Love Me Again

— Мам, я ушёл! Мама кричит в ответ «Хорошо», и я, на ходу приглаживая растрёпаные волосы, выбегаю из дома. На улице пасмурно, но ужасно душно, отчего я сразу морщусь и снимаю толстовку на замке. С удовольствием отмечаю, что даже хмурое свинцовое небо не способно убить мое отличное настроение. Это было даже странно, в колледже полный завал, а я, вместо того, чтобы писать курсовую, радостный бегу в то же самое кафе на очередное свидание. Свидание с моим забывчивым мальчиком. Это стало ритуалом, традицией. Или — хоть и звучало до жути цинично — обязанностью. Но эта обязанность ничуть не тяготила. Мимо проносятся невесёлые лица людей, пёстрые вывески и витрины различных магазинов, такие серые многоэтажки и офисные здания, а я по-прежнему быстрым шагом направляюсь к кафе, где продают очень вкусный кофе. Кофе, который так любит он. Его зовут Джерард. Джерард бывает в том кафе каждый день. Каждый день он садится за столик у окна, и каждый день он пьёт крепкий латте. У Джерарда прогрессирующая амнезия. Прогрессирующая настолько, что каждый грёбаный день для него — новые воспоминания. Только одно всегда остаётся прежним: Джерард знакомится со мной. Со мной, Фрэнком Айеро, восемнадцатилетним подростком, который не представляет жизни без такого улыбчивого и солнечного Джерарда. Улыбаясь, словно идиот, я не замечаю, как врезаюсь в двухметрового парня. Я достаю лбом ему лишь до груди и на его фоне кажусь совсем крошечным, со своими-то ста шестьюдесяти восьми сантиметрами. Парень хмуро смотрит на меня сверху вниз, отчего я вконец теряюсь. Нервно взъерошиваю волосы и тихо, но отчётливо произношу: — Прости, чувак, я очень спешу. Торопливо обхожу его, осознавая, что до кафе остаётся всего полквартала. Это радует, и я ускоряюсь. А потом обещаю себе, что брошу курить и буду заниматься спортом. Хотя кого я обманываю. Пробовал уже. Гиблое дело. Уже совсем недалеко виднеется красный козырёк кафе. Через минуту я уже открываю стеклянную дверь и слышу привычный, словно хрустальный звон колокольчика, висящего над ней. Я по обычаю оглядываюсь. Он сидит за тем самым столиком у окна, склонившись над альбомом. Его черные волосы, больше напоминающие воронье гнездо, закрывают лицо. Рядом стоит наверняка остывший латте. Я улыбаюсь от уха до уха, наблюдая за тем, как Джерард старательно выводит что-то в альбоме. Не хочется отрывать его от занятия, но после того, как ему надоедает рисовать, он уходит, а это будет ещё хуже. Направляюсь к стойке, за которой приветливо улыбается Кэрол. Также заказываю латте и, дождавшись заказа, иду к столику у окна. Сердце колотится в груди глухо, в ушах шумит кровь, ладони нещадно потеют, и стакан с кофе чуть ли не выскальзывает из пальцев. Кажется, словно я первый раз пришёл на свидание и не знаю, что от него ожидать. А я прекрасно знаю, уже выучил наизусть. Но каждый раз всё равно чувствую себя малолеткой. Я подхожу к столику. Джерард не замечает меня, увлечённо рисуя. А я, пользуясь моментом, с секунду любуюсь его идеальными пальцами и спутанными волосами. — Кхм, э-эм, я... я присяду? — говорю я и сам не понимаю, притворяюсь ли я, или инстинкт первого свидания так и не ушёл. Джерард вскидывает голову, смотря на меня такими искренними глазами оливкового цвета. Заглядывая в них, можно без сомнений сказать, что этот человек явно не тронут тьмой и пороком. Что этот человек такой же чистый, как его глаза. Джерард очаровательно улыбается, а я понимаю, что в очередной раз схожу с ума. — Да, конечно, садись, — произносит он, закрывая альбом и откладывая его в сторону. Я улыбаюсь в ответ и сажусь напротив. Снова заглядываю в его глаза, смотрю на лучезарную улыбку. Когда же я смогу насмотреться на идеальные черты лица Джерарда? Кажется, никогда. — Я Фрэнк. — А я Джерард. — Я зна... То есть, приятно познакомиться. Ты рисуешь? — спрашиваю я, с интересом поглядывая на альбом. На самом деле я могу перечислить любой рисунок в его альбоме подетально. Каждый раз мама Джерарда показывает ему его рисунки, и Джерард вспоминает маленькую деталь своей жизни, просматривает рисунки и понимает, что руки помнят всё. Он приходит в это кафе и рисует то, что видит за окном. — Да, эм, немного... Я могу показать, если хочешь. Только, кажется, у меня ужасно получается, — нервно усмехается Джерард и берёт альбом, протягивая его мне. — Все художники самокритики, Джи, — почти серьёзно заявляю я, а потом осекаюсь. — Я могу звать тебя Джи? Я знаю, что ему нравится это сокращение, но все равно спрашиваю, потому что не хочу его пугать. Беру альбом и открываю его, снова вглядываясь в каждую деталь. Сегодня Джи рисовал маленькую девочку с ярко-красным воздушным шариком. — Да, мне нравится. Тогда я могу звать тебя Фрэнки? На секунду поднимаю голову и с улыбкой киваю, а затем продолжаю изучать рисунки. — Джи, ты отлично рисуешь, я же говорил про самокритику, — констатирую я. Он улыбается, и я не могу не ответить тем же. Я слишком очарован им. Я слишком влюблён в него. Я слишком жив рядом с ним. — Спасибо, Фрэнки. Он не говорит, что ничего не помнит. А мне снова становится невыносимо больно. Почему Джерард не заслуживает полноценного счастья? Почему этот солнечный мальчик не может помнить всё? Почему этот мир так несправедлив к хорошим людям? Кажется, Бог — или кто там вообще — сошёл с ума, раз снова и снова отбирает у Джи возможность начать жизнь заново. По Джерарду не скажешь, но я чувствую, что он страдает. Он страдает уже три года, с того самого момента, как попал в авиакатастрофу. И с того самого момента вместе с ним страдаю и я, ощущая нутром его боль. Ощущая боль его родных. Именно поэтому я пытаюсь заглушить её, знакомясь с Джерардом снова, и снова, и снова. Ведь вместе мы вроде как счастливы. Вроде как. — Может, погуляем?

