак, ы Шисат гак оххи... ы барад оххи, тар барат толкат, ры барад — хат рыкк арх, барад — кура башга-рох. (ороч. «Ты ошибаешься. Я... Шиссат — богиня охоты, но не такой охоты, на которую ходят орки — вы просто гонитесь за зверем и либо догоняете его, либо нет. Настоящая охота не такая — в ней, пока охотник, затаившись, выслеживает жертву, жертва, затаившись, замышляет убийство охотника. В ней проверяется не право охотника зваться достойным — и охотник, и жертва проходят проверку на право выжить. В ней сильные погибают вместе со слабыми, зоркие — вместе со слепыми, ловкие — вместе с хромыми, охотники — вместе с жертвами, а тот, кто остается в конце, получает удовольствие, не сравнимое ни с чем. Ты можешь звать это охотой, войной или политикой, но имя этому — жизнь, и Шиссат — богиня жизни... и мести, ты правильно сказал. Но месть — не слепая злоба, а продуманный план.») — Мар слухат — тар оххи нарох кирут, ву рагат рат башга-шмот, хат барут... (ороч. «Значит это правда, что твоему духу больше угодны кируты, убивающие умом, чем баруты...») - произнес Рагак. — Охху — кура охху — гарох ки-рох, - ответила Шиссат. - Тар слухат ву кура шурку? Га ку-ку урк гук — ы ки а оххи гак. Шута тар дат кижан, ы охху шурку. Шурку ы охху нарох во кура рох, ву шисат. Охху нарох хат башга-шмот кура варох барут, ыры тар рох кохат шисат, тар толкат кохат слухат, тар башга-тут кохат на-жон — охху нарох тар ошиг тар га ву ки-рох. Тар шмот мар, ы Шиссат нарох тар. (ороч. «Духи — любые духи — страдают от скуки... Ты представляешь, как они стары? Если жизни всех орков в мире соединить в одну, духи все равно будут старше. Они старше, чем земля, по которой ты ходишь. Как и всем старикам, им нравятся те, за кем интересно наблюдать. Им угодна безумная отвага орков-барутов, но не только она — делай что-то новое, интересное или забавное — избавь их от скуки, и они наградят тебя. Ты овладел мной, и Шиссат это понравилось.») — Кохат урк гарат паран-охху-га, ры мар? (ороч. «Неужели я первый орк, изнасиловавший шаманку?») — Хат, мар слухат, - пожала плечами змея. - «Кохат урк гарат паран-оххи, ры тар,» (ороч. «Полагаю, нет... Но точно первый, изнасиловавший духа...») - добавила она про себя. Воинам Глубоких Пещер план шаманки понравился не больше, чем их вождю, но в конце концов Шиссат убедила Рагара, а затем и остальных орков. Весь следующий месяц прошел в сражениях за рудники и переговорах с не слишком сообразительными вождями Каменных Задниц и прочих мелких кланов и их не слишком искусными шаманами. Последние, впрочем, поддержали план Шиссат, как только поняли, что их не заставят поклоняться ни Шута-рсак-жону, ни Белой Змее. Прежде, чем в Клане Черепов успели разобраться, что происходит, их войска, посланные вернуть утраченные рудники, были разбиты силами пяти различных кланов, а собранные Рагаром воины Клана Глубоких Пещер осадили свою захваченную столицу. Не видя смысла продолжать войну в такой неудобной позиции, осажденные сдали город в обмен на разрешение вернутся в земли своего клана. Так закончилось последнее в истории вторжение другого клана орков на территорию племени, позже ставшего известным под названием Кура Хат-шисат Жонрон. Орки устроили празднование с пьянкой, плясками и драками. Разумеется, было принесено немало жертв Шута-рсак-жону — в конце концов, это его рудники помогли выиграть войну. Орки с радостью выделили бы и парочку рабов для жертвоприношения Шиссат, если бы шаманка попросила, но она сомневалась, что сможет найти достаточно укромное место для пожирания и переваривания жертв, и потому решила повременить с трапезой до дома. В итоге шаманка просто удалилась от шумного празднества, устроившись в тени нависшей скалы и издалека наблюдая за танцующими вокруг одного из костров оркшами, одежды на которых становилось все меньше и меньше. — Мар шисат тар, (ороч. «Вот ты где...») - усмехнулся Рагар, опускаясь на землю рядом с ней. Разумеется, змея услышала его приближение издалека и уже успела отругать себя за непочтительность — разумеется, ей следовало сидеть на пиршестве рядом с вождем и уж точно не следовало вынуждать его отправляться на ее поиски. — Мар хат гаран — ки хап-гарох, (ороч. «Извини, что не танцую.») - произнесла она, усмехнувшись собственным мыслям — всего месяца полтора назад Шиссат и не задумывалась о таких глупостях, как этикет смертных. — Мидрга... — А? - встрепенулась Шиссат, потому что орк впервые обратился к ней по имени — обычно он называл ее просто «паран» или «охху-га». — Мар хат шисат тар куражан, ры мар паран-шмот тар. (ороч. «Я не знаю твоего отца, но хочу тебя в жены****.») Оркша вздрогнула, а затем усмехнулась, вспомнив, что при их первой встрече она собиралась убить Рагара, если он скажет что-то подобное. Теперь же шаманка не стала ни убивать вождя, ни даже пытаться сбить его с ног — как того, вероятно, требовала традиция, раз уж он пришел свататься к ней, а не к ее отцу. — Ки башга-рох, - просто ответила она. - Мар дат мар рон ро-кар. (ороч. «Это плохая идея... Завтра я возвращаюсь в свое племя.») — Мар слухат тар — тар нарох барат-га мар хушрон ошиг мар га тар кура-кура, - с подозрением посмотрела на шаманку вождь. - Тар дагак тар? (ороч. «Я думал, ты этого ждешь в обмен на твою помощь... Что изменилось?») «Мар дор дагак мар... Мар хат хаш ух-мара кур ы мар хаш тар ошиг тар арх-арх мар» (ороч. «Изменилось то, что я не ела больше месяца и сожру тебя, если ты попытаешься ко мне прикоснуться.»), - чуть было не ответила Шиссат, но вместо это сказала что-то умное: — Мар толкат ки-вараг-рон кижон — ы мар толкат. Тар кура-рон жон, тар башга-рох ы паран-шмот гарун. Тар паран-шмот рат гаран во нагак кура рат кижун ы кирун. (ороч. «Тогда ты был младшим вождем завоеванного клана, а теперь ты вождь великого племени, тебе стоит выбирать жен с умом. Тебе нужна сильная женщина, которая сможет родить много здоровых детей*****.») — Мар варох тар — кохат кура рат (ороч. «Я дрался с тобой — сильнее тебя никого нет.»)б - уверенно ответил Рагар. — Мар хатран ы мар хатжан оххи оххи-га. Ко тар куражун толкат ошиг тар на мар ву кирун паран-рон (ороч. «Ты оскорбишь старейшин своего клана, если вместе с их дочерьми возьмешь в жены чужачку, тем более — шаманку чужого духа.»), - возразила змея. — Мур куражун толкат мар паран-шмот тар. Ву толкат тар — барат паран-рон ы на тар ву кирун, - Шиссат могла бы оспорить это предположение, но передумала, вспомнив что понятие «барат паран-рон» у орков включает в себя регулярную порку и муштровку младших сестер или жен. - Тар оххи нарох мур рон ы на мур барат-варох. Тар мур ран — кура мур барат-варух. Мар жун шисат во. (ороч. «Все старейшины одобряют мой выбор и считают, что ты станешь хорошей старшей сестрой их дочерям... Твой дух спас наш клан и принес нам победу, и если ты останешься с нами, таких побед будет еще много — все орки в племени об этом знают.») — Ы ву шисат во мар хаш? - воскликнула змея, сама не понимая, почему она вообще что-то объясняет, вместо того, чтобы просто прикончить Рагара, как она всегда делала это с настойчивыми ухажерами. - Тар шисат мар хаш? (ороч. «А они знают, чем я питаюсь? Ты когда-нибудь видел, как я ем?») — Хат. (ороч. «Нет.») — Кут, такы мар хат хаш. Мар хат Мидрга ы мар хат Ракабша охху-га — мар Шиссат Ракабша! (ороч. «Правильно, потому что мне не нужна еда орков. На самом деле я не Мидрга, и не шаман Белой Змеи — я и есть Шиссат, Белая Змея.») Для убедительности она приняла змеиную форму и обвилась вокруг тела вождя, положив подбородок ему на плечо. Однако тот не сделал никаких попыток ее сбросить. — Ухх... - вздохнул он вместо этого. - Кут. Паран хат барат-варох мар — хар оххи, мар хат ки-рат кохат хук-отук-урк. (ороч. «Хорошо. Я-то думал, что женщина побила меня, но раз ты дух, значит я все еще не побежден никем из смертных.») — Тар хат гарох рат мар оххи? (ороч. «Тебя не беспокоит, что я — дух?») - прошипела Шиссат, впервые пытаясь разговаривать на орочьем раздвоенным языком. — Тар оххи — тар кура-кура рат, тар кура-кура нарох мар рон, - орк пожал плечами, отчего устроившаяся на нем змея недовольно зашипела. - Мар потрох тар ы мар хат памрат... ры тар га ша арх-кова-башга такы тар барат мар? (ороч. «Это означает, что ты еще сильнее и еще важнее для племени, чем мы думали... Я уже трахал тебя и со мной ничего не стало — если только ты не собираешься отомстить мне сейчас.») — Мар толкат мар хаш тар. Ух-мара кур мар хаш-гак кура урк ыры ошиг ро отук. (ороч. «Вообще-то, я собираюсь тебя сожрать. Раз в месяц я должна съедать живьем взрослого орка, или, на худой конец, двоих эльфов.») — Хат башга-шмот паран... - произнес Рагар, и змея уже не могла сосчитать — какой раз за месяц он обозвал ее так. Последнее время у него стало получаться даже почти нежно. - Тар толкат — мар на. Тар нарох мур кура-кура ки-варуг — мур на тар хат ву а кар. (ороч. «Тупая женщина... Тебе нужно было просто сказать. Благодаря тебе у нас множество рабов — можешь есть их хоть каждый день.») — Ко мар дор хат ки-рат-га ки-варуг? - капризно поинтересовалась Шиссат. - Ко мар дор ки-рат-га а кар хат гарат-хатна паран-отак? (ороч. «А если я не хочу рабов? Что, если я хочу каждый день съедать по нежной эльфийской девственнице?») — Тар мар-паран — мар на гарат-хатна паран-отук (ороч. «Станешь моей женой — будут тебе эльфийские девственницы.»), - пообещал орк. — Башга-тут... Мар ки-гаран ы ки паран-рон тар-парун. Мар хат хап-гарох хатшмот ы хат арх-арх-дат-дат ы хат барат паран-урк гарох. (ороч. «Дурак... Я буду дурной женой и дурным примером всем твоим женам. Я не буду танцевать голой и ползать перед тобой на четвереньках, как это делают женщины орков.») — Тар нарох мар кы парун ы коджун ву ога-жон мар. А ки-гаран мар-паран хат ошиг... (ороч. «Благодаря тебе перед мной падут ниц десятки тысяч женщин и мужчин, одна дурная жена — не страшно...») Шиссат сдалась, поняв, что сейчас Рагар говорит с рассудительностью духа, думая умом, а не сердцем, а она, напротив, ломается, как юная оркша... вернее, совсем не как оркша, потому что ни одна вменяемая оркша никогда не отказалась бы стать старшей женой вождя. Змее же это давало возможность испытать ранее неведомые ощущения и жить, не скрываясь под чужой личиной... но сейчас она даже почти не думала об этом, потому что сквозь звериный голод, терзавший ее всю последнюю неделю, вдруг прорвалось схожее, но иное желание... — Кут (ороч. «Хорошо...»), - произнесла она, возвращаясь в орочью форму и устраиваясь у Рагара на коленях. В последний месяц у шаманки не было возможности заменить истрепавшуюся в многочисленных сражениях одежду из змеиной кожи, и Шиссат стала носить обычное для орков одеяние из шкур и материи, из которого ей приходилось выползать во время превращений — потому сейчас она была абсолютно нага. - Шиссат тар-паран...****** - прошептала она. - Ры слухат — мар хат барат-шысат мар нагак тар кижун ы кирун ыры хат. (ороч. «Но учти — я понятия не имею, смогу ли родить тебе детей.») — Мур шисат (ороч. «Скоро узнаем.»), - пообещал Рагар, опрокидывая свою новую жену на спину. Так началась жизнь Шиссат — богини и старшей жены первого орочьего императора — единственная из ее жизней, в которой она называлась своим истинным именем, ела вдоволь и вообще могла быть самой собой.

