Полусон

На часах далеко за полночь. Хёкдже не спит - лежит на самом краю кровати и слушает, как секундная стрелка ходит кругами по циферблату, отбивая размеренный ритм. Не спать, не спать, не спать - на каждый тихий удар. Для кого - непонятно, наверное, воздуху. Хёкдже все равно не сможет уснуть, пока не вернется Донхэ, пока он не завалится в постель прямо в одежде и не провалится в беспокойный кошмар. И тогда Хёкдже развернется к нему лицом, обнимет и начнет гладить волосы друга, чтобы он чувствовал чужое тепло. Кто-то ведь должен сторожить и сдерживать его монстров, особенно когда за окном - дожди. А Хёкдже будет считать его выравнивающееся дыхание и убеждать себя в том, что все хорошо. Очередной номер, очередная гостиница, очередная уставшая ночь. Вроде бы все привычно, только психоз - внеплановый. Донхэ уехал в Мокпо еще вчера, взял с собой ключи от машины и просто исчез, даже выключил телефон. Хёкдже не спит - винит себя в том, что не забрал у Донхэ ключи, в том, что не усадил его в поезд или не отвез его домой сам. Дорога ведь мокрая, а Донхэ ни черта не умеет нормально водить. Он вернется, должен вернуться, только когда и в каком состоянии - сложный вопрос. Хёкдже не спит - только слушает ночь. Ждет. Дожидается - Донхэ открывает дверь номера электронной картой и заходит внутрь. Он старается не шуметь, замирает рядом с порогом, и это странно, совсем не так, как всегда. Почему он медлит? Хёкдже делает вид, что спит. Чувствует на себе долгий пристальный взгляд Донхэ, но все равно не собирается просыпаться, только натягивает одеяло повыше, чтобы укрыться им почти с головой. Донхэ не знает о том, что он ждет, ждет его каждый раз, не может заснуть без Донхэ. Донхэ совсем не нужно об этом знать, иначе он начнет беспокоиться и сходить с ума, а кому от этого станет лучше? Да никому. Хёкдже слышит шорох одежды, недовольный скрип молнии и лязг пряжки ремня. Представляет, как Донхэ стягивает с себя куртку, футболку, а затем и джинсы вместе с бельем. - Хёкки, - шепотом зовет он. - Хёкки, ты спишь? Хёкдже молчит. Разумеется. Он ведь делает вид, что спит. Кровать слегка прогибается под весом Донхэ. - Хёкки... Я здесь. Донхэ выдыхает над самым ухом, и Хёкдже сглатывает, чувствуя, как парень стаскивает с него одеяло, медленно, осторожно, так, чтобы не разбудить. От Донхэ едва ощутимо пахнет вином и отчаянием, а Хёкдже кажется, что его сердце колотится быстрее, чем стрелка секундных часов. Донхэ касается кончиками пальцев его плеча, и это прикосновение - капля воска. Хёкдже старается не шевелиться. Тяжело дышит в подушку, а Донхэ уже гладит ладонью его обнаженную спину, ведет пальцами вдоль позвоночника вниз и снова вверх, словно проверяя, насколько крепко спит Хёкдже. Хёкдже не спит, но Донхэ ведь не обязательно об этом знать. Хёкдже вздрагивает и проклинает себя, когда Донхэ опускает руку на его задницу и уверенно подцепляет пальцами резинку его трусов. Донхэ замирает, выжидает, а затем стягивает с Хёкдже белье, смотрит на его обнаженное тело, гладит ладонями бедра - лихорадочно, горячо. Странная ночь. Не сказать, что все это впервые - их первый раз был давно, еще перед тем, как Донхэ уехал с дебютировавшей подгруппой в Китай. Тогда была точно такая же плотная ночь, но Хёкдже действительно спал и искренне верил в то, что ему снится сон. Грязный, пошлый и охренительно жаркий сон. Смелый, потому что Хёкдже дергал Донхэ за волосы и насаживал его ртом на свой член, наслаждаясь тем, как его влажный язык скользил по стволу, а горло вибрировало от сдавленных стонов. Хёкдже думал, что это сон. Непозволительный и слишком реалистичный, но сон. Он кончил, не