The Power of Love

      Конечно же Леон не хотел ехать. И Грей был готов к тому, что он будет искать сотню оправданий и отговорок, лишь бы подольше оттянуть. И сначала у него это чудесно получалось, потому что темы он очень удачно переводил на беременность, и Грей сам забывался обо всем. Леон, на самом деле, ухудшал обе ситуации. Оттягивая день уезда и ведя эти диалоги о беременности. Первая была очевидна — вместо лечения он предпочитал глотать таблетки, а второе… Ну, он просто сам не понимал, что, ведя диалоги о беременности и ребенке, он невольно вызывал и у себя, и у Грея привязанность к этому.       Но Грей не был намерен сдаваться.       Кажется, ответственность в данный момент времени за Леона и за свою беременность заставляла его быть более серьёзным.       Настолько серьёзным, что он явился посреди рабочего дня в кабинет Леона.       Тот удивлённо на него посмотрел, рассеянно моргнув. Грей стоял перед ним в чёрных зауженных джинсах и белой рубашке, сложив руки на груди и пристально его разглядывая.       — Как тебя пропустили? — сипло спросил Леон.       — Твоя помощница сама меня пропустила. Увидела имя на моем пропуске и пропустила.       Леон устало застонал и потер виски. Надо было как-то ограничивать свободу Шеррии, она слишком много стала себе позволять, видимо, искренне считая, что ей виднее       — Я сдал анализы, если что, так что скоро узнаем, какая неделя.       Леон вздрогнул, кивнул и слабо улыбнулся — будто на рефлексе. Ему нравилось говорить об этом. Он с нежностью посмотрел на Грея, даже ничего не говоря, и тот, кажется, аж сам на миг забылся, для чего он тут, а потом опомнился.       — Позови свою помощницу.       — Что? — Леон тряхнул головой, не поняв, к чему это было.       — Позови свою гребаную помощницу.              Леон рассеянно моргнул и вызвал Шеррию. Грей остался стоять посреди кабинета, сложив руки на груди и недовольно смотря на Леона. Шеррия пришла быстро, дежурно улыбнулась, кивнула и закрыла за собой дверь.       — Снова здравствуйте, — кивнул Грей. — Вы не могли бы посмотреть расписание этого молодого человека, — он ткнул пальцем в Леона. — И узнать, можно ли у него выкроить буквально два дня выходных. Ему очень нужно кое-что сделать.       Шеррия растерянно посмотрела на Грея, потом на Леона.       — Ну… Сейчас, — она разблокировали свой планшет.       — Шеррия, не надо, — прервал её Леон. — Я не хочу ничего переносить. Грей, если ты так заботишься о моем здоровье, то как-то странно спихнуть все дела с одного дня на другой, чтобы я в свои якобы выходные испытал дикий стресс, и сразу после пошёл работать за двоих.       Грею, кажется, аргумент показался разумным, но все разрушила Шеррия. Не отрываясь от планшета, она сказала:       — Можно ничего не переносить. Ну, буквально одно совещание, но с ним может справится ваш заместитель, вы сами говорили, что не хотите сидеть в компании этих идиотов.       И невинно посмотрела на Леона, хлопнув глазами.       Леон выругался про себя и посмотрел на довольного Грея, который, судя по всему, чувствовал себя так, будто выиграл войну.       — Отлично, — он кивнул. — Переносите. Какие дни выходят выходными?       — Грей, — грубо пробасил Леон, вспомнив, что он тут вообще-то главный. — Я не собираюсь сейчас никуда ехать. Шеррия, ничего не трогай. Можешь быть сво…       — Бастия, ты меня заебал, — грубо пролаял Грей, уставившись на Леона таким взглядом, что Леон аж вздрогнул, не зная, что Грей умел смотреть так. — Да, правильно, забей хуй на то, что можно быстро сделать, помочь себе и забыть об этом. Вот, правильно, сиди здесь и страдай, жалей себе, меня волноваться заставляй, пропадая на полдня! Правильно, я ж потерплю! Грей всегда потерпит! Только сам того Грея я гонять буду по врачам при малейшим чихе, а у самого рука гнить будет — к врачу не пойду. Сядь, блять, и не выебывайся, сам не можешь, так я за тебя все сделаю!       