***

Семь лет спустя. Палатка императора была почти пуста — темники и нукеры, получив последние указания, ушли. Следующим вечером войску предстояло вступить в смертельный бой, и даже самые буйные орочью воины предпочитали провести последний день в размышлениях — раз уж, находясь вдали от дома, они не могли провести его в окружении своих жен. А вот у Рагара такая возможность была — в отличие от всего остального гарема Шиссат обычно сопровождала своего повелителя в походах. Она и сейчас была здесь — крутилась вокруг шеста, постепенно освобождаясь от алого с золотым шитьем одеяния, которое император когда-то снял с пленной эльфийской чародейки и подарил ей. Рассеянно наблюдая за движениями жены, Рагар продолжал обдумывать сложившееся положение. Его поход, для которого, впервые за века, объединились десятки кланов, еще рано было считать неудачным. Сама идея была столь хороша, что ею просто невозможно было не воспользоваться — в руки орков попала информация о крупной торговой сделке между осажденными в пещерах гномами Кналга и эльфами Линтанира. Гномы должны были тайными тоннелями вынести алмазы за пределы контролируемой орками территории и получить от линтанрицев эльфийское серебро и красное золото — два магических сплава, которые могли создавать лишь эльфы. Любой другой вождь просто перехватил бы гномов и забрал алмазы — драгоценные камни не слишком ценились орками, но могли быть проданы другим народам по выгодной цене. Например, гномы Дорта, богатые лишь золотом, с удовольствием скупали у орков любые драгоценности и металлы, не заботясь их происхождением и даже почти не торгуясь. Однако Рагару половины приза было недостаточно — он хотел получить и драгоценности, и металлы. Красное золото и эльфийское серебро последний раз попадали в руки орков почти пятьсот лет назад и в не столь больших количествах, как обещала эта операция. Одев своих нукеров в отражающие магию сверкающие доспехи, новорожденная Империя получила бы именно то, в чем нуждалась — заметное, видимое глазу превосходство на всеми остальными племенными союзами. Подготовка к набегу прошла почти идеально — эльфы всегда медленно реагировали на изменения в политике короткоживущих рас, и в Линтанире все еще не определились, верить ли слухам о появлении нового могущественного племенного союза орков. Империя же, напротив, сильно увеличилась в размерах за последние пять лет и, помимо семи изначально входивших в нее кланов — Глубоких Пещер, Белой Змеи, Рогатых Берсерков, Красных Волков, Каменных Задниц, Зеленых-после-пьянки и Глазовыдавливателей, — подчинила себе еще двадцать семь. Как итог, за какие-то семь лет в северных землях появилась новая сила, способная выставить на поле боя пятьдесят тысяч воинов. Несмотря на то, что это была очень разношерстая армия из племенных отрядов, у каждого из которых был свой вождь, свой шаман и свой дух, кое-что у орков было общее — каждый хотел получить свою долю добычи, и доля воина главного клана не отличалась от доли воина Едящих Рыбу — клана, присоединившегося к Империи в прошлом месяце. Как итог, орки заявились на гномо-эльфийскую встречу незванными и нежданными. Имперский авангард из пяти тысяч волчьих наездников — не жалкие гоблины на волках, а настоящие баруты, в основном из кланов Красных Волков и Глубоких Пещер, во главе с самим императором — появились на линтанирской опушке на закате и буквально смели гномий конвой, а затем обрушились на эльфов. Однако эльфы были готовы к неожиданностям — хотя они скорее ожидали подвоха от кналганских компаньонов, а не вторжения орков — неподалеку от места сделки дежурила Армия Эльфов Линтанира, которая, из-за недавнего обострения отношений с Веснотом, была полностью отмобилизована и насчитывала более шести тысяч воинов. Как итог, эльфы отступили в лес и продержались до прихода своих. В то же время, на поле боя появились основные силы орков и набег превратился в грандиозную баталию между молодой и огромной армией Империи и сильнейшей в мире, хоть и застигнутой врасплох, Линтанири Элдахоссе во главе с легендарным Калензом. Орки не могли пожелать себе худшего противника — и лучшей позиции. Не сразу оценившие истинную численность противника эльфы начали бой слишком решительно, позволив в итоге окружить себя и втянуть в ночное сражение. К рассвету Элдахоссе удалось наконец прорвать окружение и отойти вглубь леса — и у армии орков не было сил, чтобы преследовать эльфов и продолжать сражение. За ночь орки убили три тысячи эльфов — больше, чем какой-либо из смертных армий удавалось убить когда-либо в истории — и сами потеряли семнадцать тысяч воинов. Если бы этим все и закончилось, Рагар уже сегодня вошел бы в историю, как вождь, одержавший величайшую победу в истории орков... но у него не было того, без чего победа стала бы бессмысленной — добычи. Хотя гномьи алмазы и были захвачены, груз металлов все еще оставался в руках эльфов — а значит, поход в целом оказывался неудачным, а потери — излишними. Пусть это и не могло подорвать господство Великой и Обширной Империи, которая только что доказала, что ее армия — сама сильная во вселенной, но о общеимперских военных походах придется забыть на годы — племенные вожди не захотят присоединяться к авантюрам, в которых треть участников ждет гибель, а призы не соответствует ожиданиям. Чтобы избежать этого, сражение нужно было продолжить и выиграть — и все темники согласились с этим. Из уцелевших эльфов почти каждый второй был ранен, и, подобно тому, как у армии орков не было сил на преследование, у эльфов не было сил на бегство — и, по общему мнению орков, они не собирались никуда бежать. Отступив на север, эльфы открыли бы Рагару путь в слабый, но густонаселенный Амарил, разграбив который, орки захватили бы тысячи рабов и лишили бы Линтанир поставок продовольствия, тем самым практически исключив возможность преследования. Если же эльфы отступят на юг, чтобы защитить Амарил, оркам откроется дорога на столицу — богатейшую Эленсирию, которую орки никогда не видели, но о которой много слышали от пленных. Возможно, для войска людей или гномов десятидневный переход по лишенным дорог лесам оказался бы фатален, но орочья армия не имела ни тылов, ни обозов и передвигалась совершенно не так, как любая другая — каждый ее отряд был абсолютно автономен, и, отстав от своих, начинал вести себя точно так же, как и в составе армии — то есть жечь, грабить и пленять все на своем пути. Допустить такого в своем лесу эльфы не могли, а значит для них оставалось лишь две возможности — либо отойти глубже в лес, рассредоточится и начать партизанскую войну, оставляя на разграбление оркам все приграничные районы, включая и владения возглавляемого Калензом дома Селлэн'эт'Линтанири, либо — и именно так, по мнению орков, им надлежало поступить — укрепиться на выгодной позиции и ожидать нападения. А это означало, что с наступлением темноты орки должны будут вновь атаковать, теряя по пять воинов за каждого убитого эльфа. Никто из вождей не сомневался, что в конечном счете эльфы будут побеждены — ведь теперь соотношение сил было одиннадцать к одному. Но очевидно было и то, что эльфы будут, как всегда, драться до последнего и убьют десять, а быть может и пятнадцать тысяч орков. Темники согласились, что продолжать сражение необходимо и принялись с мрачной решимостью тянуть из шлема камешки, решая, в каком порядке их отряды вступят в бой. Затем они отправились спать, прекрасно зная, что для вытянувших первый и второй жребии следующая ночь станет последней. Рагару досталась третья волна — орочья империя была самым безумным государством на свете, где верховный правитель имел тот же шанс вытянуть несчастливый жребий, как и любой из генералов — но за свою жизнь он не опасался, зная, что пока Шиссат рядом с ним, умереть ему не позволят. Куда больше мысли орка занимало то, что завтра ему предстоит стать легендой — первым полководцем, разбившим Армию Эльфов Линтанира... и первым орочьим военачальником, потерявшим тридцать тысяч воинов за два дня. Сочтут ли орки первое достаточно выдающимся достижением, чтобы оправдать второе? Этого Рагар не знал... но знал, у кого можно спросить. — Рокига, тсат (ороч. «Рокига*******, иди сюда»), - позвал он. Шаманка, к тому моменту уже полностью обнажившаяся, обернулась змеей и, извиваясь, подползла к императору — то была ее собственная альтернатива унизительному передвижению на четвереньках — и, вновь став оркшей, обхватила руками его шею. — Мар Шмот-жон? (ороч. «Да, Хозяин?») - прошипела она, скользя по груди Рагара длинным раздвоенным языком — таким, как он любил. — Толкат мар ко мар рох, паран? (ороч. «Скажи, женщина, что мне делать?») - задал император вопрос, который никакой другой орк не адресовал бы своей жене. — Тар рунжон — тар рох во тар толкат (ороч. «Ты император и волен делать все, что пожелаешь»), - дала змея очень благовоспитанный и очень женский ответ. — Ы тар оххи — тар на охху-на-жон, - отозвался Рагар, сопровождая слова легким шлепком. - Ко тар рох во мур на оххи-хогр тар ошиг? (ороч. «А ты — дух и могла бы дать какой-нибудь совет… Это ведь твоя работа — за что иначе тебе приносят жертвы?») — Мар хат барат-шисат... - отозвалась Шиссат, капризничая и явно напрашиваясь на допрос с пристрастием, - ры мар шисат во рох барат-рох. (ороч. «Я не знаю будущего... но знаю, что нужно делать, чтобы оно получилось хорошим.») — Толкат (ороч. «Ну так говори»), - потребовал орк, дергая жену за косу. — Ааай, - простонала змея с явным оттенком удовольствия. - Мар толкат — тар ога мар хат башга-шмот паран ы га Модишша ошиг мар. (ороч. «Если я скажу, ты опять начнешь звать меня тупой женщиной и позовешь Модишшу...») Юная Модишша была самой молодой из жен императора — даром покоренного клана Восьми Топоров — и ей, как и Шиссат, было позволено сопровождать Рагара в походах. Змея знала, что года через два молодая оркша будет нянчить троих детей, и ей станет не до путешествий, но все равно ревновала. «Хат га во» (ороч. «Не позову»), - мог бы пообещать орк, но, отлично зная, что именно хочет услышать его жена, ответил иначе: — Тар толкат. Га-жон. (ороч. «Говори. Я приказываю.») — Кут, мар Шмот-жон, - отозвалась Шиссат, наслаждаясь его властью над собой даже больше, чем он сам. За такие-то приказы, за способность, будучи смертным орком, повелевать бессмертной богиней, она и полюбила его. - Ву отук ы во варох хат нарох тар. Кут, тсат кура башга-рох ы мар ки барут такы Иругар а толкат тар марадар тсат. - тот факт что Иругар был новым вождем клана Восьми Топоров — братом Модишши, добавлял к чувству стыда еще и зависть, но об этом змея говорить не стала. - Ры мур хат га кура хогр тсат. Отук гур — кура урх-шмот нагак, ры тар хат на во тар коджун баро-хогр. Ку барут памрат тсат, ы урк шисат ку баро-хогр. Тар шисат хогр во рагат ки урк ры на ку баро, ку урх-шмот, ку ки-варуг — ву тар на тар коджун. Высныт — хогр тар шисат. (ороч. «Да, Хозяин... Тебе не нужны эти эльфы и это сражение. Да, вначале план похода был хорошим — и мне бесконечно стыдно, что его предложила не я, а Иругар... Но теперь это уже неважно. Железо эльфов могло бы помочь сделать Империю сильнее, но в казну его не положишь и между воинами не разделишь — сейчас, когда многие погибли, орки хотят добычу, которая увеличила бы их долю. Тебе нужна новая жертва, которая убьет меньше орков и даст больше золота, оружия и рабов — добычи, которую любят воины. И эта жертва — Веснот.») — Хат башга-шмот паран, - вырвалось у императора. - Мур рагат ку отук ы мур барат-варох ву ро-кар. Хук — барут коджун ы ву жон Гарард Барат рагат ку урк. Ко мар толкат мар кы-коджун-жун — хат барат-варох отук дат-дат Высныт? Мур барат-варох Высныт кура-кура ошиг мур барат-варох отук? (ороч. «Тупая женщина... Эльфов мы уже почти победили, а люди сильны и ими правит король Гарард Смелый, который уже убил много орков. Как я объясню темникам, что мы должны прекратить сражение здесь и идти в Веснот? Как я объясню им, что там мы сможем победить лучше, чем здесь?») — Толкат ву, мар рох во. Тар толкат — на мар охху-на-жон. Мар охху-на-жон — дат-дат Галкадар Абыз ы варох жон Гарард. Тар барот-варох кура-кура, тар барат-варох кохат урк барат-варох. Урк ога тар барат гарыдан шотур. Во охху-рох Ракабша нарох тар, мар рунжон! (ороч. «Скажи им, что я сделаю так. Ты хотел совет духов? Веди свое войско к Абезу и сразись c королем Гарадом. Это будет величайшая победа в истории орков, которую будут вспоминать через дюжину дюжин лет. Это будет чудо, которое Белая Змея сотворит для тебя, мой император.») — Кура ко слухат, - произнес орк, обнимая шаманку за талию. - Тар рох во тар толкат — мар оххи-хогр тар гарыдан гарат-хатна паран-отук. (ороч. «Хорошо... Когда все закончится, я принесу тебе в жертву дюжину дюжин эльфийских девственниц.») — Мар рох хат ошиг оххи-хогр, мар Шмот-жон, - прошептала змея, - ры мар тар шмот. Тар толкат га-жон — мар рох. (ороч. «Я служу тебе на за жертвы, Хозяин, а потому что принадлежу тебе. Прикажи мне — я все исполню...») — Кура гаран (ороч. «Хорошая женщина»), - усмехнулся орк и отдал жене несколько «приказов», которые она с удовольствием исполнила. Уснула Шиссат лишь под вечер, когда Рагар, насытившись, покинул шатер. Проснувшись в полночь, когда орки уже сворачивали лагерь, змея впервые в жизни стала шаманкой не по имени, а по сути — выскользнув из лагеря, она провела на вершине горы Сарел темный ритуал, который никто из смертных не смог бы свершить, и призвала другого духа — того, к кому ни один шаман не дерзнул бы обратится, — духа, более могущественного, чем она, владыку лжи и предательства. И он, знаток всех слабостей рода человеческого, рассказал о той из них, что поможет сокрушить Веснот. Шиссат, из всех смертных хорошо изучившая лишь орков, считала главными пороками трусость и халатность — она надеялась, что темный дух подскажет ей слабости в охране переправы Абез, что позволит оркам быстро занять переправу и разбить Северную и Восточную Дивизии по отдельности. Однако ей объяснили, что пороки людей — гордыня и предательство. Потому армия Империи неспешно дотопала до Галкадара, а затем Шиссат при помощи владыки лжи приняла облик тени и проникла в лагерь Королевской Армии, расположившейся на южном берегу реки — в палатку сына короля, принца Элдреда. Змея до последнего не верила, что у нее получится — ведь она впервые должна была подтолкнуть кого-то принять преступное и, в общем-то, достаточно глупое решение... Однако, едва проникнув в сознание принца, она с облегчением поняла, что большая часть работы уже сделана за нее. Разум юного рыцаря уже был развращен королевой, его матерью. Шиссат невольно задумалась, не была ли королева, так же, как и она, надоумлена кем-то еще и не являются они все пешками в какой-то более крупной игре, но решила не встревать в разборку с кукловодами, кем бы они не были, а лишь подстраховаться и убедиться в том, что Рагар получит обещанную ему победу... Принцу змея нашептала, что орки хотят лишь золота и уйдут, если получат выкуп — это, кстати, было чистой правдой, — и что, устранив их руками отца, Элдред сможет абсолютно законно занять трон — и это тоже было правдой. Так, ни сказав ни слова лжи, змея-искусительница толкнула принца на путь предательства и отцеубийства. Зерно злословия упало на благодатную почву, подготовленную королевой-матерью и Шиссат покинула палатку Элдреда зная, что проснувшись утром он будет считать мысли, вложенные ею в его голову, своими собственными. Сражение, произошедшее на следующий день — одиннадцатого сентября пятьсот первого года веснотской эры — было описано историками бесчисленное множество раз. Королевская Армия, представленная Северной и Восточной дивизиями, а также пришедшими с королем из Велдина силами Центральной Дивизии и Королевской Гвардии, выставила на поле боя почти двадцать пять тысяч солдат. Орков было примерно восьмью тысячами больше. Шиссат убедила императора воспользоваться хитростью, опасаясь, что у владыки предательства и веснотской королевы могут быть иные планы на исход сражения. Обычно баруты чурались использования обманных маневров в бою, но, когда это было действительно необходимо — и когда этого требовали духи — они могли позволить кирутам сделать все самим. Орочья армия перешла реку и атаковала, а затем притворилась, что бежит. Авангард Королевской Армии во главе с королем Гарардом устремился в погоню, и король послал принцу Элдреду курьера с приказом ввести свои до сих пор стоявшие в стороне силы в битву и довершить разгром. Поздние летописцы, желая показать принца-предателя большим злодеем, писали, будто в этот-то момент он и атаковал силы отца. Это не было правдой — прежде всего, веснотские солдаты никогда бы не приняли приказа атаковать собственного короля и его воинов. Элдред просто помедлил с выполнением приказа, не зная, стоит ли ему сначала поучаствовать в одержании грандиозной победы и прославить себя, а уже после битвы устроить отцу несчастный случай. Однако этого промедления вполне хватило — выманив веснотский авангард, орки развернулись и прекратили свое ложное отступление, а вступившие в бой баруты под предводительством императора ударили по королевским силам с фланга. Король Гарард погиб, и уже тогда принц атаковал войска своих дяди и братьев. К концу дня орки довершили разгром Королевской Гвардии, а Элдред — истребление своей семьи. Рагар встретился с новым королем и получил контрибуцию, которая очень понравилась ему — как и итоги похода в целом. Из пошедших вслед за императором пятидесяти тысяч воинов домой вернулись двадцать восемь, однако каждый из уцелевших получил совершенно небывалую долю золота и славы. За одно лето орки нанесли поражение двум сильнейшим армиям на Континенте и могли теперь с полным основанием утверждать, что их Великая и Обширная Империя правит миром — с благословения Белой Змеи и во славу императора Рагара********.

