***
Калеб давно не слышал женского смеха – только безумный смех фанатиков; до и перед их смертью. Были ли среди тех уродов женщины, его интересовало в самую последнюю очередь. И свой собственный, хриплый и мерзкий; по-другому, впрочем, он и не умел... Умел напевать чужие песенки, поливая врагов свинцом. Да, прекрасные песни. Кроме одной, про чёртовых собак в окне. Кажется...***
Цокот каблуков по деревянному полу – парочки кружат в танце со счастливыми улыбками. Другие, окружив их, радостно хлопают в ладоши и подбадривают танцоров; лишь один прикрывает взгляд за длинными полями чёрной шляпы, опустошая стакан с пойлом. Калеб откровенно хреново танцует и даже не пытается выдумать глупую отговорку по этому поводу, ведь, в конце концов, это правда. Танцы не его стезя – убийства, муки и страдания – вот его призвания. Офелия всегда смеялась над его неуклюжими танцевальными па, едва дело доходило до излюбленного всеми – и ей в том числе – танго. Он очень расстраивался, понимая, что она больше никогда не увидит его па со смертью; это у него получалось гораздо лучше. И до и после... Смерть стала его частой путницей и подругой – и когда любимая женщина привела его в культ, и когда они доносили неверным волю их повелителя. И когда этот самый повелитель вместо награды покарал. И когда ненависть пожирала изнутри, жажда мести пылала в кроваво-алых глазах. Стрелять, колоть, колдовать, сжигать и взрывать – он больше ничего не умеет. И не научился бы, скорее всего. Ах, Офелия, Офелия! Почему её привлёк именно Кабал, а не какие-нибудь тихие мормоны? Или кто там ещё был среди этих умалишённых? – Калеб не знал, но думал, что именно поэтому она и выбрала Кабал. Где не было моральных принципов, где можно было взглянуть правде в глаза и убивать, не боясь и не стесняясь никого – ни Бога, ни самих себя. И, в конце концов, сдохнуть как предатель культа в ходе хитрожопого плана поехавшего крышей рогатого сукина сына. Калеб шел не за Кабал – за Офелией. Ему, откровенно говоря, было наплевать на рогатого ублюдка, на культистов с их долбанной догмой – он шел лишь за женщиной, которую любил. Конечно, Габриэлла и Ишмаэль были его друзьями, но в культ его привела именно она – такого же кровожадного ублюдка, жаждущего крови, власти и богатства. А ещё он жаждал её и чувства их были взаимны; в жизни – да, после неё... Стакан с виски опустел; правой рукой бродяга попросил наполнить его вновь, держа в другой тлеющую сигарету. И когда последняя капелька из бутылки капает в стакан, ему на короткое, но до боли чёткое мгновение кажется, что в отражении показалось её лицо...***
Калеб внимательно вглядывается в стакан с виски – и на мгновение ему начинает казаться, что вместо выпивки – кровь. Будь на его месте нормальный человек, возможно, ужаснулся, счёл бы себя – или других – сумасшедшим. Но он уже и не помнит точно, сколько декалитров крови выпил и слопал человеческих сердец. Какая к чертям разница, не правда ли? Калеб вновь смотрит в пойло и видит своё отражение – просто красавчик. Хорошо, что за шляпой можно скрыть пылающие кроваво-алым глаза, а за широким воротником плаща звериный оскал. Калеб внимательно вглядывается в эти лица – и они меняются на морды и рыла. Изувеченные шрамами, несимметричные, беззубые и гнусные – как у тех грёбаных культистов и мертвяков, у которых есть одна функция: сдохнуть. Калеб внимательно вглядывается в стены, по которым течёт кровь и проступает оккультная атрибутика, а за окном полыхает кроваво-алое солнце – или это луна? Смех, музыка сменяются ненавистным до блевоты Домус Дурбентиа. На внешней стороне трясущейся ладони проступают вены, ярость, словно из каких-то неведанных глубин вырывается наружу, заставляя тело дрожать, а всё вокруг окраситься в кроваво-алые тона...***
