«Мертворождённая»

Сердце билось в груди с каждым минутой всё сильнее и сильнее. Становилось жарко, спину щекотали капельки пота, ладони намокли, влажный воздух не к месту загустел. В теле ощущалась робость, в разуме – смятение. «Это не волнение, нет,» - альтмер был вынужден это признать, он был так устроен – лгать всем, но самому себе – никогда. Он слишком хорошо знал это чувство чтобы припутать его с другим, испытав лишь раз любовь уже нельзя ни с чем спутать. Настолько она отлична от сотни лжечувств которые стремятся облачиться в её одежды, насколько размалёванная дикарка отличается от светской особы. Она опознавалась по теплу и рождающейся в сердце нежности, по тому как она обращает заботы в пыль разом делая тебя легче, она дарит миру новые цвета, она даёт огромную силу при этом делая тебя беспомощным перед возлюбленным, приковывает незримыми путами. В его случае это было жестоко, - он не ждал этого, не хотел, не думал, не собирался привязываться к представителю народа, который прославился каннибализмом и трусостью. Но у природы были свои планы. В конечном счёте она не раз и не два перешагивала через волю и рассудок точно они были корявой веткой, упавшей на пути, и, пожалуй, это был не последний её шаг. Это было горько и сладко, словно его вознесли на небеса где его рассудок собственнолично связал подаренные крылья колючей проволокой. Они были, - это счастье, но сколько боли ему приносили острые шипы. «Пусть так. «Любовь не бывает случайной что бы она за собой не несла.» - Пришедшая на ум цитата немного успокоила, помогла направить ход мыслей. В конечном итоге философия альтмера не позволяла ему пойти по пути отрицания, для него остались лишь смирение и бегство. Он пойдёт по обоим. Бегство. Становилось больно. Босмер продолжал говорить ничего не подозревая. У него был невысокий голос, немного хриплый из-за терзавшей его болезни. Но эти нотки были столь слабыми что разобрать их можно было лишь хорошенько прислушавшись. В основном же мягкий баритон напоминал бархат, услаждал слух и говор, и не скрываемые искренние эмоции которые наполняли речь. Спокойную размеренную речь. Несмотря на тяжёлое положение в котором находился босмер, несмотря на свою хворь, усталость и долгий разговор он источал умиротворение и покой. Они крылись не в магии окружавшей лесного эльфа, а в том, как по-детски он склонял голову к плечу, в его больших грустных глазах которые выражали эмоции так легко, проникновенно и ярко что хотелось запретить подобные взгляды, в его густых и растрёпанных смольного цвета волосах, в которых увязли листья и веточки, даже в тёплом смуглом цвете кожи и, конечно же, в мягкой улыбке чьё очарование способно было добраться до самого сердца. Хрупкая фигура, небольшой рост, тонкие черты худого лица – всё это было отпечатком терзавшей его хвори, они ранили взгляд, но робость которую он порой проявлял, озадаченность и удивление скрашивали эти недостатки, дарили ему новую грань очарования. Пальцы альтмера впивались в колени, - так он боролся с желанием коснуться возлюбленного, обнять его пытаясь защитить от целого мира. Если понадобиться – ценой своей жизни. Смешно, он был готов отдать жизнь за того, кого видит в первый раз. Смешно и горько. Но всё это – и взгляд, и улыбка, и спутанные волосы, - стоили того, чтобы за них умереть. И конечно же сам эльф, способный внушить такую любовь при первой встрече. В босмере не было ни капли лжи, а если и была, - то пусть он заранее всё прощает. Это всё равно была бы не та ложь что колит, не та, которую сладко изливают уста интриганов, алчных купцов, лиходеев, негодяев. Их ложь была способом получения власти, - а у лесного эльфа она уже была, её было столько, что он не мог бы получить большего; их ложь была источником обогащения, - а возлюбленный ни в чём не нуждался; их ложь была способом потешить своё самомнение, - ему же не нужно было подтверждать собственную власть, превосходство, хитрость или ум. Он был таким какой он есть – он был свободным. Душа его не была ущербной и не требовала подпитки из вне. Он готов был любить и быть любимым… и любил. Даже более чем любил, - был навеки связан неразрывными путами со своей наречённой. Это как в страшной сказке, - когда