* * *
С заседания совета Кенни вернулся с лихо сдвинутой набок шляпой и походкой еще более вальяжной, чем обычно. - Надо было тебя раньше прикончить, - его рот растянулся в хищнической улыбке. Он оттолкнул от себя входную дверь, вломившись внутрь как ни в чем не бывало, и Ури без возражений отступил в сторону. - У них такие рожи были, когда я явился! Будто их говном на завтрак кормили. Ури сдвинул брови, чуть нахмурившись. Он закрыл дверь и бросил быстрый взгляд в окно, затаив дыхание, чтоб лучше прислушаться к уличным шорохам. Он знал, что Род вернется только через несколько часов, но все равно не мог избавиться от пробирающего насквозь ощущения, которое, вонзаясь иголками в спину, держало его в постоянном напряжении. Ощущение, по горечи не уступавшее проступку и одновременно переполнявшее все его существо пряной сладостью. - Но такой реакции не должно было быть, - произнес Ури, повернувшись к Кенни. - Они должны были просто принять твое присутствие как должное. Тот равнодушно пожал плечами, свалился на диван и с присущей ему развязностью закинул ноги на стол. - А ты не такой уж и всемогущий, а? - Я никогда и не говорил, что всемогущ. - Всего лишь король, подумаешь, - Кенни пустил смешок, смерив его исподлобья ехидным взглядом. - Но меня подчинить не можешь, а? Ури немо уставился на него - грубого, грязного преступника, которого без колебаний впустил в свой дом. Который отчаянно молил о пощаде, столкнувшись с ликом смерти. В памяти всплыли переполнявший его глаза ужас, его беспомощность и искаженный жалостливый крик. Живот свело. Кенни согнул палец крюком, двинул кистью на себя, и Ури не мог противиться - его тянуло к нему неведомой силой, ноги плелись сами по себе, а по телу начинало разливаться тепло исступления. Кенни расслабленно вытянул руку вперед и, вцепившись пальцами в ткань его рубашки, нетерпеливо притянул его к себе. Ближе и ближе, пока их лица почти ничто не разделяло. - Или можешь? - с вызовом переспросил он снова. Ури заткнул его, впившись губами в его губы.* * *
Вытянутым, с нажимом почерком на необычайно толстом листе бумаги был выведен список. Кенни пробежал глазами по выписанным именам и, фыркнув, впихнул сложенный лист в задний карман. Его холодный взгляд отвердел. Его забавляло то, как легко теперь мог сочетать работу с удовольствием. Помимо сроков исполнения ему больше не нужно было ни о чем переживать - можно было вовсе забыть о последствиях. Кенни даже допустил мысль, что возникшее между ним и Ури что-то - не что иное, как часть работы. Просто сам он все это время заблуждался, а у Ури кишка тонка заговорить об этом в открытую. - Ты ведь о них позаботишься? - Ага.* * *
Безликие, дни сливались воедино. Создавалось ощущение, что жизнь убегает стремительным потоком, гнаться за которым лишено всякого смысла. Тревожная красота любимого места у озера служила напоминанием о быстротечности проносящегося мимо времени. Объятый им, Ури съежился в царящей здесь гнетущей тиши. Атмосферу нарушил Кенни - сияя до боли знакомой ухмылкой, он подошел к нему и сердечно похлопал по плечу. - Иди за пальто, - сказал он настоятельным тоном, кинув на Ури властный взгляд, контрастно которому в дразнящей усмешке кривились уголки его губ. - Нужно отсюда выбираться. Кенни почему-то казалось, что самого Ури такая идея- просто взять и уйти - не посещала, и это его выбешивало. - Я должен оставаться здесь, - отрезал он. Мысль об этом бередила Ури долгие годы. Напрягшись, он отвернулся и крепко сцепил руки вокруг своих коленей, не доверяя собственному телу. Кенни опустился сзади на корточки. - Как ты собираешься служить своему люду, если