Бумага стерпит все

«Меня зовут Малькольм Грейвз. И я вне закона. Хотя, наверное, не самый лучший способ начать…» Грейвз покрутил в руке огрызок карандаша, а потом выдохнул едкий табачный дым, придвинув поближе стакан с виски. На его губах дрогнула улыбка, когда он перечитал первое предложение на небольшом листке бумаги. Буквы выходили корявыми, прыгали так, будто танцевали пьяную джигу. Писать он научился совсем недавно. Пару лет назад было дело, когда он забредал на огонек к одной шлюхе. В прошлом она учила какого-то богатого маменькиного сынка, поэтому ее даже позабавила идея обучить старого стрелка науке письма. Ученик из него вышел не ахти какой, но азы он освоить смог. Правда, с той поры не было случая, чтобы ему это пригодилось. «Друзья. Да, именно друзья. У меня их нет. На полях справедливости есть те, кого я знаю давно. Но все мы приходим туда ради своих целей и мотивов. Не более. Мы прикрываем друг другу спину, убиваем врагов. Но они мне не друзья. С меня уже хватило одного. Друзья они делают тебя мягче теплого масла, чтобы легче было воткнуть нож в спину». Оно стоило того, а, Фэйт? Грейвз в пару глотков осушил мутный стакан, чувствуя, как не слишком хороший виски обжег горло, подавив желание высказать все вслух. Он никогда не простит его. Не потому что Твистед просто так сдал его, а потому что предал доверие. Чертов цыган забрался в душу, как осенний туман, заполз в каждый ее закоулок и стал настоящим наваждением. Даже сейчас, в темном душном кабаке, наполненном дымом и парами алкоголя, в полумраке обшарпанных стен он видел его горящие голубые глаза и едва сдерживал желание схватиться за обрез и выстрелить туда, чтобы этот взгляд наконец-то погас. Между этими кабаками нет разницы. Они все похожи друг на друга. В каждом из них есть такой столик, где в свете тусклой масляной лампы собираются любители поживы, разбойники, шулеры, контрабандисты. Все отбросы общества, что давно были объявлены вне закона. В дождливую погоду это было лучшим местом, где можно было скоротать ночь в тепле и поживиться горстью золотых монет. Грейвз никогда не боялся садиться за игровой стол. В крайнем случае он всегда мог доказать свою правоту обрезом. Тогда ему и попался этот цыган. Кто знает, может, Малкольм в ту ночь действительно выпил больше обычного. Обычно он чувствовал таких пройдох, у которых всегда имеется магический туз в рукаве. И знал, когда следует сказать себе «стоп», забрать выигрыш, уйти из-за стола. Но продолжал сидеть. Глаза в глаза, будто они оба пытались прожечь друг друга насквозь. Грейвз тогда понял, что никогда не встречал никого подобного. Карты, алкоголь и адреналин, который пульсировал в висках, толкая дальше. И секс. Тогда Грейвз ударом плеча открыл двери, не выпуская подвыпившего цыгана из объятий, жадно целуя, даже не удивляясь тому, что его внезапно потянуло на парней, словно губы мастера карт источали яд, который затягивал его в водоворот страсти все сильнее, как в болото, из которого он так и не выбрался до сих пор. И Малкольму тогда было плевать, если бы он ошибся обшарпанной комнатой. В этой таверне они все были одинаковыми: покрытые плесенью стены, полуразвалившаяся мебель, застиранное до дыр белье на скрипучей постели. Ему не нужен был свет, он сквозь шум в ушах слышал, как зазвенели по полу золотые монеты, пуговицы, когда он рванул рубашку на груди Фэйта. Куда-то в угол полетели вещи, их плащи, оружие. Да, черт возьми, все чувство самосохранения улетело куда-то к чертовой бабушке. Все, чего хотелось Грейвзу – это сильнее сжать объятия и не выпускать стонущего Фэйта, который жарким шепотом просил все больше и больше. Забавно, но он тогда и имени его не удосужился спросить. Они просто вцепились друг в друга мертвой хваткой, царапаясь, кусаясь, оставляя на коже отметки. - Я думал обобрать твои карманы до того, как ты проснешься. - Я знаю. Но ты не ушел. Почему? - Потому что ты весьма интересный мудак, единственный на весь Билджвотер. Грейвз вздрогнул, прогоняя остатки непрошеных воспоминаний, разозлился сам на себя, а потом перечеркнул карандашом все, что до этого написал. Друзья, черт возьми. Настоящей дружбы не бывает. Тогда он наивно полагал, что между ним и Твистедом было нечто большее, чем партнерство. Но цыган всегда остается цыганом. Жалким и мерзким ублюдком, которого интересовала только нажива. Рядом с ним он слишком размяк и наивно во что-то поверил. Смешно. Действительно, как можно верить чужому человеку. Стоит только вспомнить родную мать, которая