Он перевёл дух, и Леон рассеянно моргнул, не двигаясь, глядя на него все глаза, не решаясь что-то сказать.       — Какие дни выходят выходными? — спокойно обратился Грей к Шерии.       Та дернулась, спохватилась и резко сказала:       — Завтра и послезавтра. На совещание я поставлю главного заместителя и попрошу связаться с мистером Бастией в случае достижения договорённости.       — Отлично, — Грей улыбнулся. — Как все удобно вышло, а? — он обратил к все ещё крайне удивленному Леону, который как замер в одной позе, так её и менял. — Завтра с утра поедем, к утру другого дня вернёмся, и ты ещё день отдохнешь. Это же много времени не займёт, правильно? Спасибо, — он кивнул Шерии и та быстро ушла, видимо, тоже немного сбитая с толку таким выступлением.       Леон снова рассеянно моргнул, пытаясь понять, что только что произошло.       Грей тяжело выдохнул и посмотрел на него.       — Прости. Но по-другому с тобой сейчас было нельзя. Ты с чего-то решил, что тебе виднее, чем врачу, что тебе нужно делать. Сейчас к тому же с тобой буду я, тебе будет так легче. Надо же твоему ребёнку внутри понять, что опасности больше нет.       — Я… Просто, кажется, я не ожидал, что ты умеешь кричать.       Грей усмехнулся и подошёл к нему ближе, а после просто присел к нему на колени и обнял за шею.       — То есть в кровати я недостаточно громкий?       Леон усмехнулся.       — Достаточно. Но это другое.       — Ты не злишься? — спросил Грей, погладив его по плечам.       Леон хмыкнул.       — Я больше опешил. Но, в конце концов, ты прав. Лучше сделать сейчас, а потом будем решать вопрос более важный, — он погладил Грея по животу. — Токсикоза пока нет?       — Ну… Не знаю.       — В смысле «не знаешь»? — удивился Леон. — Мне кажется, состояние, которое похоже на адское похмелье, сложно не заметить!       Грей рассмеялся.       — Ну, он у всех по-разному проходит, но по утрам я адски хочу есть, а после… Ничего в глотку не лезет. Но меня пока не рвало. Так, подташнивает.       Леон поджал губы:       — Значит, сейчас пятая-шестая неделя.       — Шестая, скорее всего, — сказал Грей. — Шесть недель назад был узел. По крайней мере первый. — Надеюсь, в самолёте меня блевать не потянет. Знаешь, блевать хочется только в родных стенах, в остальных это делать некомфортно.       Леон рассмеялся.       — Мне кажется, блевать нигде неприятно.       — В другом месте неприятнее всего! Хочу домой, над тазиком и перед телевизором.       Леон тяжело выдохнул и поцеловал его в линию челюсти. Грей довольно мурлыкнул и обнял его за шею, уткнувшись подбородком в его макушку.       Леону тяжело давалось само понимание, что они летят во Францию. Даже этот язык причинял ему боль, но психотерапевт уже несколько раз говорил про эту схему и настаивал над ней. Вероятно, если бы не Грей, то он бы так и не решился на это.       Да он даже сейчас не решился, пока ехал в самолёте, а на его коленях спал Грей. Из-за беременности его постоянно клонило в сон, так что ранний подъем дался ему очень сложно. До того, что Леон его сам одевал. Поел Грей, слава Богу, сам. И да, он и вправду сейчас очень плотно завтракал. Он съел яичницу с беконом, два тоста с арахисовым маслом, чашку кофе, три шоколадных конфеты, горсть грецкого ореха и добил это все бананом.              