***

Еще десять лет спустя. Шиссат свернувшись калачиком лежала под теплыми шкурами, каждые несколько минут содрогаясь от приступов удушливого кашля. В день, когда змея выбрала тело Мидрги своим очередным сосудом, она уже знала, что то не прослужит ей долго — уж больно хрупкой казалась девушка. Отчасти это тело даже превзошло ожидания духа злобы — за последние семнадцать лет она рожала восемь раз, из которых шесть — двойню, причем никто из детей не получился гоблином. Однако теперь иммунная система Мидрги была безнадежно подорвана, и она болела вторую зиму подряд. — Кураран, - обратилась к змее Дрисадалия — семнадцатилетняя девушка-кират, зачатая Шиссат в их с Рагаром первую брачную ночь. Ее младшие сестры-баруты уже стали женами темников своего отца, но Дрисадалия ни на шаг не отходила от матери, а зимой, когда шаманка болела, буквально носила ее на руках. Шиссат пыталась было выдать дочку замуж насильно, но в конце концов махнула рукой — ее старшая дочь, похоже, унаследовала от матери что-то, чего не было ни у ее младших братьев и сестер, ни у ее старшего брата-близнеца. Для оркши девушка была слишком бледнолицей, стройной и гибкой — но, при этом, очень сильной. Дочь духа носила над клыками яд почти столь же смертельный, что и у ее матери, а прожить должна была, если чутье не обманывало Шиссат, лет сто — чего нельзя было сказать о нынешнем теле самой богини. - Тар га рат арх-кова-башга — куражан ы Жонрон ки-рох ошиг хат нарох Ракабша охху-га. (ороч. «Матушка... Тебе нужно новое тело. Отцу и Империи нужна шаманка Белой Змеи.») — Кура ко слухат, - вздохнула змея. Дрисадалия была единственной, кому она рассказала про смену тел — эта способность была ее секретным оружием и последней надеждой о спасении, и ее орочьи инстинкты кричали о том, что такой тайной нельзя делиться ни с кем. - Мар дагак мар такы мар гарох шисат кура арх-кова-башгу. (ороч. «Ты права... Наверное я просто капризничаю из-за того, что у меня такой богатый выбор...») — Мар ошиг тар га мар (ороч. «На твоем месте я бы выбрала меня.»), - прямо сказала шаманке дочь. Шиссат усмехнулась. Семнадцать лет назад она могла бы лишь мечтать о таком сосуде, как сильная, гибкая, ядовитая полуоркша-полудемон. — Мар хат га тар ы кохат мар кижун ы кирун, - покачала головой змея. - Хат мар хат башга-шмот ки-охху-га во на-шисат тар жан-рон. Тур гак кура урк гак — хат на-на оххи-кураран гак тур арх-кова-башгу. Дат-дат ы га паран... ры гарат-хатна. (ороч. «Я не возьму ни тебя, ни кого-то еще их моих детей... Ни мою глупую ученицу, которая строит глазки твоему брату. Вы все заслуживаете жизни хороших орков — без извращенной мамаши-духа, перерождающейся в телах своих детей раз за разом. Найди мне кого-нибудь еще... только незамужнюю.») — Абиша, Тык Жуп жон киран, - предложила юная оркша. - Во мара ы шак-а шотур, ры кохат га во, такы во кураран паран-хук — во хат нагак барут кижун ы кирун. Тык Жуп ога тар кура ко Ракабша рох. Тар толкат га охху-га — жон на тар ки-рат киран. (ороч. «Абиша, дочь вождя Каменных Задниц... Ей уже девятнадцать, но никто не хочет ее брать, потому что ее мать — человек, и детей-барутов от нее не дождешься. Каменные Задницы почитают тебя почти так же сильно, как Белые Змеи — вождь согласится отдать бесполезную дочь в шаманки, если ты скажешь.») — Во ки шотур, - недовольно прошептала Шиссат. Ни один другой орк не осмелился бы предложить духу полукровку не то, что в качестве сосуда, но даже и в жертву, но Дрисадалия знала вкусы матери лучше всех. - Кут, мар рох... Дат-дат ы толкат во мар толкат... Аррр... на мар паран. (ороч. «Молодая... Ладно, пойдет... Иди и скажи, что я сказала... в общем, приведи ее.») — Тар хат шисат куражан? (ороч. «Ты не дождешься отца?») - спросила девушка. Император, ощущавший, что его молодость постепенно покидает его, старался успеть сделать как можно больше для своей империи и, помимо обычных летних походов, в последние годы стал устраивать еще и зимние рейды. — Мар зводрох во... На мар звод ы дык — ы дат-дат Тык Жуп. (ороч. «Я напишу ему... Принеси мне колышек и дощечку*********, перед тем, как отправишься к Каменным Задницам.») Дрисадалия принесла матери письменные принадлежности, но уходить никуда не спешила. Шиссат принялась выводить на дощечке орочьи каракули — примитивные символы для хранения слов, в которых существа высшего порядка не нуждались. — Мар Шмот-жон, - нацарапала змея. - Во мара ы ух-ро кура шотур ы мар рох тар во мар рат. Мар дат оххи-куванд. Мар хат памрат ы мар шисат тар ы Жонрон. Га мар киджун ы кирун ы мар охху-на-жон... (ороч. «Хозяин... Это были веселые семнадцать лет, и я служила тебе, как могла. Теперь я возвращаюсь на небеса к духам. Я не умираю и буду присматривать за тобой и Империей. Я оставляю тебе моих детей и мое благословение...») Шаманка остановилась, осознав что написанные слова не передают ее чувства в полной мере — орочий язык был недостаточно гибок, и в разговоре орки обычно доносили до собеседника свои эмоции интонацией и жестикуляцией, а на письме ограничивались сухими фактами в стиле «Я заберу твою голову». — Ррррах, - рявкнула Шиссат, сжимая дощечку и превращая ее в труху, - Мар хат рох — тар толкат во. Тар толкат мар во наран ы мар хат ки-рат-шисат кохат мар кышотур гак, ры мар ки-рат-шисат на ы на во... (ороч. «Скажешь ему все сама. Скажешь, что отдаваться ему снова и снова было величайшим счастьем за мою бесконечную жизнь, и что я хотела бы...») — Хат башга-шмот кураран! - воскликнула Дрисадалия, лицо которой покрылось густой краской стыда, какую не увидеть у более светлокожих орков. В голосе девушки зазвучали столь знакомые рагаровские нотки. - Кат мур карун ошиг мар толкат во мар кураджан? (ороч. «Тупая мать! Как я могу сказать такие вещи отцу?») — Ух... Паран-шмот — тар шмот-жон на-жон тар кура паран-га... Кут... на мар кура дук — мар арх-арх. (ороч. «Ох, вот замуж бы тебя — там тебя научат говорить все, что полагается... Ладно-ладно, принеси еще дощечек — мне придется потренироваться...») — Тар хат толкат кура-га? (ороч. «Ты не скажешь ему правду?») - поинтересовалась девушка. — Кура-га тсат — мар хат дат оххи-куванд катхат. Мар хат толкат — ы тар хат толкат. Урк шисат мар дат мар оххи-рон ы нарох ву ы Жонрон. Кура-га хат кура ко ву-дат-памрат слухат. (ороч. «О том, что я никогда не попаду на небеса? Нет, не скажу. И ты не скажешь. Для всех орков я отправлюсь к духам и буду оберегать вас и Империю. Правда... это вещь не для смертных.») — Мар ошиг тар рох арх-кова-башгу-га рат ы нарох куражан кура-кура... (ороч. «Если бы я была тобой, то использовала бы переселение, чтобы всегда быть рядом с отцом и помогать ему...») — Мар хат рох — такы мар нагак киран во рох кура во мар рох, - улыбнулась Шиссат. - Тар гак кура шотур ы нарох тар куражан ы тар жан-рун ы ву кижун... тар барат-шисат. Тар куражан помрат ы ву кы-коджун-жун ы тар жан-рун варох ву на-жон — тар хат варох ву. Тар хат жон ры мар на тар Рагжун Вужан. Рох во нарох Жонрон ы рунжон — ы хат шисат во рунжон... (ороч. «Это не потребуется — ведь я родила дочь, которая сможет сделать это так же хорошо, как и я... Ты проживешь достаточно долго, чтобы послужить не только твоему отцу, но и братьям, и их детям... если захочешь. Когда твой отец умрет, его темники и твои братья вступят в борьбу за звание императора — потому что так устроены орки. Ты не должна встревать в эту борьбу — у тебя есть Братство Убийц, которое я создала для тебя. Пусть оно служит Империи и императору, кем бы он ни был...») — Ы тар тсат мур рон, кут? - с надеждой спросила Дрисадалия. - Тар барат, кут? (ороч. «Ты ведь тоже будешь... где-то здесь, да? С тобой все будет хорошо?») — Мар кут... Мар рох во ро-мара... ы мар рох гарыдан ошиг ку-ку рох дат. (ороч. «Конечно... Я ведь уже делала это две дюжины раз... и сделаю еще дюжину дюжин прежде, чем все закончится.»)

