Каждый человек чего-нибудь боится (с)
Овсянка едва теплая, серая, склизкая. Эггзи медленно-медленно черпает ее ложкой и глотает, будто таблетку, не жуя и жадно запивая водой. На вкус каша такая, будто ее уже несколько раз ели, но другой еды в доме нет, а день предстоит тяжелый, сил понадобится немало, и другой еды - спасибо, мама - в доме нет. Его мать, бледная и растрепанная, пытается заставить младшую сестру Эггзи завтракать. Объяснить ребенку, почему надо изо дня в день есть то, что невкусно, нереально. Заставить - тоже. Малышка кривит губы, почти плачет, пытается оттолкнуть мать. Эггзи корчит ей рожицы поверх своей тарелки, но они получаются натянутые, несмешные. И он сдается. Утро, которого он ждал всю жизнь до обидного ничем не отличается от сотен предыдущих. Эггзи принял решение уйти из фракции - и из дома - уже давно, кажется, еще раньше, чем вообще узнал, чем фракции отличаются друг от друга. Он, черт возьми, всю жизнь провел в ожидании Дня определения. Делал все для того, чтобы сбежать. Как можно дальше. И теперь, когда до Выбора осталось всего несколько часов, он давится принятым решением точно так же, как остывшей кашей - через «не хочу» и «надо». Отец - и плевать, что Эггзи едва его помнил - был Бесстрашным. И мама - тоже. Когда-то давно. Мама уговорила отца перейти в Отречение, мама почему-то считала, что так будет лучше. Иногда Эггзи ее понимал. Страшно воспитывать детей во фракции, где с детства у людей одна цель - война. Война, от которой уже устали остатки гребаного мира. Война, которая этот мир уничтожила. Вот только жизнь Эггзи день за днем уничтожала доброта. Та самая, простая и убогая. Отец умер. И это Эггзи пережил бы. Люди живучи, даже в моменты, когда жить совсем не хочется. Мать, пытаясь отвлечься, вела себя как истинный член Отречения. Помогала, отдавала, делала. Работала на фабриках за еду - деньги в их фракции издавна приравнивались к излишеству; сидела с чужими детьми - Эггзи стойко терпел, хоть и срывался порой: хотелось свою маму, а не общую; готовила и кормила изгоев. И не только кормила - это Эггзи понял, когда появилась сестренка, а мать на вопросы об ее отце отводила глаза. А потом из дома стали пропадать те немногие из вещей, что фракция позволяла иметь. Стала пропадать еда. Зато синяки с лица и рук матери не пропадали почти никогда, как бы не старалась она их прятать под старенькой, просвечивающей из-за частых стирок одеждой. Эггзи спрашивал. Настаивал. Пытался защитить. Нашел того самого Дина, главаря одной из общих изгоев, полез в драку, шалея от собственной безрассудности. И вернулся ни с чем. Смелости ему и в те неполные пятнадцать было не занимать, а вот физически справиться с толпой одичавших придурков он, разумеется, не мог. Помяли, сломали пару ребер, но отпустили живого. Униженного еще сильнее, чем в тот день, когда его впервые прилюдно какой-то парень из Бесстрашных назвал убогим. Мать не хотела менять ничего в своей жизни. И Эггзи, пытаясь ей помочь, очень четко понимал одно: пока он сам не встал на ноги, он - никто. И не сможет ничего дать своей семье. Совсем ничего. А потом тест показал Бесстрашие, Эрудицию и Отречение. И отсчет «убогой» жизни пошел на часы. И, чем ближе был последний день, тем тяжелее становилось терпеть. Тем сильнее хотелось свободы. Каждую минуту. Эггзи практически с самого детства пытался тренироваться. Свободное время в их фракции считалось блажью, но он как-то умудрялся изворачиваться. Шансы попасть в Бесстрашие у него были. Не такие, конечно, как у подростков-бесстрашных, которые обучались всему - от стрельбы до рукопашной борьбы - с самого детства, но весьма и весьма неплохие. И безрассудное, на грани отчаяния, желание. Вырваться. Начать наконец-то жить для себя, хоть немного, а не для блага общества, которое, вопреки громких лозунгам фракции, было до отвращения равнодушным. Их соседям - Эггзи это знал точно - было, например, все равно, что их последний завтрак - вот такой. Мама, конечно, сама виновата, что отдала все, что получила за работу, Дину. Маме стоило подумать и о себе, но она, наверное, давно разучилась это делать. Эггзи, сдавшись, опускает ложку в тарелку и, неловко обжигаясь, пьет чай. Несладкий и едва заваренный. Мать на него не смотрит. Эггзи где-то в глубине души хочет, чтобы она попросила остаться. Не бросать. Но просить - эгоизм, а она - истинный член Отречения. Поэтому молчит. До распределения по фракциям остается меньше часа. *** Поезд, который везет Эггзи и остальных кандидатов к месту дислокации касты Бесстрашных, совсем старый, довоенный еще. В нем пахнет нагретым железом, дымом и почему-то спиртом. Эггзи никогда раньше не ездил в поездах, но уверен - не должно там быть такого запаха. И мысль про то, что поезд, вероятно, пытались отмыть от крови кого-то, кто неудачно прыгнул, никак не выходит у него из головы. Разрезанная на Церемонии ладонь противно саднит и чешется. И будто напоминает: он решился. Он выбрал. От осознания в холодеет в желудке. Поезд разгоняется, дребезжат рельсы. Скрипят старые, вечность не смазанные двери, которые никогда не закрывают. Новобранцы, все еще одетые в цвета своих фракций, одиноко разбрелись по вагону, до смешного растерянные, будто брошенные щенки. Каждый будто сомневается в своем выборе, но Эггзи знает: когда парень из бесстрашных, сопровождающий их, даст отмашку, они сделают все, что он прикажет. Пока еще у всех хватит сил. Все приняли решение осознанно. А еще он знает, что получить место во фракции смогут две трети. Остальные - и этого, новички, пожалуй, боятся больше, чем неизвестности - станут изгоями. И будут медленно, год за годом, терять себя. Пока не станут такими же, как Дин и его шайка. Это страшнее, чем любое испытание. Но кандидатам, напряженным и нервным, все равно не по себе. Воздух в вагоне будто наэлектризован, хотя вслух, конечно, никто из будущих Бесстрашных не решится признаться в своем страхе. Впрочем, напуганы не все. Девушка рядом с Эггзи сидит, обнимая коленки, но выглядит так решительно, что Эггзи ей невольно завидует. Он кашляет, глупо пытаясь привлечь внимание и пытается начать разговор: - Ты из Правдолюбия? Вопрос, конечно, идиотский - сложно не понять фракцию по цвету одежды, но девчонка поднимает на него взгляд и кивает: - Да. Меня зовут Рокси. А ты из Отречения? Эггзи глупо кивает в ответ, невольно копируя ее движение. - Всегда считала, что кандидаты из Отречения либо так устали от правил, что хотят всего и сразу, либо не умеют делать выбор - любое желание у вас считается эгоизмом, ведь так? - и идут туда, куда определил тест. Ты из каких? Эггзи пожимает плечами и неожиданно для себя - что, правдолюбы заражают всех окружающих честностью? - говорит правду: - Задолбался слабаком быть. За-дол-бал-ся. Поезд набирает скорость. Сопровождающий машет рукой в сторону двери: - Сейчас мы будем проезжать крышу здания. Ваша задача - прыгнуть на нее. На ходу. Кто остается в поезде - автоматически выбывает из фракции. Рокси меняется в лице. Ее уверенность пропадает так резко, что Эггзи становится не по себе. Даже взгляд у нее становится другой, тревожный и жалкий, и она на секунду напоминает Эггзи его маму. Он не сразу понимает, чем именно, но потом до него доходит. Именно такие глаза у человека, который абсолютно, отчаянно беспомощен. - Я боюсь высоты, - шепчет она так тихо, будто боится признаться в этом себе самой. И это так странно слышать от человека, который всю жизнь воспевал честность, а потом выбрал фракцию, не признающую страх, что Эггзи, не думая, хватает ее за руку. - Меня, кстати, Эггзи зовут. Нечего тут бояться, нас не на убой везут же. Все их испытания реально пройти, брось. Давай, прыгнем вместе. Вниз только не смотри. Они медленно, будто по минному полю, подходят к краю вагона. Рокси сжимает ладонь Эггзи так сильно, что он чувствует, как порез снова начинает кровоточить. И почему-то рядом с ней, совсем беззащитной, Эггзи вдруг чувствует себя сильным. Будто она - его младшая сестра или мама, в очередной раз пришедшая домой в слезах. И от этого становится легче. Он стискивает ее пальцы своими, липкими от крови, и шепчет так же тихо, как и она минуту назад: - Вперед, бесстрашная!.. И они прыгают. И страха действительно нет. Только вспышка адреналина, яркая, ослепительная, горячая, будто кипяток плеснули по венам. Порыв ветра в лицо, от которого сбилось дыхание. Рваная мешанина чужих вскриков в ушах, шум поезда и боль от гравия, который врезается в коленки. И дурацкое, совершенно непривычное счастье. Сделал. Смог. Началось. Рокси тихонечко всхлипывает и отпускает его руку. И снова улыбается. Эггзи, кое-как пытаясь улыбаться и восстанавливать дыхание одновременно, вдруг замечает, что все новички смотрят в одну сторону. И, неловко отряхиваясь, встает на ноги. К ним, одуревшим и взъерошенным, сбившимся в стайку, выходят трое мужчин. Эггзи невольно поднимает брови. Он знал, что у Бесстрашия пять лидеров, двоих из них видел несколько раз, остальные же, по слухам, с кандидатам не общались и тренировки не вели. Те двое, что приходили в их фракцию, выглядели именно так стереотипно, как он и представлял себе - татуировки, пирсинг, накачанное тело и тяжелый пистолет на бедре. И задорная, наглая, свободная улыбка. Эти трое - другие. Костюмы, идеально начищенные туфли, вежливые, чуточку снисходительные улыбки. И в них чувствуется такая сила, что дыхание снова перехватывает. Бесстрашные частенько казались Эггзи практически детьми, которые умело играют во взрослые игрушки. Мальчишки, которые стали солдатами, превратили подготовку к войне в удовольствие. Свободные и счастливые. Люди, которые выбрали, как прожить свою жизнь и довольны своим решением, вряд ли могут выглядеть по-другому. Но эти трое… Эггзи смотрит на них и никак не может избавиться от чувства, что вот они и есть настоящие Бесстрашные. Вот они могут убить, и у них не будут дрожать руки. Вот они спокойно решат, кому не место во фракции и действительно не будут чувствовать ни малейшего стыда. Вот они, а не мальчишки с татуировками - настоящие солдаты. Они видели жизнь, они принимали серьезные решения, они могут приказывать другим. И именно им не нужна нарочитость, нет. По-настоящему сильным людям не нужно доказывать свою силу. А