А потом он снова стал засыпать. Сопел на Леоне он и в машине, и в самолёте. Сначала Леона это нервировало — он боится туда ехать, он не хочет, он ждал поддержи в Грее! Но Грей все-таки был беременным, и если нужно было выспаться, значит, пусть спит. В конце концов, Леон стал слушать его дыхание и это достаточно смогло его успокоить.       Но чем ближе они подлетали, тем более нервеннее было Леону. Он сжал руку Грея в своей, нервно поглаживая его костяшки, и стараясь сосредоточиться на его спящем лице. Моментами это и вправду помогало, и он отвлекался. Потом снова возвращался.       В конце концов он растолкал Грея, не выдержав этой муки, и Грей, сонно открыв глаза, кое-как присел и зевнул.       — Прилетели?       — Почти, — кивнул Леон и, вместо любых других слов, обнял Грея.       Грей все прекрасно понял и обнял его в ответ, крепко обхватив его руками и положив голову на его плечо. Погладил успокаивающе по спине и поцеловал в висок.       — Всё будет хорошо, — прошептал он, продолжая обнимать и гладить его, успокаивая. Он чувствовал, что Леон был напряжен всем своим телом, в каждом его сантиметре играл страх, и Грей был искренне удивлён, что он мог так бояться.       Леон всегда в его глазах был сильным, волевым человеком, поэтому встретившись с кем-то настолько уязвимым в нем, он... был удивлён. Чрезмерно удивлён, но привыкал к этому. Леон тоже мог быть слабым, и это нормально.       Грей погладил по спине, по волосам, прижав лицо Леона к своей шее, пытаясь расслабить его, успокоить, хоть они оба понимали, что это не поможет. С дерганным выдохом Леон отстранился от его шеи и посмотрел ему в глаза. Грей приободряющие ему улыбнулся и погладил по щеке.       — Это всего часик, может, даже меньше. Ты посмотришь страху в глаза и поймешь, что многие вещи уже позади. Ты уже большой и можешь победить всех монстров, что мучили тебя в детстве.       Леон дерганно улыбнулся.       — К несчастью, эти монстры давно уже выиграли.       — Нет, неправда. Тебе кажется.       — Правда, Грей, правда, — Леон взял его руку в свою и поцеловал в костяшки. — Выиграли в тот момент, когда я сам стал таким же монстром, что и они.       Грей на миг растерялся и даже не зная, что и возразить — врать не хотелось. Леон счел эту паузу достаточно говорящей, и только улыбнулся Грею, как бы говоря, что все в порядке, он понимает. Но Грей внезапно повторил, уверенно и четко:       — Неправда.       Леон не скрыл удивленного взгляда.       — Ты ведь уже признался себе, что этот мир, в которым ты монстр — ты возвел сам вокруг себя, лишь бы не признаваться в некоторых вещах. Ты не монстр. Уже не монстр. Или, во всяком случае, можешь перестать им быть.       Леон растерялся, Просто не нашелся с ответом. Ведь, в каком-то смысле, Грей был прав. В тот вечер… В тот вечер Леон впервые смог признаться себе в том, кто он на самом деле и почему он вел себя так, как вел. Что все это всегда было иллюзией, мерой, которую он принял лишь бы отгородить себя от всего. Он не хотел побеждать никаких монстров. Он хотел стать настолько ужасающим, чтобы создать иллюзию, якобы это они его боятся, а не он.       Только недавно он стал понимать, что это разрушало, а не спасало его.       Леон смог лишь улыбнуться, и для Грея эта улыбка была исчерпывающей.       Леон резко переменил тему:       — Я устраиваю светский вечер завтра, в Париже. Составишь мне компанию?       Грей растерялся.       — Я никогда не был в таких… местах.       — Я знаю. Пора начинать.       — Но как ты… как ты им объяснишь мое присутствие? Ведь мы не знаем, что будем делать с… — он прервался, и Леон лишь посмотрел на его живот и кивнул.       — Не знаем. Но скажем, что тебе восемнадцать и ты мой выдающийся помощник с большой головой. А потом… ну, если раскроется наш роман и если мы… Ну, ты понимаешь, то, что ж, к этому моменту о нас и так будет много сплетен.       — Мило, — кратко сказал Грей, добавив: — Но я не выгляжу на восемнадцать.       — Попрошу визажистов и стилистов немного тебя… приукрасить.       Грей недовольно фыркнул.       — Приукрасить?       — Я имел ввиду… Ну, в смысле, сделать из тебя визуально немного постарше… Немного косметики, правильная одежда и прическа, духи.       Грей цокнул и закатил глаза.       — Я это запомню.       — Не начинай, — улыбнулся Леон и, обняв за талию, притянул к себе ближе.       — Поздно. Уже начал, — Грей отпрянул от него, стряхнув урку с талии.       Леон качнул головой.       — Ну ты серьезно?       Грей немного подумал и сказал:       — Хм, да. Вообще-то у меня уже третий день настроения смертельно на тебя обидеться, но все не было подходящего момента. Ну, вероятно, это гормоны.       — И как же мне заслужить прощение?       — Я пока не придумал. И вообще, сначала я должен серьезно на тебя обидеться. Совсем серьезно. Возможно, даже поплакать.       Леон присвистнул.       — Без слез не обойтись?       — Нет.       — Эх, жаль.       — Но я войду в положение и…       — Ты уже вошел в положение.       Грей ударил его по руке.       — Так вот, я войду в твое положение и отложу обиды на чуть позже.       — Договорились, — он поцеловал его волосы. — Тогда ты составишь мне компанию на вечере?       Грей хмыкнул.       — Пожалуй, да.       — Спасибо, я рад.       Грей улыбнулся ему и позволил притянуть его к себе ближе, положив голову на плечо. Леон мягко гладил его спину, его плечи и бока, пока рука не оказалась на животе. Грей слабо вздрогнул, но быстро успокоился и снова расслабился. Леон поцеловал его за ухом.       В отельном номере было просторно, светло и приятно пахло. Леон нервно собирался, вероятно, желая скорее разобраться со столь неприятным делом. Он снял пиджак, галстук, постоянно поправляя волосы, из-за чего совсем их растрепал, и заметил, наконец, Грея, который все это время сидел на стуле и очень напряженно смотрел на пол.       — Грей?       Грей отозвался лениво, и, немного подумав, сказал:       — Меня мутит от запаха в этом номере.       Леон растерялся и на секунду вообще забыл о том, как сильно он торопится и нервничает. Пришлось снимать другой номер, с другим запахом. Им повезло не сразу, потому что везде Грею пахло не так. И, когда нашелся нужный, правильный запах, Грей тут же удалился в туалет. По тому, что он не выходил оттуда минут двадцать, Леон понял — его тошнило. Леон стоял посреди комнаты и растерянно тер затылок. С одной стороны, благодаря тому, что он волновался о Грее, страх о скором походе к столь неприятным местам, притуплялся, а с другой… Ох, с другой он понятия не имел, что беременные — такая нервотрепка.       Вскоре Грей вышел, покопался в своей сумке и достал мятный холс. С недовольном лицом сел на край кровати. Леон покачал головой и присел рядом.       — Легче?       — Я чудом не выблевал свои кишки.       — Ох… я и не знал, что настолько.       — Не поверишь, я тоже! И предпочел бы и не узнавать. Черт возьми, почему мы вообще решили, что тянуть с этим — нормальная идея?! То есть… Я должен мучиться с этим, терпеть, а потом мы такие — эх, ладно, пойдем на аборт?! Чудесно!       