***

Еще двадцать четыре года спустя. Прошли годы. Как и предвидела Шиссат, после смерти Рагара началась смута, в результате которой к власти пришел сын младшей жены императора Дахок, которого вскоре сменил его молодой, но предприимчивый племянник Ракшас. У орков не было какого-либо традиционного порядка престолонаследия, потому каждому новому правителю приходилось подчинять почти каждое племя заново. Однако костяк Империи — семь кланов, поклонявшихся Белой Змее — оставался единым, скрепленный общей богиней и общими золотыми шахтами. Этих сил было более чем достаточно, чтобы привлечь другие племена к участию в имперских походах, даже не завоевывая их. Хотя Дахок и Ракшас были не столь успешны, как Рагар, каждый из них на пике своей славы возглавлял союз из более, чем двадцати племен. Шиссат жила среди шаманов, верная своему обещанию оберегать Империю. Орки, хотя и не знали о том, что их богиня все еще скрывается среди смертных, уже успели привыкнуть к помощи змеиных «воинов-жрецов» и больше не возражали против участия шаманов и даже шаманок Белой Змеи в битвах. Желая, чтобы так продолжалось и дальше, Шиссат взяла тело старой и уважаемой шаманки и от ее имени обучила молодых шаманов некоторым из тех ее приемов, для использования которых быть духом не требовалось, а затем вновь сменила тело и окончательно затерялась среди собственных учеников и последователей. В каждом сражении она была неподалеку от императора, но все остальное время посвящала воспитанию учеников и разнообразным шаманским фестивалям. Научившись шить, запасать солонину и танцевать с бубном, Змея чувствовала себя старушкой, удалившейся на заслуженный отдых — до тех пор, пока смертные вновь не вмешались в ее привычный быт самым бесцеремонным образом. На пятом году правления императора Ракшаса у Гномьих Врат вспыхнуло восстание рабов-людей, поддержанное исконными врагами Империи — гномами Кналга и эльфами Линтанира. Племена орков всегда охотно объединялись между собой для набегов, сулящих добычу и славу, но никто не хотел тратить время на подавление восстаний — в итоге Ракшасу пришлось постоять за честь Империи лишь во главе сил семи главных кланов и племени Черного Клыка, которому и принадлежали восставшие рабы. Людям же удалось скрепить личными привязанностями и обязательствами союз рас, которые обычно ненавидели друг друга едва ли не сильнее, чем орков — эльфов, гномов, людей и личей. Конечно, такой альянс не мог просуществовать долго — мертвецы и эльфы покинули его уже в следующем поколении — но его сил хватило на два выдающихся свершения — союзники убили Ракшаса и основали в окрестностях Гномьих Врат государство, позже ставшее известно, как Альянс Кналга. Вместе с императором погибла и Шиссат, до последнего защищая того, кого мысленно называла «внуком», хотя он и происходил от другой жены ее Хозяина. Под конец сражения Змея отбросила даже желание сохранить свою тайну и сражалась со всей силой и яростью духа злобы, не приняв лишь своей истинной формы, которую ее тогдашняя носительница не смогла бы поддерживать. Но в конечном счете, даже богине не удалось изменить ход сражения и она была побеждена воительницей не менее яростной, чем она сама — эльфийкой по имени Сизаль, стремившейся во что бы то ни стало лично убить императора, чтобы отомстить за смерть своего возлюбленного. Разумеется, встреча с Шиссат не позволила ей сделать это — едва убив Змею, она стала ее следующим сосудом, однако для богини в этом было мало радости. Ракшаса убил кто-то еще, а захваченная эльфийка оказалась невероятно своенравным и стойким носителем. Впервые Шиссат оказалась в теле кого-то, кто ненавидел ее так же сильно, как ненавидела она, кого-то, кто обладал волей достаточно сильной, чтобы, даже приняв в себя тысячелетние воспоминания духа злобы, все еще отделять себя от змеи. Когда Шиссат попыталась заставить Сизаль напасть на других эльфов, та сломала себе правую руку и едва не отгрызла левую. Затем были борьба, конвульсии и бесплодные попытки эльфийских лекарей понять, что происходит. Наконец — через одиннадцать дней после гибели Ракшаса — слияние змеи и эльфийки завершилось. Как и обычно, родившаяся личность была одновременно и Шиссат и Сизалью. Отличие было в том, что, в то время как змеиная природа и воспоминания орочьей богини требовали немедленного уничтожения всех эльфов, эльфийская воительница никого убивать не собиралась. Она смогла сдерживать себя достаточно долго, чтобы подать прошение об отставке и уйти в горы — подальше от лагеря союзников — где поймала и сожрала тролля. На этом страдания Шиссат не закончились — неспособная контролировать свой новый сосуд полностью, она, тем не менее, полностью управляла его инстинктами и желаниями. Каждый раз, когда эльфийка видела человека, гнома или другого эльфа, у нее возникало непреодолимое желание его сожрать, а каждый раз, когда она видела орка-барата, то хотела ему отдаться — однако эльфийский разум восставал и против того, и против другого, потому Сизаль держалась подальше от любых живых существ, летом стараясь уходить как можно выше в горы, а для зимовки выбирая самую пустынную долину. Мучаясь от голода, она месяцами удерживала себя от убийств, позволяя себе поесть лишь тогда, когда ей попадался тролль или гоблин. И змея и эльфийка попали в ловушку, зажатые между упрямством противницы и собственным инстинктом выживания — сколько бы Сизаль не пыталась уморить себя голодом, в конце концов всегда сдавалась и съедала кого-нибудь. Змея же, каждый раз, когда эльфийка сражалась с орками, пыталась подставить ее под удар, но эльфийка быстро приноровилась использовать змеиные рефлексы и выходила из всех передряг невредимой. Шиссат попробовала избавиться от непокорной носительницы, приняв истинную форму, однако эльфийка и тут оказалась победительницей — смогла выжить и заставить змею превратиться обратно. Будь Сизаль оркшей, все было бы не так плохо — лет через тридцать она бы состарилась и позволила бы кому-нибудь себя убить, прекратив мучения Шиссат — однако эльфы жили намного дольше, и змея провела в теле Сизаль долгих сто восемнадцать лет. И вот однажды весной — позже она узнала, что то была весна шестьсот пятьдесят третьего года веснотской эры — эльфийка грелась у костра, когда почувствовала знакомый запах. Кому он принадлежал, она, впрочем не вспомнила, да и времени подумать ей не дали — буквально через полминуты обладательница запаха, ловко соскользнув по мокрому мартовскому снегу, спустилась с холма и оказалась рядом. То была оркша, которую Шиссат не видела очень давно, но узнала бы среди миллиона орков — впрочем, чтобы узнать Дрисадалию, не обязательно было быть ее матерью — чего стоил хотя бы ее уникальный светло-серый оттенок кожи. Живя в теле эльфийки-отшельницы Шиссат потеряла счет времени, но по ее представлениям Дрисадалии должно было быть примерно полторы сотни лет, однако оркша не выглядела старой — лишь очень взрослой. Она была на голову выше Сизаль и носила традиционную орочью прическу, стягивая свои белоснежные волосы в конский хвост на самой макушке. В руках у нее был посох с отметинами, обозначающими, что она — старейшина клана Белой Змеи, а плечи были укрыты шалью из шкуры леопарда. Наметанный глаз Шиссат узнал и других животных, мех и шкуры которых пошли на одеяния ее дочери — то были черный медведь, огненная лиса и песец. Во времена, когда Змея еще следила за орочьей модой, мало кто из вождей мог позволить себе одежду столь дорогую, как та, что носила ее дочь. — Мар шисат тар, кураран (ороч. «Я нашла тебя, матушка»), - усмехнулась оркша. — Дрисадалия, хат тсат! (ороч. «Дрисадалия, не подходи!») - успела выкрикнуть Шиссат, воспользовавшись секундным замешательством эльфийки. В следующее мгновение Сизаль уже подхватила копье и набросилась на Дрисадалию... но была встречена мощной струей зеленой жидкости, которую оркша выпустила из посоха. Отброшенная воительница упала на землю. Одежда у нее на животе растворилась, а кожа покрылась ожогами — что означало, что Дрисадалия обнаружила у себя способности, которыми ее мать не обладала. Будь зеленая жидкость едким ядом, он не причинил бы сосуду Шиссат никакого вреда, но похоже, что это была какая-то кислота неживотного происхождения. — Мар шисат, кураран, - произнесла Дрисадалия. - Паран-отак га тар ы хат слухат. Рсакжун толкат мар хат башга шмот паран-отак рагат-швах трул ы мар шисат тар во. Мар хат барат — кура тук, паран-отак кура дагак-варох. Мар рсак тар мара шотур — ры мар шисат тар ы во хат дат-дат! (ороч. «Я все знаю, матушка... Эта эльфийка захватила тебя и не отпускает. Охотники стали сообщать о странной эльфийке, разрывающей на куски троллей, и я поняла, что это ты. Прости, что так долго — эти горы очень большие, а она очень хорошо заметала следы. Понадобилось двенадцать лет, чтобы выследить тебя — но теперь, когда я нашла тебя, ей не сбежать!») Сизаль, впрочем, бежать пока не собиралась — заставив Шиссат превратить ее в змею, она с шипением устремилась к оркше. Но та бросила наземь свой посох, и тот тоже стал змеей — длинной тонкой змейкой с оранжево-черной кожей, которая ловко увернулась от клыков Шиссат и обвилась вокруг нее, связывая белую змею, будто веревка. — Тар толкат тар хат га мар, - сказала Дрисадалия, вытаскивая кинжал. - Ры мар га тар. Мур дат мур рон. (ороч. «Ты сказала мне тогда, что не хочешь мое тело... Но я все же заберу тебя. Пора вернутся домой, матушка.») В последний момент Сизаль успела превратиться обратно в эльфийку, и оттолкнуть оркшу высвободившимися из змеиных объятий ногами. Затем она вскочила и бросилась бежать. И началась погоня. Впервые с момента, когда она попала в тело эльфийки, Шиссат получала удовольствие от происходящего. С одной стороны, в этой охоте она явно была жертвой — и ей всегда нравилось такое. С другой стороны, змею буквально распирало от гордости за дочь — пары минут наблюдения за тем, как она двигалась, хватило опытной убийце, чтобы понять, что Дрисадалия стала просто потрясающей воительницей — не говоря уже о ее новых чародейских способностях, которые, несомненно, были основаны на унаследованных от матери змеиных приемах — и превзошли их. Преследуя эльфийку, Дрисадалия превратила два огромных валуна в каменных змей, присоединившихся к погоне. Были и другие змеи — из плоти и крови, разнообразных окрасок и размеров — и все они преследовали Шиссат по земле, воде и воздуху. Змея с ужасом и гордостью осознала, что ни в одном из своих тел, включая и изначальную божественную форму, она не смогла бы победить свою дочь, не захватывая ее тела. — Линтаур линтаур, соралар перса, - хохотала Шиссат в голове у эльфийки. - Инье хинар манэ уэндэ. Сина туэл ан лэ. (эльф. «Беги, беги, длинноухая дрянь... Я вырастила хорошую дочь. Тебе конец.») Но Сизаль еще не сдалась — ее невообразимое упорство никуда не делось, а когда дело доходило до выживания, она была, возможно, лучшей среди своего народа. Безоружная и обнаженная после превращения, она бежала три дня и три ночи, делая остановки лишь для того, чтобы напиться воды — в общем-то, ей, как носителю духа злобы, ни еда ни вода не требовались, но, похоже, питье создавало у нее иллюзию отдыха. Дрисадалия преследовала эльфийку повсюду, и той ничего не оставалось, кроме как покинуть горы. Шиссат начала уже задумываться о том, что случится с ней, если ее сосуд погибнет не от чьей-то руки, а умрет от истощения, уморив сама себя — и перепугалась не на шутку, когда эльфийка начала вплавь пересекать Великую Реку. И все-таки, Сизаль не утонула и не замерзла насмерть — выбравшись на берег в семи милях от Парфина, она наконец почувствовала себя в безопасности. Однако конец был неотвратим. До встречи с Дрисадалией эльфийка удерживала себя от убийств на протяжении трех месяцев — и сейчас, после трехдневной погони, была измучена настолько, что уже не могла противостоять инстинктам. Шиссат, же, напротив, приободрилась и теперь наслаждалась возмездием — к югу от Великой Реки не было ни троллей, ни гоблинов, и теперь гордой эльфийке предстояло отступить от своих принципов и сожрать человека. И, стоило ей смириться с этой мыслью, добраться до пригородных ферм и выбрать жертву — сморщенного горбатого старика, после убийства которого совесть мучала бы ее не так сильно, — как Шиссат сделала свой ход. Превратив эльфийку в змею, она потащила обезумевшую от голода и уже истекающую слюной носительницу к раскинувшемуся на соседнем холме роскошному поместью с высоким забором. Там, у пруда с утками, играла светловолосая девочка лет пяти. — Сина апса, матьяв, - усмехнулась Шиссат, протискиваясь между прутьями забора. Обессиленная, но жаждущая жить эльфийка уже все живое вокруг воспринимала, как мясо. - Лэ тулорэ а ле ханья кар ранколэ а ле кавалелйа уэндэмма макуэтрья махалэ... Фирэ эт манефеа илумэ раккор туэлима. Лэ кеюхта ренемма а кенья Мидрга а хроамма — тои веуйа тоя милме а илкуэн мелтои. Инье кекар лэ лелиэтари... нан лэ килуэта лэ манен уванимо йа уилйар лапсэ. Сина йар ан лэ, уил! (эльф. «На, ешь... А когда ты придешь в себя и поймешь что натворила, то сама приползешь к моей дочери и будешь умолять тебя убить... В конечном счете смертные с принципами всегда проигрывают. Тебе стоило бы использовать мои воспоминания и поучится у Мидрги и других моих тел — они следовали своим инстинктам и все любили их. Я могла бы сделать тебя королевой твоего народа... но вместо этого ты предпочла видеть себя чудовищем, пьющим кровь младенцев. Так пей!») Она с шипением выскользнула из кустов и устремилась к жертве. Девочка обернулась и завизжала... но в последнее мгновение, заглянув в перепуганные глаза ребенка, Сизаль смогла вернуть контроль над телом и остановить себя. Она замерла с раскрытой пастью, борясь с раздуваемым духом злобы голодом и инстинктом выживания... и пока змея и эльфийка сражались внутри нее, человеческий ребенок переборол свой страх. Схватив лежавший у пруда круглый камень, девочка несколько раз опустила его на голову змеи. Шисаат умерла — умерла в последний раз, вероятно, самой неожиданной и глупой из всех своих смертей. Когда перепуганные служанки нашли юную Церцею над мертвым телом огромной змеи, девочка смеялась. Смеялась над иронией судьбы, которая издевалась над ней на протяжении целого столетия, чтобы теперь наконец привести ее к идеальному носителю, которого она искала последние шесть веков.

