Beijing's feast

Если Минсоку вдруг понадобится найти виновного во всех своих бедах, то он, не потратив ни секунды на раздумья, сразу укажет на Бэкхена. И по каждому пункту у него будет фактов больше, чем песчинок в детской песочнице, и Минсоку иногда кажется, что это и не гипербола вовсе, а истинная правда. Бэкхен не друг - он враг, самый злейший, пусть любимый и родной, потому что какой друг устроит тебя на работу в хорошую фирму, не предупредив, что чертов Чунмен и филигранность — синонимы, когда знает, что сам Ким Минсок первосортный разгильдяй? И Минсок готов плюнуть в лицо тому, кто скажет ему еще раз, что противоположности притягиваются. Начальник, который с самого первого дня как-то по особенному невзлюбил растрепанного новенького, без зазрения совести позволяет себе позвонить ему даже среди ночи, чтобы отчитать за любую, даже не стоящую внимания мелочь. Минсок ненавидит Чунмена настолько, что тот ему снится, и в каждом сне он слышит ненавистный голос, отчитывающий его за чуть загнутый уголок на документе, за вылезшую из прически прядку и еще черт знает за что. И в каждом таком сне Минсок швыряет на пол какие-то бумажки, посылает Ким Чунмена на три заветные буквы и, показав средний палец, удаляется из офиса довольный и счастливый. В настоящей же жизни он молча кивает, слушая монотонные отчитывания начальника, надевает на лицо дежурную улыбку и старается заставить свой глаз перестать дергаться от ненависти. Минсок ждет своего зимнего отпуска как манны небесной, надеется выключить телефон, послать на хер всех, включая любимого ненавистного Бэкхена, закрыться в квартире с ящиком алкоголя и оплаченным интернетом и, как в старые добрые, отдохнуть наедине с собой. Он работает до самого Нового года, как самый прилежный работник на планете — ладно, может, чуть-чуть хуже, но значения не имеет — выслушивает каждую дотошную придирку Чунмена и грезит о долгожданных выходных. Но, видимо, где-то что-то происходит не так, звезды меняются местами или просто неудачный по гороскопу день, а Минсок необдуманно решает все же зайти к начальнику и попрощаться с ним аж на две сладкие недели. И лучше бы он просто ушел, как делал иногда, когда Чунмен засиживался в кабинете допоздна, лучше бы извинился потом или вообще забил бы на него, но нет, он стоит в кабинете начальника, хватает ртом воздух от негодования и держит в руках приказ о переносе отпуска в связи с важной командировкой. В собственной голове Минсок позволяет себе представить, как он топает ногами и кричит: «Не хочу! Не буду! Отправьте кого-то еще! За что? Почему?», — а на деле не произносит ни звука. Надежда умирает последней, поэтому он старается сделать крайне разочарованное лицо и уже обдумывает, что бы ему такого соврать, чтобы Чунмен поверил и отпустил его. — Мой секретарь уже заказал билеты, вылет завтра днем, — Чунмен на тоскливые глаза работника даже не смотрит, печатая что-то на ноутбуке, и поднимает взгляд на Минсока только когда понимает, что ответ в виде «Да, хорошо, Вас понял» как-то непозволительно задерживается. — Что-то не так? — Не так. У меня отпуск… — в тишине кабинета, наверное, даже слышно, как скрипит мозг Минсока. — Билеты купил в... ммм… Японию. — Ничего, вернем неустойку. Завтра в одиннадцать за тобой заедет машина, — Чунмен возвращается взглядом к монитору, ясно давая понять, что разговор окончен. — Почему я? Проект ведь на Сехуне. — Потому что Вы. И не поспоришь. Минсок поджимает губы, стараясь сдержать свой яростный порыв, но потерять такую работу, пусть и пиздецки задолбавшую его, не хочется совсем, поэтому он кивает и, попрощавшись, комкает бумажный лист. Впервые он