Нимфоманка

Полинявшее солнце робко выглядывает из-за темных рваных туч. Его бледный свет едва касается земли. Оно прямо как вдова на похоронах мужа, которая, приподняв темную вуаль, отвечает на соболезнования слабой улыбкой. Прямо как Алевтина неделю назад. Сыплет крупными снежинками снег. С непокрытой головой, в распахнутом легком пальто, Алевтина бежит в подземный переход, ловко маневрируя среди людей, спешащих на работу. Она проходит через турникет, быстро спускается к платформе. Все бегом, все впопыхах. Протяжный и жалобный вой поезда, рвущий пространство пополам, проносится мимо пассажиров, унося с собой обрывки фраз. Люди вваливаются в новые чистые вагоны, и поезд мчится по тоннелю, по венам огромного мегаполиса. Три станции – Алевтина выходит, а потом бежит по переходу на другую линию, обходя людей, как подводная лодка обходит мины. Садится на поезд на зеленой линии. Почти пустые вагоны, старые, истертые сидения, потрескавшиеся стены. Здесь поезда не мчатся с молниеносной скоростью, не так громко воют, есть возможность разглядеть пассажиров, так как они не слипаются в однородное месиво. Алевтина садится в поезд. Темно. Прохладно. Тоска облепила стены в вагоне. Алевтина окидывает взглядом людей, сидящих напротив неё. Усталые, равнодушные. Этот грустный. Этот раздраженный. Этот тупо уставился в никуда. Все даже хуже, чем было раньше. Тогда, до перестройки, люди были сосредоточены, они смотрели прямо, за линию горизонта. Они четко видели цель и твердым шагом шли к ней. Тогда они знали, чего они хотят, а сейчас в их головах гулкая темная пустота. А потом бунтарские девяностые… Люди погнались за богатством, независимостью, они захотели вырваться из железных форм правил, законов и догм, но ни одно из их чаяний не оправдалось, они только обокрали сами себя. Алевтина обреченно вздыхает, убирает сухие, посеченные, выбеленные волосы от своего худого и изможденного лица. Подумать только, этих ограниченных, глупых и приземленных людей она хотела привести к вратам, открывающим дорогу в царство вечного наслаждения. Но у неё так и не вышло. Не получилось сделать этот мир лучше. Она отчаялась. Печаль паутиной оплела её душу. Теперь то она понимает, что это бесполезно, но раньше… Все было иначе. *** Изящные изгибы, кожа, улавливающая мельчайшее прикосновение… Человеческое тело прекрасно. В нем сокрыта какая-то тайна. Загадка. Откровение, данное свыше. И почему люди стесняются своего тела? Почему они скрывают, зажимают и утягивают его? Почему они боятся своей плоти? Этого Аля совсем не понимала. Она использовала любую возможность, чтобы обнажиться, скинуть оковы одежды, лучше почувствовать окружающий мир. Она любила стоять пред зеркалом и рассматривать свое тело, разглядывать каждую складку, каждую жилку, каждый сантиметр. Она проводила рукой по обнаженным плечам, ключицам, локтям, щупала косточки, поглаживала пушок на руках, ногах, шее. Со временем все было изучено, все стало понятно, кроме одной загадочной раковины между ног, к которой она пока что не прикасалась, так как решила изучать все тело последовательно. Одно единственное прикосновение к заветному месту - по всему телу, до самого мозга, разошлись блестящие серебристые искры удовольствия, а затем радужные огоньки закружились возле самого сердца. Сладкие, фруктовые ароматы волной пробежали по всей комнате. Рассудок легким воздушным шариком поднялся к макушке. Она закрыла глаза и увидела красивые золотые ворота, ведущие в пурпурную страну вечного счастья, а перед ними чудесный, сказочный сад. Аля никогда не чувствовала себя такой счастливой. Девочка поспешила поделиться своим важным открытием с мамой. Ей казалось, что люди непременно должны узнать об этом, потому что это открытие непременно сделает их счастливыми. Эти насупленные, серьёзные люди преобразятся под влиянием веселого хоровода огней. Но мама не поняла дочку, и она совсем не радовалась. Почему-то она испугалась, почему-то стала надевать на неё перчатки по ночам и длинные трусы, похожие на панталоны. И старшая сестра, и подруги - никто не понял её. Все они испугались, стали её сторонится. На неё клеймом легло их пренебрежение и недоверие. Мальчики с красными ленточками на шее и девочки в белых передниках, пионеры, примерные ученики и будущие строители социализма. Они смеялись над ней, бросали в её сторону косые взгляды. Но Аля не обращала на них внимания, потому что она знала, что все они себя обкрадывают. Однако были и те, кто поверил ей, кто захотел увидеть эти ворота. Она попробовала вместе с ними пробраться по ту сторону