***

Восемь лет назад Девочку, телом которой завладела Шиссат, звали Церцеей и она была дочерью графа Силверщилда. Как только прошел первый приступ гнева, вызванный глупой гибелью и заточением в теле маленькой девочки, Змея осознала, что на деле человеческий ребенок был идеальным носителем. Прежде всего — и это было особенно заметно на контрасте с проклятой эльфийкой — девочка приняла Шиссат мгновенно, не оказав никакого сопротивления. У нее не было еще собственных убеждений или важных воспоминаний — помимо имен служанок и родственников. Отца звали милордом, мать — просто мамой, младшего братика — Никодеоном. Помимо этих знаний, девочка ничего не добавила самосознанию Шиссат, и это был первый раз когда после обращения Змея не почувствовала себя новой личностью — она просто осталась самой собой. Но это было и в половину не так замечательно, как уроки приходивших к девочке учителей. Шиссат осознала, почему воспитанная ею же дочка стала в итоге намного сильнее, чем она сама — ни в одной из своих жизней дух злобы не был ребенком. Она пришла в мир уже взрослой и обладающей силой и за тысячелетия не изобрела ни одного нового заклинания, лишь приспосабливая к новым ситуациями и перенимая опыт других. Однако теперь все было иначе — Церцея была любознательна, как и все дети, и необычайно изобретательна, как и все люди. И Змея пользовалась этими новыми возможностями в полной мере... разумеется, не для того, чтобы учиться танцам и вышиванию. Она без устали развивала и изменяла свою змеиные способности, приспосабливая их к нуждам и средствам человеческой магии. Библиотека Силверщилдов содержала немало книг, включенных туда лишь для коллекции и совершенно непонятных для незнакомого с магией человека, но для Шиссат они были кладезем знаний. Змея обнаружила, что люди достаточно сильно изменили изначальные магические техники и приходилось признать, что хотя в бою с духом новые приемы показали бы себя до смешного примитивными и неэффективными, в масштабах человеческого мира многие из нововведений имели смысл. Например, медицинские заклинания, над которыми в древности можно было лишь посмеяться, теперь показались достаточно полезными, чтобы изучить их. Помимо учебы было, конечно, и то, без чего Змея не могла жить — убийства. После голодовок, которые устраивала Сизаль, иногда хотелось пойти и сожрать весь Парфин, однако Шиссат сдерживала себя ради замечательного прикрытия и замечательного тела, которые ей не хотелось терять. Крошечное тело человеческого ребенка требовало меньше еды, чем взрослая оркша, и Змея стала питаться раз в полтора-два месяца. За двенадцать с половиной лет, прожитых в доме Силверщилдов, она убила лишь восемьдесят три раза... но каждый раз девочка планировала все до мелочей, заранее выбирая жертву и изучая ее повадки. Поначалу, когда она была совсем крошечной, это было особенно важно, но Шиссат делала бы это в любом случае, потакая одновременно змеиному охотничьему азарту и изобретательности Церцеи. Ей было семнадцать, когда все раскрылось. Повзрослевшее тело хотело все больше еды, и тот факт, что ей все еще не было позволено выйти замуж, делал все еще хуже. Родители уже давно нашли ей жениха, но она не видела его с семи лет, а поженится, согласно глупым дворянским традициям, им надлежало лишь когда невесте исполнится восемнадцать. Как итог, голодная и одинокая Церцея стала убивать чаще. Раньше пропажу шести-семи человек в год в таком немаленьком городе, как Парфин, можно было списать на несчастные случаи — тем более, что Змея старалась выбирать одиноких несвязанных между собой людей — но теперь горожане переполошились и начали поговаривать, что в округе завелись то ли сектанты, то ли демоны. В конце концов они наняли странствующего волшебника, чтобы тот во всем разобрался, и он с поразительной легкостью вышел на Церцею. К счастью — или к сожалению — он имел глупость поговорить с отцом девушки перед тем, как рассказывать горожанам о результатах своих поисков. Граф всучил колдуну мешок золота и приказал слугам выпроводить его за пределы города. Шиссат не знала, радоваться ей или огорчаться — с одной стороны, родители, похоже, не собирались отдавать свою «одержимую демоном» дочь на расправу толпе, с другой стороны, Змея уже почти предвкушала расправу... свою над толпой. Граф Силверщилд не стал даже допрашивать дочь — видимо, опасаясь услышать слишком много правды. Вместо этого он посадил ее под домашний арест, поставив охрану у дверей и под окнами ее комнаты, а сам связался со всеми известными ему лекарями и чародеями, которые могли бы анонимно помочь избавить ребенка от демона. Шиссат не знала, стоит ли ей вырваться из заточения, захватить поместье и объявить себя хозяйкой города, или сбежать на север и снова переквалифицироваться в оркшу. В итоге Змея решила еще немного подождать и понаблюдать... но сидеть под замком она не собиралась. Превращаясь в тоненькую змейку она выползала из комнаты через окно и гуляла по саду. Наконец — это было на десятый день ее заточения — соскучившись по брату, она заползла к нему в комнату. — Ты пришла меня съесть, сестренка? - поинтересовался мальчик, стоило змее соскользнуть с подоконника на пол его комнаты. Внимательности, которой не доставало стражам Церцеи, у четырнадцатилетнего Никодеона было в избытке — почти все свободное от чтения книг и планирования убийств время Шиссат проводила с братом. Фактически, она была той, кто воспитывал его, пока отец занимался делами имения, а мать пропадала в столице на балах, — и, как Змея уже могла убедиться на примере Дрисадалии, воспитывать детей она умела. Мальчик вырос ловким, хитрым и прагматичным — совсем недавно его приняли в оруженосцы, но уже сейчас было ясно, что в фехтовании он искусней большинства рыцарей. На самом деле, его стоило бы отдавать не в рыцари, а в маги, но Церцея, первой обнаружившая у брата магический дар, утаила это и научила брата скрывать способности, не желая привлекать внимание Алдуинской Академии к семье Силверщилдов. — Нет, - ответила Церцея брату. - Пройдет еще недели две, прежде чем мне захочется есть. — Тогда я найду для тебя кого-нибудь, кого ты сможешь съесть так, чтобы отец не узнал, - пообещал мальчик, продолжая чистить доспехи — делать то же, чем он занимался до появления змеи в своей комнате. — Ты хочешь мне помочь? - удивилась змея. - Почему? — Потому что иначе ты расскажешь отцу, что я маг, меня выгонят из оруженосцев и отправят на Алдуин читать скучные книжки. — Я не говорила, что сделаю так. — Но меня ты учила поступать так, - возразил Никодеон. — Вовсе нет, - отозвалась Церцея, подходя к брату сзади и с усмешкой обнимая его за плечи. - Я учила тебя обнаруживать и устранять угрозы. Помнишь того торговца, который угрожал рассказать отцу, что ты крал у него яблоки? Мы устроили ловушку, чтобы он упал в канаву и сломал ногу и ему сразу стало не до яблок. Я — тоже угроза для тебя и твоей семьи. Тебе следовало бы убить меня. — Ты не говорила бы так, если бы это не было тебе выгодно, - пожал плечами ее брат. - Наверняка если тебя убить, будет какой-нибудь демонический взрыв или еще какая хрень. — До чего ж хорошо ты меня знаешь... - усмехнулась Змея. В этот момент за дверью раздались шаги, и она поспешно скрылась за шторой. В комнату вошел граф Силверщилд. — Церцея, я знаю что ты здесь, - сразу же сказал он. - Я был в твоей комнате и там тебя не было. Выходи. Девушка вышла из-за занавески. Какая-то ее часть боялась посмотреть отцу в глаза, в то время как другой было искренне интересно, что он скажет. — Друиды Глинова Леса сказали, что смогут тебя вылечить. Собирайся — ты отправляешься к ним немедленно. — Что будет с Церцеей, отец? - спросил Никодеон. — Ее избавят от жажды крови, - ответил граф. - Может быть... Все остальные, за кем я посылал, предлагали запереть твою сестру в клетке и кормить через решетку, а моя сестра и вовсе предложила избавиться от нее. Друиды обещают успешное лечение с шансом в пятьдесят процентов. — Но зачем так рисковать? - возмутился мальчик. - Да, сестра убивает время от времени, но что в этом такого? Недавно в Королевскую Академию стали принимать девушек — пусть сестра учится и станет офицером. На войне жажда крови Церцеи пригодилась бы, а королевские ассасины и вовсе убивают по человеку в неделю... ее примут, если ты попросишь короля... — Это неприемлемо. Твоя сестра не должна быть кровожадной убийцей — неважно на королевской службе или нет. Это не жизнь нормальной девушки. — А еще это повредило бы твоей репутации? - уточнил Никодеон. — Довольно. Церцея... — Уже иду, - отозвалась девушка, окончательно решившая не устраивать в поместье резню. С высоты многовекового опыта она уже увидела выход, который ее родители просмотрели. - Ники, - сказала она, целуя брата в лоб — для чего ей пришлось привстать на цыпочки. - Теперь все в твоих руках. На следующий день Шиссат покинула Парфин и отправилась на запад в сопровождении отцовских слуг. Она с легкостью могла бы сбежать, но это было не то, что она планировала. Человеческие друиды из Глинова леса были самыми загадочными чародеями в Весноте и все книги сообщали о них лишь то, что они есть. Змее хотелось посмотреть на них и выведать их секреты. Она была сейчас относительно сыта, находилась на пике своей силы в теле зрелого идеального носителя и у нее был запасной план — так что бояться, в общем-то, было нечего. Место, гордо называвшееся «святилищем друидов» было на деле катакомбами, в которых эти друиды некогда прятались, скрываясь от преследовавшихся их паладинов. В конце концов, Орден узаконил друидов, когда стало ясно, что они не несут угрозы людям и общественным институтам и вообще не интересуются ничем, кроме самопознания. Однако извилистая сеть пещер в Глиновых горах уже полюбилась друидам и они продолжили жить под землей. Верховный друид того святилища, куда доставили Церцею был некогда рыцарем и сослуживцем графа Силверщилда, и, вероятно, именно поэтому согласился помочь его дочери. На вид он был не особо примечателен — седой безбородый мужчина, лишь немногим выше самой девушки. Когда-то он, вероятно, был очень толст, но сейчас похудел и осунулся. — Вы можете быть свободны, - сказал верховный друид слугам. - Дальше я сам. — Ты можешь больше не притворяться, - обратился он к Шиссат, когда они остались одни. - Я знаю, что ты не одержимая, а демон. — А я знаю, что вы не лекарь, а шарлатан, - пожала плечами девушка. - Я, как вы говорите, демон, а значит «вылечить» меня так, чтобы я перестала им быть, не получится. Мы с Церцеей — одно существо, и разделить нас не получится. — Ты удивишься тому, сколь многого не знаешь, - отозвался друид, а затем вдруг ударил Церцею в сердце. Это был хороший удар — даже змея не успела отреагировать. Она увидела какой-то золотистый свет, а затем все померкло...

