Любимчик короля

      — Батори Фелид-сама… это ведь вы? — послышался тихий и несколько испуганный голос откуда-то из-за спины.       Мужчина, шествующий до этого среди нескольких вампиров, облачённый в белые накидки, остановился и, заметив того, кто к нему обращался, поднял руку вверх, заставляя сопровождающих оставаться на месте и не сметь предпринимать каких-либо действий по отношению к человеку. А сам Фелид, широко улыбнувшись, развернулся к тому полностью, склонив голову набок.       Прямо напротив него, нервно перебирая в пальцах подол белой рубахи, стоял маленький мальчишка: лет десять-одиннадцать от силы. С глазами огромными, испуганными и грустными, а волосами торчащими в разные стороны колючим ёжиком. Он переступал с ноги на ногу, беглым взглядом осматривал улицы подземного города и лишь изредка смотрел прямиком в глаза вампира, и то недолго: страх брал своё, и он вновь отводил взор в сторону. Это его поведение изрядно повеселило самого аристократа, однако, решив его более не пугать, тот ответил как можно более дружелюбным тоном:       — Ты не ошибся. Чем-то могу помочь?       — Я слышал, — всё также неуверенно заговорил мальчишка, — что вы можете помочь… за плату.       За спиной аристократа зашептались вампиры, но стоило тому окинуть их строгим взглядом, как все вновь замолкли. Выдохнув, Фелид вновь растянул губы в улыбке, а затем, внимательно глянув на ребёнка, сощурил свои ярко-алые глаза.       — Откуда же ты об этом узнал, малыш? — поинтересовался Батори, заставляя того коротко вздрогнуть. И, чуть помявшись, ему ответили:       — У нас некоторые… говорят об этом. Точнее, пускают слухи, но я подумал, что это, возможно, правда…       — Тебе так нужна моя помощь? — поинтересовался вампир.       Мальчишка вновь помедлил, но затем коротко кивнул, уставившись взглядом в пол. Неуверенный, испуганный, но стремящийся помочь. Таких, как он, в Сангвинэм сотни, но лишь самая малая часть, жалкий процент из них действительно приходят за этой так называемой помощью, а не пускают лишние слухи почём зря. И именно таким моментам, пожалуй, и радовался Фелид: редким, прекрасным, долгожданным. И невозможно было отказаться от соблазна насытиться свежей кровью из самого источника, ведь он так давно этого не делал.       — Я помогу тебе, — ответил тогда ребёнку Батори, протягивая ребёнку руку. И тот, испуганный, загнанный, казалось, в самый угол, уже поднял ладонь, чтобы вложить её в чужую, как между ними появилось препятствие.       Белый просторный плащ, подобный тому, какой носит городская стража, обращённые вампиры, встал перед взором у обоих, заставляя аристократа выпрямиться, а ребёнка отпрянуть на два шага в назад. Появившийся между ними юноша скалил тонкие клыки, сощуренным взглядом ясных голубых глаз внимательно и раздражённо смотрел на стоящего перед ним вампира. Пару мгновений он молчал, но затем, резко развернувшись, так, что несколько прядей вьющихся волос ударило его по щекам, глянул на мальчишку.       — Пошёл отсюда, — сквозь плотно сжатые зубы сказал ему голубоглазый, но заметив, что тот со страху не может и с места сдвинуться, прикрикнул уже более громко: — Живо!       — Ну что ты, Мика-кун, пугаешь скот почём зря, — расхохотался Фелид, глядя вслед убегающему. А потом, переведя взгляд на своего ученика, сделал попытку шагнуть в его сторону, но тут, как по рефлексу, у его горла появилось острое лезвие, опасно блеснувшее в свете от фонарного столба.       Вампиры позади звякнули оружием, готовые в любой момент встать против нарушителя, но Фелид лишь вновь поднял руку вверх, приказывая им остановиться.       — Что такое, Мика-кун? — задал очередной вопрос Батори.       — Ты… — заговорил тогда Микаэль, тихо, буквально себе под нос. Но затем, резко подняв голову, уставился на седьмого основателя ненавистным взглядом, полным злобы и раздражения. Впрочем, иными глазами в сторону этого вампира он никогда не смотрел. — Хватит играть простыми людьми! Они всего лишь дети! Прекращай свои игрища, иначе я снесу твою башку, чтобы ты больше не пил их кровь.       — Какие угрозы! — Фелид расхохотался в голос, но, взяв лезвие ладонью, так, что на ней образовалась неглубокая, но кровоточащая рана, кровь из которой полилась вниз, по острию, он отвёл оружие чуть в сторону и, наклонившись, внимательно и несколько усмешливо глянул на своего ученика. — Почему ты так против этого? Ты ведь такой же, Мика-кун. Как эти дети.       