позволяет себе чуть больше, хлопая дверью кабинета Чунмена, и кривит лицо. — «Потому что Вы». Мудак. Дома Минсок не может сдержать порыва позвонить Бэкхену, и, расхаживая вперед-назад по своей небольшой комнатке и тоскливо глядя на закупоренную бутылку алкоголя, он выплескивает все свое бурное негодование по поводу испорченного отпуска. — Ты же собирался просто валяться дома? — флегматично тянет друг, громко чавкая яблоком в микрофон. — Это не важно! Он просто издевается надо мной! Он меня ненавидит! — Ерунда, Чунмен очень хороший начальн… — Он дьявол, который заебывает меня постоянно. — Командировка — это отличный шанс: прояви себя, может, он станет относиться к тебе иначе? — Да я же вообще ничего не знаю, понимаешь? Если я допущу ошибку, он будет отчитывать меня всю оставшуюся жизнь. — Не принимай его слова близко к сердцу. Он профессионал на работе, но он тоже обычный человек. — Не удивлюсь, если узнаю, что он спит в своем чертовом костюме, если вообще спит, — может Бэкхен и прав, но Минсока все еще душит негодование, поэтому он продолжает бурчать в трубку, а потом снова тоскливо смотрит на бутылку виски. — Я не знаю, что тебе еще сказать, просто постарайся не накосячить за эту неделю, потом получишь свой отпуск, напьешься в стельку в первый день и будешь играть в свою дурацкую игру. А потом в пятницу приду я, мы напьемся вместе, и ты выскажешь мне все, что ты думаешь, окей? — Заманчиво, — Минсок шмыгает носом и устало вздыхает, — ладно, хорошо. Ненавижу тебя. — Я тебя тоже. Отпишись, когда долетите! Остаток вечера и полночи Минсок проводит за ноутбуком, читая присланные Сехуном материалы по проекту, и ежится от подбадривающего «Удачи!» в письме. Да, удача, несомненно, пригодится, куда без нее-то? С утра он чувствует себя еще более несчастным, чем накануне, прощается с любимой квартиркой и в последний раз вздыхает, вспоминая о неделе удвоенной экспы в игре и о бутылке, все еще мирно стоящей на столе. Последнее, чего ожидает Минсок, садясь в машину, так это увидеть на соседнем сидении Чунмена в неизменном черном костюме и с ноутбуком в руках. Сам Минсок в обычных джинсах и футболке, поэтому чувствует себя оборванцем и зависает, не решаясь до конца усадить задницу, и в итоге так и стоит в полусогнутом состоянии, таращась на начальника. — Ким, у нас не так много времени, садитесь уже. Фраза действует, Минсок полностью залезает в автомобиль и немного жмется, прежде чем пробормотать «Доброе утро» и уткнуться носом в дверное стекло. Он бесцельно следит за мелькающими за окном зданиями, ненавидит свою жизнь еще капельку сильнее и практически физически ощущает тяжесть висящей в машине тишины. — Сехун выслал Вам материалы? — вопрос заставляет вздрогнуть ушедшего в собственные мысли Минсока, и он удивленно поворачивается, неловко кивая Чунмену. — Вы их читали? — Да, всю ночь. — Отлично, нас ждет напряженная неделька. «Каждая неделя с тобой напряженная». Минсок еще раз кивает и снова отворачивается к окну, надеясь, что Чунмен не начнет проводить ему экзамен на проверку подготовки к командировке, потому что он все равно его не сдаст. — Вы злитесь из-за отмены отпуска? — Чунмен захлопывает крышку ноутбука и смотрит на напрягшегося от этого звука Минсока. — Я продлю его до трех недель, если в Пекине все пройдет нормально, только расслабьтесь, Ким, у вас темная аура. «Экстрасенс, блядь. Как тут расслабишься, когда ты прожигаешь во мне дыры своим дотошным взглядом?». — Слегка расстроен. Не более того. — После посадки мы заедем в отель, а оттуда на первую встречу. Вздремните немного, выглядите усталым. Минсок закатывает глаза, прося терпения у Высших Сил, если