совершенно ничего не знаешь о его жизни и день за днем проводишь здесь, как взаперти? Краем глаз Ури на миг словил его строгий оценивающий взгляд, но не пожелал с ним встречаться, а просто смахнул с себя неопределенное чувство. - Самое важное, что я должен делать, - беречь себя от любой опасности. Мертвый я никому не принесу никакой пользы. Его слова звучали безучастно, бессмысленно - слова Рода, слова отца. Ури никогда по-настоящему в них не верил. На его ладонь легла чужая - тяжелая, огрубевшая. Он испытующе стиснул ее и почувствовал, как она сжалась в ответ. В этом жесте помимо утешения было столько нежности, не сопоставимой с характером Кенни, что он невольно оробел - скорее ожидал столкнуться с очередным язвительным замечанием или колким взглядом, эта мягкость сперва показалась чуждой. Ури наконец оторвал глаза от земли и посмотрел Кенни в лицо. - Ты не умрешь, пока я рядом, - произнес тот низким голосом, не терпящим никаких возражений; каждое произнесенное им слово было исполнено нерушимой уверенности. - Знаю, - тихо ответил Ури. Он не противился, когда Кенни потянул его на ноги. Он будто больше не владел своим телом - оно теперь принадлежало другому Ури, тому, кто готов отвергнуть предписания и правила и двинуться навстречу неизведанному, полному приключений миру. Подобно героям книжек, что он прятал от посторонних глаз под своей кроватью. Внезапно он все же испытал укор совести. Те книги он прятал неспроста, и сдерживал себя тоже - совсем неспроста. Грубо говоря - ради всего человечества. Он должен быть выше всего этого, сильнее. Кенни потянул его снова за руку, но в этот раз Ури выдернул ее из его хватки. - Мне нужно рассмотреть некоторые вопросы по поводу имения. Неотложные, кстати говоря, - его бесстрастный тон прозвучал чересчур вяло; обоим было ясно, что он напускной. Ури направился к дому, но остановился, заметив, что за ним не последовало шаркающих шагов. - Вся эта сверх-важная, напыщенная барская работа… - Кенни злобно зыркнул на него, нарочито пнув невысокий дикий куст. Снова тот же пренебрежительный, насмехающийся, как прежде, и хитрый взгляд. - ...но без этой хрени не обойтись, м? - он вскинул руку, и на солнце что-то в его ладони сверкнуло золотом. Ури прищурился, тут же разглядев фамильное кольцо с печаткой вокруг мизинца Кенни. Кольцо, пожатие ладони, неожиданное проявление нежности - все стало на свои места. - Отдай, - рыкнул он, вскипая от досады, стыда и раздражения, так, что побагровели щеки. Изучив кольцо с неподдельным интересом, Кенни самодовольно усмехнулся. - Хорошая вещичка. Срублю целое состояние, пожалуй. - Эту печать сразу же узнают, - парировал Ури. - В моих кругах золото есть золото. И всем плевать, с пальца какого лорда Говнобурга его сняли. Ури еле сдержал полный отвращения и разочарования рык.* * *
Когда Кенни в очередной раз втихаря полез в сумку-кошелек Ури, чтоб заплатить за выпивку, Ури пробормотал: - Я бы и так расплатился. А когда Ури выудил монету и протянул немытому растрепанному мальчишке - бездомному попрошайке, Кенни назвал его гребаным идиотом с дырявыми мозгами и погнался за успевшим стащить кошелек воришкой, для которого попрошайничество первого мальчика оказалось простым отвлекающим маневром. Кенни скоро вернулся с победным выражением на лице и сумкой-кошельком в руках. - Почему сейчас сумка тяжелее, чем до того, как мы сюда пришли? - недоверчиво спросил Ури. Взгляд Аккермана, обращенный к нему, пугающе напомнил взгляд сбившегося во время молитвы Рода. - Ну. Налоги? К концу дня, расставшись с Кенни, Ури возвратился в окружение своих излюбленных книг, но после царивших в кабаке суеты, шума, пыла и хаоса читальный зал казался чересчур безжизненным, пустым. Ури разжег огонь в камине, и, отражая языки пламени, его золотое кольцо перелилось насыщенной желтизной. По коже пробежали мурашки. - Я не шутил, - сказал ему Кенни серьезно, почти мрачно, запрягши своего коня, чтоб отправиться обратно в город. - Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь произошло.* * *