***

С кем-то другим когда-то еще Церцея очнулась в постели не слишком хорошо понимая, кто она и где находится. Ее последним четким воспоминанием было то, как она играла в саду с утками, а потом увидела огромную змею. Все, что случилось дальше, было словно в тумане — единственное, что она знала точно — прошло много лет. — Ты очнулась, дитя? - спросил сидевший возле кровати пожилой мужчина, которого девушка вроде бы когда-то видела. — Что со мной случилось? — Тобой завладел змеиный демон. Теперь он изгнан, но тебе потребуется лечение. — Ааа... - произнесла Церцея. Слова «змеиный демон» вызвали какие-то смутные воспоминания, но она не могла точно сказать, что именно и с кем происходило. - А какой сейчас год? — Шестьсот шестьдесят пятый. — Ого! Значит мне должно быть уже... уже... - умение считать осталось вместе с другими забытыми воспоминаниями в огромном двенадцатилетнем провале, и девушка запнулась. — Мы поможем вам восстановить память, - пообещал друид. Слово «друид» всплыло в голове само собой, когда Церцея посмотрела на старика и она обрадовалась, поняв, что сможет вспомнить и остальное. — А когда я увижу маму и папу? — Когда вы пройдете курс лечения, сможете вернутся к вашей семье. Курс лечения, как оказалось, включал себя в основном чтение и вышивание. Девушка достаточно быстро вспомнила буквы, которые учила когда-то, и читала большую книгу, которую дали ей друиды — в этой книге была записана вся история ее жизни. О некоторых событиях Церцея вспоминала, стоило ей прочитать о них, над другими приходилось поднапрячься, а иногда разум девушки упорно отказывался признавать написанное, а в голове клубился белый туман, наполненный странным шепотом и криками. Вышивание было призвано восстановить навыки, которые Церцея позабыла вместе с последними двенадцатью годами своей жизни. Кроме того, друиды каким-то образом узнали о том, что демон в тайне от всех изучал лечебную магию и решили, что девушке будет не вредно восстановить и эти способности. Однако порой она замечала, что ее руки помнят какие-то другие движения, не относящиеся ни к вышиванию, ни к перелистыванию страниц — вероятно, это и была та самая сила демона, с помощью которой он совершила те немыслимые злодейства, о которых в книге воспоминаний ничего не было — впрочем Церцея вовсе не горела желанием вспоминать о том, как она — или даже не она — убивала людей. Ее серьезно беспокоило то, что в книге почти не было записей о ее младшем брате и порой спрашивала себя, не причинила ли она ему какого-то вреда. «Должно быть, мы просто не слишком близки», - успокаивала себя девушка. Так прошел год. В памяти Церцеи все еще оставались довольно крупные провалы, но все же она смогла стать той спокойной и рассудительной девушкой, какой ей вроде бы полагалось быть. У нее обнаружились гемофобия и неприязнь к белому цвету, но не было и следа склонности к насилию или любви к непрожаренному мясу. Учитывая способности девушки к медицине и ее любовь к животным, друиды определили ее работать в зверинец — основной источник дохода их сообщества и место обитания диковинных животных от дикобраза до северного оленя. Церцее нравилась эта работа, и все же она с нетерпением ожидала возвращения домой. И вот однажды верховный друид вызвал ее к себе. — Твое лечение завершено, - сообщил он. - Если ты желаешь, то можешь отправляться к своим родителям. Однако сначала ты должна узнать ту часть правды, которую мы от тебя утаили. Одной из основ учения друидов был постепенный и контролируемый процесс познания, и потому девушка не слишком удивилась. — Я слушаю, учитель, - сказала она. — Понимаешь, демон — это не застрявший наконечник стрелы и даже не яд. Его нельзя взять и удалить из тела. Моя магия сковала змеиного демона и он не может управлять твоим телом или внушать тебе какие-то мысли, но тем не менее он все еще внутри тебя. — Я понимаю, - кивнула Церцея, которая и сама чувствовала чье-то зловещее присутствие долгими темными ночами. - Он может вырваться? — Без твоего позволения — нет. Однако как только ты покинешь это место, он будет очень внимательно наблюдать за всем, что ты говоришь или думаешь. Если ты хоть раз пожелаешь, чтобы у тебя снова была его сила, он сразу же вернется и вновь завладеет тобой. — Я ведь справлюсь? - неуверенно произнесла девушка. — Я не знаю, дитя... - вздохнул друид. - Правда в том, что из шести человек, которых друиды избавили от демонов до тебя, пятеро покинули это место и в конечном счете вновь стали одержимыми. — А шестой? — Шестой перед тобой. — Так вы тоже... в вас тоже? — Я тоже прошел через то же самое, что и ты, - подтвердил старик. - С самого начала я знал, что слишком слаб — что если я вернусь в свою прошлую жизнь, на войну, то рано или поздно сорвусь. Поэтому я остался и никогда не покидал святилища... но это не означает, что и ты не должна. Ничто не мешает тебе уйти и стать первой, кто справился с искушением. — Нет... нет, я не смогу... - прошептала Церцея. - Мои руки... они умеют что-то, о чем я не помню. Я боюсь, что однажды они начнут двигаться сами по себе, и я сделаю что-то страшное... Я лучше останусь. Но что скажет мой отец? Вы ведь знаете, он собирается выдать меня за старшего сына лорда Тамерсона... — Я могу сообщить твоей семье, что лечение не было успешным и ты скончалась. Или ты можешь вернутся к ним. Сюда не один из них не войдет в любом случае. — Но почему? — Когда я был одержимым, меня еле-еле скрутили десятеро солдат, чтобы доставить сюда. А твой демон пришел сюда по доброй воле — либо он недооценил нас, либо у него есть план насчет того, как выбраться. Как ты могла заметить, я исключил из твоей книги воспоминаний большую часть воспоминаний о твоих родных — у демона было достаточно времени, чтобы изучить твою семью. Любой из них может помимо своей воли оказаться ключом, который выпустит его на свободу. Это, разумеется, касается только тебя и их, но я не позволю, чтобы это случилось у нас в святилище, где живут люди, за которых я в ответе. — Хорошо... - вздохнула девушка. - Лучше они будут думать, что я умерла, чем если я потом стану демоном и убью кого-нибудь из них, ведь правда? — Я тоже так думаю, - кивнул друид. И так Церцея осталась у друидов. Чтобы ее сходство с покойной дочкой графа Силверщилда не было замечено кем-нибудь из посетителей зверинца, она стала красить волосы в черный цвет, а в остальном ее жизнь осталась прежней. Еще три года прошли в совершенствовании лечебной магии и изучении основ друидского мастерства. Что-то из изучаемого внушало девушке смутное беспокойство, — будто когда-то она уже знала что-то подобное — а звуки эльфийского языка вызывали непонятное раздражение, но больше демон никак не проявлял себя. На четвертый год обучения Церцеи Глинов лес стал неспокойным местом. В Кналга была совершена неудачная попытка государственного переворота и бежавшие мятежники переправились через Великую Реку и подались в разбойники. Уже два друидских святилища подверглись нападению. Дриуды послали за помощью в штаб Восточной Дивизии, но было понятно, что быстро покончить с разбоем Королевская Армия не сможет. Магия друидов была потрясающе могущественна, если нужно было лишать силы злых волшебников, читать мысли и стирать воспоминания, но была плохой защитой от стрел и мечей. Тем не менее, друиды не собирались сдаваться без боя. Члены более мелких сообществ оставили свои святилища и пришли искать убежища в крупных общинах. Казалось бы, разбойники могли просто разграбить опустевшие святилища, но, похоже, им были нужны не только ценности... Однажды ночью Церцея была разбужена громкими криками. Сразу поняв, что происходит, он побежала в зверинец — хотя друиды и не держали хищных животных, девушка все еще могла выпустить из загона парочку носорогов и посмотреть, как разбойники с этим справятся. Выскочив в коридор, Церцея столкнулась с бородатым мужчиной в кольчуге, несшим факел. Тот прижал девушку к стене и приставил нож к горлу, но вдруг остановился. — Ого, в прошлых двух святилищах были только старики, а тут гляньте-ка — молодая девушка. — А может по кругу ее? - предложил другой разбойник, шешдший за факельщиком следом. — Одной на всех маловато будет. Идите поищите — может здесь еще есть. А я пока займусь этой. — Ну что ж ты за козел — вечно все только себе... - огрызнулся второй бандит, как-то слишком беззлобно. — Кто первый встал, того и баба, - отозвался первый и, бросив факел, потащил отчаянно вырывавшуюся и царапавшуюся Церцею в комнату, откуда она только что выбежала. Там он овладел девушкой на ее собственной койке. Попытки сопротивляться ни к чему не привели — разбойник был намного сильнее, а все боевые навыки Церцеи остались в позабытом змеином прошлом. Попытки жертвы трепыхаться, похоже, лишь завели бандита, и он не ограничился первым разом... Девушка не знала, сколько времени прошло, прежде чем дверь комнаты открылось и внутрь ввалились разбойники с факелами — на этот раз их было пятеро и они, похоже, чувствовали себя намного уверенней. — Мы все обыскали — здесь нет больше никаких женщин, - сказал один из них — возможно, тот же самый, что требовал ее и раньше, а может и нет — Церцея уже почти перестала осознавать происходящее. - Давай делись. — Ладно, - пожал плечами бородатый бандит, и, наконец разжав свою хватку, поднялся на ноги. - Забирайте, - произнес он и покинул комнату. Церцея нашла в себе силы, чтобы подняться и отползти в дальний угол кровати. — Отойдите... - шептала она. - Не подходите... Гоблин бы вас побрал... И в тот же миг в белом тумане, клубившемся у нее в голове, вспыхнули два огромных красных глаза. «Зачем гоблин? Я же здесь», - прошипела Шиссат. Защита павшего святилища больше не могла ее сдерживать — или может, она и вовсе никогда на нее не действовала. Церцея отдалась ее власти так же безропотно и добровольно, как и шестнадцать лет назад. Тело девушки треснуло, будто яичная скорлупа, и белая змея толщиной в руку вырвалась прямо из груди. Она вцепилась зубами в шею ближайшего разбойника, а затем переползла на следующего. Через четыре секунды все пятеро были мертвы, и Шиссат, бросив прощальный взгляд на сброшенную кожу, покинула комнату. Позже она собиралась нажраться за все пропущенные года, но сейчас голод был не главным — змея получала удовольствие от самого факта, что вновь может убивать и ей нужно было как можно больше жертв. В другое время успевшая привязаться к друидам Церцея захотела бы спасти тех, кто еще не погиб, но сейчас девушка была абсолютно солидарна со змеей в желании убить как можно больше бандитов и особенно — того, который ее изнасиловал. Потому она начала с тех комнат святилища, где битва уже закончилось и бандиты пировали или делали добычу. Расправиться с ними было несложно, и змея почувствовала, как с каждым новым убийством ее сила растет. Она становилась все крупнее и крупнее и уже почти достигла размеров своей оригинальной формы, но того, кого она хотела убить больше всего, среди жертв все еще не было — он нашелся в одной из немногих комнат, где бой еще продолжался — верховный друид отбивался от группы разбойников. Несмотря на то, что он был один и из оружия у него были лишь деревянный посох и нож, к моменту появления змеи бывший рыцарь уже убил пятерых бандитов и сражался лишь с двоими — одним из которых и был бородатый насильник. Вспомнив, что в прошлый раз друид погрузил ее в спячку простым движением руки, Шиссат переборола желание Церцеи помочь ее наставнику, и спряталась за углом, решив дождаться результатов боя. Очередным ударом посоха друид проломил одному из бандитов затылок, но повидавшая немало сражений змея уже поняла, что последнего противника старику не одолеть, даже будь он вооружен мечом и не измотан затянувшимся боем — может разбойник и не слишком хорошо фехтовал, но двигался настолько быстро, что мог запросто увернуться от любого удара. Движения же уставшего друида с каждой минутой становились все медленней. Наконец разбойник, изловчившись, выбил посох из рук старика и приставил меч к его горлу. — Чего же ты ждешь? - спросил друид. - Со своей скоростью ты в любой момент запросто всадить нож мне в спину, но все равно предпочел драться лицом к лицу. Ты не просто еще один искатель наживы... — Когда-то я был оруженосцем и сыном рыцаря, - отозвался разбойник. — Так почему ты теперь занимаешься этим? В чем причина, подтолкнувшая тебя к убийству невинных? — Моя сестра! - воскликнул бандит, и змея узнала этот голос. - Жизней всех друидов на свете не хватит, чтобы заплатить за ее смерть! — О, теперь понимаю... - произнес друид. - Так ты брат Церцеи... вот что этот демон планировал... Чего же ты ждешь? Убей меня. — Нет, - ответил Никодеон. - Мы уже нашли в других святилищах документы, где говорилось о тебе. Ты тоже носишь в себе демона. Я буду бить тебя до тех пор, пока ты его не впустишь, и только тогда убью тебя — это будет достойной карой за то, что ты сделал с моей сестрой. — Дурак, - отозвался друид. - Если демон выйдет на свободу, ты умрешь. — За меня не беспокойся, - произнес разбойник, но старый рыцарь уже не слышал его — в момент, когда он сказал «если», его демон освободился. Глаза друида вспыхнули алым пламенем. — Ну что ж, будь по твоему... - усмехнулся он, но в этот момент Церцея, обернувшись тоненькой змейкой, проскользнула в комнату, и, приняв человеческую форму за спиной у друида, вонзила подобранный с земли меч ему в сердце. — Он заслужил легкую смерть, - произнесла она. - А ты, Карасу, не путайся у меня под ногами. — Так нечестно, - ответил голос, исходящий будто бы со всех сторон. - Сама освободилась, а мне? — Пошел вон, - прошипела змея. - Теперь ты, - обратилась она к брату. — Сестра?! - воскликнул Никодеон, уставившись на обнаженную светловолосую девушку — темная краска осталась на волосах, сброшенных вместе со старой кожей в спальне — а затем поспешно отвернулся, прикрыв глаза. — А когда трахал, глаз не закрывал... - произнесла Церцея. Змеиные воспоминания вернулись и теперь в ее распоряжении был весь запас слов, которые ни дочери графа, ни ученице друидов знать не полагалось. Подскочив к брату, змея ударила его ногой, опрокидывая на землю, а затем занесла над ним меч. Никодеон спокойно лежал, не пытаясь сопротивляться. — Ну чего ты разлегся? - воскликнула девушка, останавливая клинок. - Давай, дерись! — Убей меня — я заслужил, - ответил Никодеон. — Неет, так не пойдет! Защищай свою жизнь, сражайся до последней капли крови! Разве не этому я тебя учила? Забрать жизнь у того, кто отдает ее добровольно — какая же это месть? Дерись, слабак! Резкий порыв ветра опрокинул Церцею на пол, а Никодеона, напротив, поднял на ноги. — Если я буду защищаться, ты даже тронуть меня не сможешь, сестра, - произнес маг воздуха. — Отлично, - прошипела Церцея, поднимаясь. - Покажи мне, что научился не только девок насиловать. Она бросилась в атаку, но Никодеон исчез прежде, чем клинок девушки коснулся его и даже змеиные рефлексы не успели заметить, в какую сторону он отскочил. — Ты хоть плащ накинь - произнес маг воздуха, появляясь за спиной у сестры и надевая ей на плечи свой плащ. Церцея попыталась развернутся и ударить, но Никодеон подсечкой сбил ее с ног. Девушка обернулась змеей и попыталась укусить брата за ногу, но он вновь увернулся. «Ну что такое, змейка? - возмутилась Церцея. Хотя они со змеей вновь были единым существом, но привычка говорить с самой собой, унаследованная от Сизаль, сохранилась. - Что это за удар такой? Превращайся в большую змею и сожри его!» «А мне нравится твой брат, - ответила Шиссат. - Хочешь убить его — убивай сама.» «Эй, он меня изнасиловал! И виновата ты — это ты все подстроила. Ты предвидела, что друиды смогут лишь временно сдерживать тебя, и что они солгут о моей смерти, и ты сама воспитала Ники, так что отлично знала, как он отреагирует. То, что брат пришел сюда сегодня не было случайностью.» «Ну разумеется, - отозвалась змея. - С демонами не происходят случайности, девочка... Впрочем, я думала, что он просто убьет здесь всех — и я заполучу его тело с этими замечательными способностями...» «Ну ты и сволочь...» «Верно, - усмехнулась Шиссат. - А еще я — это ты. И я прекрасно знаю, что нам обеим понравилось то, что с нами сделал твой брат.» «Заткнись, - огрызнулась Церцея. - Не приписывай мне свои извращения.» — Живи покамест, - обратилась она к брату, поднимаясь на ноги и отбрасывая меч. - Но учти — настанет день, и именно я убью тебя. — Куда ты собираешься, сестра? — Разберусь как-нибудь, - отозвалась девушка, направляясь к выходу. — Пойдем со мной — так тебе не придется разыскивать меня, когда ты все же решишься придушить меня во сне вместо того, чтобы пытаться драться честно. — Неужели ты думаешь, что я вернусь домой после того, что случилось? — А неужели я похож на человека, живущего дома? - парировал Никодеон. - У меня теперь новый наставник... думаю, твоей змеиной половине он понравится. Она ведь все еще интересуется неакадемической магией? — Хорошо, веди, - пожала плечами Церцея. — Ээ... сестра... может хоть оденешься сначала? — И не подумаю — теперь при тебе всегда буду ходить голой, чтобы ты помнил, что со мной сделал... и что однажды ты умрешь за это.