оные, конечно, существуют, потому что Чунмен произносит это так, словно это отданный на работе приказ, и от этого спать принципиально не хочется. Даже если глаза сами закрываются, даже если придется после этого не спать сутки, даже если чертов Чунмен уволит его, если он сейчас же не закроет глаза. Какого черта он не спросил, летит ли он один или с кем-то? Если бы он знал, что эта неделя должна быть полностью посвящена Чунмену и его дотошности, то психовал бы куда больше и выторговал бы с Бэкхена не только один вечер обливания начальника грязью. Минсока осеняет мысль, что ненавистный друг знал о Чунмене с самого начала и, когда вчера говорил с ним по телефону, просто не сказал об этой крошечной детали. Выудив из кармана джинсов смартфон, Минсок пишет гневное сообщение Бэкхену, где рассказывает, как и чем будет избивать друга по приезду за его молчание. В ответ Бэкхен лишь отвечает улыбочкой и выходит в оффлайн, что выбешивает еще сильнее. — Лучше бы вы не в игрушки игрались, а спали, как я посоветовал, — Чунмен указывает кивком головы на телефон в руках Минсока и вздыхает, — на крайний случай, перечитали бы материалы, раз уж настолько не хочется спать. Без особого энтузиазма Минсок достает распечатанный с утра материал Сехуна и в сотый раз начинает изучать данные. От усталости буквы сливаются в одну темную линию, и Минсок вроде бы хочет прикрыть глаза на пару секунд, но в итоге засыпает, склонив голову над бумагами. Чунмен разглядывает его некоторое время и улыбается, замечая, как Минсок причмокивает во сне. Вопреки мыслям Минсока, Чунмен вовсе не ненавидит своего работника, наоборот скорее, воспитывает в нем такого сотрудника, с которым и в огонь можно будет, и в воду. И в отпуск на двоих, желательно со всеми вытекающими последствиями. Только Минсок, как юла, с вечным шилом в одном месте, поэтому то он висит на Бэкхене из отдела дизайна в обед, то шушукается с Сехуном в курилке, хотя сам не курит, то Чанель заходит за ним, чтобы подвезти домой. И со всеми он такой приветливый и дружелюбный, и хочешь не хочешь, но чтобы Минсок обращал на него свое внимание, Чунмен оставляет за собой позицию строгого начальника. И даже не представляет, насколько верна его стратегия, потому что рот Минсока закрывается очень редко, а открывается, когда в голову приходит очередное ругательство на начальника. Бэкхен почти искренне волнуется, не помешался ли Минсок. Чунмен привстает и, придерживая голову Минсока, чуть наклоняет его, укладывая к стеклу, а после снимает с себя пиджак и укрывает, позволяя себе на некоторое время остаться рядом, наслаждаясь видом спящего Минсока. Только вот Чунмен не знает, насколько чуткий у Минсока сон, и сейчас, притворяясь спящим, тот пытается успокоить собственное колотящееся сердце, надеясь, что никак не выдаст себя, и мысленно практически вопит: «Что, черт возьми, происходит?!». В его рыжей голове никак не укладывается, что суровый, заебистый, злой, дьявольский Чунмен помог ему лечь, даже укрыл своим пиджаком и все еще, судя по всему, находится рядом. Минсок чувствует бедром тепло, исходящее от Чунмена, и слегка сглатывает. Все же поза более чем приемлемая для уставшего тела, и, несмотря на жужжащие в голове мысли, Минсок снова засыпает. Просыпается он уже в аэропорту, когда Чунмен слегка трогает его за плечо. Первым делом Минсок обращает внимание на то, что пиджак уже надет на начальнике так же как и был утром. И даже кажется, что все произошедшее в машине приснилось, не мог ведь Чунмен действительно себя с ним так вести, не мог же, да? Минсок отмахивается от собственных мыслей и тащится за по-обычному безэмоциональным Чунменом в