***

На следующий день мы снова познакомились. Мы снова были счастливы. И мы снова наслаждались близостью. Так прошли ещё две недели. Каждую ночь после свидания с Джи я размышлял о том, что бы было, не попади Джерард в авиакатастрофу. Я выдумывал счастливые концы, даже не задумываясь о чём-то плохом. Пока мне не позвонила мать Джи. — Ф-фрэнк, привет, — дрогнувшим голосом говорит она в трубку. Я тут же настораживаюсь. С Джи всё в порядке, с Джи всё в порядке, с Джи всё в порядке. — Миссис Уэй? Здравствуйте, — настороженно отвечаю я. — Фрэнк, мы снова были у врача... Он... Он сказал, что Джерарда держит какое-то воспоминание... То есть он не может всё вспомнить из-за того, что каждый день его внимание обращено на тебя, Фрэнк... Я не хочу... Внутри всё обрывается, и последующую речь я уже не слушаю. Телефон звонко впечатывается в стену. У меня отняли единственный смысл моего существования. Того, кого я так отчаянно любил. Того, кто каждый день показывал мне свои рисунки. Того, кто всегда давал мне надежду. Я понимал, что не должен был делать этого, но от этого становилось так нестерпимо и невыносимо больно, что хотелось кричать от безысходности. Мы могли жить долго и счастливо, но «долго и счастливо» существует только в сказках.