Леон растерялся. Он видел Грея всяким, но вот взбешенный Грей — очень редкое зрелище, на которое Леон даже не знал, как реагировать! Обнять? Не трогать? Поцеловать? Взять за руку? Что?!       Леон откашлялся. Он решил не говорить, что это идея Грея. Приехать сюда, и только по приезде домой решить всю эту… проблему.       — Да, скверно, но сейчас уже ничего не поделать. Я…я могу что-то для тебя сделать?       — Ага. Не сидеть с таким умирающим лицом. Это мне тут плохо! Все, неважно, я пошел.       И снова ушел в туалет. А Леон продолжил сидеть, сбитый с толку и растерянный. Ну, с другой стороны он мог понять Грея. Ему внезапно стало плохо, его рвало — и, конечно, его бесил тот факт, что это может происходить… просто так. Не ради ребенка. Просто так. Он даже не знал, как его утешить и что сказать! Леон нервно посмотрел на часы. Черт, он же так не успеет затемно! А ходить туда в темень он не хотел. Так и в призраков поверить можно…       Он собрался с силами и, когда Грей вышел, спешно спросил:       — Тебе легче?       — Вроде. По крайней мере блевать больше не хочется.       — Я, кхм… Не подумай, что я черствый чурбан, но… Скоро стемнеет, а я бы хотел покончить с этим сегодня.       Грей только кивнул.       — Я с тобой, ладно?       Леон опешил. А потом покачал головой.       — Нет.       — Нет?! — всполошился Грей. — Мы же… мы же говорили, что я буду рядом!       — Прости, я передумал. Во-первых, тебе может стать плохо там. Во-вторых, для меня это… морально сложный и личный момент.       — Ты не можешь меня оставить тут одного!       — Тут? Это отель, а не пустая улица.       Грей замолк, понимая, что претензия глупая, но и думать здраво он не мог: к сожалению, все карты сегодня сложились так, что его тошнило, у него было отвратительное настроение, и еще — его бесило, что Леон говорил не так, как придумал себе Грей. Вероятно, именно сегодня его положение решило сыграть с ним злую шутку. Он решил, что лучшим будет сказать:       — Я… я не могу сейчас мыслить здраво, я хочу злиться, орать и во всем тебя обвинять.       Леон удивленно на него посмотрел, а потом улыбнулся и, встав, подошел к нему ближе и, взяв его за плечи, притянул к себе, прижав его голову к своей груди. Грей недовольно фыркнул, но вырываться не стал.       — Что ж, вероятно, этого следовало ожидать, — сказал он ласково. — Но… ты должен постараться меня понять.       — Я понимаю…       — Хорошо. Тогда… давай обмен. Я схожу один, а потом, по приходу, расскажу тебе про свое детство? Как тебе такой компромисс? Там много интересных вещей.       Грей поднял голову, посмотрел ему в глаза и медленно кивнул. Леон поцеловал его в лоб.       — Отлично. Спасибо.       Грей в ответ взял его руку в свою и сжал. Леон счел это за жест доверия и сжал ее в ответ. Они немного так постояли, а после Леон сказал, что ему надо идти. Перед тем, как закрыть за собой дверь, он притянул к себе Грея и чмокнул в щеки. Грей вяло улыбнулся и попросил:       — Не задерживайся.       — Разумеется. Не скучай.       — О, не бойся. Он, — Грей кивнул в сторону своего живота, — мне не даст соскучиться.       Леон улыбнулся и провел ладонью по его животу.       — Надеюсь, он будет вести себя хорошо и не расстроит тебя еще сильнее.       Грей только пожал плечами и сказал:       — Иди, а то мы так до темна можем стоять.       Леон согласился.       — Хорошо. До скорого.       Он закрыл за собой дверь. Грей смято улыбнулся и выдохнул. Что ж, это выбор Леона и, вероятнее всего, правильный.       