***
Я больше не страдал никакими недомоганиями и мог находиться на солнце сколь угодно, есть все что хочется, хотя кроме крови ничего не насыщало. Я активно изучал всё, что было доступно: кровь зверей и птиц (даже попробовал рыбу, но она была ужасной в сыром виде), запахи эмоций, а так же читал всю письменность, попадающуюся на пути. Я уловил различия в крови, которые зависели от пола и возраста. Эмоции в большинстве своем только придавали запах. Но ярость и возбуждение влияли и на вкус. Я нашел какой-то странный вид крови, от которой появлялись красные чешущиеся пятна, но угадать её по запаху я не мог и не понимал, чем же она отличается от остальной крови (гораздо позже этому виду дали название «первая группа»), поэтому время от времени ходил пятнистый. Я видел войны. Наблюдал смены власти. Встретил разные народы. Множество культур, языков и наук я узнал во время путешествий. Перепробовал тысячи видов крови. Но ни разу не испытал такого сильного удовольствия от неё, как от крови Минсока. А именно это я и искал. Мне хотелось вновь испить сладкой крови. В какой-то момент, мне подумалось, что, возможно, только кровь вампира сладкая. Тогда мои поиски приобрели другой оттенок. Стали более определенные. Найти еще одного вампира оказалось совсем непросто. Я искал народы с легендами о нас и в той местности надеялся на встречу. Я знал, что вампиров по свету бродит много, Минсок говорил что он не один и есть несколько кланов. Жаль только он никогда не говорил где те живут. В моих долгих поисках я утешался тем, что времени у меня теперь было предостаточно и можно не торопиться. Я не считал сколько прошло лет до того момента как я все же встретил вампира (хотя я вообще время особо не считал, потому даже не могу с уверенностью сказать сколько мне лет в качестве бессмертного). Я тогда был в Румынии и, изучив всё, что эта страна могла мне предложить, уже собирался отправиться дальше. Я был немного разочарован, ведь в этой стране есть столько легенд о вампирах и ни одного их представителя. Последний раз выйдя на ужин на улицы Бистрицы, я уже ни на что не надеялся. Но учуял запах, непохожий ни на людской ни на животный. Он был слабым отголоском запаха Минсока, и я понял, что наконец-то наткнулся на вампира. Найти его было не сложно, да он и не прятался. Я ликовал. Но прежде чем удовлетворить свой главный интерес, решил с ним пообщаться. Его звали Билл и он был из Техаса. Он со смехом рассказывал, что убил практически всех Биллов, потому что его бесило, что так называют каждого третьего мальчика. Он говорил, что ему повезло: если бы он сделал это на пятьдесят лет позже, то его бы казнили. Оказалось, что в вампирских кругах есть правила, которые появились с увеличением количества вампиров. На моё замечание, что он первый, кого я встретил, Билл только пожал плечами и сказал, что встречает подобных чаще, чем хотелось бы. Это меня заинтриговало. Его рассказы продлили его жизнь на два года (с его появлением я стал замечать время). От него я многое узнал об обществе вампиров, о правилах и понял, что мне чертовски повезло не попасться кому-то другому – меня могла ожидать смерть, ведь я особо не утруждал себя скрывать следы своих трапез и их количество. В один из последних вечеров он с удивлением заметил, что раньше как минимум раз в год встречал вампира, а со мной ни одного не попалось, будто они меня стороной обходят. Это было забавное предположение, над которым я мог подумать и без Билла. Мы были на охоте, как называл прием пищи Билл, и я наконец-то узнал вкус крови вампира. Он, в отличие от людей, пытался вырваться и очень даже громко ругался, но я был сильнее. Настолько, что мог удерживать его одной рукой, пока второй закрывал его рот. Его сердце не билось, но кровь всё равно быстро текла по венам и сосудам. Это удивило меня, ведь моё сердце работало. Конечно, не так, как когда я был человеком, но всё же. Я решил узнать об этом у кого-нибудь другого: Билла оставлять в живых я не собирался, это было опасно для меня. (Одно из правил в которые он меня посвятил гласило, что убивать без причины себе подобного запрещено под страхом смерти. Но в каждом правиле есть исключения). Вкус крови Билла не оправдал моих надежд. Конечно, она была в разы вкуснее и сытнее чем людская, но всё равно была не сладкая. Пряная, с необычным привкусом, но все же соленая… Опустошенного вампира я сжег без сожалений, и даже с некоторым удовольствием смотрел, как яркое пламя поглощает его тело. С того момента началась моя настоящая жизнь, у которой было летоисчисление. Теперь я не питался