просыпаясь, выплескиваясь в рот Донхэ, а затем резко пришел в себя, распахнул глаза, ощутив болезненное проникновение. Сознание плавилось, реальность по-настоящему ускользала. Было хорошо, было сладко, но Хёкдже боялся. Того, что будет дальше. Именно поэтому утром они избегали смотреть друг другу в глаза и сделали вид, что ничего не было. Они просто спали и видели один сон на двоих, а такими грязными снами обычно не делятся, вот и все. На что они списали следующий раз, Хёкдже уже не помнит, не было никаких признаний, никаких откровений, был только секс и неловкие поцелуи. Любовники - ночью, друзья с идентичными провалами в памяти - днем. Игра на выносливость, игра в яркие сны и тяжелые чувства. Любовь - не любовь. Слишком сложно. Донхэ ненадолго прижимает запястья Хёкдже к кровати, наклоняется и, нависнув над ним, пробует кожу парня на вкус. Скользит языком по его спине, слизывает мелкую дрожь и опускается ниже. Гладит пальцами задницу Хёкдже, толкается меж его ягодиц языком, надавливает и лижет. Хёкдже прихватывает зубами угол подушки. Дышит - рвано и хрипло. Делает вид, что спит. Донхэ замирает и отстраняется. Хёкдже снова проклинает себя. Донхэ долго копается в прикроватной тумбочке, и Хёкдже знает, что именно он там ищет. Старается дышать глубже и представляет, что все это - очередной сон. А может, действительно? Что, если Хёкдже слегка не в своем уме? Что, если он выдумывает это и сам ласкает себя? Ведь Донхэ ни разу не оставался с ним до утра, никогда не целовал его в свете дня. Донхэ, вымышленный или нет, возвращается и поглаживает Хёкдже меж ягодиц скользким указательным пальцем. Надавливает, гладит, снова надавливает. Хёкдже сжимается, крепко зажмурив глаза, почти задыхаясь. Беспокойно ерзает, думая о том, что в любой момент может все это прекратить, может проснуться и оттолкнуть Донхэ, заговорить с ним, спросить что происходит. Голос наверняка будет хриплым, но Донхэ решит, что это со сна, не из-за возбуждения, конечно. А Хёкдже ведь возбужден. Черт возьми, почему все так сложно? В конце концов, это его лучший друг, и сейчас ему плохо. Ему всегда плохо, когда он приезжает из Мокпо - одиноко и больно. Он не в себе. А сейчас он сидит на кровати Хёкдже и трахает его холодным от смазки пальцем - вставляет, медленно, неторопливо, вытаскивает и снова вставляет. Это приятно, но правильно ли? Хёкдже дергается, словно ему снится недобрый сон и, шумно втянув носом воздух, переворачивается на бок. По-прежнему делает вид, что спит. Может, Донхэ сам отступится? Кто знает, что у него на уме? Донхэ не отступается, только тянется вслед за Хёкдже. Целует его плечо, и Хёкдже чувствует, как кожу обжигает тонкая полоса. Слеза? Насколько же Донхэ больно? Почему ему приходится так страдать? - Ты нужен мне, Хёкки. И от этой фразы Хёкдже ломается. Несправедливо - почему он не может просто забрать боль Донхэ на себя? Впрочем, он может попытаться ее разделить - слиться с Донхэ, уступить ему и подчиниться. Донхэ опускает руку на его бедро, гладит по кругу, слегка вдавливая пальцы в белую кожу. Хёкдже снова ворочается, раздвигает ноги чуть шире, чтобы было удобнее, замирает. Донхэ ложится рядом, пристраивается сзади, целует лопатки Хёкдже и снова гладит его меж ягодиц, толкается внутрь уже двумя пальцами, проникает медленно и осторожно. Хёкдже глотает стон и делает вид, что спит. Донхэ растягивает его - двигает пальцами, то разводит их, то сгибает, надавливает на простату. Долго, тягуче, жарко. Хёкдже старается выровнять дыхание, но ничего не выходит, особенно когда шепот Донхэ щекочет слух, а легкие поцелуи ласкают кожу. - Мой сладкий Хёкки... Хёкдже где-то