аэропорт. Несколько часов в самолете они вместе разбирают и проговаривают предстоящую встречу, Чунмен собран и серьезен, поэтому Минсок даже немного расслабляется в привычной атмосфере: такой Чунмен заставляет нервничать иначе, и это иначе подходит состоянию Минсока многим больше. Пока они едут к отелю, он впервые смотрит на Чунмена, как на обычного человека. Мысль о том, что много думать вредно, закрадывается в голову Минсока одновременно с осознанием, что начальник-то у него действительно привлекательный. И не то что бы Минсок подслушивал, но женский персонал довольно часто обсуждает внешность Чунмена, только раньше как-то не до разглядываний было, а теперь за всей этой неловкостью кажется, что Минсок много чего не замечал. — Все в порядке? — Чунмен поворачивается к Минсоку, что так пристально рассматривает его, и вскидывает бровь. — Да, простите, я немного задумался. — Ничего, если есть вопросы, я готов на них ответить, — заметив удивленный взгляд Минсока, он пожимает плечами. — Вы смотрите так, словно хотите что-то спросить, но не решаетесь. — Нет, — отчего-то Минсоку становится стыдно, и он спасается от этого чувства единственным способом, отворачиваясь к окну и рассматривая чужой город. В отеле Чунмен дает ему час отдыха, и Минсок почти плавится от наслаждения, стоя под горячими струйками воды. После расслабляющей процедуры усталость оседает где-то в ногах тяжелым грузом, а кровать по-особенному привлекательно соблазняет своей мягкостью. Он уверен на девяносто девять процентов, что не уснет, а чуть-чуть полежать нестерпимо хочется, и отказывать себе в таком маленьком удовольствии он не собирается. Но усталость плюет на все просчитанные проценты, и Минсок сразу проваливается в глубокий сон. Когда он открывает глаза, то понимает, что это просто пиздецкий пиздец. На улице уже полная темнота, а значит, спал он конкретно долго. Минсок вскакивает с кровати и первым делом несется к мобильнику, чтобы увидеть количество пропущенных от начальника и понять, насколько он влип. Руки Минсока трясутся, пока он перерывает джинсы, нащупывая телефон, а после с недоверием смотрит на экран, где высвечивается один сиротливый вызов. Что почему-то пугает еще сильнее. Единственная мысль, которой первые минуты оправдывает сам себя Минсок, это то, что толку от него на этой встрече все равно бы не было. Но выходить из номера страшно, Минсок почти уверен — там за дверью стоит идеальный чопорный Чунмен и он вытрясет из него всю душу за такую выходку. Все же помимо страха есть еще и чувство голода, поэтому Минсок осторожно приоткрывает дверь и выглядывает в коридор. Чунмена там, естественно, нет, поэтому он позволяет себе облегченно выдохнуть. Сначала Минсок думает позорно сбежать из отеля, подальше от Чунмена, но проснувшаяся где-то на задворках чувств совесть начинает неприятно давить, поэтому Минсок застывает у номера начальника и нерешительно стучится. Он слышит, что Чунмен с кем-то приглушенно разговаривает, поэтому замирает на месте и вздрагивает, когда тот все-таки открывает дверь и кивком головы указывает Минсоку пройти в комнату. Минсок уже ненавидит себя за решение прийти первым делом после сна сюда. Чунмен продолжает кому-то сдержанно отвечать и вопросительно смотрит на замершего в дверях Минсока. А Минсок думает, что был чертовски не прав, когда считал, что Чунмен спит в костюме. Потому что сейчас он ходит по номеру в обычных джинсах и рубашке с закатанными по локоть рукавами и выглядит при этом намного моложе, чем обычно. — Ким, сядьте на стул и не стойте над душой, — раздраженно шепчет Чунмен, прикрывая микрофон рукой, и отворачивается, отходя к окну. Минсок