одним человеком за раз, соответственно, лучше подходил к выбору жертвы. Больше наблюдал за простыми смертными в поисках того, кому раскрою свою сущность, кто сможет хранить тайну и будет находиться подле меня. Проще всего было с девушками. Они редко отказывали мне хоть в чем-то. Для некоторых я был словно сын, для кого-то друг, но обычно становился возлюбленным. С последними было удобнее и приятнее. Вкус влюбленного в меня человека становился богаче и сытнее, а во время плотских утех запах был несравненно сильней и аппетитней. Конечно, я не мог не поэкспериментировать с отношениями с парнями. Пару раз даже наткнулся на тех, чья кровь доставляла небольшое удовольствие, хотя и была соленой. Но я подозреваю, что дело было в наркотиках: один увлекался опиумом, а другой курил марихуану. Правда, натыкаясь на кровь первой группы, приходилось выпивать её быстрее – не ходить же мне по полгода в пятнышко. Таким образом, мои отношения с пищей длились от полугода (пара недель, если первая группа) до года. Дольше питаться одним вкусом я не мог. Я по-прежнему убивал без сожалений. Даже если и проявлял симпатию к кому-то, они все же оставались едой. Но встречающихся, хоть и редко, вампиров я больше не убивал. Правда иногда, если попадался не очень внимательный, мне удавалось попробовать кровь, будто случайно поцарапав. Одной капли хватало, чтоб узнать вкус. И ни разу я не встретил того, чего жаждал. Но я выяснил, что сердце не бьется у обращенных вампиров, а у чистокровных оно бьется потому, что они не умирают перед обращением. Это интересно, ведь я точно не чистокровный вампир – они вроде элиты и с рождения знают о своей сущности, они стоят во главе кланов. И все же меня считали чистокровным, а я не опровергал их предположение, подозревая, что так как вампиром я стал нестандартно и, скорее всего, за убийство Минсока меня ждала бы та же участь. Для особо любопытных пришлось выдумать легенду своего рода и малой осведомленности о происходящем в мире вампиров. Теперь меня называли Лу из клана Аксис (единственным в своем роде). Мой клан подвергся нападению так давно, что я не помню когда это случилось (вот ведь ирония, ха), во времена, когда я еще был человеком. Из-за смерти, которую мне чудом удалось избежать, я не получил свой глиф (который дается при становлении вампиром) и долгое время скрывался на островах. Растроганное семейство из Парижа предложило мне исправить такую несправедливость, потому что я хоть и один, но должен иметь нормальное имя. Отказаться было бы глупо, поэтому специально для меня было создано железное кольцо-печать с рельефом оленьей головы. У всех чистокровных есть кольцо с их глифом. И хотя моя история – выдумка, я все равно был счастлив получить его. Хотя причину счастья точно установить не получилось. А еще мне определили земли, где я считаюсь главным, где без моего позволения другие вампиры не смогут беспрепятственно и безнаказанно охотиться. Для меня это было удобно, особенно если там вдруг пропадет вампир, не придется опасаться, я могу сослаться на нарушение правил, и никто ничего не докажет. Совпадение или нет, но мои владения находились там, откуда я пришел, точнее, откуда меня забрал Минсок. Теперь там располагался Китай, и мне досталась одна из провинций, небольшая, но для одного меня хватит места, чтобы не бояться каких-то подозрений со стороны жителей. Границы своей территории нужно было определить кровью, причем своей. Хорошо, что не нужно было поливать ею всю землю, а потерять немного было не страшно. Вот так я и стал Полноправным Чистокровным Вампиром.Становление.
22 июня 2015 г. в 12:52
Меня называют ненормальным и больным в глаза и за глаза. Что ж, не буду отрицать очевидного.
А вы представляете, насколько сладок запретный плод? Испытывали вы сильное желание попробовать то, что смертельно опасно? Настолько сильно, что пробовали это? Я постоянно так делаю. За это меня и называют психом.
Собственно я и "умер" после очередного проявления "слабости".
Обычно с такими, как я, недееспособными членами общества, не носились и позволяли умереть. Или сами избавляли от мучений. Но видимо я родился под счастливой звездой. На протяжении всей жизни меня сопровождали различные недомогания – аллергии, как их сейчас называют. Фрукты. Цветы. Мука. Даже солнце. На всё это у меня появлялась сыпь на теле, и дышать становилось крайне сложно. Без цветов я прожить мог без проблем. Но отказать себе в яблоках или клубнике? А хлеб? Попробуйте жить без хлеба, если это вся еда, которую можно достать зимой, особенно если год выдался неурожайным.