Бравада Кенни и его напускные грубые речи меркли на фоне того, как он вздрагивал от прикосновений Ури, который уже не мог себя сдерживать. Он блуждал пальцами по широкой спине Кенни, покрытой шрамами: проводил по шероховатым следам, врезавшимся в кожу с острыми лезвиями, скользил меж едва заживших глубоких трещинок - меток небрежно выдернутых пуль. Они завораживали его, этот интерес граничил с одержимостью, и он подолгу не мог оторваться. Когда Кенни спросил раздраженно, “в чем его чертова проблема”, Ури, застыв, пробормотал: - Ты - человек... - и прильнул к основанию его шеи зубами.* * *
С каждым годом таившаяся внутри опасность, о которой всегда предупреждал Род, разрасталась, становались ощутимее. Ури зарывался в бумагах и книгах, чтоб не думать о проклятии, способном привести всех к погибели. Даже во снах его преследовали имена отступников, чьи голоса необходимо было заглушить; не давая покоя, они пульсировали в его голове мигренью, изнуряющей его тело и дух. Он отдавался ласкам Кенни беззастенчиво и безостаточно. Бывало Кенни возвращался с особо жестоких заданий c еще застывшей на лице безжалостностью - Ури одолевали горькие слезы. Исполненный самоненависти, он скорбел по тем, кому вынес приговор своей рукой. В такие моменты Кенни оставался безмолвен. Только однажды он еле слышно прошептал: - У тебя нежные руки, даже когда ты титан. Но он этого стало только горше.* * *
Они бродили по извилистой тропе где-то среди бескрайних просторов имения Рейс, когда Кенни внезапно заявил: - Я теперь буду реже с тобой околачиваться. Подобрал одного сосунка. После этого к Ури пришло осознание: он не знал ровным счетом ничего о мужчине, которому готов был отдать свою жизнь. Или, по крайней мере, то малое, что от нее осталось. В ответ же он только одобрительно улыбнулся, не выказывая смешанного чувства, от которого перевернулось в животе. Кенни сменил тему, и они продолжили прогулку. Однако не прошло и недели, как Кенни нагрянул к нему - взвинченный, на грани истерии. - Я так больше не могу. Эта эгоистичная сука все изгадила, оставила меня с этим мелким куском дерьма, который даже глаза на меня не поднимает, - он плевался словами, отмахиваясь от неумелых попыток Ури его утихомирить. - Блять, как будто меня вообще не существует! Но худшее - когда он все-таки смотрит на меня, то смотрит, как на всесильного, но я не… Я гребаный ноль! Тяжело дыша, он наконец осел на кушетку. Ури вновь попытался подступиться к нему; его ладонь осторожно, едва коснувшись, легла на плечо Кенни, но тот ее откинул, вне себя от раздражения и замешательства. - Не по мне это все, - прохрипел Кенни устало. - Я не смогу. - Сможешь, - возразил Ури строго. - У тебя получится.* * *
В ночь празднования именин Короля Фрица Кенни явился у порога Ури без предупреждения, неся на спине небольшого, словно сжатого в комок, ребенка. Его оставили в соседней комнате - он даже не шелохнулся, погруженный в глубокий крепкий сон. Ури оставлял настойчивые поцелуи по линии челюсти Кенни, на его шее и приоткрытых влажных губах. Движимый пробудившейся свирепой страстью прижимался к нему, метя засосами, укусами, синяками, овладевал им с несдержанной жадностью, заставляя Кенни задыхаться и рвано, лихорадочно стонать. - Ребенок так и не пошевелился ни разу, - заметил он позже, по спине прошла дрожь. Он обернулся к Кенни, натягивающему ботинки. - Чем ты его напоил? Кенни даже не взглянул на него, завязывая шнурки. - Ему хреново спиться. Тема на этом оказалась закрыта. Ребенка он с собой больше никогда не приносил.* * *