Микаэль вздрогнул всем телом, а во взгляде его на мгновение промелькнуло удивление. Но она быстро затерялась в шквале раздражения, накатившей на него новой волной, и вампир, отстранив от своего недоброжелателя оружие, убрал то в ножны. Батори, выпрямившись, смотрел на него с торжеством, с победой, и подростку так хотелось ударить по этой счастливой роже, что невольно сжал ладони в кулаки, дабы хоть как-то удержать себя от этого желания. А ещё лучшим вариантом было просто развернуться и уйти, вот так просто, не говоря более и слова. Он донёс до своего учителя то, что хотел, так что ему ещё от него надо? Ничего! Совсем ничего!       За спиной вновь зашептались вампиры, откровенно смеясь над своим соратником. Но из всех этих смешков явным фаворитом был именно голос Батори: впивающийся в самую голову, с каждым мгновением становящийся только громче и тем самым раздражающий слух молодого вампира. И тогда, отойдя на пару шагов в сторону, Микаэль вновь услышал его голос: всё такой же веселый и озорной, издевающийся и пытающийся поддеть.       — Я зайду к тебе чуть позже, хорошо, Мика-кун?       — Даже не думай об этом! — обернувшись в его сторону, огрызнулся Хакуя, но, заметив улыбку, растянувшуюся на губах аристократа, лишь недовольно цыкнул, развернулся и продолжил свой путь по каменистой и несколько влажной дороге.       Ещё некоторое время он шёл не сбавляя шага. В голове вертелись всевозможные мысли, путаясь друг с другом, превращаясь в спутанный клубок, а чувства, бушевавшие в груди, разгорались лишь ещё сильнее. Всё это его раздражало. Улыбка, смех, поведение. Само существование Фелида выводило Микаэля из себя. Заносчивый и высокомерный тип, не подчиняющийся правилам и думающий, что ему всё дозволено: в том числе, нарушение законов. Ха! Да он лишь посмешище, шут, веселящий Королеву! Так хотелось думать Микаэлю, только вот он знал, что терпят этого аристократа не из-за его происхождения. Он и вправду очень силён. К сожалению, то было его единственное положительное качество.       Мимо проходили люди. Скот, как выражались здешние вампиры. В белых одеяниях, грязные и неухоженные, стремящиеся как можно скорее вернуться в свои маленькие потрёпанные лачужки, дабы не попасться какому-нибудь ненасытному патрульному. Они смотрели на Микаэля со страхом и опаской, огибали стороной и старались отойти от него как можно дальше и быстрее. Конечно, они не знали, что пару лет назад этот молодой вампир был таким же, как и они… да и зачем кому-то это знать? Ведь теперь он более не человек. «Спасённый» самой Королевой, воспитанный её верным шутом. Жалкий кровосос, ненавидящий и людей, и вампиров, ведь в обоих мирах ему более нет места. В обоих мирах он — лишь жалкое бельмо на глазу. Не такой, как все. И за это нелюбимый. «А разве это должно меня заботить?» — пронеслась мысль в голове юноши, и он даже остановился. Поднял голову вверх, натыкаясь взглядом на многоэтажное здание, в котором живут обращённые вампиры-солдаты. Сам не заметил, как ноги привели его «домой».       За спиной противно скрипнула дверь, закрываясь с громким хлопком, когда Хакуя вошёл в длинный и просторный коридор здания. Шум, стоящий здесь до этого, внезапно утих, и несколько пар красных глаз тотчас уставились на вошедшего. Никто ничего не говорил: да и нечего было, и Микаэль, игнорируя каждого своего сожителя, лишь шёл уверенным и широким шагом вперёд, не глядя по сторонам и не слушая тихое перешёптывание каких-то сплетников. И тогда, ступая на лестницу, он заметил, что сбоку от него кто-то появился: резво, в одно мгновение ровняясь. То был низкорослый вампир, которого зачастую посылают в отряде вместе с самим Микой. Лакус, кажется.       — Эй-эй, Хакуя, — заговорил тогда Уэльд, прищурив свои огромные алые глаза. — Говорят, ты сегодня меч к горлу седьмого приставил. Что, опять чего-то не поделили, а? Неужто бедному Микаэлю не разрешили стать полноценным вампиром?       — Пошёл к чёрту, Лакус! — огрызнулся голубоглазый, оскалившись. Тот более ничего не сказал и выставил перед собой ладони, и, напоследок глянув на его широкую улыбку, Микаэль двинулся дальше, вверх по лестнице.       Голоса за спиной стали громче: юноша даже услышал, как Рене, ходящий за Лакусом, как прицепленный, говорил ему что-то о переборе. На это низкорослый лишь заливался смехом и отвечал: «Всё нормально! Он уже даже привык!». Привык? Возможно, то была правда. Ведь каждый считал своим долгом указать на все так называемые недочёты Мики. Одни кричали «вампир!», другие «неполноценный!». И попробуй понять, как сделать так, чтобы исход устраивал всех и каждого.       Поднявшись в комнату, Микаэль закрыл за собой дверь и тут же погрузился во мрак: окон здесь не было, а настольная лампа, единственный источник света, стояла выключенной на письменном столе. Подойдя к нему, вампир зажёг светильник, погружая свои покои в полумрак, отдающий тускло-жёлтым светом, а затем, осмотревшись, спокойно выдохнул. Впервые за весь день, — долгий, отчего-то не кончающийся, — он смог, наконец, успокоиться.       