по-настоящему свободным - свою свободу. Эггзи понимает, что ему, наверное, должно быть страшно. Но он смотрит, будто зачарованный, и никак не может отвести взгляд. Он всю жизнь провел в толпе убогих, раболепно отдающих все другим, людей. Людей без права мнения и голоса. Сила? Дин не казался сильным, хотя и ломал ему ребра, пьяно смеясь. Называя щенком. Только от этого он выглядел еще большим трусом, жалким изгоем, который оказался на дне даже в сломанном мире. Один из лидеров, сдержанно улыбаясь, говорит, что его зовут Галахад. Что он рад приветствовать каждого, кто решил вступить в их фракцию. И, разумеется, уточняет, что томить в ожидании - невежливо, а потому им стоит продолжить. Эггзи чувствует только восторг. Острый, с примесью адреналина. И, когда Галахад объявляет, что следующее испытание - прыжок в темную изломанную дыру в перекрытии, Эггзи только вздрагивает. - Вся ваша фракция - сплошные прыжки куда-то, - говорит он под нервный смех окружающих. - Если промахнусь - увидимся в раю! И делает шаг *** Тренировки начались на второй же день. Их подняли рано, еще до рассвета, и плюс в этом был только один: кандидаты так сильно хотели спать, что не смущались ни общего душа, ни переодеваться на глазах у друг друга. Эггзи, сквозь зубы матерясь от холодной воды и отчаянно зевая, выскакивает из комнаты, толком не смотря, куда идет и налетает на какого-то парня. Врезается сильно - с ног не сваливает, но крепко прикладывает плечом, аж руку сводит. На секунду пугается, что выбил сустав, но подумать об этом не успевает. - Смотри, куда идешь, убогий! - рявкает парень, такой же злющий, как и Эггзи, замерзший и сонный. - А разве тут кто-то стоит? - огрызается Эггзи в ответ. Парня он еще не знал. Высокий, темный, на ключице татуировка - значит, урожденный бесстрашный… Связываться, наверное, не стоило, но… В спину толкает Рокси. - Ну и какого черта вы стоите в проходе? - ворчит она. - Пошли, Эггзи. Эггзи, не извиняясь, сухо кивает парню - на большее он и правда сейчас не способен. Тот улыбается, и улыбка выходит нехорошая, похожая на оскал, которая искажает красивое лицо. - Еще увидимся, убогий. Ответить хочется - хотя бы колкость бросить, но Рокси не дает, хватает за руку и тащит вглубь коридора. - Зря ты царапаешься с Чарли, - говорит она, когда они смешались с толпой. - Артур, один из главных, кажется, какой-то его родственник… Или… Сама толком не знаю. Но человек он известный. Они вместе к нам во фракцию не раз приезжали. - И что? - сонно интересуется Эггзи. - И то, - Рокси, зевая, почему-то оглядывается. - Ты не в своей фракции, Эггзи. Не нарывайся. Твоя цель - стать Бесстрашным, а не ссориться со всеми, ведь так? - Я не боюсь его, - фыркает Эггзи. - Я же Бесстрашный, ну! Бояться, как оказалось, стоило. И в первую очередь того, что Эггзи, как выяснилось с первых минут тренировки, был подготовлен на порядок хуже половины кандидатов. Силы и ловкости хватало, а вот навыков… Стрелять он не умел, даже не пробовал никогда. Ножи тоже не метал, а боевых вообще не видел. Да и с боксерской грушей прокол вышел - удар у него поставлен не был, зато замах был хороший. Костяшки он сбил сразу же. Их тренер, имени которого Эггзи не запомнил, смотрел на него так снисходительно, что хотелось то ли психануть, то ли продолжить бить. Только уже по довольной самовлюбленной роже. Из Эггзи получился бы хороший солдат, факт. Дали бы время научиться. Не самопально, как он делал всю свою жизнь, а хоть раз на примере показали, как нужно делать. Как, например, правильно целиться. Под каким углом бросить нож так, чтобы он попал в мишень… Впрочем, один раз попасть получилось. Что именно он сделал правильно, Эггзи не понял, но нож вошел в дерево легко, будто в масло. Четко в центр нарисованного круга. Эггзи по-щенячьи радовался, разве что к Рокси не подбежал с криком «Ты видела, видела?». Казалось, будто с этой секунды все начнет получаться. Будто какой-то рубеж невезучести пройден, и все дальше станет легко, будто резьба встала на место и теперь… Спарринги им ввели в конце первой недели. Всех собрали в тренажерном зале, выстроили небольшим кружком вокруг матов. Невинно так, будто спектакль собрались показывать. Если бы Эггзи не знал, на какой позиции его имя в общем списке, он, наверное, отнесся бы ко всему происходящему именно как к спектаклю. Очередная забава для людей, которые уверенно делают то, что любят. Но… - Будет жарко, - шепчет Рокси, оглядываясь по сторонам. - С чего… - Эггзи вертится на месте, пытаясь проследить ее взгляд и вдруг понимает, что она имела ввиду. И все вопросы отпадают. К ним на тренировку пришли лидеры. Те самые. Впервые за неделю фракции снизошло до новичков, подумать только. - Что они забыли здесь? - недоумевает Рокси, то ли волнуясь, то ли из любопытства. - Они же не тренеры. Не будут же они на матах валяться и нас сами учить чему-то. - А стоило бы, - Эггзи хочется отвести взгляд, но не получается Большинство Бесстрашных были похожи друг на друга: одежда, татуировки, манера себя вести. Трое лидеров казались чем-то диковинным, настолько неуместным и странным, что это резало глаза. - Стоило бы им показать, что они умеют. Черт, да они ведь такие же члены фракции! Но по-настоящему поверить в это было сложно, почти нереально. Да, когда-то лидеры были обычными членами фракции - интересно, а под костюмами у них столько же татуировок, сколько у всех? - но теперь, спустя много лет, все изменилось. Высшее руководство не обучало новичков, что было логично - ни в одной армии мира генералы не учили новобранцев держать винтовки. Армий не осталось, стран тоже, да и мира почти не было, но субординация, заложенная веками, никуда не делась. Лидеров в свое время били на матах и гоняли на тренировках. И требовали от них больше, чем от сегодняшних новобранцев. Именно поэтому они и стали лидерами. Доказали, что имеют право - и на снисходительность в том числе. Галахада, впрочем, представить в драке не получается. Сложно вообще поверить, что он способен на животную агрессию. Он. как и в прошлый раз, держится спокойно, сдержанно и уверено. И так расслаблено, будто сидит за столиком с накрахмаленной скатертью и пьет чай. И это спокойствие напрягает до дрожи. Потому что таким спокойным может быть только человек, которого нельзя напугать ничем. Даже неизвестностью. А вот Эггзи… Эггзи впервые за неделю по-настоящему осознает, насколько важную тайну скрывает. Дивергент. Тренеры не знали. Кандидаты - тоже. Эггзи это четко понимал. Любой из них, узнай бы правду, сразу же прижал его к стенке. Угрожал или донес начальству, неважно, суть одна: никто не стал бы молчать. Бесстрашные в чем-то были до смешного похожи на правдолюбов - они не умели молчать очень о многом. Не в их правилах было скрывать, продумывать и строить планы. Не Эрудиция же. Бесстрашные, агрессивные и эмоциональные люди, которые предпочитали правду только потому, что ненавидели ложь, не стали бы выжидать, да и смысла не было. Что можно было получить от Эггзи? Какой толк его шантажировать или - Боже, даже смешно - беречь его тайну? Они все еще совсем чужие. И жмутся друг к дружке только потому, что они все - почти дети, которые совсем недавно потеряли дом, а нового еще не получили. Любой из них сдал бы Эггзи. Уже давно. Или сказал бы ему, отвел бы в сторону и попросил вести себя аккуратнее. Нет, никто не знал. Точно не знал. Да и неоткуда, неоткуда было узнать. Мысли в их фракции не читали, сыворотку правды в воду не подливали. Но вот Галахад смотрит на Эггзи. И улыбается. И одному Богу известно, что творится у него в голове. С чего он вообще так заинтересовался? Почему именно им? Чем Эггзи, мальчишка со дна умершего мира, мог заинтересовать лидера фракции?.. Это пугает. Угрозы - нет, от них по спине не бежали бы мурашки. Эггзи их в жизни уже наслушался. Когда человек предупреждает - не страшно. Знаешь, к чему готовиться. Да и много шансов, что слова останутся словами. Люди, даже из касты Бесстрашных, не всегда готовы к действиям. Причинить боль - страшно, а убить - еще страшнее. Но вот Галахад… Не будет он штампировано расписывать, что и как сделает с Дивергентом. Нет. Просто возьмет и сделает. И не на эмоциях, не через минуту, как узнает. Сделает, когда будет нужно. Ему нужно. И от его взгляда у Эггзи холодеет в желудке, хотя Галахад улыбается, смотря на него. И кивает, будто старому знакомому. Эггзи выдыхает судорожно, будто от удара. Кивает в ответ. И начинает кашлять. Тренер недовольно на него смотрит. Он пытался объяснить кандидатам правила спарринга, но Эггзи отвлек его, сбил посреди слова. - Вы, полагаю, хотите быть первым? Эггзи, едва откашлявшись, вытирает слезы. - Да как-то не сказал бы… - Прошу, - тренер машет рукой в сторону матов. - Соперника выберете сами? - Да, - торопливо отвечает Эггзи, разуваясь и забираясь на миниатюрный ринг. Судорожно вспоминая, как кто дерется… Проигрывать раунд нельзя. Он в последней пятерке, исключение из фракции дышит в спину, да и синяки по всему телу - удовольствие сомнительное. Как-то не слишком хочется валяться на мате. Особенно - на глазах у Галахада. Он же, мать его, смотрит. - А можно мне? - Чарли спрашивает с отвратительно вежливой интонацией, будто на сто процентов уверенный, что ему разрешат. Впрочем, в этом никто, наверное, и не сомневается. Эггзи мысленно клянется, что после раунда достанет себе футболку с надписью «Я - гребаный неудачник» и будет носить, не снимая. - А что? - с улыбкой соглашается Мерлин, один из лидеров. - Интересно будет. Давай. Чарли поднимается медленно, не рисуясь - он из тех, кому это не нужно, слишком в себе уверен. Встает в стойку, сжимая-разжимая кулаки, поводит несколько раз плечами, разминая мышцы. Эггзи запоздало соображает, что ему тоже стоило бы хоть как-то разогреться, но… - Вот мы и увиделись, убогий. Эггзи поджимает губы, смотря в сторону, на бледно-серую бетонную стену. Очень хочется ответить, еще больше - послать. Прямо, конкретно и далеко. Но он понимает, что выпад Чарли - провокация, слишком дешевая, чтобы на нее отвечать. Чарли явно что-то запланировал и играть по его правилам - глупость на грани идиотизма. - Вы так и будете стоять? - голос Галахада бьет в спину. - Или будете драться? Чарли вырубает Эггзи с