кивает в спину начальнику, аккуратно садится на стуле — как примерный ученик, коленки вместе, ладошки на коленях — и ждет своей участи, усиленно придумывая тысячу и одно оправдание собственной халатности. Разговор Чунмена затягивается, и от монотонных «угуканий» в трубку тошнит уже даже Минсока, да и сидеть без дела надоедает, он и так уже осмотрел весь номер от и до, увидел лежащие на столе подписанные на встрече бумаги и даже порадовался, что Чунмен все-таки справился без него. Тяжело вздохнув, Минсок сверлит взглядом спину начальника и мысленно разделывает его собеседника, а еще жалеет, что не пошел сначала перекусить. В итоге рука Минсока тянется к чертовым документам — по крайней мере, хоть узнает, к чему привела первая встреча, — случайно задевает тачпад стоящего на столе ноутбука и удивляется, увидев на экране Чунменовский диалог с чертовым ненавистным Бен Бэкхеном. И внутри что-то, по ощущениям очень похожее на сердце, ухает вниз. Всегда знал, что маленький говнюк не чист. Бэкхен в диалоге пишет с веселенькими смайликами, что его любимый недалекий Минсок никогда ни о чем не догадается, Чунмен с ним соглашается, и Минсока простреливает от того, что начальник ставит в тексте всякие милые смайлики. Сердце Минсока заходится истеричным ритмом, пока он читает чужую переписку прямо при стоящем у окна Чунмене, и если тот повернет голову раньше, чем экран позволит себе погаснуть, то Минсок готов будет вскрыть себе вены от стыда сразу за дверью. Минсоку стыдно от того, что он так жадно вчитывается в чужой текст, но отвести глаза практически невозможно, особенно, когда начальник делится впечатлениями о том, как мило спит Минсок и как ему не хотелось его будить, поэтому Чунмен просто постоял у кровати и ушел на встречу один. Бэкхен — мудак №1 — в ответ присылает смеющийся смайлик, советует Чунмену дерзать и обещает за повышенную премию подтолкнуть Минсока в верном направлении. Совесть почти сразу переключается с проспанной встречи на то, что он прочитал чужую переписку, и Минсок прикрывает глаза, пытаясь ее успокоить, ведь это он жертва творившихся за спиной интриг, но все леденеет сразу, как Чунмен поворачивается и смотрит на него, продолжая что-то говорить собеседнику. Минсок неуверенно кивает в ответ, типа, разговаривайте, сколько хотите, я еще просижу тут хоть час или, по крайней мере, пока предательский экран не погаснет. Когда Чунмен все же вновь отворачивается, в голове Минсока начинают в ускоренном режиме крутиться мозговые шестеренки. Хотя чего там думать, когда все перед тобой и написано прямым текстом? Злополучный экран гаснет, Минсок даже немного расслабляется и зло думает, что Бэкхену повышенной премии не видать как своих ушей, предатель чертов. Мог бы и сказать, что у Чунмена чувства, откуда Минсоку-то об этом знать было?! И даже становится немного стыдно за все сказанные в сторону Чунмена слова, но он надеется, что у Бэкхена хватило мозгов не передавать их адресату. Когда начальник — наконец-то, Господи, боже ты мой! — заканчивает разговаривать, Минсок уже почти расслаблен, держит своего козыря далеко в рукаве и рассматривает нового для себя Чунмена снова. — Ким, Вы меня поражаете, — Чунмен устало трет переносицу, — проспать в первый же день важную встречу — это венец Ваших успехов. — Простите, — и вот хочешь не хочешь, но снова становится стыдно, ведь действительно проспал, и не важно, что его будить не стали из-за каких-то там чувств. — Думаю, будет справедливо не давать вам третью неделю отдыха? «Знает же, куда бить!» — Да, конечно, извините еще раз, — Минсок встает со стула и кланяется, надеясь быстро слинять из номера, в