Кровать, стоявшая в углу комнаты, как обычно, не заправлена. На небольшую тумбочку навалены книги. Ими же завален стол и стул, стоящий сбоку, в то время как сам книжный шкаф был наполовину пуст. На небольшом и потрёпанном кресле, с некогда мягкой обивкой, лежала какая-то одежда: запасная форма и что-то из того, что мог позволить себе надеть подросток в свободное время. На полу — тёмный ковёр, застилающий всю площадь, а стены являлись лишь голым камнем, холодным и нередко сырым от повышенной влажности. Ставшая за несколько лет такой родной, эта комната была, пожалуй, единственной радостью молодого вампира.       Сбросив тяжелый плащ всё на то же кресло, Микаэль стянул с себя сапоги, составляя их в угол комнаты, а затем прошёл в соседнюю дверь. Включил там свет, погружая помещение с небольшой душевой, раковиной и санузлом в белые, несколько яркие и режущие взор после мрака тона. Горячий душ был отличным завершением дня, как тогда показалось Хакуе.       Скинув грязную после дневного патруля одежду в корзину, юноша вошёл в кабинку, закрывая за собой стеклянную дверь с неровной и мутной поверхностью, а затем, крутанув несколько кранов, поставил голову под струи воды. Ещё не мертвец, но уже не живой: кожа его не была холодна, как у иных вампиров, поэтому тепло он чувствовал ровно так же, как и все простые люди. Понимание и ощущение этого невольно вызвали улыбку на губах юного вампира, и он уже было расслабился, отдаваясь спокойствия и умиротворению, как мысли, воспоминания за последнее время навалились на его плечи, заставляя скривиться от злости и отвращения.       Он злился. Но на кого? На своего учителя? Заносчивого аристократа, пытавшегося заманить в свою цепкую хватку невинных детей? Нет, думал тогда Микаэль, злость его была далеко не по отношению к этому несносному вампиру. В тот момент, сегодня, на площади, злость сковала его не из-за взгляда на Фелида: злил его, на удивление, именно ребёнок, который и пытался эту помощь у того выпросить.       Упершись руками в холодную плитку, он стоял с опущенной головой. Горячие струи воды стекали по волосам и спине вниз, с громкими хлопками ударяясь о белый кафель. Шум воды заполнил собой всю комнату, но он не мог заполнить голову светловолосого юноши, мысли в которой мельтешили со страшной силой, ударяясь друг с другом и разносясь по ней эхом, раз за разом, уже чуть ли не до тошноты, но он лишь крепко сжимал зубы, оскалив свои тонкие белоснежные клыки.       Ты ведь такой же, Мика-кун.       Микаэль что есть сил ударил кулаком о стену, а потом, сгибаясь пополам, закусил от досады губу. Его раздражала эта ситуация, раздражала его реакция, раздражали мысли и звук льющейся воды. Выпрямившись, он закрыл краны, а затем несколько резко открыл дверцу, отчего та мелко затряслась, и ступил на холодный кафель. В зеркале, что висело перед ним, Мика увидел своё отражение: потрёпанное, злое, недовольное. Глаза сощурены, а искусанные губы искривлены в отвращении, и, глянув на всё это, юноша опустил полотенце с волос ниже, зарываясь в сырой ткани лицом, стараясь унять пылающие щёки.       Всё неправильно. В его жизни, в этом мире. В чёртовом Сангвинэм, населённом вампирами: теми, кого он так жутко ненавидел. Порядки, которыми они здесь живут, сами жители подземного города — всё это было просто невыносимым, однако Микаэль понимал, что выбора у него, как такового, не было. Это его единственный дом, единственное место, где его могут принять таким, какой он есть теперь, и единственное место, где…       Накинув на голые плечи уже изрядно промокшее полотенце, Хакуя вышел из ванной и, выключая в маленькой комнатке свет, тут же погрузился в полумрак собственной комнаты. Микаэль не любил свет. Точнее, перестал его любить после того, как провёл здесь последние четыре года. Для места, спрятанного под землёй, здесь было слишком светло, слишком ярко и будто бы даже солнечно, именно поэтому, возвращаясь по вечерам в свою спальню, юноша оставлял гореть лишь небольшую настольную лампу. Вот и сейчас она светила тусклым желтым цветом, освещая лишь поверхность тёмного письменного стола, закиданного книгами и разным мелким хламом.       Он сел за этот стол. Отодвинул деревянный стул, неприятно скрипнувший при этом, а затем уселся поудобнее и пододвинул к себе книгу. Подрегулировал светильник, чтобы тот освещал страницы, а затем открыл переплёт. Книга старая, в тёмной жесткой обложке. Странички пожелтели со временем и изрядно истёрлись: Микаэль часто читал именно эту книгу. Раз за разом, пытаясь найти в ней ответы на все свои вопросы, почти каждый из которых относился ни к кому иному, как к вампиру. Возможно ли их убить? К чему они уязвимы? Почему не боятся света и чёртовых осиновых колов? Почему они так сильны и по-настоящему неуязвимы? Только и делай, что руби каждого пополам! Это если ещё повезёт, конечно.       