третьего удара. *** Спустя три дня, когда синяки уже начали сходить и менять цвет, а остальные кандидаты перестали подшучивать над ним, Эггзи вдруг понимает, как сильно он устал. Хочется домой. Хочется узнать, как дела у мамы - нет ли у нее на теле таких же фиолетовых, почти черных разводов, не разбиты ли губы так, что корочка трескается каждый раз, когда пытаешься улыбнуться и саднит-дергает так сильно и противно… Впрочем, мама почти никогда не улыбается. Редко-редко, когда… Эггзи изо всех сил старается не думать о доме. И главное - не думать о сестре. О том, как он успокаивал ее, когда ей снились кошмары, грел молоко, тихо-тихо, чтобы не разбудить мать, прося малышку не шуметь… И та слушалась, только все равно смеялась. И мама приходила, кутаясь в серый, как и вся одежда Отречения, халатик, молча стояла в дверях, смотрела на них и улыбалась, не вежливо, как соседям, а совсем по-настоящему, как в детстве, когда отец… Не думать. Сейчас он маме ничем не поможет. Сейчас Эггзи сам в паре шагов от того, чтобы стать изгоем, и лучшее, что он может сделать - вытащить со дна себя. Семью - потом. Обязательно. К татуировщику он идет потому, что идти больше некуда пойти. Он устал от людей, даже от Рокси. Устал от общей спальни, где так много людей, что тяжело услышать свои мысли. Хочется хотя бы час передышки. Пожалуйста. Выходит он спустя два часа, хромая сразу на обе ноги. Икры жжет так, будто с них наживую содрали кожу, но адреналин вымывает боль. - Крылья? - поднимает брови Рокси. - Эггзи, серьезно? Крылья на ногах? Почему ты выбрал их? - Потому, что я улетный чувак! - ржет Эггзи, пытаясь лечь на кровати так, чтобы грубая ткань брюк не натирала свежие ранки. Ему кажется, что вместе с краской ему под кожу вогнали уверенность. Очередная точка невозврата пройдена. Дальше - только вперед. Оно, черт возьми, того стоит. Хотя бы потому, что назад отступать некуда. *** Игра в захват флага Эггзи поначалу даже нравится. По крайней мере, Галахад описывает задачу весьма занятно. На контрасте с вечной духотой надоевшего спортзала - целое приключение. - Вам нужно найти флаг. Думаю, особого труда это не составит, вы все неплохо подготовлены. Находите и приносите мне. Победитель, разумеется, будет один, но датчики на ваших руках зафиксируют расстояние, на котором вы будете от цели на момент окончания задания. Результаты будут внесены в таблицу и учтены. - На месте стоять не рекомендую, - добавляет Мерлин. - Удача, знаете ли, коварная штука. Вдруг вы случайно окажетесь рядом с целью? По группе кандидатов проносятся смешки. Рокси рядом с Эггзи торопливо собирает волосы в хвостик и выглядит прямо-таки идеальной студенткой, которая готова дословно выполнять все, что скажет преподаватель. Эггзи же абсолютно не представляет, с чего начать. Когда раздается сигнал, он срывается куда-то, сам не понимая, зачем. Стадное чувство, наверное, заложено у каждого в генах. Он бежит, срезая углы, постоянно спотыкаясь в темноте и перепрыгивая через завалы из обломков зданий. Под ногами хлюпает вода, с неба валится что-то противное, холодное - снег или дождь, не поймешь, но даже короткие волосы Эггзи быстро намокают, отчего он то и дело трясет головой, становясь еще больше похожим на щенка. Вокруг - никого. Флага, разумеется, тоже не видно. Эггзи замирает посреди перекрестка, нервно вертит головой, оглядываясь. Флаг горит, а значит… Решение приходит в голову само собой, и Эггзи, тихонько ругая себя за то, что не додумался до этого сразу, снова бежит, но на этот раз уже с конкретной целью - найти что-то, с чего можно осмотреть окрестности. Залезать на здания ему приходилось и раньше. Мать, конечно, ругала его, если узнавала, но как можно словами остановить мальчишку? Эггзи не разучился лазить, куда не стоит, зато хорошо научился скрывать от матери, где именно был и что делал. Когда-то навык помог ему сбежать от Дина. И следить за мамой. Приглядывать хоть как-то - так легче, чем сидеть дома и ждать-ждать-ждать, когда она вернется. Теперь же несколько метров над землей помогли найти флаг. Ярко-зеленый, светящийся, почему-то - Боже, да кто додумался? Бесстрашные не Эрудиты, но и не совсем идиоты! - расположенный на видном месте. Будто маяк. И Мерлин был прав. Удача вспомнила про Эггзи, в кое-то веки решив, что стоит помогать даже таким, как он. Здание с флагом было через пару улиц от Эггзи. Если бы он с самого начала побежал в другую сторону - шестое чувство, интуиция, все-таки удача? - он не успел бы добраться до флага, даже если бы его увидел. Кто-то точно успел бы раньше. Чертова палка надежно закреплена, Эггзи чуть ли не орет, наваливаясь всем весом и высвобождая флаг из крепежей. Обманчиво красивый, на практике флаг весит удивительно много - трубка, на которой держится ткань, внутри не полая, длинная и шириной с половину ладони. Бежать с ней можно, но выматывает так, что у Эггзи подкашиваются ноги. Галахад, увидев Эггзи с флагом, снова улыбается. И раздражение накрывает волной, так резко, что виски сдавливает, а голова становится горячей. Эггзи, едва дышащий, весь промокший, успевший потянуть спину и содрать ладони, почти хочет ударить Галахада, невозмутимого, спокойного, в идеально чистом и отглаженном костюме, стоящего под зонтом и смотрящего на Эггзи так, будто он собака, которой бросили палку. - Вот, - бурчит Эггзи, роняя тяжелый флаг в грязь - Держите. - Эггзи, Эггзи, - Галахад неодобрительно смотрит на него, и его взгляд придавливает к земле сильнее, чем металлическая палка с зеленой тряпкой, которая уже не светится, впитывая в себя мутную воду. - Мужчина никогда не должен забывать о манерах. Эггзи, уставший и взбешенный, едва не шипит от злости. И, не успевая остановить себя, падает на одно колено, вытаскивает флаг из лужи и на вытянутых руках протягивает его Галахаду, наигранно-подобострастно склонив голову и опустив глаза. - Сэр Галахад, окажите честь принять этот флаг, прошу вас. Тот смеется, и смех у него какой-то изысканный, красивый, дорогой. Будто он купил его в том же магазине, где достал шикарные тряпки. - Если хочешь показать свое уважение столь средневековым способом, позволь напомнить тебе, что при обращении к рыцарю было принято целовать руки, - произносит он. И Эггзи становится жарко. И он просто счастлив, что Галахад не видит его лица. *** Чуда, конечно же, второй раз не случилось. В верхние списки на табло Эггзи, что было очевидно, не попал. Даже из красной зоны не выбрался. Его фамилия, правда, перескочила с предпоследней строчки на десяток фамилий выше, но так и застряла там. Надежду, впрочем, это дало. Эггзи вообще был из тех людей, которого мотивировали не неудачи, а наоборот, пусть и небольшие, но подтверждения того, что все - не зря. Он заставлял вставать себя намного раньше, чем будили остальных, пробирался в тренажерный зал и бил по груше, пока не сдирал кожу с костяшек пальцев. Каждый день. Мир вокруг него будто вертелся на бешеной карусели, дни летели один за другим, одинаковые и суматошные. Хотелось нажать на паузу. Отдохнуть. Сны ему больше не снились, наверное, на них не оставалось сил. На страх, впрочем, тоже. Навязчивая мысль «а что будет, если все узнают» приелась, надоела, уже давно от нее по спине не пробегал холодок. Ко всему можно привыкнуть, как оказалось, если нет возможности это изменить. В спортзале по утрам было практически пусто и тихо - и новичкам, и членам фракции с лихвой хватало обязательных тренировок. Максимум человек пять от всей общины занимались вне расписания, в основном - фанатики. И Эггзи, у которого не было выбора, зато было упрямство. И тренироваться в одиночку ему нравилось. Проще было без толпы вокруг, без окриков тренера и взглядов в спину. Никто не критиковал, не одергивал. Не мешал. Победа в соревнованиях будто подтолкнула его вперед. Руки после флага болели почти сутки, и каждый раз боль напоминала о том, что он может. Что у него, возможно, все действительно получится. А день, когда его больше никто не посмеет назвать убогим, все ближе. И мысль об этом грела, каждым холодным утром грела, отгоняла усталость и кошмары. За неделю Эггзи так привык тренироваться один, что на восьмое утро даже не заметил, как в зал вошел мужчина, подошел к нему и встал рядом. Молча. Наблюдая. А Эггзи, уже уставший, сосредоточенный и злой, не чувствовал взгляда в спину. - Ты похож на отца. Эггзи замер. Удар, и без того плохо поставленный, пошел по косой, смазался, костяшки противно заныли. Эггзи стиснул зубы, подавляя тяжелый выдох. - Он был единственным из нашей группы, кто тренировался каждую свободную минуту. С самого детства. Эггзи молча ударил по груше. Руку прошило болью, противно, садняще. Но это отвлекло, помогло сдержаться, и это было необходимо, потому что он чувствовал, как гнев вот-вот вырвется и поглотит. И тогда он наговорит глупостей, его выкинут из фракции - или что там у них принято за попытку ударить главного? - и… - Я не помню отца. Его убили много лет назад. Не выдержал. Конечно же, не смог. Никогда не мог покойно говорить об отце, всегда казалось, что жить с ним было бы проще. Не было бы Дина. Мама бы не позволила себе стать по-настоящему убогой… Галахад вздохнул. - Мы с ним были друзьями, Эггзи. Мне очень жаль, что ты не помнишь его. В этом есть и моя вина. Эггзи обернулся, и Галахад, конечно, рассчитывал именно на это. Специально или нет, но выводил из себя вполне успешно. Будто цель себе поставил: развести на эмоции. Всегда сдержанный, мягкий, спокойный, он что, пытался заряжаться от гнева Эггзи? Или завидовал, потому что не мог позволить себе такого? Или давно разучился? - Ваша? Что, вы его на задание отправили? Выгнали из фракции? Поэтому вы теперь постоянно меня цепляете? Из-за отца, да?