- Арлерты снова разводят бредни о выходе за стены. Я думал, с ними уже год как покончено. - Они весьма настырны, - Ури вздохнул, не в силах унять тягучую головную боль, что, подобно датчику, усиливалась каждый раз, когда он размышлял обо всех сломленных с его подачи судьбах. Сколько бы не боролись с несогласными, оставались те, кто отличался опрометчивой дерзостью - их было сложнее заткнуть, сложнее прочистить им память, но зато изменения всегда оказывались куда более успешными, чем в остальных случаях. Несколько секунд в воздухе висела неопределенная тишина. Кенни неохотно поерзал и, прочистив горло, подал голос: - Предоставь это мне. - Нет! - чересчур резко выкрикнул Ури. Он глубоко вдохнул, подавляя подступающую тошноту. - Я не хочу повторения инцидента Смита. Кенни демонстративно фыркнул, норовя возразить, но Ури пронзил его острым, почти яростным взглядом. - Я справлюсь с ними сам. Ури хорошо знал, что должен был для этого делать, только не мог себя заставить. Кенни ничего на это не ответил. Он всматривался в книжные полки с запрещенной литературой в поисках эротики, чавкая при этом сладостями, которых в этой комнате всегда было навалено вдоволь. Он всегда так делал, когда задерживался здесь после отчета, но Ури впервые счел это несносно назойливым. Он хотел выместить на Кенни все раздражение и отчаяние, что заставляли чувствовать себя бессильным: хотел терзать его, вонзаться в его плоть пальцами и зубами, отметить кожу огромными багровыми синяками, выдрать хребет и раздробить в песчаные крупинки - раздавить эту жалкую хрупкую жизнь собственными руками. С шатким долгим выдохом, он приказал Кенни убираться. Тот бросил в его сторону быстрый взгляд, такой блеклый, будто припорошенный пеплом, и ушел.* * *
На ежегодной проповеди Ури преподносил посвященным в правду представителям знати воодушевляющую речь. Его голос звонко раздавался по всей пещере, разнося эхо его торжественных речей о Первом Короле и необходимости мира внутри Стен. Он не придавал значения тени сомнения, что изредка проскальзывала на лицах в толпе, непоколебимо убежденный, что в его устах - истина. Он не прекращал свое выступление, пока голос не осел, а мышцы на руках отекли от увлеченной жестикуляции. Кенни бесстрастно наблюдал за ним, сложив руки на груди и скрестив ноги, смешанный с толпой в задних рядах. Не то, чтобы у них не было никаких способов связаться, но прошло целых восемь месяцев с последнего мимолетного соприкосновения со студеным ясным взглядом; все это время Ури приходилось силиться, чтоб не сорваться и не бросить всех этих верующих на милость судьбы ради утоления собственных эгоцентрических желаний. Он еле успокаивал себя, роясь в отчетах Совета в поисках любого упоминания о Кенни, - когда находил, то почти неслышно зачитывал сам себе в слух, снова и снова, строчка за строчкой, пока не ощущал призрачное присутствие Кенни за своей спиной. И теперь присутствие Кенни, настоящего, но по-прежнему недосягаемого, разрушило в корне плавный ход мыслей, скомкав концовку пламенной речи в бессвязную чушь. Завершив свое выступление, Ури собрался наконец отыскать Кенни в толпе, но, окинув ее взглядом, понял, что упустил свою возможность - тот словно испарился в воздухе. Никто не мог припомнить, в какую сторону он свернул, некоторые