Микаэль часто читал именно эту книгу, зная её текст почти что наизусть, но сейчас, глядя на страницы и строчки букв, он не понимал их смысла. В голове творилось черти что: сосредоточиться было просто невозможно, именно поэтому, отодвинув от себя книгу, юноша откинулся на спинку стула, поднимая голову вверх и глядя на такой же каменный, как и стены, потолок. С большой пыльной люстрой, не используемой самим хозяином покоев, несколькими трещинами: благо, жил он на самом верхнем этаже и страшиться обваленной крыши ему не стоит почём зря. Усталость свалилась на плечи молодого вампира, и он бы с радость сейчас закрыл глаза, погружаясь в мир снов: такой долгожданный и нужный сейчас, чтобы забыть все невзгоды, переживания и…       — Если будешь спать вот так, сидя на стуле, то потом будет болеть спина.       Распахнув глаза, Микаэль дёрнулся, чуть было не свалившись на пол. Над его лицом, расплываясь в милой улыбке, склонился Фелид. Когда он успел пробраться в комнату? Какого вообще чёрта он тут делает?! И тогда Мика вспомнил, что аристократ «пообещал» заглянуть сегодня сюда. А если уж он сказал, что придёт, то кричи-не кричи на него — явится, как миленький. Вот и сейчас, стоя позади стула, он улыбался весело и задорно. Щуря глаза и явно радуясь тому, что его ученик не только злился: ещё и испугался!       — Если ты, конечно, не свалишься до того, как проснуться, — внезапно закончил свою реплику Фелид, не заботясь, что данное совсем не к месту.       — Какого чёрта ты тут делаешь? — сев на стуле полубоком и не сводя пристального взгляда с наставника, поинтересовался Хакуя. Тот, помедлив, пожал плечами.       — Я ведь говорил, что зайду. И ещё я принёс для тебя кое-что.       Убрав руки из-за спины, он протянул одну вперёд, и тогда Мика увидел, что тот прятал от него небольшую, даже не потрепанную, а будто бы совсем новую книгу. С пожелтевшими от времени страницами, но с крепким и не треснутым переплётом, жесткой обложкой и яркой картинкой на ней. Надпись кричала о том, что то была «Энциклопедия Вампиров», и тут у юноши загорелись глаза. Как же он давно хотел себе эту книгу! Именно её, ведь она, как считалось, таит в себе ту самую тайну, которую так мечтал узнать молодой вампир! И он уже было потянулся за ней, но остановился на полпути, одёргивая себя и с подозрением глядя на своего учителя. Тот расхохотался и протянул принесённое дальше, буквально вкладывая книгу в руки Микаэля.       — Не бойся, это безвозмездный подарок, — ответил тогда Батори на немой вопрос и подозрения.       Хакуя не сводил пристального взгляда с аристократа, но более не был так напряжён. И, прижав новинку к своей груди обеими руками, словно как какое-то сокровище для ребёнка, он продолжал выжидающе смотреть на незваного гостя. А затем, сдержав в себе раздражение, когда тот тихо над ним посмеялся, спросил:       — Это всё или ещё что-то?       — Ну что ты, Мика-кун! — Фелид вскинул руками, а затем, пройдя чуть дальше, уселся на кровати, находившуюся в двух шагах от того места, где сидел сам Микаэль. Перекинув одну ногу через другую, седьмой основатель положил на них сложенные руки и, склонив голову набок, так, что серьги в его ушах тихо зазвенели, продолжил: — Давай поговорим с тобой! Ведь когда-то сидя вот так же, ты охотно вёл со мной разговор.       — То была вынужденная мера выживания и запудривания твоего мозга, сейчас я в этом не заинтересован, — сказал, как отрезал, юноша, отворачиваясь к столу и кладя перед собой книгу. Он открыл переплёт, вдыхая запах старых страниц и пыли, и невольно улыбнулся: так, чтобы этого не заметил аристократ.       Какое-то время в комнате стояла тишина. Микаэль с жадностью, несвойственной его натуре, погрузился в чтение новой книги, совершенно забывая о том, где находится: его разум унесся далеко отсюда, и голос рассказчика доносился так близко, словно тот сидел рядом с ним. Фелид же подпёр щёку рукой и смотрел на своего ученика: пристально, внимательно, усмешливо, не забывая время от времени посмеиваться, улавливая в голубых глазах дикий детский восторг. И тот, казалось бы, даже забыл, что находится в комнате не один, и что вроде как этого негодяя ещё минутой ранее он хотел прогнать ко всем чертям…       — Так или иначе, я выполнил просьбу того ребёнка, — внезапно подал голос Батори, заставляя Микаэля коротко вздрогнуть. Подняв на того строгий взгляд, молодой вампир скривился не то от злости, не то от отвращения, а затем, сквозь плотно сжатые зубы, спросил:       — Так значит, ты пил его кровь?       — Нет, — наигранно удивившись, ответил аристократ. Мика удивлённо распахнул глаза, заставляя своего наставника громко рассмеяться. — Нет, Мика-кун. Ты ведь из-за этого так взъелся? Не хотел, чтобы я делал с ним то же, что делал с тобой?       — Я не… не это им…       — Знаешь, ты так на него прикрикнул! Я думал, что не смогу с ним даже поговорить, — перебил его Батори, выпрямляя спину и разводя руками в стороны. — Его «семья» так отчаянно не хотела меня пропускать, но потом, выловив его, я смог договориться. Точнее, я дал ему то, ради чего он пришёл ко мне: просто так, условившись, что это единственный раз, и никто об этом не узнает.       — Ты лжёшь, — вновь нахмурившись, сказал Микаэль.       — Не лгу. Хочешь, иди и спроси у него лично.       Подросток ещё хотел было что-то сказать, однако, раскрыв рот, внезапно его захлопнул и вновь отвернулся к книге, утыкаясь в неё взглядом, но уже не читая текста, написанного на страницах. В нём бились два противоречивых чувства. С одной стороны, он не переставал злиться. Отчего? Понять бы самому. А с другой стороны ему было и стыдно, и неловко одновременно. Да, он накричал. Да, он испугал, юноша это понимал, но… с чего бы это Фелиду идти у него на поводу? С чего бы слушать его угрозы, которые, по сути, ничего из себя не представляют? Сможет ли он при сильном желании снести голову тому с плеч? Никогда в жизни! Сил на это у него не хватит, стань он хоть двадцать раз полноценным вампиром! Тогда почему? Если на мгновение предположить, что его слова не ложь?       Когда его плеч коснулось что-то холодное, Микаэль невольно вздрогнул. Покосившись в сторону, он понял: Фелида на своём месте нет, а это значит, что за спиной стоит именно он. Аристократ провёл большими пальцами по шее, как бы массируя её, а затем пролез другими чуть дальше, заползая ладонями под полотенце и, цепляясь за плечи, наклоняясь вперёд так, что теперь Хакуя чувствовал его холодное дыхание у собственного уха. Длинные пряди волос щекотали кожу, камень серьги холодил кончик ушной раковины, и Мика невольно сглотнул, но не поднял голову.       — Это ведь не первый раз, когда ты отгоняешь бедных и невинных детей от меня, — с улыбкой проговорил Фелид. — Мика-кун, ты что, ревнуешь?       — Следи за словами, грёбанный аристократ!       Микаэль внезапно вспыхнул, выпрямляясь и разворачиваясь. Смущение отдавало покалываниями злости и лёгким головокружением, он хотел было высказать мерзопакостному вампиру всё в лицо: что думает о нём, его словах, действиях, но Батори, отпрянувший до этого, вновь наклонился вперёд, располагая руки на краях стола по обе стороны от своего ученика, который, вжавшись в тот, невольно сощурился от того, что неровные края врезались ему в кожу спины. Лицо его наставника, опершегося одним коленом о мягкую обивку стула, находилось до неприличия близко, заставляя сердце молодого вампира забиться быстро и дико, словно оно вот-вот выпрыгнет из груди.       Ему казалось, что седьмой основатель лишь вновь издевается. Что он сейчас, расхохотавшись, начнёт заливать свою песнь о том, какой же «Мика-кун наивный». Только вот вампир не отстранялся, не смеялся, а смотрел в глаза своему ученику, будто бы пытаясь того загипнотизировать. От этого взгляда Микаэлю становилось не по себе, хотелось отвернуться, закрыть глаза, но он не мог двинуться: даже тогда, когда Фелид, опускаясь ниже, накрыл его губы своими, заставляя всё тело подростка пробиться мелкой дрожью под самой кожей и невольно вцепиться пальцами в ткань белой рубахи на его плечах. Однако он лишь цеплялся: не отталкивал, не противился, а поддался странному чувству, от которого гудело в голове и становилось легко в груди.       Фелид целовал легко и не напористо, проводя по губам ученика языком, поддевая их своими клыками, отчего нередко обветренные ранки, почти зажившие, начинали вновь кровоточить. Вампир слизывал выступающие капли, вспоминая приторно-сладкий вкус из далекого прошлого и от этого улыбаясь самому себе, а потом, разводя искусанные губы, он прошёлся кончиком языка по ровному ряду зубов, внезапно открывшемуся, пропускающему дальше. И Батори, принимая данное приглашение, отнимает одну руку от стола, придерживая ею Микаэля за голову и углубляя поцелуй. Неумелые попытки его ученика ответить лишь раззадоривали, заставляя целовать более жадно и жарко, перебирая пальцами в волосах, а второй рукой сжимая худую талию молодого вампира, отчего тот, выгибая спину, тихо постанывал в губы чистокровного.       