Когда я был ребенком, я все время сбегал от родителей или нянек, лопал всё запретное и меня находили еле живого. В старшем возрасте я научился контролировать свои желания. И хотя по-прежнему ел опасную пищу, но не в таких больших количествах и откачивать меня уже никому не приходилось.
Больше всего я ненавидел солнце, как и оно меня, поэтому я был самым бледным китайцем во всём тогда ещё не Китае. Днём мне приходилось ходить в гигантской соломенной шляпе, которую нужно было поддерживать палочками, чтоб не сломалась пополам, или же закутываться тканью, оставляя только глаза. Очень неудобно. Хотя и тут я иногда подвергал себя опасности, купаясь в реке недалеко от селения, - потом ходил несколько дней полностью красный.
Но умер я вовсе не от яблок или хлеба, и даже не от солнца.
Шла двадцатая весна с моего рождения, когда в наше селение пришёл незнакомец. Он появился ночью и поэтому кроме меня его никто не видел. Ну как, видел, только в живых оставили лишь меня. Мы общались у реки: я, пара моих друзей и три девушки.
Его звали Минсок. Из рода Хладных. Он полностью оправдал свое древо. Хладнокровно убил сразу троих, никто и понять не успел что случилось, как он присосался к одной из выживших девушек. Вторая успела сделать ровно четыре шага, прежде чем её настигла участь подруги. Вытирая кровь с губ, он приблизился ко мне, и я мысленно попрощался с жизнью. О подобных чудовищах ходили легенды, но я в них не верил. Раньше не верил.
- Хочешь умереть быстро или пойдешь со мной? – спросил кровь пьющий, а я, конечно, согласился пожить ещё немного. Да и кто бы отказался. К тому же странное сияние его глаз слегка повлияло на моё решение.
Сияние в его глазах всегда появлялось после того, как он поест.
К моему счастью, а может и нет, питался он не только мной. Поэтому мне удалось прожить ещё четыре весны. Моё природное любопытство и страсть к риску привели меня к размышлениям о том, вкусна ли кровь, как моя, так и его. И если свою кровь я мог попробовать без проблем (кстати, не так уж и невкусно, как я предполагал), то кровь Минсока достать оказалось сложно. Сам он ею делиться был не намерен: как я не уговаривал - ни капельки не дал.
Позже я понял почему.
За время нашего путешествия, я многому научился. Даже читать и писать. Даже на двух языках: китайском и корейском, так как Минсок был из тогда ещё не Кореи. И всё же, за это время я так и не увидел никаких проявлений эмоций с его стороны. Ни улыбки, ни хмурости, ни изменений в голосе. Если бы не сияние глаз, я бы считал, что Минсок и правда неживой. Но он сказал, что так происходит иногда с теми, кто давно живет. Насколько долго нужно жить, чтобы выглядеть так, мне не сказали, впрочем, это меня не особо интересовало.
Мне было интересно другое.
Каждый раз, когда он стирал кровь со своих губ, после того как кусал меня, я не мог оторвать взгляда от них. Темно красная, почти черная кровь стала моей навязчивой идеей. Я помнил вкус своей крови – слегка соленый; я помнил вкус крови других людей – некоторых жертв Минсока – он не знал, что после того, как он уходил, я пробовал их кровь, которая ещё вытекала из ран – более солёная, чем моя. И мне было дико любопытно, какова на вкус кровь того, кто пьет кровь других веками.
Я долго разрабатывал план того, как же мне её попробовать, ведь застать врасплох вампира нереально. Впрочем, я заметил, что он немного отключается от реальности когда ест. Не сложно догадаться, что я решил поранить его во время кормежки мной. Но была еще одна проблема: когда он впивал в меня свои клыки, это было ни разу не приятно, как могут думать многие по ошибке, скорее напротив - больно настолько, что ты не можешь ни пошевелиться ни вскрикнуть. После каждого укуса я подолгу лежал и пытался прийти в себя, заставлял свое тело перестать содрогаться и слушаться меня.
Осуществить задуманное мне удалось только с пятого раза.
Шевелиться во время кормежки было адски больно: казалось, что шевелящаяся часть разлетается на мелкие частицы без всякой анестезии. Но мое любопытство было сильнее боли, поэтому ликование от успеха, что мне удалось-таки его ранить, было настолько сильно, что я даже не заметил, как Минсок прекратил трапезу. Я не собирался присасываться к его шее как он к моей, пальцем собрал выступившую капельку и хотел уже слизать ее, но мою руку перехватил Он.