- Эй, приятель, - наваждение отступает, мир снова принимает прежние очертания, до него докопался бармен, - ты уже выдул целую бутылку виски. Тебе есть чем платить? Конечно, сегодня праздник и всё такое – но это не значит, что мы каждому встречному бесплатно будем наливать... Лысый, невысокий, плюгавенький мужичок указал на двух крепких парней у дверей, явно не для красоты занимающих свои места и потирающих накачанные мышцы. Народ всё ещё веселился, не обратив внимания на небольшой спор нового лица и бармена, хотя некоторые всё же настороженного поглядывали в сторону барной стойки. Неожиданно, незнакомец улыбнулся. Оскал грязно-желтых зубов растянулся к злобной, кровожадной и безумной улыбке. - Конечно, у меня есть, чем заплатить, - хриплым голосом ответил человек в чёрной шляпе, рыская по внутреннему карману чёрного плаща, озарив испуганного человека взглядом кроваво-алых глаз, лишенных зрачков; и к его ужасу, доставшему вместо денег из-за пазухи обрез двустволки, чьи дула уткнулись в толстокожую морду. – Твоей кровью! Прежде чем испуганный дядька успел вскрикнуть, незнакомец нажал на оба курка...***
Да, чёрт возьми, вот оно! Вот он, этот чёртов танец, чьи танцевальные па Калеб исполняет как никто другой. По салуну поднялся вопль, отлично – он не заглушит очередь из Томми-Гана. Какой-то урод попытался подскочить сзади; эх жаль, что дуплет в бармена разрядил, приходится поработать немножко вилами – проткнуть тупую башку вместе с глазами. Ржавые зубцы вошли так глубоко, что быстро не вытащить – а куча засранцев уже тут как тут. Не проблема – аэрозоль и зажигалка отлично справляются со своим делом, и воздух заполняет вонь палёной плоти... - Strangers in the night...exchanging glances, - куда же без любимого Френка Синатры, особенно, когда их туши полыхают от посоха-пиявки или пушки-Тесла? Какая-то кучка простофиль пытается смыться на второй этаж – правильно, он последний входил в салун и на всякий случай под шумок заклинил дверь. Тем лучше – связка динамита заставляет разлететься кучи оторванных конечностей и брызги крови, а кишки гирляндой над потолком повисли. И конечно, куда же без неё – куклы Вуду, чтобы кожа, а потом и потрошки вместе с мясом слезли с костей... Они все такие жалкие, такие слабые и ничтожные – и тем большим хохотом он заходится. Какая к чёрту разница – культисты, рабы, мертвецы, демоны или обычные люди? Их всех можно убить! Они все – ЖАЛКИЕ СМЕРТНЫЕ!!! До единого! Расстрелять, поджечь огнём сигнальной ракетницы или струёй из баллончика, сжечь потоком из пушки тесла или колдовством. Калеб не умеет танцевать танго, он умеет лишь убивать. Калеб не умеет петь, он лишь умеет безумно хохотать в этой головокружительной, безудержной и безумной пляске с костлявой старухой...***
За спиной продолжали проявляться кровавые всполохи да вопли ещё не сжарившихся несчастных из полыхающего салуна. Мужчина в чёрной шляпе и плаще вздохнул – слишком просто. Хотя и несказанно весело... Взяв сигарету в зубы, он зажег её зажигалкой и затянулся сигаретным дымом. Да, чёрт возьми, этот танец оказался слишком коротким. Этому грёбаному миру предстоит понять, хороших парней здесь нет. Даже отдаленно хороших. Калеб – крутой, стильный, прикольный, да какой угодно — но не хороший. И что вопрос, кто ещё большее чудовище – поверженный Кабал, их долбаный дохлый Чернобог или он сам? - всё ещё актуален. В конце концов, какая разница, какой ты – хороший или плохой, если пушка у тебя? Зато обстановка привычная – куча трупов и он, единственный живой посреди них. А большего и не надо... Калеб продолжает танцевать со смертью, веря, что вместо неё неуклюже танцует танго с любимой женщиной...