первую очередь куда-нибудь, где есть еда. — Вы голодны? — от вопроса Минсок удивленно смотрит на Чунмена, опасаясь того, что тот умеет читать мысли, но его просто выбивает, когда он видит, что Чунмен улыбается. Нет, Минсок, конечно же, видел улыбку Чунмена, но никогда она не была для самого Минсока, ему обычно как-то больше доставались брюзжания и раздражения. — Вы не ели с самого утра, я же не изверг, чтобы за одну оплошность морить Вас голодом. Раньше в голове Минсока возникла бы мысль на подобии «ты-то не изверг? Да ты дьявол во плоти», но сейчас почему-то Минсок безвольно кивает в ответ и удивляется, когда Чунмен убирает телефон в карман и идет к двери. — Пойдемте, поедим, я не стал ужинать без Вас. Схемы как-то конкретно коротит, мозг превращается в какое-то сопливое желе, и подтекст поведения Чунмена теперь виден настолько отчетливо, что Минсоку даже немного смешно. В него влюбился начальник и для этого он над ним так измывался? Ха-ха. В ресторанчике, куда приводит его в итоге Чунмен, тихо играет ненавязчивая тягучая музыка, позволяя расслабиться, о работе говорить совсем не хочется, поэтому Минсок молча жует принесенный ужин и чувствует на себе чужой взгляд. — Мы попадаем на Праздник Фонарей, Вы же знаете? — лепечет он, чтобы хоть как-то развеять обстановку, и совершенно не ожидает, что Чунмен опять — второй раз за вечер, офигеть — улыбнется ему и кивнет. — Знаю, замечательный праздник, если Вы еще на нем не были, то в тот вечер можете быть свободным, он стоит того, чтобы его посетить. — А Вы? — Минсок не может сдержать в себе желания проверить узнанную информацию. Да и Чунмен теперь не кажется таким уж отъявленным злодеем. — Я бывал уже пару раз. — Ясно, но я не смогу сходить, — наигранно тяжело вздохнув, Минсок жалостливо смотрит на Чунмена, мысленно ехидно хихикая. — Почему? — Плохо ориентируюсь в местности, в трех соснах заблудиться могу. — Ох, — Чунмен делает паузу, видимо, решаясь сделать важный шаг, и снова улыбается, — я могу сходить с Вами, думаю, что один вечер мы сможем себе позволить. — Правда? — голос такой наивный, что Минсок сам поражается своим актерским способностям. — Это было бы замечательно! Спасибо! Оставшееся время они не говорят о работе ни слова, Чунмен рассказывает о том, что бывает на празднике фонарей и о своих впечатлениях. Минсок старается слушать внимательно, но постоянно отвлекается на собственные мысли, которые некстати крутятся вокруг слов Бэкхена о Чунмене. И правда ведь обычный человек, улыбается также, как и все, смеется, рассказывая о том, как и сам однажды заблудился, позволяет себе расстегнуть несколько пуговиц на воротнике, и Минсоку даже кажется, что это и не Чунмен вовсе, скорее, случайный незнакомец. Но это Чунмен, тот самый, который отчитывает его по пять раз в день, тот самый, что черное пятно в любимой работе, тот самый, что, оказывается, испытывает к нему, разгильдяю, симпатию. Когда Чунмен заказывает два американо, Минсок удивляется вдвойне, потому что уж точно уверен в том, что никогда не делился с начальником своими вкусовыми предпочтениями, но тот на недоуменный взгляд лишь пожимает плечами. — Слышал где-то, что Вы предпочитаете американо. Где-то — это, видимо, изо рта Бэкхена, потому что тот о пристрастии Минсока ко всему кофейному знает уж точно не понаслышке. Сначала Минсоку даже хочется съязвить и вывести начальника на чистую воду вопросами, но он бросает идею на корню и просто кивает. Вечер оказывается более чем хорошим, и послевкусие такого общения с Чунменом достаточно приятное. Уже ночью, лежа в кровати, Минсок душит в себе желание излить душу Бэкхену, потому что знает, что тот всегда