вовсе не заметили его присутствие - Ури стало казаться, что он постепенно сходит с ума. Однако Кенни сам заявился к нему поздним вечером. Ури не дал ему даже переступить порога, он накинулся на него тут же, накрыл его податливые горячие губы своими, издав от нетерпения приглушенный горловой рык. Его пальцы беспорядочно вжимались в худое тело мужчины, ощупывая все складки одежды и скрытые под ней рельефы. Кенни повалил его на диван и залез сверху, будто одичалый от пульсирующего вместе с кровью вожделения. Неистово двигаясь в унисон с его телом, Ури притянул его вниз, снова целуя грубо и развязно, глотая короткие стоны. Он упивался каждым вздрагиванием, каждым ударом обезумело пульсирующего сердца. В уме еще вертелись возмущенные вопросы: где ты, мать твою, пропадал? чем таким сверхважным занимался?! Но с томным вздохом с губ сорвалось только негромкое: - Ты здесь.* * *
Ури очнулся и распахнул глаза. На столе горела единственная свеча, тени от ее огонька расползались по стенам, уходившим далеко ввысь. Но в одно мгновение вместо одной перед глазами из ниоткуда всплыла дюжина свечей, он вдруг оказался на коленях на некой возвышенности, напоминающей высокий пьедестал в подземелье. Множество незнакомых лиц вперилось в него глазами. Ури опустил взгляд, вздрогнув, когда увидел свои руки - все в морщинах, отмеченные временем. В лицо ударил пар. Сильный поток горячего воздуха, последовавший за ним, почти отшвырнул его в сторону. Ури посмотрел вверх: прямо на него, как в замедленном действии, обрушивалось тело титана. На лицо капнула слизкая, как слюна, жижа. А потом настала темнота. - Нет! Он вновь разлепил веки, едва придя в себя. Над ним нависало знакомое лицо - кто-то с криками тряс его за плечи. Оттолкнув мужчину в сторону, Ури стал рыскать в поисках одежды, беспорядочно раскиданной по полу. В помещении было жарко и душно; всюду расставлено множество разного рода предметов-безделушек, среди которых - ни одного, что мог бы послужить средством самозащиты. Ури еще не мог ясно соображать. - Успокойся! - шикнул мужчина и, стиснув в ладони его запястье, оттянул обратно от двери. Поддавшись панике, он не успел как следует раздумать и прокусил кожу на тыльной стороне ладони. Снова вокруг него поднялся горячий пар, комната стала стремительно сокращаться в размерах. Голова уперлась в потолок и за долю секунды пробила его насквозь, устремившись дальше, к следующему этажу. Ури взревел. Чудовищный крик разразил ночную тишь подобно раскату грома. От одного взмаха его руки все стены в доме развалились, как карточные, и обрушилась крыша. Снизу до него донесся голос: - Прекрати это! Отодвинув булыжник, Ури схватил мужчину, цепко обернув пальцы вокруг его обнаженного тела, скорчившегося в их тисках. Голод поглотил все остальные чувства, притупил разум; действовал как отрава, единственное противоядие которому - спинномозговая жидкость. Он широко раскрыл рот. - Ури! Помедлив, он допустил величайшую промашку - взглянул на жертву. Мужчина не отводил от его лица испуганного взгляда, он дрожал всем телом, изо всех сил стараясь не терять самообладания. - Ури, - произнес он снова. - Прошу, Ури, перестань, опусти меня на землю. Ури. Понадобилось долгое мгновение, чтоб рассудок вернулся к нему и все стало на свои места. Ури опустил Кенни и освободил из своей хватки, а потом все закончилось так же быстро, как начиналось: земля приблизилась чересчур стремительно, и, ударившись оземь, он потерял сознание так скоро, что едва ощутил боль.* * *