… Галахад улыбнулся фальшиво, натянуто, и кривоватая улыбка вымученно исказила его усталое лицо. Костюм, всегда идеально отглаженный, был слегка помят, и в солнечных лучах, которые пробивались сквозь окна на потолке, была четко видна мелкая кирпичная пыль, которая тонким слоем покрыла лацканы. - Где вы были? - спросил Эггзи, сам не понимая, почему ему это вдруг стало интересно. Просто было в Галахаде что-то непривычное, режущее глаз. В его взгляде, обычно усталом и теплом, горело что-то жесткое, незнакомое. И по спине от этого побежали мурашки. - Не думаю, что тебе стоит об этом знать, - мягко осадил Галахад. Так мягко, что даже не задело. - Не думаю, что вам стоит говорить о моем отце. Но вы говорите о нем. Ваши манеры позволяют вам такое? - Эггзи, заводясь с пол-оборота, прикусил губу. Галахад на секунду опустил взгляд, заметил пыль на пиджаке и красивым - господи, он даже этому учился, что ли? - движением отряхнул ткань. Пылинки зависли в воздухе, будто мелкий-мелкий снег и медленно, лениво начали падать на пол, на туфли Галахада, которые впервые за все время, что Эггзи его знал, были грязными и не блестели. И Галахаду, что самое удивительное, было на это плевать. - Я расскажу тебе об отце, Эггзи. Но не сейчас и не здесь. - Потому, что я не Бесстрашный? Секреты выдают только своим? Галахад резко сорвался с места, за секунду оказался рядом, совсем-совсем близко. Эггзи завис, завороженно моргая глазами. Он не уловил даже начала движения, не заметил, как тот сделал несколько шагов. И, как оказалось, страдал какой-то формой неприятия тактильного контакта, потому что близость Галахада била, как электричество. Хотелось отскочить назад, но еще больше - рассмотреть подробнее это лицо. Еще ближе. потому что вблизи он казался совсем не идеальным, совсем настоящим. Вокруг глаз были тонкие морщинки, сами глаза покраснели, ресницы дрожали часто-часто, и взгляд прямо-таки резал, ни капли теплоты не осталось. - Я не буду ни о чем рассказывать в месте, где у каждой стены есть глаза и уши. Во фракциях сейчас неспокойно, Эггзи. В общине изгоев - еще хуже. - Что происходит? - совсем тихо спросил Эггзи. - И где, черт возьми, вы были? - Не в Отречении. Тебя же это волнует? Эггзи шумно сглотнул, кивнул, закрывая глаза. - Да. Моя мама и… Скажите, мне стоит вернуться домой? - Ты же знаешь - это невозможно. Лучшее, что ты можешь сделать… Будь осторожен, Эггзи. Тот снова кивнул. Галахад так же резко отпрянул назад, его глаза снова посветлели, но взгляд оставался жестким, чужим. - Как вы думаете, - вдруг спросил Эггзи, - я останусь? Я смогу?.. Галахад, казалось, был удивлен. По-настоящему удивлен. - Ты не сдаешься. А не сдаются только настоящие Бесстрашные. Ты уже во фракции, Эггзи. Только такие, как ты, и могут в нее попасть. Эггзи не ответил, снова отвернувшись к груше. Наверное, он не смог бы подобрать слова, и лучше, снова забив на манеры, грубо отвернуться, чем промямлить «спасибо». Или тупо молча смотреть, как Галахад уходит. Прожигать спину взглядом долго-долго, пока дверь зала не закроется за ним. Это, определенно, намного хуже.Оказалось, что сложнее всего было метать ножи. Эггзи абсолютно не умел с ними обращаться. Он пытался тренироваться, все вокруг советовали, подсказывали, кричали… День за днем. Силы хватало однозначно - ножи бились о мишень, сдирали краску, оставляли вмятины. И не входили в дерево, только отлетали с глухим звяканьем на каменный пол, будто издеваясь. Снова и снова. Иногда ему, конечно везло, но, по закону подлости только тогда, когда вокруг не было никого. Ни друзей, ни тренера… И черт бы побрал главный минус тренировок в одиночестве… Когда никто не видит, можно позволить себе все. А к вседозволенности привыкнуть оказалось даже проще, чем к страху. - Блядь, - прошипел Эггзи сквозь зубы, когда очередной ножик отскочил от мишени. - Да что с этими ножами не так? - Все с ними так, - мягко, чтобы не злить, отозвалась Рокси. - Я же тебе показывала. Ты знаешь, что нужно делать, просто изначально стал неправильно руку держать при запахе. А переучиваться всегда сложнее… - Да кому вообще это вперлось! Он что, никогда не сможет услышать шаги Галахада за спиной? Его так сглазили? - Эггзи, ты помнишь, что я говорил тебе о манерах? Хотелось снова взять ножик в руки. До жути хотелось. Галахад будто специально выбирал моменты, когда Эггзи, уставший и дерганый, мог сорваться на кого угодно и провоцировал еще больше. Конечно, специально. - Манеры - лицо мужчины, - пробубнил Эггзи заученно. - Каждый член фракции - солдат, каждый солдат - мужчина. Один вопрос позволите? Рокси почему должна эти ваши манеры… - Встань к мишени. Доигрался. - Чего?.. - протянул Эггзи, прекрасно понимая, что ему не послышалось. - Встань к мишени, Эггзи. Я много раз говорил о том, что вести себя так непозволительно для члена фракции. Похоже, тебя следует мотивировать по-другому. Эггзи открыл рот, готовый взорваться, высказать все, абсолютно все. Страшно было, как перед прыжком в пропасть. Но страх, разгонявший адреналин по венам, ему почему-то нравился. Он понимал, что провоцировать Галахада в ответ - плохая идея. И от этого хотелось вести себя настолько развязно, насколько это возможно в принципе. Но еще сильнее хотелось показать, что он - не боится. Даже Галахада. Даже его взгляда, тяжелого и злого. Не боится. Он молча встал к мишени, готовый ко всему. Сердце билось так отчаянно, что болело в груди. Очевидно, конечно, что его не убьют, даже не покалечат. Его хотят напугать, показать, где на самом деле его место, и в принципе, это логично. Если позволить бунтовать, если спускать все с рук, рядовые члены фракции начнут позволять себе слишком много. И ничем хорошим это не кончится. Никогда не кончалось. Но больше всего Эггзи успокаивала не логика. Он доверял Галахаду. И даже себе не мог объяснить, почему. Просто стоял, вжимаясь спиной в холодный пластик, не закрывая глаза, хотя и хотелось. Готовый абсолютно ко всему. И руки почти не дрожали, только воздуха не хватало и горло судорожно сжималось от каждой попытки сглотнуть. Он был не готов, пожалуй, только к одному. Он ни разу не видел Галахада в деле. И это оказалось… Господи, не зря он стал главой фракции. Не зря. Восхищаться человеком, который бросает в тебя ножи - очень странно. Эггзи это понимал. Но лезвия танцевали и сверкали в ловких руках, плавно и красиво, будто в ускоренной съемке, до краев напичканной спецэффектами. Движения завораживали, и становилось жарко, и Эггзи, вздрагивая каждый раз, когда нож со стуком попадал в мишень рядом с ним, не хотел, чтобы это кончалось. Он хотел смотреть. Он видел, насколько натренированны старички фракции, он видел, на что способен его тренер. Он понимал, что Галахад может лучше. Знал это. Но знать и видеть… Было горячо. Страшно. И слишком мало. Вторая часть испытаний - та, в которой проникали в мозг, пугала Эггзи до жути. Наверное, даже если бы он не был Дивергентом, ему было бы не по себе - сама идея оживления самых страшных кошмаров его ничуточки не привлекала. С самого утра в день первой проверки его мутило, паранойя обострилась еще сильнее, чем обычно - ему казалось, что он точно не сможет скрыть правду о том, кто он есть на самом деле. Усложняло задачу и то, что надо было одновременно придумывать способы выбраться из кошмара так быстро, чтобы не вылететь из фракции и одновременно пытаться скрыть свою сущность, и Эггзи не знал, что из этого будет сложнее сделать. Умом он понимал, что лучше завалить испытание, чем открыть всем правду, но… Почему-то стало легче уже в самом кабинете Галахада. Как будто электронная дверь, которая закрылась с тихим щелчком за его спиной, в очередной раз провела черту. Отступать снова стало некуда, а значит, надо было решать проблему. И действовать, а не ждать, было намного проще. Галахад же был непривычно серьезен. - Добрый день, Эггзи. Готов? Эггзи нервно кивнул. Перед ним испытание проходила Рокси, и ее вынесли на руках, а она шептала что-то про парашют, который не раскрылся. И Эггзи, смотря в ее бледное, будто неживое лицо, давился страхом, нетерпением и злостью. И единственное, чего по-настоящему хотел - начать. Пусть уже все закончится. Как угодно. - Думаю, тебе известно правило: фракция дороже крови, - Галахад, усадив Эггзи в кресло, взял со стола датчики и аккуратно, как-то нежно закрепил их на висках Эггзи. подушечки пальцев скользнули по коже, сухие и горячие, и от легкой щекотки Эггзи вздрогнул сильнее, чем от жалящего укола в шею. И почему-то даже не удивился. - У любого человека есть страхи, - продолжал Галахад. - У людей, называющих себя Бесстрашными, они тоже есть. Невозможно избавить себя от всех страхов, если слишком упорствовать - повредишь рассудок. Можно научить себя не бояться темноты, натренировать, вбить в подсознание. Но не все страхи так легко победить, Эггзи. Нельзя перестать бояться за друзей и родных, нельзя перестать бояться смерти. Человека со здоровым разумом не научить такому. Но это и не нужно. Фракции не нужно, чтобы ты не боялся. Фракции нужно, чтобы ты не позволял страху подчинять твой разум. Тест покажет, насколько ты способен бороться со страхом и как ты действуешь в стрессовой ситуации. Ты имеешь права бояться, Эггзи. Но не сдаваться… Голос Галахада уплывал, таял. Эггзи напрягся изо всех сил, пытаясь вслушиваться в слова, но смысл ускользал, и тишина давила в уши, заполняла собой все, будто он тонул, опускался на дно все глубже… Пока не понял, что не может дышать. Темнота рассеялась. Эггзи оказался в общей спальне, непривычно пустой и холодной в мутном свете аварийных ламп, который искаженными пятнами пробивался под воду. Ледяная, прозрачная, легкая. Заполнившая комнату почти до потолка. Паника душила сильнее, чем недостаток кислорода. Эггзи заметался, беззвучно крича, теряя последние запасы воздуха. В груди начало жечь, страшно и остро, отблески ламп закружились перед глазами, которые щипало от воды. Разум завис, отказываясь искать выход. Хотелось жить, истерично, по-животному. Биться в стены, кричать, умолять. Обменять всю фракцию вместе с ее членами на жизнь, только бы дали дышать, хотя бы еще вздох, хоть один, пожалуйста… Глаза реагировали на свет все хуже. Эггзи рефлекторно ломанулся к двери в коридор, хоть и понимал, что она заперта. Паникующий мозг переключился на сплошные рефлексы, думать не получалось. Хотелось дышать. Ничего больше. Господи, Галахад говорил, что только настоящие Бесстрашные не сдаются. Эггзи дергал ручку изо всех сил, практически выламывая ее из двери. Не сдавался, только толку-то? Умереть настоящим Бесстрашным, конечно, круто, но… Стоп. Галахад. Испытание. Это все не по-настоящему. Воды - нет. Дверь никогда не закрывалась. Эггзи, ошалело улыбаясь, перестал дергать ручку. И легонько, кончиками