Леон все время, пока ехал в такси, плотно сжимал губы, зубы и кулаки. Смотрел в окно, хмурился, чувствовал, как напряжение тащит его вниз, как сердце тяжело бьется. Когда он вышел из машины, мир на секунду поплыл. Леон взял себя в руки и пошел вперед. Его трясло, знакомая, выученная дорога, наводила на него смесь из ужаса и облегчения. Он идет не домой, не к отцу, ему больше не сделают больно. Ему больше не навредят. Его штормило от облегчения до ужаса. Сердце билось у него в глотке, когда он завернул за очередной поворот. Вот он дом — виднелся в ряду абсолютно таких же, но старый, за которым никто не ухаживал. Рядом в окнах уже горел свет — погода сегодня выдалась пасмурной. Леон прошел еще пару домов и замер, неуверенно глядя на некогда его дом.       Леон тяжело выдохнул:       — Salut (прим. франц. — «Привет»).       И толкнул калитку. Та проскрипела, но не поддалась. Закрыта на крючок. Леон встал на носочки и заглянул. Да, в самом деле, защелкнуто. Он огляделся, отломил палку и, как и в детстве, аккуратно подцепил его. Крючок соскользнул. Леон снова толкнул калитку — та поддалась не сразу, пришлось приложить немного усилий — петли были старые, ржавые.       Она отворилась со скрипом и лишь на небольшое расстояние — ровно на такое, чтобы Леон смог пролезть боком.       Он зашел во двор и нервно оглянулся. Все было таким же, как он и помнил — только трава теперь доросла почти до колена. Леон похлопал себя по карманам и достал небольшой ключик. Дрожащими, белыми руками отворил дверь и, сделав глубокий вдох, открыл ее. В доме было сумрачно, но не слишком темно, однако Леон все равно использовал фонарик на телефоне. Все было пыльное, в угле сидел жирный паук. Леон зачем-то ему улыбнулся и прошел из прихожей в гостиной.       Он замер и какое-то время так и стоял, парализованный. Из всех реакций «бей, беги или замри», для Леона всегда выпадала «замри», когда дело касалось его отца. Или воспоминаний об его отце. И он стоял, смотря на грязный диван, грязный стол, обои, которые местами уже свисали. Люстра качнулась со скрипом — тому виной сквозняк из окна. Местами разбитые — вероятно, пытались пробраться. Но дверь заперта, а на окнах — решетки. И в целом Леон не хотел, чтобы этот дом стал жертвой вандалов. Для него это — священная тюрьма.       Он нерешительно прошел вперед и тихо открыл дверь, ведущую в детскую. В одной комнате — четверо детей. Леон глубоко вдохнул. Сердце билось в его глотке, пока он смотрел на одну из кроватей. Надо же, он пообещал рассказать Грею о том, что было в его детстве. И о том, что происходило здесь, в этой комнате. Каким молчаливым свидетелем стала эта кровать. Он смотрел на нее, ненавидел и испытывал облегчение. Следуя странным импульсам, он прошел вперед и сел на край кровати. Та жалобно проскрипела. Сердце билось быстро. Леон ощущал ужас и восторг. Никто ничего больше с ним не сделает. Не здесь.       Он в безопасности.       Леон осмотрел комнату, смотря на все детали и вспоминая все подробности. Все здесь хранило ужасные воспоминания — стены, окна, пол, валяющие детские редкие игрушки. Все оно хранило в себе детские крики ужаса и отчаяния, и рев взрослого мужчины. И слезы одной женщины.       Леон сидел и смотрел. Позволял воспоминаниям течь в его голове, в его крови, вызывая в нем одновременно и ужас, и неясное облегчение, и радость. Это в прошлом. Он смотрит на этих призраков прошлого, и они больше не властны над ним. Столько лет работы с ПТСР, и только сидя здесь и говоря себя: я не виноват, я не виноват, я не виноват, он испытывал приятное волнение и облегчение.       