за гранью. Сна и реальности. Душное марево лишает рассудка, а желание ломает мозг. Хочется только стонать в голос и отдаваться Донхэ. Без остатка. Всецело. Хёкдже дергает бедрами и насаживается на скользкие пальцы Донхэ, а тот кусает его плечо и отстраняется на короткий миг. Хёкдже знает, что будет дальше, в очередной раз он проклинает себя и сжимает пальцами край острой простыни. Донхэ нежный. И осторожный. Хёкдже тихо стонет, когда он отводит его ногу, удерживая под коленом, и заполняет парня собой. Входит в него медленно, с наслаждением. Хёкдже дрожит. Донхэ замирает безмолвно, дает спящему другу привыкнуть к ощущению члена в собственной заднице, выжидает с трудом пару минут, а затем начинает двигаться. И Хёкдже стонет в голос, хоть и притворяется, что все еще спит. Не может не стонать, когда удовольствие затапливает изнутри, когда безумие пожирает. Хочется только больше. Еще и еще. Донхэ тоже стонет. Кажется, он и сам уже ни черта не соображает - прижимает Хёкдже к постели, укладывает его на живот и держит за руки, за запястья, сжимает пальцы, словно затягивает веревки. И двигается все быстрее, вбивается в Хёкдже сильнее, все размашистее с каждым толчком. Хёкдже уже не слышит стук стрелки часов - биение сердца и стоны перекрывают все, голос разума в том числе. Донхэ что-то шепчет на ухо, но Хёкдже не понимает, что подстраивается под его ритм, стонет пошло и задыхается, плавясь от горячих прикосновений Донхэ. Он движется над ним - плавно, толкается - глубоко. Обжигает дыханием шею и плечи, не позволяет касаться себя, прижимается, вдавливает в кровать, и Хёкдже трется о простыни, вращает бедрами. Стонет, снова и снова, почти срываясь на крик. Хёкдже кончает первым, Донхэ почти следом. Кончает и перекатывается на бок, обнимая Хёкдже за талию, прижимая его к себе, сильно, практически до хруста в ребрах. Он даже не выходит из Хёкдже, утыкается носом в его макушку, втягивает запах его волос. - Ты ведь не спишь? Хёкдже молчит. Уже не делает вид, что спит, просто молчит и старается отдышаться. Любое его слово разрушит игру, сломает правила и заставит придумывать новые. - Я знаю, ты слышишь. В голосе Донхэ - ощутимая горечь. Хёкдже не хочет ее слышать, не хочет видеть холодную грусть. Разве нельзя, чтобы все было просто? - Прости меня, Хёкки, - говорит Донхэ. - За все - за любовь и трусость, прости. Донхэ лежит неподвижно, ждет ответа, но его нет. Хёкдже обдумывает его слова. Любовь. Значит, ему не казалось, значит, чувства взаимны. Это уже шаг. Большое открытие и отсвет возможно счастья. Трусость. Но Хёкдже ведь тоже трус - раз до сих пор не признался, раз каждую ночь позволял Донхэ уйти. Возможно, именно это причиняло им обоим такую боль. Но Хёкдже всего лишь хотел сделать Донхэ счастливым, хотел любить, быть любимым, отдаваться и обладать. Донхэ тяжело вздыхает и отпускает Хёкдже. Наверное, собирается отстраниться и уйти на свою кровать. Только Хёкдже не позволяет - ловит его запястье и дергает на себя, заставляет снова обнять и кладет руку поверх руки Донхэ. - Не исчезай. Полусон. Недореальность. Голос кажется каким-то чужим, но сбежать не удастся, Хёкдже уже сделал шаг. Тот самый, навстречу, еще один. Теперь все зависит лишь от Донхэ. - Я буду рядом. Утром. Утром Хёкдже проснется в объятиях Донхэ. Впервые. И это будет уже не игра. Настоящее. Будущее, новое, но не искаженное. Искреннее, пусть и хрупкое. Хёкдже проснется, обнимет Донхэ и разбудит его взволнованным поцелуем. Они будут долго смотреть друг другу в глаза, а затем Хёкдже вытянет руку и коснется лица Донхэ, ощутит пальцами тепло его кожи и, наконец, поверит, что все это не сон.