- Он тебя изводит, - прямо заявил Род во время осмотра сызнова построенного дома. - Я люблю тебя, брат, и желаю тебе только счастья, но тот человек отвратно влияет на тебя и твое сознание. В конце концов Ури покорился его словам - ему было стыдно и тоскливо от того, что он мог нечаянно причинить вред людям, которых клялся защищать. За следующие шесть лет он видел Кенни шесть раз. Каждый раз - на ежегодной проповеди. И каждый раз лишь до восхода солнца.* * *
Списки не прекращали пополняться именами. Отступников, еретиков, мятежных. Ури всегда дожидался, пока Род удалиться в свою спальню, прежде чем просматривать отчеты Кенни - единственное, что связывало их в мучительные месяцы расставаний. Лаконичные и сухие, они становились все более сжатыми, пока вовсе не сократились до поименного перечня, в отчет на который Ури выписывал на свежей бумаге новый и отсылал обратно, утверждая следующее задание. Все их общение свелось к этому однообразному обмену. Так продолжалось до тех пор, пока с мертвой точки их не сдвинула фраза: - Мелкого ублюдка уже нет. Кенни остался на ночь и, зарывшись в уют постели Ури, умиротворенный, проспал до рассвета. Ури не сводил с него глаз до самого пробуждения. Их поцелуи были неторопливыми и чувственными, прикосновения - воздушными. Следующие десять лет стали лучшими в их жизни, вопреки кошмарам, вспышкам воспоминаний и панике, от которых с искаженными воплями Ури вскакивал с кровати в середине ночи, не в силах вспомнить собственного имени. Кенни никогда не оставлял его один на один с тревогой, хоть и не знал, как утешить.* * *
Мимо, переливаясь на солнце красочными перьями, пронеслась стайка уток. С недосягаемой выси палило полуденное солнце. Ури приник к сваленному у берега озера бревну, тщетно пытаясь выбросить из головы желчную перепалку с Родом. Он понимал, что в стремлении брата поскорее перейти к следующему этапу замешан страх, но и он тоже испытывал страх, который еще не позволял ему согласиться. - Кенни, - произнес он тихо, когда услышал приближающиеся сзади шаги. - Твои силы иссякают, да? - Кенни решил обойтись без предисловий, задав вопрос в лоб. - Кругом беспорядки, у людей развязываются языки… хуйня всякая на слуху. Когда Ури проснулся этим утром, его колотило, он цеплялся за простыни, сжимая кулаки до побеления костяшек, пытаясь перехватить дыхание, и пот лил градом с его лица. - Мне недолго осталось, - наконец признался Ури, и в его памяти вдруг ожили предки - его предшественники. Он впервые произнес эти слова вслух. Окончательное осознание бесповоротности грядущего стало почти невыносимым, но по крайней мере его голос не дрогнул. - По тебе видно, - голос Кенни не дрогнул тоже. Тогда Ури понял: это смирение.* * *
- Я могу прийти завтра? Ури безумно хотелось ответить - “да”. Он больше не боялся завтрашнего дня, боялся только того, что будет после - тогда, когда его уже не станет. А завтра он добровольно предаст себя дочери Рода, чтобы выполнить свой последний долг, и от него не останется ничего, кроме витающего в воздухе запаха, испаряемого из забытого на столе сосуда. Ури обернул руку вокруг Кенни, припал к его груди и прислушался к сердцебиению, что безудержно учащалось. - Это только для членов семьи, - отозвался он. Кенни шумно сглотнул. - Ладно. - Но ты ведь останешься на ночь? - прошептал Ури. От чудовищности происходящего у него спирало дыхание. Он хотел раствориться в объятиях Кенни, в его голосе, запахе, тепле. Он словно беспрерывно падал бездну, и Кенни был единственным, за что он мог ухватиться. Весь мир теперь казался Ури далеким, будто искаженное изображение с другого конца телескопа. - Да, - тон Кенни не отличался от того, с которым он раньше принимал новые списки на задания. - Останусь.