Тогда я второй раз попрощался с жизнью. А Минсок, вместо того, чтобы убить меня, улыбнулся. Мне так поплохело от этого, что я бы упал, если бы он не держал меня. Его улыбка была кривоватой и зловещей, а глаза сверкали каким-то странным торжеством. Не произнося ничего, он своим же ногтем разрезал себе вену на шее и приблизил меня к ране, из которой рекой потекла кровь.
Я не стал упускать такую возможность и слегка коснулся раны языком.
Его кровь была сладкая. Это настолько поразило меня, что я попробовал еще раз, чтобы убедиться. Но отстраниться не смог. Минсок прижал меня, и мне ничего не оставалось, кроме как пить его кровь. Я даже не заметил, как мы опустились на землю и уже я держал Минсока, хотя раньше особой силы во мне не наблюдалось. Он уже не прижимал меня, но его кровь не отпускала. Каждый глоток доставлял поистине неземное удовольствие. Когда кровь перестала сама течь, я начал её высасывать. Опомнился я от звука его еле слышимого голоса. Минсок сказал, чтобы я никогда и никому не говорил об этом случае, пока не захочу умереть.
Что значат его слова я понял гораздо позже.
В тот день Минсок Хладный прекратил свое существование. Я остался один. Я был напуган. Никогда не думал, что можно убить вампира, испив его крови. Хотя оказалось это не совсем так: он лишился большого количества крови, но не умер, а только замер, пока не восполнил ее в своем организме, но я по глупости своей решил, что он мертв, а мертвых мы сжигали…
Знал ли Минсок, что я так поступлю, когда позволил пить свою кровь и почему он позволил это – два вопроса, которые еще долго меня мучили.
Я не знал, что стал вампиром и понял это только через несколько дней. Обычная еда перестала меня насыщать, а фрукты от которых мне было плохо больше не вызывали неприятных реакций. Поначалу я обрадовался и наелся любимых яблок, аж живот раздуло. Но я остался голодным. Это насторожило меня, но не расстроило. Когда я добрался до какой-то деревушки, то был почти без сил. Меня приютила семья, жившая на самой окраине, где я вышел из леса. Я учуял женщину, подошедшую ко мне, раньше, чем увидел. Она пахла… аппетитно. И это напугало меня. Но я был слаб и не мог сопротивляться, когда она почти тащила меня на себе в дом. В помещении я учуял ещё два более аппетитных запаха – её дети. Женщина предложила мне рисовый суп, который мне вдруг стал пахнуть отвратно. По сравнению с ними.
Она даже не успела вскрикнуть, как я уже вонзил выступившие клыки в её шею. Я пил жадно, крепко прижимая женщину к себе. Я слышал, как быстро её кровь бежит по венам, как отчаянно стучит её сердце, с каким шорохом её легкие наполняются воздухом. И я слышал, нет, чувствовал, как замедляются эти процессы. Я чувствовал, что наконец-то насыщаюсь. И тогда я окончательно понял что произошло.
Но я был разочарован. Кровь женщины была не такой приятной на вкус, как её запах. Ни одна капля не доставила мне удовольствия, как когда я пил кровь Минсока.
А рядом были два вкусно пахнущих ребенка не старше десяти лет - мальчик и девочка. Они с интересом смотрели на меня, обнимающего их мать. Интерес сменился непониманием, когда она упала, и эту смену настроения я тоже учуял. Запах стал чуть слаще. А во мне вместо ужаса или сожаления проснулись любопытство и азарт. Первой я съел девочку, но и её кровь не доставила мне наслаждения. Несмотря на сладкий запах, кровь осталась солоноватой. К моменту её смерти, мальчик пах очень вкусно – он был растерян и напуган. Я полностью насытился даже не допив его до конца. Когда я уходил он был еще жив, но я знал что выжить ему не суждено.
Я не раскаивался. Не считал, что сделал что-то плохое. Я вообще не задумывался над случившимся. В тот момент мною властвовало любопытство. Интересно было как пахнут какие эмоции. И сожаление о том, что я уже сыт и не смогу этого узнать сразу.
Моей жизнью всегда правила любознательность. И это не изменилось даже когда я стал вампиром, наоборот, эта сторона моей натуры обострилась.
Я не чувствовал себя монстром. И сейчас не чувствую. Прожив четыре года с Минсоком, я понял, что вампиры - хищники, которые питаются более слабыми. Как в животном мире. А тигр никогда не льет слезы по съеденному оленю.