пальцев, толкнул дверь. Поток воды подхватил его, закружил, вынес в коридор. Эггзи, задыхаясь, откашливался так, что в ушах звенело, до боли в висках. Горло горело, легкие горели. Воздух казался сухим, жестким, будто наждак, но таким вкусным, что кружилась голова. Он дышал и дышал, откинув голову назад, со стоном заглатывая воздух, давясь им, срываясь на истерический смех… А потом он понял, что не может встать. Руки были закреплены над головой, крепко стянуты, так сильно, что пальцы начали неметь. Ноги прикручены к полу железным тросом, так же сильно, прямо по свежим татуировкам, и Эггзи чувствовал, как сдирается корочка с практически заживших крыльев. Голос он услышал раньше, чем понял, что происходит. - Ты ведь хочешь жить, Эггзи? Фракция - дороже крови? Ты так в этом уверен? Вдалеке послышался какой-то грохот. Эггзи с трудом повернул голову, до боли натягивая привязанные руки и сдирая с запястьев кожу. И заорал так сильно, что заложило уши. Голос говорил еще что-то, убеждал отречься от фракции, говорил, что жизнь - важнее. Эггзи его не слышал. Он кричал, срывая связки. Поезд. На него мчался поезд. Он истерично пытался вырваться из крепежей, выкручивая руки, едва отхлынувшая паника снова накрыла, животный страх снова проснулся и сдавил грудь. И он кричал, кричал так сильно, что темнело в глазах. Осознание, что поезд нереален, пришло практически сразу, но легче не стало. Поезд мчался прямо на него, оглушал, рельсы, к которым Эггзи был привязан, вибрировали все сильнее, свет фар резал глаза так, что по щекам лились слезы. Умирать было действительно страшно. Мозг верил тому, что видит. И мозг отчаянно хотел жить. Эггзи вытянулся так сильно, как смог и ударился головой о камень. Боль прошила все тело, горячо и зло. Снова вытянул шею, получилось уже хуже - тело трясло, выгибало в судорогах. Темнота пощадила. Навалилась сверху, будто одеялом накрыла, и потянула за собой, вниз. Густая, вязкая, бархатная. Ледяная, как вода. И все внутри темнело, замерзало, растворялось в этой пустоте, сильнее и сильнее, только кричать уже не получалось. А потом Эггзи почувствовал руки, хватающие его за талию. Сильные. Горячие. Тепло от них разлилось по телу, захотелось почему-то плакать, аж под веками защипало. Эггзи зажмурился изо всех сил, сдерживаясь, а потом все-таки рискнул открыть глаза. Светло. Не ярко, а именно светло. Тепло. Спокойно. Галахад. Сильный, уверенный, невозмутимый. И рядом с ним Эггзи сразу стало легче. На секунду только проскользнула паника - настоящий Галахад ведь сейчас там, у мониторов видел, как отчаянно цеплялся Эггзи за его проекцию в своем подсознании. Обнимал так, будто стоит отпустить хоть на секунду - сорвется вниз. И сам Галахад, тот, что в подсознании Эггзи, прижимал его к себе, как напуганного ребенка. Не утешал, не пытался успокоить. Просто вжимал в себя сильно-сильно, как будто боялся потерять. И тихо-тихо прошептал: - Ты думаешь, что мы позволим мальчишке нас надурить? Ты не имеешь права быть во фракции. Ты - дивергент. А Дивергентов необходимо уничтожать. До этой секунды Эггзи, оказывается, не знал, что такое - настоящий страх. Не придуманный, не рефлекторный, не инстинктивный. Вот в чем, оказывается, суть испытания. Показать настоящие, потаенные страхи из глубин подсознания. Сработала вакцина. Все показала. И испытание продолжалось. Под рукой, все еще прижатой к талии Галахада, Эггзи почувствовал кобуру пистолета. Испытание, как ему и положено, давало шанс его пройти. Только смысла в этом не было. Больше не было. Эггзи рассмеялся, так отчаянно и горько, что самому захотелось завыть. - Тогда, полагаю, мне нечего терять, - и вызова в его голосе больше, чем следовало бы. Целовать Галахада оказывается странно. Намного страннее, чем казалось на первый взгляд. Губы оказались мягче, горячее, и воображаемый Галаха вздрогнул, и… И секунду спустя по вискам ударила боль. Тепло исчезло. Тишина тоже, противный писк датчиков врезался в уши, отдавался звоном в черепе. Кресло под Эггзи, показавшееся таким удобным в самом начале испытания, стало таким же жестким, как несуществующие рельсы. И приковывало к себе точно так же. Глаза открывать не хотелось. - Что теперь? - спросил Эггзи. Все еще с вызовом. - Теперь?.. - повторил Галахад, и его голос уже не казался привычно спокойным и уверенным. - Теперь ты забудешь все, что я тебе говорил. У нас двадцать четыре часа на то, чтобы научить тебя не бояться. *** Выспаться у Эггзи так и не получилось, хотя мозг, перегруженный за день впечатлениями, буквально умолял об отдыхе. Сон не шел, только волнами накатывала липкая, тяжелая дремота, нехорошая и тревожная. Эггзи выныривал из мутных кошмаров так же медленно и мучительно, как из затопленной комнаты, долгие минуты пытался выровнять дыхание, ворочался на узкой кровати, накрывался одеялом с головой и снова проваливался в короткую, душную темноту. Впрочем, не спали почти все новички. Тренировка психологического испытания ударила по нервам каждого, хотя мало кто говорил о своих страхах вслух. По-настоящему говорил. Обсуждали, шутили - наигранно, неуклюже, неловко. Настойчиво делая вид, что все прекрасно. Бесстрашные же. Почти члены фракции, связанные общим страхом - признаться в том, что они все еще боятся. Эггзи почти не говорил, только смотрел на знакомые лица с тусклыми глазами и натянутыми улыбками и изо всех сил старался не представлять самые тяжелые, самые мучительные страхи окружающих, которые - он точно знал - все еще царапали каждого изнутри. Про них никто не говорил, даже в шутку. Самое больное и темное хотелось загнать обратно в глубины подсознания, чтобы проще было делать равнодушный вид, пытаясь обмануть всех, а в первую очередь - самих себя. Будто в памяти уже стерся вчерашний день, в котором до боли реалистично сбылись самые жуткие кошмары, и не преследовал страх, что окружающая реальность, спокойная и безопасная - очередной трюк сыворотки, вколотой в горло. Хотя, возможно, Эггзи судил по себе. По тому, как он дергался весь вечер от каждого громкого звука, по тому, как отчаянно дрожали руки, когда он, просыпаясь ночью, пытался сбросить с себя одеяло, которое мешало дышать. «Мне нечего терять» Теперь - есть. Галахад не стал ничего спрашивать. Объяснять, впрочем, тоже. Лишь суховато попросил зайти следующим вечером к нему домой. И каждый раз, вырываясь из сна со сбитым дыханием и заполошно бьющимся сердцем, Эггзи прокручивал последние пять минут тренировки в голове. Снова и снова. Рваные, яркие, острые клочки воспоминаний успокаивали. Намного больше, чем фальшивое «все будет хорошо», за которое он обычно пытался цепляться, когда на душе было неспокойно. Галахаду Эггзи верил. Кажется, намного больше, чем самому себе. После испытания стало легче. Настолько легче, что Эггзи сам удивлялся. Галахад ничего не обещал, кроме помощи, но его уверенность и бесстрашие вселяли надежду. Во-первых, сам факт того, что кто-то настолько опытный решил, что ситуация не безнадежна и имеет выход, грел душу. Во-вторых… Во-вторых же Эггзи не мог не радоваться самому простому и самому нужному из всего, что могло случиться. Он больше не был один. Его тайну теперь знал человек, который за недели в Бесстрашии стал ближе, чем друзья из Отречения за годы. Человек, которому Эггзи доверял. Друг отца. Глава фракции. Гарри. Эггзи никогда не называл его по имени даже в мыслях, но после испытания безликое «Галахад» стало казаться глупым и неуместным. Из главы фракции, далекого, чужого, одинаково равнодушного ко всем новичкам, Галахад превратился в друга. Человека, который протянул руку помощи, на которую можно было опереться и перевести дыхание. Самый опасный секрет был открыт, судьба подарила союзника, а неосознанный, мучительный страх того, что Галахад оттолкнет его, узнав правду - обе правды - исчез. И поэтому имя лидера фракции скользило в мыслях Эггзи легко и правильно, без привычного «такую фамильярность ты себе никогда не сможешь позволить, чувак». И думать о Гарри Эггзи стал еще больше, хотя и раньше мысли сами собой вертелись в голове. Нечетко, неосознанно, постоянно. Гарри злил, выводил из себя, раздражал. И без того вспыльчивый Эггзи готов был взорваться в ответ на его любую фразу. Слишком спокойный, слишком красивый, слишком повернутый на идеальности - все в Галахаде было «слишком». И ярким настолько, что жгло глаза. Щекотало нервы. Хотелось увидеть больше. Хотелось увидеть его эмоции, хотелось, чтобы после каждой стычки Галахад выходил злой, дерганый, запомнивший Эггзи. Не абстрактного новенького мальчика, одного из десятка, а именно его. Чтобы думал о нем. Раздражался. Потому что сам Эггзи каждый раз… Черт. На большую часть времени, которое он проводил с окружающими, можно было смело вешать ярлык «ни о чем», но встречи с Галахадом были совсем другими. От одного взгляда Гарри по телу будто пробегала вспышка электричества, энергии появлялось столько, что казалось, кровь начинала кипеть. И каждый раз Эггзи заранее знал, чем все закончится - Галахад подкинет ему повод выплеснуть энергию. Спровоцирует. А если нет… Эггзи иногда думал, будто Галахад из раза в раз бросает ему вызов - «Если сегодня я не подскажу тебе, как привлечь мое внимание - придумай сам». Эггзи бесило, когда Галахад цеплял его, но еще сильнее выводило из себя, когда не замечал. И не стоило бы нарываться, не стоило бы Дивергенту и все еще не члену фракции лишний раз отсвечивать, а уж тем более - конфликтовать с одним из лидеров фракции, но… Эггзи хотелось быть тем, кто способен задеть человека, которого, по слухам, было в принципе невозможно вывести из равновесия. Поцелуй вывел. Их обоих. И воспоминания о нем мешали спать сильнее, чем кошмары. Галахад деликатно не стал ничего комментировать. Посчитал глупостью? Попыткой оборвать галлюцинацию? Вообще особо внимания не обратил? В любом случае, Эггзи был ему благодарен. Ибо, задай ему Галахад вопрос, что он смог бы ответить?.. «Понимаете, я думал, что вы меня убьете сразу же, как закончится тренировка. А я, так уж получилось, ни с кем не целовался. Хотелось перед смертью попробовать». «Хотелось узнать напоследок, человек вы или уже нет. Я, знаете ли, так и не смог понять». «Мне было как-то пиздецки хреново в этих ваших глюках. Хоть