ворот, погулять по дивному благоухающему саду. После уроков, в морщинистом старом школьном туалете, среди раздраженно капающих кранов, она и её партнер или партнерша пробовали подбирать ключи к тем чудесным золотым воротам. Неумелые, скромные движения, руки, дрожащие от зудящего страха. Никто толком не сосредотачивался на самих воротах, никто не пытался вдохнуть пьянящий аромат сада, не следил за хороводом разноцветных огней. Все хотели галопом пробежать по саду, топча при этом сорванные ветки черемухи и сирени. Быстрей, быстрей домчатся до конца сада, дойти до самой верхушки блаженства. Эта поспешность, это невежество сбивали с толку Алю, но она не останавливалась, свято веря в то, что они просто пока не готовы. «- Все изменится, все изменится, - думала она, - Я открою ворота, я проведу в страну счастья как можно больше людей. А те приведут сотни, сотни приведут тысячи, тысячи приведут миллионы и так далее. Они будут счастливы, я буду счастлива.» Нирвана розовой пеленой окутает землю. Исчезнут войны, пропадут конфликты. Все будут добрее друг к другу. Вечная весна, вечная юность в каждом сердце. «- Этот социализм, этот штурм каких-то несуществующих облачных крепостей… Зачем? Если то, что нужно человеку для счастья, уже находится внутри него?» – с недоумением думала девочка. Аля слышала от бабушки о человеке по имени Христос, которого так презирали советские вожди. Он говорил о всеобщей любви, о чудесном месте, где нет боли и страданий. Где все благоухает, поет и танцует. Бабушка называла его «миссией», что она объясняла, как «несущий миссию». Але нравилось это мягкое, пенящееся на слух из-за двойного «с» слово. Она мало что запомнила об этом человеке, но она была уверена, что он бы понял её, что он, может быть, даже помог бы ей. Постепенно на Алю стала наползать туча из слухов, обвинений. Хотя учителя не знали о тех маленьких шалостях, которые она проделывала с некоторыми учениками в школьном туалете, они все равно подозревали девочку в каком-то гадком деянии. Мало того, что её не понимали, её стали оскорблять, её обливали словесными помоями, заталкивали ком из словесной грязи в самое сердце. Они бы вытеснили оттуда все её добрые намерения, если бы её мечта не сверкала так ярко. Она сдерживала слезы, глотая чужой негатив, но продолжала стремится к своей мечте. Мечте открыть людям врата в то место, которое она видела, которое бабушка называла «раем», проведя их по дорожкам наслаждения. Но теперь она не показывала свои намерения так явно, чтобы брызги злословия не затушили костер её надежды. Внешне она стала другим человеком: слушала мать и старшую сестру, прилежно училась, разглаживала утюгом усердия и скромности свое бугристое прошлое. Но при этом она втихую продолжала искать людей, чтобы перевести их по ту сторону ворот. Врачи сказали, что она бесплодна, поэтому беременность не осложнила её пути. Из ста её партнеров сорок смотрели на «таинство любви» как на минутный перепихон, тридцать обрывали в саду цветы, а потом их небрежно бросали на землю, и даже не пытались вплотную подобраться к золотым воротам. Двадцать пугливо бродили по саду, дрожа от каждого шороха. Какая-то будняя, обыденная мысль скреблась об их затылки. И десять из них сдавались после нескольких неудачных попыток, так и не открыв ворота. Но Аля не отчаивалась, она продолжала свою миссию, списывая свои промахи на сложившийся политический строй. Строй, где всякий вариант иного пути к счастью, любая альтернатива жестоко пресекалась. Но даже в этот раз проскользнул какой-то сальный слушок, и все. Возможность поступить в медицинский институт бесследно исчезла. По окончанию медицинского училища - работа сиделкой в маленькой, с вечно занавешенными окнами, больнице-старушке, которая горестно вздыхала при каждом порыве ветра. Жесткий, колючий, как власяница, каждодневный труд, убивающий желание чем-либо заниматься помимо работы. По ночам она в одиночестве, а иногда с кем-то, бродила возле золотых ворот, бросая грустные взгляды за ограду. Сад возле золотых ворот стал иссыхать, увядать вместе с ней. Исчезла заманчивая упругость тела, блеск в глазах, шелковистость кожи. По телу расползалась вязкая тоска. Исчезла связь с когда-то красивым телом, теперь оно стало лишь убогой конурой для души. Кто-то стал стирать ластиком все обаяние, все очарование. Первоначально яркая, красочная мечта стала рваться, бледнеть. Как старая, не сорванная вовремя афиша, рекламирующая спектакль, которого так и не было. Пришла перестройка, настало время, которого так ждала Аля, ведь она надеялась, что