А потом была война...

Мы сидели в землянке. Низкие лавки, керосиновая лампа на столе и смешанный запах крови с землёй — это и было всё её убранство. Шёл четвёртый год войны. Четвёртый год кровопролитий... Мне четырнадцать, но я сидел в одной землянке с командирами взводов. Меня нашли в блиндаже у немцев ещё в первый год войны. Но это всё пустяки по сравнению с тем, что я потерял давным-давно... Капитан Куденко уже окончил свой рассказ о былых временах, и обратился ко мне: — Твоя очередь, Мишка, — сказал он с улыбкой, присущей хорошему другу. — Итак, я хочу вам рассказать о моей первой любви, — начал я. …Мне было девять, когда я впервые увидел её... Помню, перед первым сентября, моя мама, учитель русского языка и наша классная руководительница, Голуб Марина Геннадиевна, сказала мне: — Мишенька, сынок, к нам в класс придёт новенькая. — И как её зовут? — Ангела, она с родителями приехала из Германии. Её папа дружит с нашим. Я закатил глаза. — Немка... Пф... Мама строго взглянула на меня и продолжила: — Ты должен подружиться с ней, поставив дружбу с ней на первый план! Та война уже давно прошла! Я поставил машинку на свой письменный столик, подошёл к маме и обнял её. Я уткнулся лицом в её мягкий живот. Как сейчас помню: от неё пахло духами, которые были с яблочным приторно-сладким запахом... Я остановил свой рассказ и вдохнул в себя воздух, в надежде услышать запах маминых духов... Не услышав его, я продолжил дальше. …Всю ночь я пытался представить себе Ангелу. Почему-то мне казалось, что у неё голубые глаза и светлые волосы. Но скоро сон поборол меня и я уснул. Не увидев сказочных снов, я проснулся, оделся и пошёл с мамой в первый гимназический класс. Началась линейка. Ряды букетов цветов, белых бантиков на головах девочек и взъерошенные волосы на голове мальчишек. Мне казалось, что моя мама была самой красивой: её тёмно-каштановые волосы спадали на плечи тёмными ручейками. На ней были чёрные брюки, бежевая водолазка и чёрный пиджак. Её серые глаза светились от счастья: наконец-то она могла заниматься своим любимым делом — учить детей. Это было прекрасно... Но вдруг к нам подошла светловолосая женщина с девочкой. — Здравствуйте, Марина Геннадиевна, мы пришли, — сказала светловолосая женщина моей маме. — Здравствуйте, Екатерина Ивановна, — с улыбкой ответила мама. — Неужели эта девочка ваша Ангела? Я был немного ошарашен. Ангела оказалась совсем не такой, какой я её себе представлял. Оказалось, что у неё не светлые волосы, а тёмно-каштановые, как у моей мамы и совсем не голубые глаза, а зелёные. Девочка не совсем понимала русский язык (как потом оказалось), поэтому молчала. Начался учебный день. Мама посадила Ангелу и меня за одну парту. Приходилось терпеть маленькую немку в своём обществе, но вскоре неприязнь прошла, и я стал с ней общаться. За время нашего ''общения'' я узнал, что знать лишь один русский недостаточно, нужно знать и немецкий. Каждый день я пытался говорить с ней на немецком, а она со мной — на русском. Каждый день её родители приходили к нам, и мы с Ангелой продолжали своё «общение». Поэтому спустя довольно-таки порядочное время, мы хорошо понимали друг друга. Мы с Ангелой сильно сдружились и вскоре наша дружба переросла в нечто большое, чем просто дружба... Это было святое чувство, которое мы испытывали друг к другу. Когда я видел Ангелу, моё сердце начинало отбивать бешеный ритм об рёбра и в душе становилось тепло... От её прикосновений в моей груди разливалось что-то нежное и горячее. Это была любовь. Искренняя, детская, чистая... Нас наполняло лишь одно чувство, без пафоса и излишних слов о любви. Нам было всё понятно и без слов. Прошёл год... Наступило лето... Мы гуляли всё чаще и чаще, забывая о времени, которое не стояло на месте. Однажды, когда мы сидели на лавочке, Ангела спросила: — Миша, ты меня любишь? Я повернулся к ней и взял за руку. — Конечно, Ан, а что? Она виновато опустила глаза и тихо сказала: — Мы завтра уедем обратно в Германию. Прости, что не сказала раньше, я просто боялась, что ты меня не отпустишь. Я молча встал, безразлично посмотрел в глаза Ангеле и сказал: — Отпустил бы, поверь... Я отвернулся от неё и посмотрел на небо. Уже садилось солнце, и небо было сине-розовым цветом. Постояв немного в ступоре, я, спустя минут пять, повернулся к ней и сказал: — Пошли домой, уже поздно. Ангела молча встала и виновато поплелась за мной. Тогда я не хотел разговаривать с ней, просто это было слишком странно: она целый год молчала про отъезд и улыбалась мне... Мне пришли домой. Наши родители сидели за столом, и пили чай с тортом, который приготовила мама Ангелы. Екатерина Ивановна увидела моё разбитое состояние и поспешила за мной в мою комнату. Ангела осталась со своим отцом и моими родителями. Я зашёл в комнату и сел на свою кровать. Екатерина Ивановна присела рядом. — Мишенька, что случилось? — спросила она. Я повернулся к женщине. Только сейчас я увидел её красоту. Мама Ангелы была блондинкой с голубыми глазами, прямым носом и пухлыми губами. Её волнистые волосы спадали на плечи. Мне понравилась улыбка фрау Ван Стратен, поэтому я решительно спросил: — Это правда, что вы уезжаете завтра? Она виновато взглянула мне в глаза и погладила меня по голове. — Правда, Мишенька, правда. Мне очень жаль, вы с Ангелой так сдружились. Она очень переживала насчёт отъезда. — Я заметил. Она постоянно извинялась. — Прошу, не разбивай ей сердце. Не заставляй уезжать её с тяжёлым сердцем. — Не понимаю о чём вы, — начал оправдываться я. — Не прикидывайся глупым мальчиком, Мишенька. Я знаю, что вы с Ангелой любите друг друга. Не переживай, я никому не скажу, — с улыбкой сказала она, проводя рукой по моим взъерошенным волосам. — А теперь, выходи из комнаты и веди себя хорошо с Ангелой. Я послушался маму Ангелы и сделал всё, что она сказала. Постепенно я забыл ту боль, которая убивала моё сердце. Разговор с Екатериной Ивановной заставил меня посмотреть на Ангелу под другим углом. Значит, она боялась сказать мне про отъезд, она боялась ранить меня... На следующий день Ангела уехала, а я молча смотреть в окно, ожидая снова увидеть её беленькое платье... А через неделю началась война... Я закончил свой рассказ и вытер рукой вспотевший лоб. Бойцы внимательно слушали меня. Было седьмое мая, а я сидел в землянке и думал об Ангеле... ''Мы скоро встретимся, Ан, я обещаю... ''