***

Год спустя Даже Шиссат была порядком удивлена, когда новый наставник Никодеона оказался личем — не слишком древним, но зрелым и весьма проницательным. После многих дней пути брат привел Церцею в небольшую долину на севере Перильского хребта. Лагерь некромантов был небольшим — всего десяток палаток, но даже это было сюрпризом для Змеи — ее знания о людях почти ограничивались тем, чему учили Церцею, а та, как и большинство веснотцев, была уверена, что после разгрома Мал Раванала от некромантов остались лишь недобитые одиночки. Теперь же в одном месте собрались лич и десяток темных колдунов, и Церцея была шокирована, а Шиссат — заинтригована. Впрочем, сразу осмотреть лагерь не получилось — лич вышел встречать Никодеона на узкую горную тропку. — Ты вернулся... - произнес он. - Несмотря на то, что разрушил святилища друидов. Несмотря на то, что я просил тебя этого не делать... Шиссат впервые видела лича, но предположила, что в человеческом теле неспособна противостоять ему. С другой стороны, мысль о том, что лич может убить ее и тем самым подарить самовосстанавливающееся, нестареющее, наполненное загадочной и могущественной магией тело, не могла доставить ей ничего, кроме радости. Впрочем, Никодеон, похоже, не считал, что их сейчас будут убивать. — Я уже понял, что это была не лучшая идея, - просто ответил он. — А твоя спутница? - поинтересовался лич, покосившись на белую змею. Шиссат нервно задергала кончиком хвоста — мертвый чародей смотрел на нее так, будто мог видеть не только ее человеческую форму, но и отсутствие на ней одежды. — Это Церцея, она будет жить со мной. — Ты ведешь себя некрасиво, - произнес лич, и змея мысленно согласилась с ним. - Уходишь когда захочешь, приходишь когда захочешь, приводишь кого захочешь. Почему я должен позволять это? — Потому что вам служат только старики и девочка, которая в любой момент может вас прибить, - пожал плечами Никодеон. - Из учеников лишь я чего-то стою, а Церцея намного талантливей меня. Мы вам нужны. Если бы кто-то из слуг Шиссат, в те времена, когда она была императрицей и богиней, вздумал бы разговаривать с ней подобным образом, она убила бы наглеца не задумываясь. Однако лич лишь усмехнулся. — Что ж, добро пожаловать в команду, Церцея... Надеюсь, ты будешь расхаживать по моему лагерю в более приличном виде. Так началась жизнь Церцеи среди некромантов. Сначала она думала, что становится ученицей лича лишь формально, но у Мал Ксана действительно было, чему поучится, а девочка, к которой ее определили в подчиненные, была еще более любопытным экземпляром. От них Шиссат узнала много нового, а со временем даже научилась им доверять — впрочем, не настолько, чтобы раскрыть свой секрет. Для других чернокнижников она так и осталась ведьмой-оборотнем... чтобы соответствовать этой легенде, она стала больше полагаться в битвах на человеческие руки и ноги, чем на змеиную форму... к тому же, Церцее нужны были новые способности, чтобы убить брата, коль скоро упрямая змея не желала ей в этом помогать. Она стала гадалкой, травницей и фехтовальщицей, и никто из тех, кто знал дочь графа Силвершилда или ученицу друидов, не узнал бы преобразившуюся девушку... но кое-что она все-таки не могла изменить — свой голод. С того дня, как чары друидов спали, Шиссат вновь должна была убивать. Это более не доставляло, ей такого удовольствия, как в детстве — каждый раз, поедая очередную жертву, она думала о том, что будь она сильнее, то ела бы сейчас Никодеона — но пропали так же жалость и попытки самоконтроля. Раз в двадцать восемь дней, минута в минуту, Змея начинала свою охоту, и уже не останавливалась, не наполнив свой желудок до предела. И все же однажды она отступила от своих привычек — провалялась в лазарете со сломанной ногой. Богиня могла бы избавиться от такого увечья, просто подумав об этом, но поддержание тайны требовало от Церцеи полечиться хотя бы несколько дней. В итоге она пропустила кормежку и вышла из лазарета злая и голодная. Некроманты, как обычно, стали лагерем в пустынном месте, и ползти до ближайшего человеческого жилища было часов девять... — Слыхали, госпожа Мелипсихона привела нового мага? - вдруг услышала Змея разговор нескольких адептов. - Из самой Алдуинской Академии отчислили, якобы. Вроде тебя, Деорцин. — Тоже мне, сравнила, - отозвался Деорцин. - Меня оттудова вышибли, едва только рожу мою увидели, а этот, говорят, два года целых проучился. «Ну вот и отлично, - решила Церцея. - Раз новенький, то никто его искать и не будет. Приберу следы хорошенько — решат, что испугался и убежал обратно домой.» Найдя на краю лагеря незнакомую палатку, девушка обернулась змеей и проскользнула внутрь. Незнакомый чародей спал, и Шиссат с удовольствием обнаружила что он молод, а значит должен быть весьма хорош на вкус. Она уже разинула пасть, когда юный маг что-то пробормотал во сне, и змея замерла, остановив зубы в дюйме от его шеи... Когда-то она заключила сделку с тем, кто был намного могущественнее, чем она. Дух лжи научил ее, как посеять раздор в рядах веснотской армии, и она ожидала, что в замен от нее потребуют не менее чудовищного предательства, чем то, к которому она склонила Элдреда — сожрать любимую шаманку или принести в жертву целое племя орков — но вместо этого дух предательства забрал ее свободу. — Однажды появится человек, которому ты должна будешь служить, - сказал он. - Ты будешь замирать в трепете при одном лишь звуке его голоса, оберегать его денно и нощно и исполнять все его желания так усердно и стремительно, как если бы от этого зависела твоя жизнь. — Тоже мне, напугал, - рассмеялась тогда змея. - Я уже сейчас точно так же служу своему Хозяину. — Смысл сделки не в том, чтобы заставить партнера лишиться того, что очень ценно для него, а в том, чтобы получить то, что нужно тебе самому, - отозвался злой дух. - Ты уже показала, что способна сделать угодного тебе смертного повелителем этого мира. Теперь сделай это еще раз — для того, на кого укажу я. — Что ж, это честная сделка. Эта битва отдаст моему Хозяину власть над миром сегодня, а твой человек получит ее завтра, - так она сказала тогда, и теперь ей предстояло ответить за свои слова. «Да что ж ты за чудовище такое? - возмутилась Церцея, осознав, что неспособна сомкнуть челюсти на горле спящего волшебника. - Того убивать не хочу, этого не могу...» - между тем змея внимательнее вглядывалась в лицо смертного, которому ей предстояло служить. Это не был просто человек — и дело было ни в том, что он совершенно незаслуженно обрел над ней абсолютную власть. Просто глядя на спящего волшебника, Шиссат чувствовала внутри него невообразимую мощь — не ауру и не действие какой-то силы, а природное свойство хищника, более опасного, чем она сама. И, как и любой зверь, змея могла лишь бежать либо пресмыкаться перед тем, кто злее и сильнее ее. В конечном счете, владыка лжи, сам не будучи кровожадным зверем, просчитался в своих замыслах и взял с Шиссат клятву, в которой не было нужды — она все равно не смогла бы ничего поделать со своей тягой к силе Высшего Существа и со своим ужасом перед ней... Никогда и ни в чем не могла она ослушаться этого человека — и даже когда он запретил ей убивать старого пастуха — того самого колдуна, что когда-то открыл ее тайну родителям — она смогла лишь выпросить себе жалкую подачку взамен... и все же, жизнь, прожитая под его властью, была самой трудной, самой интересной... и самой лучшей из всех ее жизней. Проснувшись утром, юный чернокнижник обнаружил рядом с собой спящую девушку — хорошо еще, что Шиссат смогла отчасти преодолеть напавшее на нее оцепенение и принять человеческую форму. Юноша поспешно выскочил из палатки и столкнулся лицом к лицу с Никодеоном. — Что, змея заползла? - поинтересовался тот. - Не бойся, это моя сестра — я ее заберу. Схватив Церцею за ногу, он поволок ее в свою палатку, так и оставив порядком напуганного мага с кучей вопросов. — Ну и зачем ты меня сюда притащил? - поинтересовалась девушка у брата. — Ешь, я тебе еды принес, - отозвался тот, кивая на связанную женщину с кляпом во рту, дрожавшую от страха на полу палатки. - Украл ее в деревне, но она оказалась слишком тяжелой, и я задержался — думал, ты съешь кого-нибудь из наших. Почему ты все же сдержалась? Нортваллей тот еще гад, говорят. Заживо превратил какую-то студентку в скелета, вот его и вышибли из Академии — на твоем месте я бы не стал его жалеть. — А на его месте, если бы обнаружил у себя в постели девушку, изнасиловал бы? - ехидно отозвалась змея, на самом деле очень благодарная брату, который спас ее от вопросов молодого мага, отвечая на которые, она даже солгать бы не смогла. - Все мы тут те еще гады... - философски изрекла она и принялась за еду.