Он прикрыл глаза, вспоминая. И представляя рядом с себя самого себя из детства. Тощего, в бинтах, с диким взглядом. Представил, как сел перед ним на корточки, взял его за руки, коснулся ран — они больше не болят. На самом деле, никогда больше не болели. Представил, как обнял его и вдруг ощутил: дьявол, он не был виноват. Никогда. Никогда, ни в одну сраную секунду он не был виноват.       Если бы это в самом деле могло случиться, он знал, что этот маленький Леон в его руках плакал бы навзрыд. Леону бы не были противны эти слезы.       Так же, как ему не были противны собственные слезы сейчас. Он облизал губы. Соленые. Открыл глаза, улыбнулся и встал. Обошел комнату и нашел небольшую деревянную машинку. Покрутил ее в руках и забрал с собой. Машинку, которую он прятал, и ее легко было прятать благодаря ее маленькому размеру.       Леон прошел в спальную родителей и поднял взгляд на стену над кроватью. Запылившееся, ржавое оружие угрожающе молчало. И будет молчать вечность. Он посмотрел на незаправленную кровать и подошел ближе. Улыбнулся, глядя на засохшее пятно крови. Кровать прогнила.       Он улыбнулся шире.       Он не был виноват. Он поступил правильно.       Он никогда не был виноват.       Сколько он еще провел в этом доме одному Богу известно. Он обходил комнаты снова и снова, смотря на одни и те же вещи, касаясь стен, окон, столов, кроватей. До тех пор. пока страх совсем не ушел, и дом превратился в простой старый заброшенный дом.       Он в последний раз прошелся взглядам по старым книгам, осмотрел всю посуду, стол, холодильник. Столовые приборы. Старый, нерабочий телевизор.       Он кивнул сам себе и вышел на улицу, не ощутив смены температур — в доме было так же прохладно, как и на улице. Он посмотрел на небо. Совсем скоро солнце сядет. Еще немного подумав, он вызвал такси, написал Грею, что приедет через полчаса, и назвал водителю адрес. Вскоре он вышел у заброшенного кладбища. Пробираясь по высокой, мокрой после дождя траве, его штаны полностью промокли — зато туфли держались хорошо. Мотая головой, он тяжело выдохнул и написал Грею еще раз: «нет, не через полчаса. Еще позже».       И пошел дальше.       Сначала он нашел могилу младшего брата, такую заросшую, что едва был виден могильный камень. Леон покачал головой и только кивнул могиле, будто в знак приветствия. Дальше — старшая сестра. Такая же заросшая. Он кивнул и пошел дальше. Наконец, могила матери. Он посмотрел на нее и вытоптал рядом траву, как смог. Немного помолчал и, внезапно, даже для самого себя заговорил:       — А я все равно люблю тебя. несмотря на то, что должен ненавидеть. Я прощаю тебе то, что ты не смогла простить бы мне. Рассказал бы тебе про Грея, но я знаю, что тебе насрать. Вот. На этом все. Не знаю, где ты или кто ты, но, надеюсь, в лучшем месте, чем была здесь.       Он оглядел могилу усталым взглядом, чувствуя, что этот вечер его истощил, и только сказал:       — Прощай. На этот раз навсегда.       И, повернувшись, ушел. По дороге он купил Грею цветов, а после вызвал такси — из-за намокших штанов он ужасно продрог, так что спешил скорее в отель. Поднялся в номер и открыл дверь, ощущая легкость, опустошение, истощение и легкую радость.       Грей тут же выглянул в гостиную, стило Леону зайти в номер и, увидев цветы, смущенно улыбнулся.       — Даже в такой ситуации не забываешь обо мне?..       — Сложно забыть, когда вас, попрошу заметить, двое.       Грей улыбнулся и прошел к нему, крепко обняв. Кажется, он больше не хотел злиться и ругаться. Леон обнял его в ответ, но Грей отпрянул от него, спросив:       — Ты что, промок? Давай сюда цветы, иди переоденься, пока совсем не замерз.       