на его стороне больше, чем кто-либо другой, но все же решает, что сейчас раскрывать карты еще слишком рано. С утра Чунмен, как всегда, в черном костюме, но какой-то вчерашний. Пока они завтракают в кафе недалеко от офиса партнеров, он улыбается так же приветливо, и это ломает Минсоку систему окончательно. Вечером того же дня Минсок не выдерживает и набирает Бэкхена. — Я говорил, что ненавижу тебя? — рычит он сразу, как только друг принимает вызов. — Сотни, нет, уже тысячи раз, — по голосу Бэкхена понятно, что тот улыбается. — Я все ждал, когда же ты мне позвонишь. Раскалывайся, как ты узнал? — Даже не будешь отнекиваться, предатель? — Чтобы ты сам и лично намекнул на совместную прогулку в праздник? Я сразу понял, что дело не чисто, как только Мён поделился со мной этой новостью. — Ты говнюк, Бэкхен. — Уже только я? Как быстро у вас развиваются отношения! — Какие отношения? — Минсоку бы злиться на друга, но как на такого злиться-то? — Ты мог хотя бы намекнуть. — Да весь офис знает, только ты как дурак слепой, ничего не видишь! Знал бы ты, как Сехун хотел в эту командировку, но Чунмен был непреклонен. Так что ты теперь о нем думаешь? Колись давай. — Не знаю, мне просто интересно. — Только ли? Он тебя совсем не привлекает? — Бэкхен гаденько хихикает, когда Минсок в ответ только сопит в трубку. — Ну, он вроде привлекательный, но заводить роман с начальником как-то… — Ого, ты уже думаешь о романе с ним? — Не перевирай мои слова! — А если бы он не был твоим начальником? Если бы вы просто познакомились и тобой бы заинтересовался подобный человек? — Мы разные. — Не попробуешь — не узнаешь. — Как минимум мне было бы приятно, — Минсок молчит несколько секунд и все-таки обреченно выдыхает, — да ты и сам знаешь, что я бы попробовал. — Так попробуй! — Но он мой начальник! — Намекнуть ему, что для очистки твоей совести ему следует тебя уволить? — Ой, все, иди к черту. От тебя толку никакого. — Не правда. Я просто, как и всегда, сказал тебе то, что ты и сам хотел бы сказать себе, но не решался. — Все, я отключаюсь. — Не тупи, Мин. Удачки вам там! Чем больше времени Минсок проводит с Чунменом, тем больше меняет мнение о нем с сумасшедшей скоростью, и через несколько дней Минсок, вопреки ожиданиям, готовится к походу на фестиваль как к свиданию. И нет, не было у них никаких романтических моментов, разве что Минсок вдруг начал стесняться смотреть начальнику в глаза, а тот всё чаще и чаще улыбался, замечая подобную неловкость Минсока, и нет, Минсок не думает, что сегодня они, как парочка школьников, наивно признаются друг другу в каких-то там глупых нелепых чувствах. Когда они встречаются в фойе отеля, Минсок краснеет, как глупая девчушка, потому что Чунмен кажется ему привлекательнее, чем когда-либо, и мысли о том, что тот тоже готовился к прогулке, оседают предательской краской на лице. От красоты Пекина в Праздник Фонарей у Минсока захватывает дух, и он чувствует себя ребенком, когда таскает Чунмена от прилавка к прилавку, пробует традиционные вкусности и не может не заставить второго попробовать их тоже. Чунмен все это уже ел, но вид довольного Минсока, такого счастливого и открытого, не позволяет ему раз за разом отказываться от предложенных сладостей, особенно, когда Минсок кормит его из своих рук. Самому же Чунмену этот вечер напоминает свидание даже больше, чем Минсоку, настолько, что иногда он едва гасит желание взять его за руку, когда тот несется к очередной неизведанной лавке. И теряется, когда в какой-то момент Минсок хватается за его руку сам — так, как бы между прочим — и не отпускает до самого вечера. Когда народ потихоньку уже разбредается по