В распахнутых иных глазах

Кто он? смех. А ты ещё не понял, дитя? Разве твоё чутьё недостаточно прямо намекает на это? Разве годами отточенные инстинкты затуманивают твой взгляд, препятствуя единственно верному решению в этой ситуации? Разве сотни теней из самых страшных кошмаров не взывают к тебе, называя его имя? Да-да, ты не веришь во всю эту чушь, идеологическую кашу, в которой нельзя утонуть, но не понять... Стоило ли тогда лезть? Кто ты? вздох. Нет, я не твоя безжалостно-равнодушная совесть. Я всего лишь тень былого величия и могущества, один из толпы, возвысившийся по воле случая. Но в то же время я — Предвестник Нового мира, построенного на костях Старого. Все те рухнувшие песочные замки однажды послужат фундаментом для возведения более совершенных построек из стекла и стали, а потому ты ничего не сможешь поделать, как бы ни старался. Тогда... кто я? снова смех. Любопытный вопрос, однако в этом мире, где мы сейчас находимся, нет места для личностей и лишних эмоций. Я лишь могу показать тебе несколько образов, а выводы сделай сам. И я очень надеюсь, что они будут правильными. Ко лбу прижимается дуло пистолета. Лицо убийцы скрыто в тени капюшона, однако срывающийся юношеский голос не оставляет сомнений. Перед ним на коленях стоит седой старик, однако в невообразимо странных глазах нет ни капли страха за свою жизнь. Мальчишка, влекомый жаждой наживы и ужасом перед этим взглядом, нажимает на курок. Спустя пару мгновений он очень старается не выплюнуть свои кишки вместе со вчерашним ужином. Рядом валяются золотистые осколки. В полуразрушенной церкви пусто и холодно. Возле единственного креста, которого не коснулись ни природа, ни животные, стоит коленопреклонённая фигура. Запястья человека покрыты кровоточащими язвами, сам он еле живой от усталости, однако продолжает бормотать никому не известную молитву: — Господи, прошу... Господи... Меж ладоней он что-то зажимает — крест? — и каждые несколько минут вздрагивает, опасаясь чего-то, но обращения к Богу не прерывает. Под ногами второго человека не хрустнул ни один камешек, вот только его появление не осталось незамеченным. — Молишься о спасении своей жалкой души? Коленопреклонённый роняет крест на плиты и обречённо оборачивается, показывая своё лицо. — Нет... О твоей. Зачем? смешок. Зачем я это показал или зачем они это сделали? Не отвечай, всё равно это бесполезно. Это — отрывки из воспоминаний одного и того же человека. Можешь не верить, для обывателей это слишком трудно, да и объяснений требует немало, однако все образы правдивы. Смотри дальше. Оживлённый город, в центре которого сегодня проводят казнь. На помосте двое, а вокруг них беснующееся людское море, что жаждет крови. В глазах безмолвных палачей презрение и страх перед заключёнными, спокойно взирающими на плаху — какая ирония! — где сегодня они должны будут найти упокоение навечно. Это вряд ли. — Не волнуйся, — сказал старший; на его исхудалом теле явно проступали синяки и царапины. — Я обязательно найду тебя. Палачи не могли помешать этому — отнюдь не последнему — разговору, а потому суетливо заканчивали последние приготовления. — Снова? — горько улыбнулся младший, снимая с шеи цепочку. — Откуда он у тебя? — удивился мужчина, бережно принимая этот трогательный прощальный дар. — Нашёл среди руин небольшой церквушки. Жаль, что он вернулся к тебе так поздно, а я не успел вновь изучить тебя, как десятки раз до этого. — Глупости какие! — фыркнул старший, но тут же умолк, пристально наблюдая, как палач опускает на тонкую белую шею острое лезвие топора. То же самое ждёт и его. Сжимая в руках злосчастный крест — алый как кровь, он опускается на колени и встречается взглядом с пустыми глазами друга, нет-нет, брата. Цикл прерывается. Какого... кашель. Знаешь, я нарочно не давал прозвучать именам, однако на свой первый вопрос ты сможешь ответить сам. Кто он?