Он забрал цветы, а сам подтолкнул Леона к ванной. Тот растерянно вытерся, сменил штаны и заодно белье — оно тоже промокло, не удивительно, что он так замерз. Едва успев выйти, Грей спросил:       — Как все прошло?       Леон немного рвано кивнул.       — Даже лучше, чем представлял. Мне стало… легче. Возможно… Возможно, я решусь даже проведать своего отца. Чтобы наверняка.       Грей изумленно на него посмотрел, но не решил возражать или поддерживать в этом. Он просто не разбирался. Переведя взгляд на цветы, он сказал:       — Они очень красивые. Спасибо.       Леон кивнул и присел на диван. Грей сел рядом с ним и обнял.       — Ты точно хорошо себя чувствуешь?       — Да. Я ожидал, что будет хуже, но все обошлось. Наоборот, я ощутил легкость. И еще… заехал на кладбище. К сестре, брату и матери.       — Ничего себе, и они… тоже?       Леон кивнул.       — Есть еще одна сестра. К ней я поеду завтра. Хочешь со мной?       — Я… А она?..       — Тоже.       Грей смолк, поджав губы.       — Мне очень жаль, Леон. Если бы я мог залезть к тебе в душу и вынести весь этот ужас…       — Я знаю, Грей, я знаю, — он сжал его руку крепче.       — Я поеду с тобой. Раз… раз ты позволяешь, вероятно, так нужно.       — Мне бы хотелось вас познакомить, — как в астрале сказал Леон.       — Но она ведь… — и резко замолчал. — Хорошо. Я буду рад с ней познакомиться.       Леон улыбнулся и сморгнул слезы. Грей подался к его лицу и сцеловал одинокую слезинку.       — Я рядом, — прошептал он.       — Спасибо, — и крепче сжал его руку в своей, упав лицом в сгиб между шеей и плечом. Грей ласково погладил его по волосам и какое-то время они молчали.       Грей смотрел на цветы, думая о том, как много, на самом деле, они для него значат. Ведь Леон, даже прибывая в такой стрессовый ситуации, все равно нашел силы и время написать ему, когда придет и купить цветов. Он думал о нем даже в такие моменты. Он заботился о нем. Грей улыбнулся. Какой из Леона психопат? Он выдумал это, заставил других верить, а тут еще эти таблетки.       Внезапно, с тяжелым выдохом, Леон сказал:       — Прости, но я расскажу все без лишних подробностей.       Он чуть отстранился, и Грей изумленно на него посмотрел.       — Леон… тебе не обязательно рассказывать мне об этом сейчас. Можно потом, когда тебе станет чуть лучше.       Леон покачал головой.       — Я хорошо себя чувствую. К тому же… Кажется, впервые эта история вызывает во мне эмоции.        — Впервые?       Леон кивнул.       — Понимаешь, когда я все рассказывал своему психиатру, я говорил без всяких эмоций, ничего не чувствуя. Думал, какой я сильный. А врач сказал, что это — деперсонализация. И что это последствия ПТСР. А сейчас… вот, чувствую. И, как оказалось, я могу чувствовать не только ужас и страх, но еще кучу чего всего. Мне больно, но это и хорошо. В этом случае лучше чувствовать боль, чем совсем ничего.       — Ну, это я и сам знаю не понаслышке, — улыбнулся ему Грей. — Что ж, тогда я слушаю.       Леон кивнул, вдохнул и начал:       — И так, как ты уже знаешь, я родился во Франции, в Сен-Дени, нищий и неблагополучный пригород…

Just us. You find out. Только мы. Пойми это. Nothing that we don't want to tell you about, no. Нет ничего, что я не рассказал тебе Cause it's too cold, for you here, Потому что здесь слишком холодно для тебя, And now so let me hold both your hands in, Поэтому сейчас позволь мне укрыть твои руки The holes of my sweater. Рукавами моего свитера