Когда они, отстранившись, посмотрели друг другу в глаза, Микаэль невольно смутился. Щёки его запылали настолько жарко, что, казалось, их обдало огнём, а вот Фелид, напротив, лишь вновь растянул губы в улыбке. Но не весёлой и задорной: странной, несколько хищной, так, что у юноши по спине прошлись мурашки. Это чувство не касалось его уже много лет: с тех самых пор, как он стал не-человеком, и теперь они, нахлынув, точно призрачное воспоминания, заставляли подростка чуть ли не елозить на месте, чтобы ненароком не вскочить и не убежать куда-нибудь далеко, спрятавшись в самом тёмном углу всего подземного города.       — Неужели ты думал, что я позволил бы себе делать это с другими? — спросил Фелид, перебирая пальцами, спрятанными под тканью перчаток, по талии, щекоча тем самым чувствительную кожу.       — Я никогда о таком не думал, — ответил ему Микаэль, закрыв один глаз и попытавшись отстраниться от чужой руки.       — Ты лжёшь, — повторил его фразу аристократ, заливаясь тихим смехом. А потом, заведя прядь высохших и завившихся волос подростку за ухо, вампир продолжил, голосом обиженным и несколько придирчивым: — Ты знаешь, как долго мне приходилось отказываться от удовольствия насытиться свежей кровью, прямо из источника? Для нас, вампиров, четыре года — ничто, но знаешь… всему есть предел. Так не хочешь ли ты возместить это? Так сказать, вручить подарок за мою выдержку. Ведь за сделку нужно платить равной ей ценой, не так ли?       Микаэль опустил голову и сильнее стиснул в руках ткань рубашки. Сжав губы, он невольно провёл по ним языком, вспоминая о недавнем поцелуе, и, не поднимая головы, коротко кивнул, краснея ещё сильнее. Сердце, казалось, билось прямо в висках, ему было стыдно, неловко, но жар от нетерпения, забытых давно чувствах и ощущениях разгорался в груди ярким пламенем, заставляющем идти на поводу у капризного и эгоистичного аристократа. И тот, поднявшись, подал Микаэлю руку: как когда-то давно, в забытом детстве. И как четыре года назад он вложил свою ладонь в его, поднимаясь на ватных ногах и стараясь держаться ровно.       Когда Фелид, сев на неширокую кровать, прижался спиной к стенке, Хакуя на какое-то мгновение замялся. Словно в первый раз, не зная, что делать и как себя вести. И лишь после приглашения он, сжав руки в кулаки, шагнул в сторону собственной кровати, опираясь на неё коленями, а затем, поворачиваясь к аристократу спиной, усаживаясь у того между ног. Поджав под себя одну ногу, подросток нервно сжал ткань на мешковатых серых брюках, пытаясь успокоиться, но его тело всё равно пробила дрожь, когда спины коснулись пальцы: холодные, без перчаток, с острыми длинными ногтями. Батори провёл ими вдоль позвоночника вверх, стягивая всё ещё влажное полотенце с плеч и сбрасывая его на пол.       — Как жаль, что кожа твоя с годами стала только грубее, — грустно выдохнул Фелид, проводя пальцами по ключице.       — Ты можешь не комментировать? — сквозь плотно сжатые зубы поинтересовался Микаэль, стараясь сидеть на месте ровно, а не дёргаться от каждого прикосновения холодных рук к разгорячённой коже.       Седьмой основатель тихо рассмеялся, а потом, обвив талию молодого вампира рукой, придвинул того к себе ближе и положил подбородок на бледное плечо, чувствуя, как тот весь напрягся и сжался, цепляясь за его руку своими пальцами.       — Как скажешь, — буквально выдохнул своему ученику в ухо аристократ, заставляя Мика проклинать того всеми известными ему ругательствами.       Дыхание Батори было ледяным, а язык, которым он проводил вдоль шеи, напротив, необычайно горячим. Обвив одной рукой талию, вторую вампир протиснул между правой рукой и телом подростка, цепляясь пальцами за плечо, тем самым прижимая его к себе плотнее. Сам Микаэль, не переставая хвататься пальцами за рукав рубашки, отвернулся в сторону, открывая тем самым левую сторону шеи и утыкаясь носом в собственное плечо, и, тем самым, в ладонь самого Фелида. И тот, дождавшись, пока Хакуя немного успокоится, раскрыл рот и, зацепившись за кожу клыками, легко проткнул её.       В этот момент шея юноши онемела, а тело обдало и жаром, и холодом одновременно. Он стиснул зубы и тихо застонал, выпрямляя ноги и стараясь унять головокружение, из-за которого картинка перед глазами стала терять чёткость. Его мутило, но вместе с этим под кожей приятно щекотало, разнося это чувство с ног до головы. Забытое давно чувство, приходящее к нему, разве что, в редких снах, заставило Микаэля погрузиться в странную эйфорию из слабости и лёгкого возбуждения: такую долгожданную, он уже и не надеялся вновь испытать это. Но раньше… разве раньше всё не было по-другому?       Стоило Фелиду разжать челюсть и отстраниться, как кровь, ушедшая из тела Микаэля, тут же заменила новая, начиная бегать по венам, заполняя их собой. Онемение прошло, а на его место пришла усталость, и юноша первые несколько секунд не мог ничего, кроме как облокотиться на аристократа, прикрыв глаза и, по привычке, пытаясь восстановить дыхание. Пока тот приходил в себя, Батори слизал остатки крови, выступившие из двух маленьких точек, а затем блаженно выдохнул, всё также утыкаясь подбородком в плечо молодого вампира.       — Привкус Королевы не до конца выветрился, но даже он не испортил твоей прекрасной крови. Ах, как же я скучал по этому, — заговорил тогда Фелид, водя кончиками ногтей по бледной груди ученика.       Микаэль не ответил ему: наверное, просто не мог. В горле пересохло, страшно хотелось пить: к великому счастью, не крови. Чуть приподнявшись, юноша отстранился от объятий чистокровного, и тот уже было подумал, что Мика встанет и уйдёт, но он, к великому удивлению, никуда не направился. Развернувшись лицом к своему наставнику, он ухватил того за ворот белой рубашки, а затем, пошатываясь от слабости, ещё не до конца покинувшей его тело, заглянул ему в глаза. Бледные щёки вновь покраснели, а в затуманенном взгляде нельзя было понять, что тем движет. Однако следующее его действие сказало само за себя.       Наклонившись, Микаэль поцеловал Фелида. Неумело, неуклюже, но стараясь изо всех сил; пытаясь подражать тому, кто научил его многому ещё до этого дня. Батори поначалу растерялся, но быстро взял инициативу на себя, притягивая юношу к себе за талию и углубляя поцелуй, более страстный и жадный, чем предыдущий. От него тело молодого вампира коротко вздрагивало, из груди вырывались тихие, еле различимые стоны, а желание, засевшее где-то в груди, разносилось по всему телу, заставляя руки и ноги задрожать.       — Кажется, кто-то тут более ненасытен, — разорвав поцелуй, засмеялся Фелид, за что получил строгий взгляд от молодого вампира.       — Лучше заткнись, — сказал ему Микаэль, а затем, почувствовав, как холодная рука коснулась его бедра под тканью, крепко стиснул зубы и опустил голову, стараясь скрыть смущение за густой чёлкой.       Коротко поцеловав юношу в губы, Батори, опустившись к шее, провёл по той языком, заставляя покраснения от недавнего укуса запульсировать мелкой болью. Руки медленно стягивали серые штаны вместе с бельём, опаляя горячую кожу холодом, а зубы оставляли мелкие следы из красных точек и мелких синяков вдоль всей шеи. С неё чистокровный перешёл на ключицу, затем на грудь, очерчивая мокрую дорожку вокруг затвердевшего от возбуждения соска. Мика, прикусив собственную ладонь, пытался сдерживать стоны, но сам толком не предпринимал никаких действий: словно маленький ребёнок, он стоял, скованный собственными чувствами, не в силах лишний раз двинуться. Да и аристократ не был против этого: напившись крови, он, полный сил, был только рад доставить удовольствие своему любимому ученику.       Слегка прикусив чувствительную кожу на груди, Фелид услышал от Хакуи уже более громкий и протяжный стон. А когда рука чистокровного легла на возбуждённую плоть, тот вовсе замер и, подавившись воздухом, носом уткнулся мужчине в шею, раскрывая рот и дыша через него тяжело и прерывисто. Мика попытался что-то сказать, возможно, даже попросить прекратить, но вампир, расплывшись в улыбке, сжал головку в своей ладони и резко двинулся всей рукой вниз, вызывая тем самым очередной стон.       Каждое движение накатывало на тело юного вампира жаром, заставляющим его стонать всё громче и чаще, наплевав на то, как пошло звучат эти звуки со стороны. И сиплое дыхание, всхлипы, разносящиеся над ухом, распыляли аристократа, заставляя его двигать рукой быстрее, и вскоре Микаэль кончил, изливаясь в кулак Фелида и пачкая кончик рукава белой рубашки. Глянув на пятно, Батори обречённо выдохнул, заругав самого себя, что не позаботился о сохранении одежды раньше, поэтому только сейчас, расстегнув пуговицы и застёжки, он стянул с себя рубашку, отбрасывая куда-то в сторону стула и, возможно, даже немного промахиваясь: заметить он это не успел, так как взгляд его приковался к покрасневшим, заплаканным глазам ярко-голубого цвета, смотрящих на него из-под длинных светлых ресниц.       Позиции их резко поменялись: теперь Микаэль, глядя на Фелида снизу-верх, головой лежал на подушках, а сам аристократ, нависнув над ним, устроился у того между ног. Хакуя вновь стало стыдно, захотелось сжаться и прикрыться, но поцелуй, которым наградил его наставник, заставил на несколько жалких мгновений забыться. Батори, не отрываясь от губ, провёл рукой по груди и выступающим рёбрам, по впалому животу, переходя на бока, чуть щекоча их своим прикосновениям, а затем, обведя пальцами линию бёдер и, пройдя по внутренней стороне, сжал его в своей руке. Микаэль завозился на месте, цепляясь пальцами за скомканное одеяло, и развёл колени шире, переставая сжимать ногами талию седьмого.       — Ты такой испорченный, Мика-кун. — Батори коротко хохотнул, заставляя ученика закрыть пылающее от стыда лицо руками, но, отодвинув те, вампир заглянул ему в глаза и уже более нормально, без издёвки, добавил: — Но мне это нравится.       Размазав выступающую из головки члена сперму по своим пальцам, Фелид приставил их к заднему проходу, заставляя Мика вздрогнуть от холода. Нетерпение и возбуждение трепетали у него в груди, закрывая собой все иные чувства, и поэтому, когда в него вошёл один палец, он невольно насадился на него, зажмурившись от странных, но пока что не болезненных ощущений. Из горла вырвался тяжелый вздох, когда, почти тут же, вслед за первым пальцем вошёл второй, и тогда, разводя их в сторону, юноша почувствовал первые покалывания боли. Но и она, спустя долгое время ожидания и выдержки, казалась лишь далёким отголоском, скрываемым за накрывающим его удовольствием.       Двигая пальцами внутри, седьмой основатель оставлял дорожку из багровеющих засосов на бледной шее молодого вампира. Свободная рука гуляла по телу, щекоча своими прикосновениями, и Микаэль готов был поклясться: если это так продолжится, он непременно кончит, поэтому, подняв руки вверх, он обвил ими шею Батори, прижимаясь к тому всем телом и утыкаясь носом в шею, зарываясь в спутавшихся длинных волосах, вдыхая их запах и запах самого аристократа, а потом легко прикусил кожу у того на плече, не в силах что-то сказать. Но, пожалуй, этот жест мужчина понял достаточно хорошо.       Вынув пальцы, аристократ потянулся к пряжке ремня и расстегнул её одним лёгким движением, а затем, спустив брюки до колен, хватил Микаэля одной рукой за талию, а второй за бедро, приподнимая худое тело выше, прося тем самым обхватить себя ногами. Сделав так, Хакуя зарылся лицом сильнее, но Фелид, чуть встряхнув его за плечо, тихо прошептал в самое ухо:       — Я хочу видеть твоё лицо, Мика-кун.       Покраснев, юноша не сразу среагировал, но, разжав объятья, чуть отстранился. Уложив того обратно на подушку, Батори вновь навис над ним, глядя в самые глаза, казалось, пытаясь загипнотизировать, а потом, когда молодой вампир потерял бдительность, не спеша вошёл в него, и Микаэль, выгнувшись в спине, вцепился пальцами в плечи аристократа, сжимая их, оставляя неглубокие царапины, и застонал сквозь плотно сжатые зубы. Ему было больно, какая-то часть тела хотела отстраниться как можно дальше, но, невзирая на это, юное тело поддалось вперёд, пытаясь расслабиться и пренебречь болью, насаживаясь на пульсирующий в нём член.       Ухватившись руками за бёдра, Фелид начал двигаться. Вначале не быстро, пытаясь не причинять особой боли, что лёгкой пеленой проскальзывала на лице лежавшего под ним, а потом, почувствовав, как тот сам пытается двигаться в такт его движений, начал входить и выходить интенсивней, резче, упираясь одной рукой в жёсткий матрас, а второй придерживая ногу на своей талии. Подросток под ним стонал и выгибался, поддавался навстречу, тянулся за поцелуями и отчего-то плакал, точно малое дитя, хотя, впрочем, таким он и оставался до сих пор. И уже вскоре, не выдержав, Мика вновь кончил, пачкая спермой свой живот и часть фелидовской груди. Через некоторое время после него, сделав ещё несколько резких и глубоких толчков, кончил и сам аристократ, предварительно выйдя из расслабленного тела молодого вампира, испачкав тем самым худые бёдра своего ученика полупрозрачной жидкостью.       Натянув на себя брюки, но не застегнув их, Фелид завалился набок, примостившись сбоку от Микаэля, тем самым лёжа с ним почти в плотную: даже руки соприкасались. И оба смотрели перед собой, в потолок, пытаясь перевести дух и набраться сил хотя бы для того, чтобы что-то сказать. Седьмой основатель внимательно оглядывал каждую трещинку на камнях, думая о том, что, чёрт подери, она ведь может обвалиться в любую минуту! А потом, вспомнив о лежащем рядом, — точнее, он сам о себе напомнил, заелозив на месте, — раскрыл рот, чтобы сказать тому пару шутливых слов, но Микаэль, приподнявшись, навис над ним и строго глянул прямиком в глаза.       — Мика-кун? — спросил тогда Батори, не выдержав долгой паузы.       — Если ты сделаешь это с кем-нибудь другим — снесу голову с плеч, — только и сказал Хакуя.       Чистокровный некоторое время поражённо молчал, воистину не понимая, с чего бы ему так говорить. Но потом, вначале тихо хохотнув, он залился громким смехом и, закинув руку тому через шею, притянул необращённого к себе, прижимая того к своей груди. Вначале Микаэль попытался подняться, что-то ворча себе под нос, а потом, громко фыркнув, улёгся поудобнее и, наконец, прикрыл глаза. А Фелид, потрепав того по голове, с улыбкой на губах ответил:       — Я же говорил, что не позволил бы себе сделать это с кем-то другим.       Кажется, последний раз Мика так радовался книжке, о которой мечтал не первый год.