***
- Мы можем спасти его, уберечь, отвести беду от него. Того, кто звался Птицей, Защитником, нынче нет, там правит бал – ведь так вы говорите, смертные? - Чумной доктор, серьезный противник, и своего он не отдаст. Ты можешь никогда не увидеть своего дорогого Сережку, - на обожженном лице древнего бога не прочесть эмоций, и Волков скорее догадывается, что тот насмехается над ним. – Помоги мне. Убеди его, заставь его уступить, и ты получишь его, сможешь быть с ним рядом, ему - мне – понадобится такой защитник… Согласись, и я дам тебе силу спасти его. Спасти, как же. В тех видениях, которыми старый бог совсем недавно наполнял до краев разум Олега, грозя свести его с ума, четко прослеживался образ того, что светило Сергею, стань он аватаром бога. Но в любом случае это выглядело во много раз лучше того, что мог сотворить – и уже сотворил – Чумной доктор. По крайней мере, так кажется. Кутх отворачивается от окна, в котором что-то напряженно разглядывал, пока вел свой монолог, и под его взглядом Олег машинально потирает горло, не желая повторения “знакомства” и явственно представляя себе синяки, что со стопроцентной вероятностью обнаружит на утро. Он делает мысленную пометку раздобыть себе что-нибудь с высоким воротом – что-то подсказывает, что не стоит светить подобным “ожерельем” перед Разумовским, тем более перед его “новым” старым другом. - Что скажешь, человек? – более раздраженно переспрашивает бог, и в глазах его мелькает нечто недоброе. – Ты знаешь, ты видел, что было с теми, кто отказал мне. В голове тут же возникает отчетливая картинка усыпанного костями берега, и мужчину передергивает: когда осознаешь, что возможность оказаться следующим черепком на омываемом кровавыми волнами “тропического островка” древнего божка более чем реальна, становится резко не по себе. Прекрасно, просто замечательно. Куда не глянь - всюду возможность лишиться головы. Даже в Сирии, под плотным обстрелом, с пулей в плече шансов выжить у него было больше. - Что нужно взамен? Подпись кровью? Принести в жертву курицу? – наемник пытается шутить, сбрасывая напряжение, а мозг вновь лихорадочно просчитывает варианты спасения Разумовского от самого себя, но всё, как один, твердит, что спасти друга можно только с помощью этой… этого божка. Олег понимает, что ввязывается в еще более опасную авантюру, но потерять Сергея… Нет, он не может себе этого позволить, и потому согласно кивает. – Что бы там ни было, я согласен на сделку. - Ты догадлив, смертный, нам потребуется кровь. И кое-что еще лично мне. Знаешь ли ты, как одиноко и тоскливо может быть в вечности?.. – насмешливо тянет полузабытый языческий божок, театрально взмахивая когтистой лапой.***
В следующую секунду ленты, украшающие подол тяжелого плаща твари, оживают, на глазах вытягиваясь и меняясь, и устремляются вперед, к не ожидавшему подобного мужчине. Олег не успевает даже моргнуть, когда пара тонких проворных щупалец обвивает его запястья, с силой оттягивая руки наемника к кованой спинке кровати, и надежно фиксируют их у него над головой, в то время как тяжелая ладонь божества, моментально оказавшегося рядом, затыкает ему рот, сдерживая рвущиеся на волю проклятия. Кутх нависает над ним мрачной грозной тенью, глядя на то, как бьется его жертва, а затем склоняется еще ниже, легко перехватывая за лодыжку пытающуюся пнуть его в грудь ногу. - Сопротивление не поможет, будет только хуже, - предупреждает бог, когда его ладонь сменяется сухими обветренными губами, но Волков упрямо пытается отвернуться в сторону, мелко вздрагивая от той острой боли, которой тут же отзываются вывернутые суставы, и Кутх мгновенно приходит в ярость. Он дергает мужчину на себя, стягивая ниже, не обращая внимания на его искаженное мукой лицо и сдавленный крик – никто во дворце не услышит, если он сам не позволит – проходится раскаленной ладонью по бедру наемника, с удовольствием втягивая ноздрями запах сгорающей ткани и жженых волос – сама кожа не пострадает, но припугнуть этого смертного всё же стоит – закидывает его ноги на свои плечи, складывая его почти пополам, и мысленно приказывает щупальцам старательнее удерживать их жертву. Тварь не заботится о смазке или о каких-то иных способах подготовки, нет и каких-либо предупреждающих поглаживаний или прикосновений: Кутх с ходу толкается в задницу Олега, с трудом, но преодолевая кольцо туго сжатых мышц сфинктера, методично вбиваясь глубже и разрывая всё на своем пути. Волков воет и выгибается под насильником, чудом не ломая себе спину, старается вырваться, наплевав на боль в руках, но всё тщетно - тварь нечеловечески сильна, и, судя по всему, она не испытывает ни малейшего дискомфорта, “распечатывая” свой подарок. Только жадно втягивает носом железный запах крови. А вскоре мужчина бессильно замирает, устав биться, и только молча вздрагивает, с силой кусая губы и давя крики - всё равно его никто не слышит, а для твари слишком много чести. Наемник уже теряет счет времени и собственному унижению, когда языческий божок, наконец, спускает в него - по телу расползается странное жжение, позже собирающееся в центре груди, рядом с сердцем – сбрасывает с плеч ноги, давно уж не удерживаемые ни щупальцами, ни руками твари, и треплет Олега по голове, словно домашнюю собаку. - Маленький глупый Волк, - повторяет Кутх, запечатлевая целомудренный поцелуй на губах мужчины под ним, и тот вновь чувствует запах горелой плоти, но уже совсем не старается отстраниться. – Теперь я понимаю, почему наш сумасшедший друг от тебя в таком восторге: твои стоны, что песня для ушей… Надо будет повторить. Но после, когда ты выполнишь свою часть сделки. Олег содрогается, кривя лицо в гримасах еще более явного отвращения, а Ворон, громко смеясь, растворяется в воздухе сотней истаивающих на глазах перьев, да свернувшегося на постели мужчину с выжженной пустыней вместо души. К утру все видимые следы насилия исчезают с тела мужчины.***
Все последующие дни до Игры Разумовский-Чумной подозрительно наблюдает за наемником, кажется, даже принюхивается, когда он проходит близко, но молчит, лишь щурит глаза и поджимает раздраженно губы, ничего не понимая. За спиной старого друга Олег видит маячащую тень древнего бога и чувствует, как сердце пропускает удар, а по спине пробегает холодок. Он искренне надеется, что пернатый ублюдок его не провел. Пять выстрелов в грудь не становятся чем-то слишком уж неожиданным, особенно после того, как ошейник не взорвался, снося к чертям собачьим непутевую голову - Олег удивлен лишь тем, что никто из медиков и полицейских, оставшихся во дворце, не замечает, как он “воскресает”. Как он поднимается из лужи собственной крови и битого стекла, забирается в транспорт скорой, и убирается прочь из этого проклятого города вместе с обколотым транквилизаторами Разумовским – до рассвета ему и Кутху предстоит многое успеть.