я и понимал, что все ненастоящее. И вы - ненастоящий. Но с вами стало не страшно, вы же ничего не боитесь - значит, все под контролем. Вот такой вот я эмоциональный болван, уж простите». Эггзи мучал себя попытками заставить мозг перестать думать почти до рассвета, время от времени проваливаясь в смазанные, тяжелые сны. Солнце взошло отвратительно яркое, лимонно-желтое, свет из окон на потолке залил комнату, резанув по глазам. Сразу же заныла голова - от нервов и бессонной ночи упало давление. Тяжело вздохнув, Эггзи отбросил одеяло, заставляя себя встать. Холодный воздух обжег вспотевшее от кошмаров тело, но мысли так и остались медленными, сонными, мутными. Впервые все новички дружно встали до прихода тренера. Эггзи, отвыкший по утрам стоять в очереди в душ, болезненно морщился от гула голосов и неприятно громкого шума воды. Рокси, такая же сонная, выглядела так, будто на что-то обиделась - смешно надув губы, она пыталась делать вид, что чувствует себя прекрасно, но Эггзи, лежа на соседней кровати слышал, как она всхлипывала во сне. Ей тоже снились кошмары, и, наверное, стоило настоять, надавить как-то, чтобы она рассказала… Но ее серьезное и недовольное выражение лица неуловимо напоминало Эггзи сестренку, поэтому он молчал и смотрел на нее, чувствуя, что губы сами расползаются в улыбке. Конечно, говорить самой Рокси о том, что она дуется на весь мир точно так же непосредственно-мило, как его младшая сестра, он не стал. И успокоился. Рокси выглядела уставшей и раздраженной, но не подавленной, а значит, справлялась с заданием лучше, чем он сам. На пробежке стало ощутимо легче. Утренний воздух был еще холодным, затекшие после неуютной ночи мышцы начинали работать, сердце забилось быстрее и сонливость, казалось, исчезала буквально с каждым шагом. Эггзи взбодрился, повеселел, даже начал было мурлыкать под нос какую-то песенку, но замолчал, когда дыхание сбилось. Настроение, впрочем, от этого не испортилось. Солнце слепило глаза, отражаясь в стеклянных небоскребах, полуразрушенных, мертвых, как и весь город. Война закончилась десятки лет тому назад, но здания, пережившие бомбежки, все еще стояли крепко, будто вросли глубоко в землю, вцепившись в нее бетонными когтями. Время уничтожало остатки былого мира неотвратимо, но очень медленно, позволяя следам человечества задержаться. И множество башен упорно год за годом продолжало тянуться к небу, а миллионы окон казались и вовсе вечными - свет в них погас навсегда, но на солнце они сверкали так ярко, будто их не покрывал многолетний слой грязи. Эггзи сдался и опустил слезящиеся глаза вниз, на выцветший до белизны и крошащийся от времени бетон. И сразу заметил, что шнурок на одной ноге вот-вот развяжется. - Я догоню, - махнул он Рокси, сворачивая в сторону, чтобы не мешать тем, кто бежал позади. Рокси молча кивнула, пытаясь беречь дыхание и умчалась прочь. Пробежки у новичков проводили на втором ярусе, метрах в пяти от земли. Кто-то из ребят говорил, что место выбрано неслучайно - на высоте, пусть и небольшой, меньше возможностей свалить - узенький балкончик, вдоль которого с одной стороны была стена дома, а с другой - обрыв, от которого дорожку отделял лишь невысокий декоративный заборчик. Эггзи на автомате сделал пару шагов к нему и нагнулся, чтобы перешнуровать ботинок, краем глаза следя за отдаляющимися спинами своей группы, стараясь не терять их из виду. Торопливо затянув узел, он рывком поднялся и сразу же пошатнулся, рефлекторно хватаясь рукой за парапет. Темнота вспыхнула в глазах буквально на секунду и тут же исчезла, оставив после себя мутную тошноту и сотни мельтешащих точек в воздухе. Уставший организм, не получивший ни сна, ни пищи - позавтракать вчера Эггзи так и не смог, слишком нервничал, а про обед ужин и вовсе забыл, взбунтовался окончательно, не выдержав даже легкой нагрузки. Эггзи зажмурился и замер, пытаясь выровнять дыхание и обещая себе прогулять все дневные тренировки. Только спустя время, когда голова перестала кружиться, он обратил внимание на шум, доносящийся снизу, с первого яруса. Чьи-то голоса, грохот, скрип, рычание моторов. Людей там, судя по звуку, было много, слишком много для раннего утра. Эггзи нахмурился, машинально барабаня пальцами по еще прохладному и отсыревшему за ночь камню. Он и сам не мог понять, что именно ему не понравилось. У Бесстрашных было довольно строгое расписание, которого каждый член фракции неизменно придерживался, и до подъема ни в Яме, ни на тренировочных площадках не было практически никого. С ночных обходов периметра люди возвращались только к завтраку, дневные обязанности начинали выполняться сразу после него. И уж тем более, Эггзи не ожидал увидеть кого-то, кроме охранников, возле дверей, ведущих в склады. Новичков уже несколько раз отправляли разгружать продукты, которые привозили из Дружелюбия, и расписание, по которому прибывали машины, никогда не менялось. Толпа народа удивила, но, кроме вполне естественного любопытства Эггзи чувствовал что-то нехорошее, смутно напоминающее тревогу. Воровато оглянувшись по сторонам, он слегка пригнулся и, прислонившись к парапету вплотную, посмотрел вниз. Вокруг черного входа в складские помещения стояло сразу несколько бронированных грузовых машин - неповоротливых, тяжелых, расходующих огромное количество бензина. Фракция не использовала их без крайней нужды - большие грузы старались перевозить на машинах полегче, да и не было смысла высылать за продуктами боевую технику - с набегами изгоев вполне благополучно справлялась охрана. Количество которой, кстати говоря, тоже настораживало - рядом с каждым фургоном стояло человек по пять Бесстрашных, полностью экипированных с ног до головы. Впрочем, сильнее всего взгляд притягивала серебристая легковая машина необычно вытянутой формы, которая была отполирована так сильно, что казалась зеркальной. Маленькая и хрупкая, она неуместно и слишком празднично смотрелась на фоне тяжелых, забрызганных грязью грузовиков. Нелепая, редкая, дорогая игрушка. А рядом с ней стоял высокий темнокожий мужчина, который резал глаза точно так же, как и его машина - он был одет во что-то яркое, аляповатое, слишком непривычное и странное для черно-серого Бесстрашия. Лицо, наполовину закрытое очками, было сложно разглядеть на таком расстоянии, но Эггзи узнал его сразу же. И напрягся еще сильнее. Валентайна, главу Эрудиции, он видел несколько раз на общих собраниях и праздниках. И запомнил сразу же, хоть и не общался ни разу - сложно было не запомнить. Валентайн был всегда ярко одет и в не менее ярком настроении - широко улыбался, жал руки всем, кто находился поблизости, громко говорил и смеялся. Его непохожесть на довольно сдержанных членов Эрудиции удивляла, но особого негатива у большинства не вызывала. Хотя, слухи про него ходили самые разные, чаще всего говорили, что Валентайн терпеть не мог половину фракций и с радостью выгнал бы их членов за Стену, но сделать этого не не имел права, пока Отречение стояло у власти и поэтому втайне мечтал свергнуть руководство. Или переманить на свою сторону. От изгоев избавиться, а еще… Эггзи слушал разговоры, не особо в них верил, да и интересовался мало. Валентайн со стороны не был похож на человека, мечтающего устроить переворот в городе, наоборот - его любвеобильность даже пугала, но не казалась наигранной. Напротив, он улыбался и обнимал всех так радостно и простодушно, что Эггзи пару раз ловил себя на мысли о том, что завидует человеку, который может вести себя так откровенно. И пусть Валентайн смотрелся иногда чересчур глуповато - он сам выбирал, как ему жить. Эггзи хотел того же. И как раз на Церемонии выбора он впервые с Валентайном лично пообщался. И сразу же забыл, о чем говорил лидер Эрудиции. Запомнил только яркий синий костюм, широкую улыбку и холодок, пробежавший по плечам, который сразу же списал на волнение и нарастающую паранойю. Поводов для нее хватало: оставлять маму одну было страшно и больно, а тест на определение, который Эггзи не смог пройти, еще больше усложнил выбор. Девушка, проводившая тест, была Эрудиткой, но когда-то давно перешла из Отречения и, наверное, именно поэтому и решила спасти Эггзи. Ее взгляд потеплел сразу же, как он вошел в комнату - может быть, вспомнила себя и то, как душит фракция, в которой ты - чужой. Сначала спросила, конечно, хочет ли он остаться - убогие уходили реже всех, не умея выбирать что-то для себя и думать о себе. Эггзи ляпнул, не думая, что уйдет, даже если тест вдруг покажет Отречение. Плевать. Его тошнило от бессмысленных запретов, от беззащитности, беспомощности и лицемерия, которые плотным коконом окутывали всю фракцию. Каждый из Отречения повторял из раза в раз, что посвящает жизнь помощи другим людям, вот только красивые слова так и оставались словами. Их фракция кормила изгоев, но продукты выращивали и привозили фермеры Дружелюбия. Отречение принципиально отказывалось от благоустроенных домов, но не строило вообще никаких - под руководством Правдолюбия Бесстрашные по наводкам Эрудиции собирали стройматериалы, привозили их во фракции и сооружали пусть и небогатые, но полностью оборудованные всем необходимым жилища. Все волонтеры в больницах были сплошь из Отречения, вот только их работа ограничивалась уборкой и приготовлением пищи из привезенных Дружелюбием продуктов, потому что лечили людей Эрудиты, они же разыскивали или изобретали лекарства… Уставший и нервный, Эггзи высказал девушке, имя которой так и не узнал все, о чем молчал годами, будто убеждая себя в том, что принял правильное решение. Девушка не спорила, только улыбалась спокойно и тихо. Ее лицо, симпатичное и светлое, теплый взгляд и улыбка были последними, что Эггзи увидел перед тем, как ледяная безвкусная жидкость из крошечного стаканчика выключила его сознание. Последние минуты старой, неуютной и душной, но такой привычной жизни едва запомнились и смазались. Тест сохранился в памяти намного четче - тест, в котором Эггзи не смог ни убить собаку, ни отвлечь ее едой, тест, в котором Эггзи впервые повел себя, как Дивергент. И все стало не так. Поэтому сейчас, вновь увидев Валентайна, своеобразный привет из прошлого, Эггзи уставился на него так, будто видел впервые. Несмотря на то, что Валентайн на церемонии жал ему руку, кажется, даже обнял и его, и сестру с мамой, что-то говорил радостно и бодро, улыбался и кивал, Эггзи едва запомнил его. Ведь рядом стояла вся его семья - маленькая, неполная, неправильная. Люди, которых он любил сильнее, чем самого себя и мог защитить, лишь став человеком, цель жизни которого - защищать других. Получив официальное право быть эгоистом и делать что-то для себя. За несколько недель Валентайн совсем не изменился, оставшись таким же, как и в смутных воспоминаниях Эггзи. И вел себя в центре фракции военных точно так же, как и на торжественной церемонии. До Эггзи доносились обрывки его голоса - слова разобрать было невозможно, но восторженная интонации угадывалась легко. Активно жестикулируя, он порывисто доказывал что-то собеседнику, который стоял молча, идеально ровно расправив плечи. Эггзи вздрогнул, узнавая и чувствуя, как щеки заливает жар. Придвинувшись ближе, он уставился на спину Галахада, одетого в узкий черный пиджак, изо всех сил пытаясь расслышать, о чем Валентайн так радостно рассказывает. Безуспешно. Что-то неразборчиво воскликнув, тот порывисто обнял Гарри за плечи и с энтузиазмом похлопал по спине. Закусив губу, чтобы не рассмеяться, Эггзи попытался представить себе лицо Галахада, которого, скорее всего, никто в мире не решится так схватить, кроме по-щенячьи дружелюбного лидера Эрудиции и новичка Бесстрашия, который додумался зайти дальше и поцеловать.