***

Еще два года спустя Церцея неподвижно сидела над мертвым телом Никодеона. Ее брат — брат, которого она безуспешно пыталась убить на протяжении последних трех лет — погиб, убитый другой женщиной, которая даже не старалась толком, а просто от природы обладала подходящими способностями. Девушка не могла понять, что именно она чувствует — радость от того, что Никодеон мертв, злость от того, что это сделала Вакилла, а не она, или еще что-то... Брат никогда не говорил ей, и лишь много позже она узнала от Мал Ксана, что это Никодеон убил ее родителей — в день, когда узнал, что его сестра умерла от лечения, но которое они ее направили. Это известие не заставило Церцею ненавидеть брата меньше, но она стала говорить с ним о чем-то, помимо его предстоящего убийства. Что касается самого Никодеона, он заботился о сестре точно так же, как и в детстве — вероятно, она была единственным человеком, жизнь которого для него хоть что-то значила. Да и Церцея хотела убить Никодеона скорее не для того, чтобы отомстить — в том, что случилось, виноват был ее собственный план спасения себя от друидов — а чтобы оставить в своих воспоминаниях образ брата таким, каким он был в одиннадцать, когда они вместе устраивали шалости и искали тайники в отцовской библиотеке, а не того маньяка, в которого его превратило ложное известие о гибели сестры... Теперь вопрос был лишь в том, в какую маньячку смерть Никодеона превратит ее саму. «Ну и сколько ты еще собираешься тут рыдать? - поинтересовалась Шиссат. - Ты же сама этого хотела.» «А тебе он вроде бы нравился... - сердито отозвалась Церцея. - Что, уже все? Теперь заставишь меня отдаться еще какому-нибудь первому встречному?» «Нет, на этот раз мы хотим одного и того же...» «Чего? - теперь настало время человеческой половины ехидничать. - Он вроде бы не орк и не насильник — не думала что такие тебе нравятся. Только не говори, что тебя тянет к нему, потому что ты обязана ему подчиняться из-за своей старой клятвы?» «Какая разница... - прошипела змея .- Ты хочешь его, я хочу его, и он вот-вот станет новым владыкой некромантов — так пойди и скажи ему, что он теперь твой хозяин. Между прочим, тебя уже опередили — вон та огненная девчонка ведет себя так, будто она его старшая жена.» «А? Чего?»-встрепенулась девушка, озираясь. - Ты еще здесь? - спросила она, обнаружив рядом с собой Вакиллу.

***

Полгода спустя Змея проснулась, почувствовав поблизости тепло костра. Она сразу же поняла, что до весны еще далеко, но, почуяв знакомый запах, нашла в себе силы подняться. Дрисадалия сидела рядом с ней и прогревала землю костром. — Мар гарох шисат тар, кураран (ороч. « Я снова нашла тебя, матушка»), - произнесла она, заметив, что змея пошевелилась и протягивая матери леопардову шкуру. — Гарыдан ы ух мара хат а шотур... Тар гарох ву-хат-дат-памрат, киран... - усмехнулась Шиссат, принимая человеческий облик и заворачиваясь в предложенное одеяние. - Тар ки-ки шарку... (ороч. «Сто семьдесят девять лет... Да ты видно в бессмертные решила податься, дочка... Почти не постарела даже...») — Ы тар гарох га кират ракаб-бши паран... Паран-хак гарох рат хат слухат тар? (ороч. «А ты снова в какой-то тощей блондинке... Эта человеческая женщина тоже тебя не отпускает?») — Хат, мар тсат — мар кура гак, - отозвалась змея. - Во... хыга паран. Ры тар толкат тар гак. Мар шисат тар ух-киран Кобра. Тар на тар паран-шмот? (ороч. «Нет, я здесь по своей воле... Эта девочка... она забавная. Но лучше расскажи о себе. Я видела твою правнучку, Кобру. Значит ты все же нашла себе хозяина?») — Кут... - вздохнула оркша. - Ры тар хат толкат во кура исат-рагат. Мар Шмот-жон памрат кура шотур, ры мар во наран тсат. Кат кура гак? (ороч. «Да... Но ты не говорила, что будет так больно... Мой Хозяин умер и с тех пор уже сто лет... а я все еще помню его. Почему так?») — Такы ву-дат-памрат на исат-рагат ошиг кура гак. Мур охху хат рох... Мур гарох мур толкат-варох-гак кы шотур — ы мур хат кура гак. Ыры мур гак мур ву-дат-памрат — мар ы тар куражан рох во — ры гак памрат ы мур исут памрат, ы мур ки-рат-шисат мур кура гук... ы мур шисат во, ы мур рох кура-кура ошиг а кар мур шмот-жун... ы мур гак кура гук. Кура гак во хат памрат — хат кура гак, ры кура рагат... Тар кура дат — тар памрат ы тар исат-рагат памрат... ы тсат тар кирун ы киджун тар нагак ы на-жон. (ороч. «Такова плата за счастье смертных. У нас, духов, такого не бывает... Все отношения между нами вечны — и оттого мы не бываем счастливы. Мы можем вкусить радостей со смертными — как я с твоим отцом — но потом они закончатся, и мы вечно будем вспоминать то, чего лишились... зная это, мы ценим каждый миг, проведенный со смертными хозяевами, и именно это делает нас счастливыми. А счастье без конца — та же мука под другим именем... Радуйся, по крайней мере, что ты смертна и для тебя даже сожаления имеют конец... и у тебя есть дети, внуки и правнуки, которых ты родила и вырастила.») — Тар дат мур рон, кураран, - предложила оркша. - Ракабша рон нагак кура-кура — шак мара ы шак-ро шотур рон на ро рун — Кышотурша рон ы Ракабша рон. Во Ракабша рон — тар кы-киджун ы кы-кирун. Ву кура ога тар ы на тар кы арх-кова-башгы... (ороч. «Ты тоже можешь вернутся со мной, матушка... Клан Белой Змеи стал так велик, что восемьдесят лет назад его пришлось разделить на два — племя Древней Змеи и племя Белой Змеи. Новый клан Белой Змеи полностью состоит из твоих потомков — они будут счастливы встреть свою прародительницу, и любой с радостью предоставит свое тело...») — Мар хат дат... Мар хатжан Шмот-жон шмот — кура рат ы кура рунжон ко тар куражан. Тсат во арх-кова-башгы рох тар во рат, мар рох во га-жон. (ороч. «Не нужно... Я теперь принадлежу новому хозяину — такому же могучему и великому, как и твой отец. До тех пор, пока это тело способно служить, я не оставлю его.») — Мар шисат, - кивнула Дрисадалия. - Тар кура рагат во паран рох, ы тар жон во кура рагат во жон рох паран-шмот тар. Мал Хакар — во рат га тар, ы урк рон хат рат га тар тсат. Мур рох ро-кар. (ороч. «Я понимаю... Как опаснейшая из женщин, ты должна быть женой опаснейшего из мужчин. Этот Мал Хакар — тот, кто достоин тебя. Народу орков придется подождать, пока среди них не родится кто-нибудь столь же достойный.») Мать и дочь обнялись на прощанье и оркша вернулась в горы, а змея вновь легла спать в ожидании весны...

***

И теперь Хозяин изучал ее воспоминания, а она стояла и сгорала от стыда за то, что он мог там увидеть — и она смущалась вовсе не откровенных сцен с орками, а своей трусости и эгоизма. С самого начала проблема Инквизиции для нее не существовала — она могла избавиться от всех девятерых инквизиторов за одну минуту. Хотя Шиссат была богиней лишь для орков, в каждом из духов была какая-то часть божественного — одна особенность или способность, обладающая непреодолимой силой. У Белой Змеи то, естественно, была ее мстительность. Обычно она просто завладевала телами тех, кто ее убивал, но этим ее власть не ограничивалась. В своей истинной форме она могла отметить любого, кто просто причинил ей боль, Печатью Мщения — не снимающейся магической меткой. Если тело Шиссат погибало, он могла выбрать себе новое среди всех отмеченных — а те, кого она не выбрала, погибали. Отметив тигра, медведя и кролика, а затем погибнув в когтях волка, змея могла вселиться в кролика и убить тигра и медведя, в один момент покончив со всеми тремя, хотя в ее смерти был повинен четвертый... Впрочем, Шиссат никогда не пользовалась это способностью — во-первых, потому что она уменьшала число потенциальных жертв в будущем, во-вторых, потому что в таких убийствах не было ни искусства, ни азарта. Лишь однажды, в сражении с драконицей Зейкурией, змея поставила на нее Печать Мщения, но та и сама обладала неограниченной способностью, и потому смогла защититься. Теперь же, когда божественная сила наконец могла пригодиться, Церцея не решилась ею воспользоваться... тело, дававшее ей возможность быть рядом с Хозяином, стало слишком дорого ей, чтобы им пожертвовать. Теперь все было не так, как с Рагаром — тогда Шиссат позволила страсти Мидрги захватить себя, теперь же она сама разжигала чувства сосуда к Мал Хакару... И для этого ей нужно было тело, которое любило бы Хасана Нортваллея и которому симпатизировал бы он сам — и таких, насколько она знала, было во всем мире лишь три. Сначала Церцея, страдая от собственной ненависти, разлучившей ее с Никодеоном еще при его жизни, относилась к Хасану, как к новому младшему брату — юному, наивному, безумно неосторожному и нуждающемуся в постоянному присмотре — но затем под влиянием влюбленной демоницы ее интерес к юноше стал более глубоким. И теперь желание Шиссат остаться с личем перевесило даже ее клятву, данную темному духу — и она не уничтожила Инквизицию, отчасти оправдывая себя тем, что ей противостояли лишь восемь инквизиторов из девяти, а значит размен не был бы равноценным — ведь второй раз инквизиторы в одну и ту же ловушку не попались бы. И затем, когда собрался совет, она уже собиралась рассказать о своей способности, но тут появилась Мелипсихона и предложила свой план — и Змея была бесконечно рада этому, потому что теперь она знала, что сможет остаться со своим Хозяином навсегда, что тело Церцеи Силверщилд останется — благодаря целительной магии — живым, молодым и сильным еще очень много лет, что Вакилла рано или поздно умрет, а она останется возле Мал Хакара. Станет ли лич презирать ее за такие мысли? Пусть даже и так, но правда останется правдой, сколько бы ее не стыдились и не презирали. Они оба были почти бессмертными, почти всесильными существами, которых слабые смертные звали богами или демонами — в зависимости от того, нравились они им или нет — и они были обречены провести вечность в одиночестве... или, быть может, слегка скоротать ее. Церцея смело подняла голову и взглянула в зеленые глаза живого лича. — Все так, Хозяин, - сказала она. — Я знаю. Примечания: * Барат (ороч. «молодец») - высшая каста орочьего общества, представители которой живут лишь сражениями. Орки-баруты («барат» — ед. число, «барут» — мн. число) брезгуют пользоваться ядом, стрелковым оружием или засадами. Победа, одержанная не за счет силы и мастерства в обращении с оружием, является для барата позорной. ** Кират (ороч. «хилюк») - менее уважаемая каста орочьего общества по сравнению с барутами. Оркам-кирутам («кират» — ед. число, «кирут» — мн. число) разрешается быть разведчиками, торговцами и земледельцами, а не только воевать и охотится. В бою кируты часто пользуются стрелковым оружием, ядом и осадными машинами. Несмотря на то, что баруты более уважаемы, влияние кирутов на жизнь орочьего народа огромно — в частности, орки-убийцы, известные по всему Континенту за свои мастерство и изобретательность, являются кирутами. *** Здесь Рагар в некоторой степени вводит своих воинов в заблуждение — слово «охху-на-жон» означает благословение духов занять место вождя, но по отдельности «охху на-жон» означают «духи научили» или «совет духов», «пример духов» — именно то, чем Шиссат обещала помочь на самом деле. **** Согласно традиционному орочьему ритуалу сватовства, орк должен прийти к отцу своей избранницы и сказать «Мар паран-шмот тар киран» — «Я хочу твою дочь в жены», после чего отец должен ударить будущего зятя кулаком. Как правило, если орк устоит на ногах после удара, ему дают положительный ответ. Исключением являются женщины-баруты, сосватать которых несколько труднее — за них отец может потребовать выкуп. ***** Плодовитость женщин-барутов значительно выше. У кирутов реже рождаются двойни и тройни и чаще — гоблины, то есть выродившиеся орки, неспособные дать негоблинское потомство. ****** Шиссат произносит традиционную фразу, которая обычно означает согласие орка выдать свою дочь замуж. ******* Прозвище «Рокига», которым Рагар называет Шиссат, означает «Раздвоенный язык» или «Язычок». ******** Последнее предложение является почти точным переводом ритуальной фразы, произносимой шаманами во время провозглашения очередного императора: «Кура Хат-шисат Жонрон пакарат тур-хук-отук-урк такы охху-на-жон Шиссат Ракабша ы рат-барат мур рунжон!» ********* У орков колышек и дощечка — аналог пера и бумаги.