магия связывает двоих навечно, когда они не чают жизни друг без друга, когда умирают в один день, когда с рождения предназначены друг другу. Эта сладкая поэзия скрипела на зубах у любого, кому не посчастливиться полюбить кого-то из сведённой самими богами счастливой пары. Но если их сводили боги, кто же тогда послал любовь ему? Быть может те же боги в наказание и во имя искупления грехов. А у него были грехи, руки альтмера были умыты кровью, - и ярче всего полыхала та, что лилась из совсем ещё юных тел. Какая же страшная ему была послана кара, - жить в любви без любви, так страдает, пожалуй, только призрак, запертый меж миром живых и миром мёртвых, неспособный ни найти покой, ни покинуть бренную землю и каждый прожитый день для мертвеца полниться мраком, был залит безбрежными морями отчаянья и одиночества. «Любовь не бывает случайной что бы она за собой не несла.» Знал ли говорящий эти строки хоть что-нибудь о такой любви? Впрочем, у альтмера, похоже, не оставалось иного выбора, - он мог лишь пойти по открывшимся перед ним дорогам пытаясь постигнуть и пережить. Но как бы безумно это не звучало словно «пережить» внушало ужас. Это и было различием между ним и запертым в мире мертвецом, - он страдал, но не желал избавления. Любитель скумы был привязан к своему напитку так же крепко, как и альтмер привязался к своей любви. Но зелье дарило только радость и блаженство, и пусть любовь тоже могла отделить его от окружающего мира, обласкать и осчастливить, объятья её кололи как розовый куст чьи шипы впиваясь в плоть души, способные оставить на ней страшные раны которые даже зажив будут ныть подобно некогда сломанным костям. Он знал, что уйдёт сейчас. Уйдёт от лучистых глаз, от тёплой улыбки и нежного голоса. Уйдёт и не вернётся. Быть может позже ему посчастливится увидеть босмера вновь, возможно затесаться в толпу слушая его голос, наблюдать из дали. Но никогда любимый не обратиться больше к нему, никогда высокий эльф не скажет ему слова. Никогда не коснётся его кожи ладонью, никогда не обнимет, никогда не огладит чёрные волосы, не прижмёт плечи к грешному ложу, не познает какой была бы их ночь, - всё это останется на откуп мечтам, которые способны подарить сотню первых поцелуев и столько же первых ночей, но он никогда не узнает какая из его мыслей приблизилась к истине. Но разве они, взятые за горло и сжатые в единый ком, разве они способны хоть на треть приблизиться к настоящему прикосновению, всего лишь лёгкому касанию? Мечты не способны подарить тепла чужой кожи, её несовершенства, влажного дыхания, тихого стона, запаха тела. Ничего. Ничего они не стоят, - как нули, сложенные вместе, их может быть легион, но одно лишь слово будет стоит больше. Слова. Слова были его верным спутником, его другом, единственным что он мог давать, брать и требовать. Большего рок ему не даровал. А вскоре клялся отобрать и это. Время приближалось к концу. Альтмер прятал лицо под капюшоном, опускал глаза, тщательно скрывал свою горечь, свой позор, свой страх. Никто о них не узнает. Никогда. И всё же иногда осмеливался заглянуть в зелёные глаза, пронизанные янтарными прожилками точно лучами солнца. В этих глазах жило пламя, свет имя которому жизнь, он поможет лесному эльфу пережить всякое страдание, преодолеть всякую хворь. Он хотел бы зачерпнуть хоть горсть такого огня для себя дыбы оно грело его ночами. Сам этот взгляд, - добрый и лучистый источал искры живого пламени. Альтмер сохранит их в своём сердце, сохранит их в своей душе и в теле, и будет стремиться к тому чтобы они дали всходы. Чтобы они горели так же ярко. Странное чувство он испытал, когда взглянул на босмера, - это было смесью жалости, ибо он видел, что страшная болезнь терзает его, и восхищения, ибо тот улыбался приветливо как ни в чём не бывало, а глаза его сияли точно лесной пожар. Это чувство так и осталось с ним, - дикое, противоречивое, и всё же существующее. Наверное, он заберёт его с собой в могилу, оно будет преследовать его до последнего и даже если рок пожелает отпустить его или он сам переживёт свою ношу, всё равно это будет первым что он испытает вспоминая босмера. Жалость и восхищение. Время вышло. Альтмер медленно поднялся и удалился с низким поклоном.