От воспоминания стало еще жарче. Эггзи рефлекторно потянулся рукой к лицу, пытаясь стереть пот, щекочущий виски и случайно задел фляжку, закрепленную на поясе. Та грохнула о мраморный парапет торжествующе-звонко, и Эггзи, матерясь сквозь зубы, суетливо сполз на землю и попытался как можно незаметнее отодвинуться подальше, к противоположной стене, где увидеть его с первого яруса была невозможно. Он знал, что его вряд ли кто-то услышал, слишком громко шумели Бесстрашные, выгружавшие ящики из машин, но проверять не хотелось. Сердце все не успокаивалось, ускоренное всплеском адреналина, на шее противно билась жилка - дурацкое, навязчивое ощущение. Бетон успел нагреться так, что жар от него чувствовался даже сквозь плотную одежду, сверху ощутимо припекало солнце. Воздух тяжелел, возвращая сонливость. Эггзи устало посмотрел на дорожку, ослепительно-белую под солнцем, длинную, пустую - его группа уже давным-давно закончила пробежку. Через полчаса, когда он не придет на завтрак, его начнут искать. Возможно, даже раньше - Рокси не отстанет, пока не убедится, что за ним не послали кого-нибудь. Его увидят, начнут задавать вопросы и, несмотря на то, что ничего запрещенного он не сделал, отвечать на них почему-то не хотелось. Сжав губы, Эггзи встал, чувствуя, как противно ноют уставшие мышцы. Хотелось лечь обратно, на теплый бетон, закрыть уставшие от солнца глаза и просто не шевелиться, долго-долго. Очень хотелось. Но еще сильнее Эггзи хотел, чтобы вечер наступил как можно быстрее. *** - Привет. Что вообще происходит? - с порога спросил Эггзи, уставший ждать и нервничать настолько, что ворвался к Галахаду, не постучав. Гарри оторвал взгляд от разбросанных по столу бумаг и недоуменно посмотрел на Эггзи, будто забыв, что позвал его к себе. Бледный, уставший, с растрепанными волосами и сухо поджатыми губами, он казался совсем незнакомым, чужим настолько, что Эггзи на секунду представил себе, как его сейчас выставят за дверь и попросят больше никогда не приходить. Но Галахад, однако, выгонять Эггзи не спешил. Лишь укоризненно покачал головой и бросил: - Ты вошел без стука. - Ты сам просил придти, - непривычное «ты» резануло слух, но Эггзи, поражаясь собственной наглости, изо всех сил пытался сохранить равнодушное выражение лица. - Я еле отмазался от своих, и мне было важнее к тебе попасть незаметно и быстро, чем этикет соблюдать. - Не только этикет, но и субординацию, - голос Галахада стал мягче и тише, на губах появился едва заметный намек на улыбку. Эггзи сразу расслабился, напряжение схлынуло волной, так резко, что уставшие ноги снова заныли - адреналин перестал заглушать усталость. Слегка хромая, он буквально упал в ближайшее кресло и потянулся, с трудом сдерживая стон. - И присесть я тебе тоже пока не предлагал. Эггзи тихо фыркнул, не открывая глаз. - А ты не ответил, - заявил он. - У нас отменили вечернюю тренировку галлюцинаций. Просто так отменили, в последний момент, ничего не объясняя. В чем дело? Ты ведь наверняка в курсе. Галахад кивнул, улыбаясь уже в открытую - пусть коротко и сухо, но удивительно тепло. - Разумеется. Я сам отменил ее. - Из-за меня?.. - Эггзи резко выпрямился в кресле, мигом забыв про то, что решил сохранять максимально невозмутимое выражение лица. - Ты отменил ее, чтобы никто не узнал обо мне? - Эггзи, Эггзи… - Галахад преувеличенно тяжело вздохнул. - Никогда не спеши с выводами. Во-первых, тренировки провожу я, а значит, никто, кроме тебя и меня ничего не узнал бы правду в любом случае. А во-вторых - не кажется ли тебе, что отмена тренировки - глупый и очевидный способ привлечь внимание? Психологический этап - самое важное испытание. Руководство не может отменить его тренировку без веской причины. - А она есть? - Эггзи изо всех сил постарался отвести взгляд как можно незаметнее и уставился на собственные коленки. Так глупо он не чувствовал себя уже давно. - Разумеется. - И в чем она заключается? - Тебя это не касается. На наши с тобой планы это никак не влияет, - Галахад, все такой же обманчиво-мягкий, смотрел на него теплым, внимательным взглядом, устало поджав губы. И Эггзи, решившись наконец-то снова поднять на него глаза, понимал, что не сможет узнать правду ни хитростью, ни уговорами. Галахад умудрялся четко держать дистанцию, одновременно рискуя если не собой, то своей репутацией. Чувствуя, как внутри уже привычно нарастает раздражение, Эггзи попытался в последний раз, уже ни на что особо не надеясь. - Касается. Я не могу завалить испытание. Меня либо убьют, либо отправят к изгоям, и знаешь, у меня там не то чтобы друзья… Тебе хорошо сейчас сидеть и играть в секреты - ты уверен в своей безопасности. Взялся мне помогать? Так вперед. Расскажи мне, что будет на испытании, кроме глюков. Зачем приезжали Эрудиты? Я видел вас утром. Скажешь, что случайно так совпало? Я вот почему-то сомневаюсь. Они привезли оборудование для испытания? Вакцину? Что? Эггзи понимал, что перешел на крик, понимал, что не стоит орать на человека, который предложил помощь. На единственного человека, которому за долгое время стало не плевать на то, что с Эггзи будет дальше и единственного, который реально мог помочь. Но вечно спокойный Галахад словно издевался, четко контрастируя со слишком эмоциональным, слишком несдержанным Эггзи. И сорвало. Накопилось внутри и взорвалось, оставляя после стыд, злость и горечь. Эггзи все сильнее хотелось, чтобы Гарри его понимал. Именно Гарри - потому что Гарри не все равно. Действительно не все равно. Он молча выслушал Эггзи, снял очки, бережно положив их на столик и тяжело вздохнул. Не раздраженно, нет. Устало и как-то грустно. - Не вакцину, - ответил он наконец. - После того, как вы пройдете испытание, вас отведут на Церемонию посвящения. На ней каждому члену фракции, исключая лидеров, вживят датчики слежения. - Это еще зачем… - Я ведь уже напоминал тебе, что перебивать - невежливо? - Галахад снова взял очки со столика и принялся бесцельно крутить их в руках. Эггзи уставился на стекла, вспыхивающие бликами каждый раз, когда скользящая между пальцев оправа поворачивалась к свету. Тусклые, ритмичные вспышки притягивали взгляд, как маятник часов. Не гипноз, но очень похоже. Если бы Гарри хотел ввести его в транс или провернуть что-то подобное… - Зачем следить за нами? - тихо переспросил он. - За всеми членами фракций, но за нашей - особенно. Маячок необходим на случай, если кто-то потеряется или будет ранен. Простая бдительность. Эггзи дернул плечами, снова откидываясь на спинку кресла.- Это же бред. - Это официальная информация от лидера Эрудиции, - поправил Галахад. - Значит, это официальный бред, - Эггзи машинально потер шею в том месте, где еще оставался след от укола, прижал подушечкой пальца слегка ноющую ранку и только тогда заметил, что Галахад уловил его движение. Руку почему-то убирать не хотелось. - Ты что, поддерживаешь эту идею? - Официально - да. Все лидеры фракций проголосовали и большинство поддержало идею. - А неофициально? - Эггзи резко сдвинулся на край кресла, сокращая расстояние между ним и Гарри до минимума и понижая голос. - Ты сам что думаешь? Галахад часто-часто заморгал, на секунду отводя взгляд. Будто сомневаясь до последнего, стоит ли продолжать. - Неофициально? Неофициально несколько людей из разных фракций уже месяцы пытаются выяснить, что именно задумал Валентайн. Все ученые из Эрудиции, привлеченные к разработке чипов, с самого начала проекта перестали выходить на связь с другими фракциями. Вся информация передается нам через Валентайна, а он - прости мне мою к нему снисходительность - человек не самого большого ума. Или хочет таким казаться. - И почему тогда все согласились вживлять не пойми что себе в шею? - Мы можем лишь предположить, какие у Валентайна рычаги давления на лидеров, - пробормотал Гарри, вставая так резко, что Эггзи, неосознанно придвинувшийся ближе, едва успел отпрянуть, - мне лично он ничего не предлагал. Кроме, пожалуй, самого напряженного ужина из всех, на которых я присутствовал… Впрочем, тебя сейчас должно заботить другое, Эггзи. Завтра твое финальное испытание. - А я чуть было не забыл, - нервно фыркнул Эггзи, следя глазами за Гарри, который не спеша достал из чемоданчика датчики и принялся соединять их с аккумулятором. - Что я должен делать? Галахад обернулся. - Научиться проходить испытания так, как их прошел бы обычный человек. Не поддаваясь панике. То, как ты ведешь себя, выдает тебя сильнее, чем твой последний страх, с которым, надеюсь, у тебя больше нет проблем. Эггзи бросило в жар. - Думаю, что нет, - пробурчал он и выпрямился, когда Галахад подошел к нему, чтобы закрепить датчики. - И как обычные люди это проходят? Игла шприца ужалила шею, Эггзи скривился, невольно дернувшись. Запоздало промелькнула мысль о том, что он даже не спросил, что ему придется