все изменится к лучшему. Люди поменяются, вылезут из своих тесных коробок, где они сидели, утрамбованные правилами. Но лучше не стало. Все стало даже хуже. Люди стали гнаться за деньгами. Кто-то использовал Алевтину как туалетную бумагу, возился с ней по сиюминутному зову плоти. Из железных роботов с чеканным шагом люди превратились в жадных животных, въедающихся в материальные блага, как жуки короеды в древесину. Она стала испытывать отвращение к этим людям, которым она хотела подарить счастье. Ветер разочарования унес прочь поблекшую афишу её мечты. Сад вконец увял. Отчаянье вилкой ковыряло в сердце. Но вскоре на месте пестрой афиши появилась скромная реклама новой, менее масштабной и утопической мечты. Она стала искать родственную ей душу, чтобы с ней пройти за эти ворота или хотя бы возродить сад, уже наполовину превратившийся в труху. Она работала и искала, работала и искала, но все чаще проводила дни и ночи в своей убогой хрущевке с осыпающейся штукатуркой одна, без мужа, без детей, без домашнего питомца. А потом даже эта скромная реклама стерлась. Все надежды улетели прочь. Но она улыбалась всем, ничем не выдавая своих душевных мук. Осталась только обида, комом застрявшая в горле. На тяжелую работу больничной сиделки почти не осталось сил. Благо, племянница нашла ей работу частной сиделки у наполовину разбитого параличом одинокого человека, бывшего флориста. Алевтина покорно вступила в новую должность, хотя уже перестала на что-либо надеяться. Её жизнь - больная черепаха медленно волочилась к черной пропасти. Но свет загорелся там, где она меньше всего ожидала его увидеть. *** Алевтина улыбнулась и выпорхнула из вагона, побежала вверх по эскалатору. В ушах от радости нежно звенел колокольчик. Она выходит из метро. Солнце порвало тучи, эти вуали, свет его весело играет на зеркальных поверхностях. Алевтина входит в дом, построенный в середине прошлого века, каких было много здесь, на краю мегаполиса. Лифта нет, на стене висят старые почтовые ящики, трещины по всему потолку. Прошлый век поселился здесь, в этом доме, он выглядывал из каждого угла. Алевтина открывает квартиру номер семь своими ключами. Входит. Маленькая комнатка, нет, скорее сарай, нежели комната. На кровати лежит человек лет пятидесяти. Как экскаватор взрыхлил цветущий луг, почти полностью обезобразив его, но оставив кое-где цветок, напоминающий о прежних днях, так и время оставило в его истощенном, изрытом морщинами лице намеки на былую красоту. То ли в изящном изгибе бровей, то ли в благородном подбородке, то ли в аккуратных ноздрях было что-то аристократическое. Его потрескавшийся рот улыбается, уголки губ как бы закручиваются вовнутрь. - Простите, что так поздно, - улыбается в ответ Алевтина. Её улыбка освещает всю комнату подобно заре. Она бегает по квартире, подметает, вытирает пыль, а потом подходит и обтирает больного влажными салфетками, кормит его с ложечки, читает ему про флору Дальнего Востока. Потом усаживает его в инвалидную коляску, бродит с ней в сквере, слушает его. Он говорит о том, что цветы способны дарить счастье. Своим видом, своим запахом. Они способны помочь выздоровлению человека. Они способны выразить те чувства, которые нельзя высказать словами. Что это - кусочек рая на земле. А люди так мало уделяют внимания таким важным вещам, хотя в них маленький ключик к раю, к счастью. А рай сокрыт внутри каждого человека. Просто никто не хочет найти его, открыть дверь, ведущую туда. Она слушает его, склонив голову, и вспоминает, что в том месте, куда она пыталась привести стольких людей, тоже везде росли цветы. Алевтина задумалась. Он больной, он немощный. Он уже почти старый. Импотент, уже, казалось бы, неспособный войти в тот сад наслаждения. Но Алевтине это неважно. В этом чудесном саду перед золотыми воротами снова ожило. Почти нет физического контакта, но счастье освежило её иссохшее сердце. Ей было с ним хорошо, он понял её, он разделил её идеи. Он тоже мечтал о месте, где все будут счастливы. Правда, не думал, что можно привести туда по дороге, по которой шла Алевтина. Пусть пути были различны, но конечная точка была одна. Но они не пришли туда по заранее запланированному пути. Они пришли туда вместе. Возраст, время, материальное положение… Все это неважно. Они теперь вместе, там, в царстве покоя и счастья. Их души срослись, им больше ничего не нужно. Алевтина улыбается ему. Улыбкой, теплой, как солнце. Как объятия матери. В тот вечер домой она решила не возвращаться. А через пару дней её вещи были занесены в его дверь, где остались навсегда.