Последняя

Когда она увидела их вновь, узнала мгновенно. Тысячелетия назад оставленный позади Лес шепнул ей это, унесшийся однажды далеко ветер всколыхнул белые волосы, толкнул едва заметно в спину, в глазах больше не отражались люди – всколыхнулось море. Когда она увидела их вновь, руки дрогнули. И в коридоре университета, на дощатый паркет посыпались учебники и тетради, ручки и карандаши, а вокруг раздался студенческий смех – вновь эта странная альбиноска попала впросак. Когда она увидела их вновь, ей захотелось спрятаться. Спрятать. Особенно глаза – ярко-алые, не фиолетовые, как в той, другой, жизни. Будто в насмешку над своей судьбой она получила их – смертный единорог, посягнувший на недозволенное. Будто Красный Бык так и не отпустил ее, не загнал в море к остальным, но загнал в клетку, вечную. *** Амальтея ходит, вжав голову в плечи, стараясь не выделяться еще больше, чем раньше, и умирая. Снова. Она избегает Молли, ставшую в этой жизни самой популярной студенткой университета, и Шмендрика с его профессорскими званиями и ученостями, и Хаггарда, оказавшегося их директором, и Лира – надежду университета и перспективного, футбольного игрока НФЛ, и… Скольких же она здесь встретила? Здесь. Есть люди, и нет больше единорогов. И не только их: нет гарпий, ведьм, драконов, зачарованных лесов и проклятых замков, нет больше магии и сказки. Есть истории, но нет правды – той правды, что замирала на крыльях бабочки, слышалась в стуке копыт и пела в бесконечности дорог. Есть машины, но нет больше радости пути и радости возвращения, приключения нет. Есть память, но эту память помнят только люди с пустыми глазами, и переродившиеся маги, утратившие свой дар, – тоже помнят. А она узнает из учебников и энциклопедий, из лекций в университете и интернета. Она просто однажды проснулась, бодрствуя, и упала, потому что почувствовала, как неудобно стоять на двух ногах. И заплакала без слез, потому что сердце рвалось, но алые глаза перестали ловить отражения – в них вернулся лес. Амальтея ходит – ей больно ступать по мертвой земле, ей больно слушать неживые голоса, и еще больнее вновь быть последней. Единорогом, запертым в человеческую оболочку. *** Амальтея сталкивается с ним на пересечении двух коридоров. Он выныривает из-за поворота – слишком темный, чтобы быть хорошим, слишком жесткий, чтобы быть теплым, слишком опасный, чтобы не попытаться вновь сбежать. И она, ахнув, начинает вырываться из его рук, обхвативших ее, чтобы не упала, вырываться под смех и улюлюканье его приятелей. Ей не больно от прикосновения, но как никогда страшно от узнавания в его светлых, слишком светлых для человека глазах, слишком желтых. Он смотрит на нее миг и прижимает крепче, отрывая ее ноги от пола, поднимает – глаза в глаза. И веселится, разглядывая красный пожар там, где прежде были фиолетово-синие леса, и после, перекидывая через плечо, куда-то уносит. Уводит. Только теперь она сделать ничего не может. В пустующей аудитории он – когда-то враг, чудовище, Красный Бык, а ныне человек, как и она, прижимает ее к захлопнувшейся двери. Он прижимается губами к месту, где сумашедше бьется жилка – не целуя, чувствуя, вдыхая. Он держит так крепко, что вырываться невозможно. Он вновь ставит свое клеймо, как и тогда, как и тогда – властвуя. - Не убегай, последняя, - шепчет он, скользя губами по шее, по щекам, сжимая руками, вдавливаясь телом в тело, - я найду тебя всегда. Здесь, там, везде. Ведь ты всегда моя. Всегда. Амальтея всхлипывает, выгибается, дрожит, закусывает губу. У нее дрожат коленки и горит внизу живота, у нее мелькают разноцветные круги перед глазами и что-то мешает говорить. Ей хорошо – она больше не одна. Хоть тот и не единорог. Ей плохо – ее нашел тот, кого она боялась всегда. Даже победив. Амальтея все еще хочет убежать. Красный Бык ее никогда не отпустит. Ведь когда она увидела его вновь, мгновение вернуло ей бесконечность.