делать дальше - лишь молча подставил шею под теплые пальцы. Страшно не было. Почти сразу забыв, о чем пытался узнать, Эггзи завис, наблюдая за тем, как Гарри делает укол себе - на спокойном лице не дернулся ни один мускул, темные глаза сверкнули, отвечая взглядом на взгляд. И все исчезло. Эггзи рухнул на колени на бетонный пол, вскрикнул и тут же вскочил, пытаясь понять, что происходит. Полутемная комната, практически пустая, с плотно зашторенными окнами. Окутанная оглушающий тишиной. Эггзи осторожно сделал шаг и поморщился, когда кожа ботинок заскрипела - звук был настолько громким, что, казалось, эхом отлетел от стен. Застоявшийся теплый воздух царапал легкие, в горле уже начало першить. На плечо опустилась тяжелая рука. Эггзи вздрогнул, но не обернулся. - Где мы? - спросил он вполголоса. - Пойдем, - прошептал Галахад едва слышно, склонившись к его уху. - Мы в моем испытании, Эггзи. У нас слишком мало времени на теорию. Придется начинать сразу с практики, выбора нет. Эггзи замер, напрягся, коротко и рвано кивая. Галахад легко толкнул его в спину, заставляя сдвинуться с места. Глаза постепенно привыкали к полумраку, да и тишина наполнилась звуками, стоило им выйти из комнаты в узкий коридор с низким, давящим потолком. Эггзи машинально пригнулся, хотя и понимал, что с его ростом шансы удариться головой минимальны. Галахад еле слышно фыркнул, но промолчал. Из-за стен доносились голоса, обрывки чьих-то разговоров, становясь все громче и громче, сливаясь в неразборчивый гул. Гарри уверено вел Эггзи все дальше вглубь коридора, не сворачивая ни в одну из дверей до тех пор, пока один голос, низкий, мужской и злой не перекрыл мутный шум. Гарри резко замер у двери, из-за которой слышался голос, снова скользнул ладонью по плечу Эггзи, направляя, и толкнул внутрь. Комната изнутри ничем не отличалась от той, в которой они оказались в самом начале галлюцинации. Маленькая, темная, душная. В центре комнаты мужчина - немолодой бесстрашный, выглядящий, как изгой. Фирменная одежда, помятая и грязная, болталась на нем свободно, будто снятая с чужого плеча. Он, разумеется, не заметил ни Эггзи, ни Гарри. Стоя спиной к двери, он кричал на мальчика лет десяти. Кричал так по-животному зло, что даже Эггзи, с детства привыкший к Дину, поежился. - Это еще кто? - тихо спросил он. Гарри не ответил. Он смотрел на мальчишку, не отрываясь, его лицо изменилось, стало совсем молодым, ресницы задрожали так сильно, что Эггзи заметил это даже в темноте. А еще заметил, как удивительно сильно Гарри похож на мальчика. Даже дышал с ним в унисон. - Это ведь ты, - сказал Эггзи уже громче, лихорадочно переводы взгляд с мальчишки на взрослого Гарри. - Боже, а этот урод кто? Гарри приоткрыл рот, собираясь ответить, но мужчина вдруг перестал кричать - шагнув к мальчику, он ударил его изо всех сил, наотмашь. Мальчик отшатнулся назад, вскрикнув и сразу же зажав ладонью разбитые губы. До странности светлые карие глаза вспыхнули страхом, усталым и беспомощным. - Ты так и будешь стоять? - сорвался Эггзи, толкая замершего Галахада в плечо. - Это твой отец, да? Он у тебя совсем больной? Ты что, до сих пор его боишься, он до сих пор у тебя в голове? Да он еле на ногах держится, только ребенка и способен запугать, мразь, врежь ему разок и… - Нет, - голос Галахада был таким же спокойным, как и всегда, но то, как сильно он напрягся, отчаянно выдавало его. - Я боюсь не отца, Эггзи. Я боюсь стать таким же, как он. - Что за бред? Ты вообще ничем не похож на него! - отрезал Эггзи, срываясь и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Мальчишка напротив, тихонько всхлипывая, смотрел прямо на него, и глаза у него были совсем взрослые, точно такие же, как у настоящего Гарри, и продолжать ничего не делать Эггзи уже физически не мог. - Слушай, выруби ты его и все! Галахад схватил Эггзи за плечи, заставляя отвернуться от ребенка. Схватил крепко, сжимая до синяков, не давая смотреть. - Слушай меня. Дивергент сделал бы именно так - устранил угрозу. Вот в чем твоя ошибка, Эггзи. Ты можешь победить свой страх любым способом, обычный человек - нет. Я не могу ударить его, потому что в этом и заключается мой страх - стать человеком, который способен причинить боль слабому. А сейчас я намного сильнее отца, сейчас слабый - он. Я постоянно напоминаю тебе о манерах, Эггзи, знаешь, почему? Потому что любая сила должна подчиняться правилам. Если забыть про ограничения… Перед твоими глазами человек, который получает от своей силы только удовольствие. Моя цель - не отомстить, не причинить боль - лишь защитить ребенка. Манеры - лицо мужчины, Эггзи. И я стану таким же, как он, если потеряю лицо. Понимаешь?!Последнее слово он сказал громко, почти выкрикнул, и Эггзи закивал, готовый согласиться с чем угодно. Глупый парадокс - он так долго хотел увидеть настоящего, живого Гарри, вырванного из привычного спокойного комфорта, но, наконец-то увидев, понял, что абсолютно не готов к этому. Даже слов найти не получалось. Если уж Гарри не мог контролировать ситуацию, то… По глазам ударил свет. Эггзи выругался, зажмурившись. - Что за… Гарри отпустил его и шагнул куда-то в сторону. Судорожно потерев глаза руками, Эггзи попытался осмотреться, ничего не понимающий и злой. Душная комнатка пропала, Гарри с отцом - тоже. Теперь вокруг была пустыня. Сухой, обжигающий воздух, песок, раскаленный и отражающий солнце, яркий настолько, что щипало глаза. Рядом - какое-то здание. Эггзи попытался разглядеть его, но волна душного ветра налетела и ударила прямо в лицо. - Что происходит? Где мы вообще? - рявкнул он, отплевываясь от песка, попавшего в рот. - Возьми себя в руки, пожалуйста. Вспомни, что я тебе говорил - ты не должен паниковать. Ни при каких условиях. Мы прошли первую часть испытания, началась вторая. - Но ты же не вырубил этого урода! - И не должен был. Я уже объяснил тебе - я боюсь стать похожим на него. Чтобы пройти испытание, мне достаточно доказать себе, что способен себя контролировать, не поддаваясь каким-либо эмоциям. Это страх потери контроля, а не несправедливости, Эггзи. - Хорошо, - отмахнулся Эггзи. Он понимал, что спорить бесполезно - Гарри вряд ли заинтересует его мнение. И объяснять подробнее он тоже не станет. Показал пример, и этого достаточно. - Ты запомнил главное? Ты не можешь победить страх, сделав то, что боишься. Бесстрашные - это всего лишь название. Ты должен уметь искать выход, несмотря на то, что тебе страшно. Ты не можешь утонуть, если твой страх - вода. Ты не можешь сделать то, чего боишься, потому что ты не должен понимать, что происходящее нереально. Это могут только Дивергенты. Ты должен искать другой способ. Задача испытания - показать всем, что ты способен не сдаться в критической ситуации и найти выход, несмотря на то, что напуган. Ты должен доказать, что твой мозг работает, а не поддается панике. Ясно? Эггзи кивнул, пиная горку песка. Говорить не хотелось, но он все же спросил: - Что дальше? Галахад сжал губы, отводя взгляд. - А дальше - твой отец. Эггзи вздрогнул. Он давно хотел узнать правду, много раз думал о том, как заставить Гарри рассказать обо всем, но… Готов к этому, оказывается, не был. Галахад же махнул рукой в сторону дома. - Иди за мной. Я тебе все объясню. Первые пару минут Эггзи не мог подобрать слов. Совсем. Он смотрел на человека, навечно застывшего в кошмарах Гарри, такого реального, такого настоящего, что от осознания сбивалось дыхание. Он едва помнил отца, а фотографий дома почти не было, но его лицо, даже залитое кровью, узнал сразу. Совсем молодой, чуть старше его самого теперь. Совсем хрупкий, будто игрушечный, он лежал на руках такого же молодого Гарри, неестественно бледный и спокойный, будто пару минут назад крепко уснул. Эггзи судорожно вглядывался в его лицо, в замершее, расслабленное дело, пытаясь заметить дыхание, дрожание ресниц, что угодно, хоть и понимал, все понимал… Настоящий Гарри шагнул к Эггзи, собираясь положить руку ему на плечо, но оборвал себя на середине движения, сжав пальцы в кулак. Кусая губы, Эггзи смотрел на то, как тот, другой Гарри плачет, обнимая тело, плачет по-настоящему, забыв про свою сдержанность и манеры, весь перепачканый в чужой и своей крови, неузнаваемый и сломанный. Что-то шепчет - бессвязное, глупое и уже ненужное. А потом Эггзи увидел свою мать. Внутри все сжалось, заскулив - только сейчас он осознал, насколько сильно по ней соскучился. И какой она может быть красивой. Какой красивой должна быть. - Это ты убил его. Настоящий Галахад, услышав ее голос, вздрогнул всем телом. Так сильно, что Эггзи на секунду показалось, будто тот не удержится на ногах. Сжав зубы, он отвернулся от родителей и посмотрел на Гарри. Слова царапнули горло, тяжелые, бессмысленные. - Может, объяснишь? - Я уже говорил тебе о том, что среди членов фракций есть своя, неофициальная группировка. Мы с твоим отцом вступили в нее, когда были еще кандидатами Бесстрашия. На Церемонии он выбрал Отречение, но на нашей совместной работе это никак не сказалось. Однажды нас отправили за стену. Я ошибся, и должен был погибнуть. И, полагаю, заслуживал этого. Однако, твой отец так не считал. И… - Гарри кивнул на себя, обнимающего тело. - И вот, чем все кончилось. Эггзи попытался сглотнуть, но в горле совсем пересохло. Он закашлялся, отвернулся и только тогда понял, что дрожит. - И он спас тебя, да? Отлично. Просто, блядь, потрясающе. Почему ты раньше молчал? Галахад тяжело, рвано выдохнул. - Уже много лет я пытаюсь победить этот страх, Эггзи. Я пробовал отдаляться от людей, я пробовал обещать им искупить вину и сдерживал обещания, но… Я боюсь, что из-за моей ошибки погибнет кто-то другой. Я боюсь этого каждый день. Если бы твой отец погиб до моего испытания, я не прошел бы его. Я бы просто стоял и не знал, что ответить. Себе, тебе, твоей матери, ему. Эггзи, сжав челюсти так сильно, что заскрипели зубы, кивнул. Сжал и разжал кулаки, чувствую саднящую боль в вечно сбитых костяшках. Голова болела от жары и слез, которые подкатили к горлу и мешали сделать вдох. Он слышал, как всхлипывает обнимающий отца Гарри и как судорожно дышит Гарри, стоящий рядом с ним. Чувствовал тепло, исходящее от него, хотя умом понимал, что это невозможно. А еще чувствовал, что не злится. - