Любовь Киллуа

Киллуа любил отца и деда. Это была особая, уважительная любовь, направленная от ученика к наставнику. Киллуа восхищался отцом, во многом подсознательно желая быть на него похожим, пусть даже в большинстве вопросов их мнения и не сходились. Киллуа признавал дедушку достойнейшим из убийц, всегда следующим своим принципам и убеждениям. Это была та черта, которую он надеялся перенять и сам. Киллуа любил свою мать. Сумасшедшую, нелогичную и совершенно невыносимую, которую не жаль было ни ударить по лицу, ни сделать своим заложником в семейном конфликте. Другой матери у него не было. И он любил ее такой, пусть и жестокой любовью. Зная, что она ее примет. С Миллуки была схожая ситуация. Каким бы жиртрестом и садистом ни был брат, Киллуа все равно его любил. Хотя и не признается ему в этом даже под страхом смерти. Но вот в случае перспективы уборки в комнате этого самого жиртреста, он бы мог над этим и подумать. В детстве отношения Киллуа с Каллуто были куда более близкими, нежели сейчас. Совместные игры троих младших Золдиков частенько ставили на уши всю гору и дворецких в частности. Но Аллуку заперли, Киллуа получил иглу в голову и отдалился ото всех – и Каллуто остался один. Он не знает, каким виноватым чувствует себя его старший брат. Не знает, что несмотря ни на что все еще им любим. Киллуа любил Гото, Канарию и Цубонэ. Гото и Канария были единственными, помимо Аллуки, в чьих мотивах ему никогда не приходилось сомневаться. Они не были его родственниками по крови, но только благодаря им он продолжал чувствовать себя «дома». Киллуа никогда не смог бы подобрать слова, способные выразить его благодарность им за это. Цубонэ же, вопреки всей своей строгости, дарила то самое женское тепло, что было так необходимо любому ребенку. И она наверняка это знает и без его слов. Киллуа любил Биски, Винга и Зуши. Это была любовь, возникшая из благодарности. Эти трое появились в его жизни как нельзя кстати, помогли вырасти и сделать шаги в нужном направлении. Помогли стать тем, кто он есть. Должно быть, они и сами не понимают, какое воздействие оказали на него. Его благодарность всегда молчалива. Киллуа любил Икалго. К осьминогу у него и правда были особые чувства: он стал первым, с кем Киллуа смог построить дружбу сам, без содействия Гона. Химера стал воплощением всех тех чувств, что и сам мальчик испытал на себе, встретившись с Фриксом. И Киллуа был горд этой дружбой. Особые же отношения были и с Палм. Киллуа не мог точно сказать, в какой момент любовь к этой фурии все же возникла. Во время их боя? Или же все-таки намного раньше? И все же, именно она стала для него тем человеком, которому можно было высказаться. Высказаться без страха быть осмеянным. И Киллуа был за это благодарен. Как всегда, молчаливо. Киллуа любил Курапику и Леорио. Любил, пожалуй, намного сильнее, чем пытался это показать. Курапика восхищал его своими лидерскими качествами – здесь свободолюбивый и не признающий авторитетов Золдик проигрывал по всем статьям, но не испытывал от этого никакого разочарования. Напротив, Киллуа хотел ему помогать. Хотел видеть, как восторжествует его справедливость. С Леорио же было иначе. Киллуа знал, что во всем сильнее этого абсурдно молодого старикашки. За исключением одного единственного аспекта. И именно эта черта Леорио его и восхищает настолько, чтобы любить. Безграничная доброта, которую сам Золдик испытывать не может. Самую сложную любовь Киллуа испытывал к Иллуми. Он не мог не признаться себе, что любит брата. И ненавидел эту любовь больше всего на свете. Иллуми был для него воплощением всего, чего Киллуа не хотел видеть в себе самом. Он был его страхом, его слабостью и личным проклятьем. Но он все равно любил. Иначе как объяснить то, что он ни разу не пытался убить его всерьез? Киллуа любил Аллуку. Любил, наверное, с того самого момента, как сестра появилась на свет. Сначала Киллуа и сам не мог сказать, почему так вышло. Осознание пришло позже, когда глаза Аллуки впервые почернели. Киллуа был рожден быть ее защитой и ее клеткой. И Киллуа никогда не оставит ее на произвол судьбы. Ни Аллуку, ни Нанику, любовь к которой была не меньшей. Он будет с ними, пока они нуждаются в нем. Киллуа любил Гона. Загадочной, как и сам Фрикс, и такой же безгранично сильной. Киллуа никогда не мог дать определения этой любви – слишком разносторонней и странной она была для него. Гон был тем, кто способен подарить Киллуа счастье, не приложив к этому ни капли усилия. Гон был тем, кто мог сделать Киллуа больнее всех. Гон стал тем, кто подарил Киллуа жизнь. Не тело, что дали родители, не привычки, что привил брат. Жизнь, в которой хотелось дышать полной грудью, смеяться и плакать, предаться поискам самого себя. Жизнь, в которой хотелось дарить жизнь другим. Пожалуй, если бы кто-нибудь спросил Киллуа, кто для него Гон – именно это определение он и назвал бы, пусть даже и не вслух. Гон – его жизнь. Киллуа любил жизнь. Ту жизнь, в которой он научился любить себя.