отказалась от него без каких-либо угрызений совести. Тут родная плоть и кровь отреклась от тебя, а кто такой Фэйт? Шулер, который живет одним днем и верит в судьбу, которая бережет его от пули. Малкольм раздраженно выдохнул, схватил бутылку со стола, сделав несколько жадных глотков. Наверное, ему действительно просто надо высказаться, да некому, поэтому он и начал размазывать эти сопли по жалкому клочку бумаги. В этот момент кто-то мягко коснулся его плеча. Грейвз оглянулся, увидел рядом с собой подвыпившую девицу, которая часто бывала в этой таверне. По крайней мере, он ее всегда здесь встречал. Он лишь вопросительно приподнял бровь, слегка улыбнувшись девушке. Та, увидев, что прогонять ее не собираются, сделала плавное движение, усевшись к нему на колени, улыбнулась в ответ и что-то шепнула на ухо. - Почему бы и нет, красавица? – Грейвз отставил бутылку в сторону и, скомкав клочок бумаги, швырнул его куда-то в дальний угол таверны, а потом встал из-за стола и пошел за девушкой. Если уж поговорить не с кем, то почему бы не провести эту ночь в весьма неплохой компании? Малкольм ушел, так и не обернувшись, поэтому не заметил, как тень у дальней стены шевельнулась. Мужчина, посильнее надвинув шляпу на лоб, чтобы она скрыла его лицо, встал из-за стола и поднял с пола скомканный лист бумаги, а потом посмотрел вслед уходящему стрелку. Внутри все похолодело и почему-то неприятно завязалось в болезненный узел. Сейчас Фэйт завидовал этой девушке хотя бы потому, что этот проклятый Грейвз улыбался именно ей своей неизменной улыбкой, которая прожигала насквозь. - Почему бы тебе просто не подойти и не извиниться? – прозвучал у него за спиной почти детский девичий голосок. - Он… - Фэйт запнулся, почувствовав, как слова просто застряли у него в горле. «Он меня не простит». Твистед сотни раз спрашивал себя, стоила ли та игра того, что он поставил на кон? Сила и доверие легли на чаши весов. И в результате в проигрыше остался он сам. Сотни раз цыган думал о том, смог бы он вернуться тогда за Грейвзом, ждал ли его стрелок. Но ведь он тогда ни разу не подумал о том, чтобы вернуться и спасти друга из тюрьмы. Он просто развернулся и ушел. Ощущение какой-то странной боли или тоски пришло уже намного позднее. Почему? Потому что этот беспринципный стрелок въелся в него, впитался вместе со своим фирменным запахом хорошего табака, пороха и кожи. Стал его неотвязной мыслью. Фэйт как гончая шел по этому запаху. О, если бы Малкольм знал, насколько досягаема иногда была его добыча, насколько близко стоял рядом с ним Фэйт, порой касаясь его плаща, чтобы снова уловить этот запах, оставить его в памяти, чтобы снова идти следом. Сколько раз у Грейвза был шанс просто развернуться, чтобы пустить столь желанную пулю между глаз предателя. Он не простит. Фэйт это знал. Это было не просто в характере Малькольма, это было нечто большее, чем желание отомстить. Грейвз был зол на него, ненавидел, и, казалось, все, чего он хотел - это заглянуть в глаза бывшему любовнику перед тем, как тот отдаст богу душу, и просто спросить: «Оно того стоило, Фэйт?». Нет, Грейвз, оно того не стоило. - Он мне не нужен, - собравшись с силами, выдохнув, ответил Фэйт и повернулся, чтобы вернуться за стол. - На самом деле ты говоришь не то, что ты думаешь, - произнесла малышка-йордл. – Мир не такой, как ты думаешь, он не сжимается до размеров одной проблемы. Просто нужно не только найти выход, но и путь. - Ты еще слишком мала, Лулу, чтобы решать проблемы взрослых, - отмахнулся шулер, наконец развернув смятый клочок бумаги, чтобы его прочитать. – Я был рядом с ним не так уж и долго, чтобы понять, какой он человек. Теперь он живет лишь местью. И все, что я получу в ответ, так это заряд его дробовика. - Мала? – фея хитро улыбнулась, но потом, подумав, решила не вдаваться в вопросы возраста. – Раз ты не хочешь извиняться, то, может, мы пойдем? Нас ждут на Полях справедливости. Твистед Фэйт ничего не ответил. Он бросил лист бумаги в засаленную пепельницу. Вслед за ним туда полетела красная карта, вспыхнувшая ярким пламенем, уничтожающая то, что мастер карт не хотел бы знать. Хотя, может быть, Малкольм был и прав. Может, действительно нельзя подпускать к себе людей настолько близко. Привязанности делают всех слабыми, неосторожными, совершающими глупые поступки. Он сам не исключение. Но жизнь показала ему, что не все решают деньги. Иногда возникает чувство, что рядом действительно должен быть кто-то, ради кого и умереть не жалко, если так решит судьба.