домам и Минсок с Чунменом понимают, что с утра у них одна из важнейших встреч, приходится направиться в сторону отеля, и это расстраивает, и Минсок уже представляет, что с утра все это волшебство пропадет, а точек над «i» так не расставлено. И, пожалуй, не было бы, если бы Чунмен не напомнил о важной китайской традиции и не повел его в сторону словно бы парящих в воздухе ярких фонарей. — На каждом из них есть загадка, — Чунмен снимает с одного из них наклеенную бумажку, — если отгадаешь — верну третью неделю отдыха. — А если не отгадаю? — Минсок даже задерживает дыхание и смотрит так, словно надеется, что Чунмен скажет что-то такое, что заставит сердце стучать еще сильнее. — Хммм… не знаю. Твои предложения? Минсоку хочется оказаться пьяным и ляпнуть что-то про поцелуй, но трезвый мозг такие номера откалывать не хочет, и Минсок морщит нос, задумываясь над тем, как бы в любом случае повернуть ситуацию в свою сторону. — Давай, если отгадаю, то ты ответишь на любой мой вопрос, а если нет, то я отвечу на любой твой? — и когда Чунмен сразу кивает, соглашаясь, то Минсок почти уверен, что спросят они одно и то же. Загадка на записке легкая, Минсок, даже плохо зная китайский, сразу же понимает ответ, но молчит, прикусывая губу и не решаясь произнести вопрос вместе с нужным ответом. — Это чеснок, — все же выдыхает он и видит, как Чунмен слегка расстраивается правильной догадке. — Спрашивай, — уговор есть уговор, поэтому он готов к любому вопросу из тех, что может задать Минсок. — Ты знаешь, что ты мне нравишься? — лепечет Минсок и краснеет, но глаз не отводит, видя, как ошарашено смотрит на него Чунмен. Чунмен, конечно же, понял, что Минсок теперь его не ненавидит, как раньше, но такого не ожидал, поэтому и замер, теряясь в собственных мыслях. — Нет, — ответ, в принципе, честный, и Минсок кивает, а после все же отводит глаза и смотрит на яркие пятна фонарей. — Теперь знаешь. Некоторое время они так и стоят каждый в своих мыслях, и Минсоку уже даже кажется, что он, похоже, зря это сказал, а потом Чунмен напоминает о времени и, снова взяв Минсока за руку, ведет его к отелю. Они идут по дороге молча, и с каждым шагом, не смотря на сцепленные руки, Минсоку хочется вырвать себе язык сильнее, пока Чунмен вдруг не останавливается и не смотрит на Минсока как-то по-особенному серьезно. — Я не знал, — еще раз зачем-то повторяет он, и Минсок снова болванчиком кивает, — но думал, что если ты не отгадаешь, попрошу встречаться. Я был не уверен в том, что ты согласишься, но понадеяться был готов. А теперь, когда момент упущен, не могу придумать, как предложить снова. — А давай я просто скажу, что согласен, и ты меня обнимешь? — Минсок высказывает свои мысли быстрее, чем успевает обдумать, и тонет в чужих объятиях. Наперекор всем ожиданиям, утром, когда за ним заходит улыбающийся от уха до уха Чунмен, Минсок понимает, что волшебство никуда не делось, и только слегка смущается, когда чувствует на своих губах легкий приветственный поцелуй. Остаток командировочных вечеров они позволяют себе гулять по Пекину, держась за руки, целоваться до потери воздуха и узнавать друг друга иначе. Первый послекомандировочный и последний предотпускной рабочий день Минсока начинается с обиженного на весь мир Бэкхена, который недовольно бурчит о том, что построил им счастье буквально с нуля, а ему даже не рассказали ни о чем, а после заявляет, что в кабинете Чунмена Минсока ждет от Бэкхена подарок. — Мне тут Бэкхен рассказал кое-что, — довольно начинает Чунмен, сразу после их утреннего поцелуя-приветствия, — так что ты уволен, Ким Минсок. Теперь ты не будешь встречаться со своим начальником.