Моему мустангу всё равно...

       Не важно, когда это было и где. Важно было то, что это было с Павлом Гераскиным и Алисой Селезнёвой (или Гераскиной).. Занимались они тогда коневодством. Она – кобылицами, всё-таки она сама кобы... девушка ещё та, и он – ещё тот конь! У каждого был свой любимец. У Алисы – Зорька, у Павла – Хлопец. Не смотрели кони друг на друга, а что делать, когда другого варианта не предлагали. Брыкалась, брыкалась Зорька, да и пустила Хлопца.        Так вот, выезжали Гераскины на них в поле, завязывали они узды Зорьки и Хлопца между собой, и отправляли пастись, а сами в травку – любиться.        А что смотреть-то коням, они как хозяева, тоже любились. Ну и хозяева, смотря на коней... и было не понятно, кто в траве...        – Да пойми ты, Алиса, моему мустангу всё равно, кто на него садится!        – Ты это о чём? – спросила Алиса, сидя на "мустанге".        Чтобы хоть как-то оправдать себя, Павел сказал:        – Я о Хлопце!        – А я поняла...        – Я... мы, хлопцы, понимаешь, – Павел хотел как-то выкрутиться, но понял, что запутался сам. – У нашей мужской "солидарности" глаз нет. "Солидарность" не видит, но чувствует приближение к ней женской "слабости", и соответственно реагирует. Это наши глаза принимают решение, осадить жеребца, или отпустить его. Но, поверь мне... вы женщины не понимаете... крутите перед "солидарностью", а у нас не в мочь, как болит. Тогда уж, кто подвернулся под "солидарность"... или работай руками.        – Прости! Но вы со своей мужской "солидарностью" часто не понимаете нас женщин. Нам нужно не сколько ваша "солидарность", сколько нежные слова... ласки, а не ржание "жеребца"! А то, что мы "крутим", это... это... наша, как ты выразился, "слабость" выбирает. Да, это не любовь, это – инстинкт, и ваша "солидарность"... для моей... м... кобылы. А слова – они для души! Последнее и важно, Павел!        – А для меня важно то, что я люблю только тебя!..        – Ну хоть одно нужное слово! Догоняй!...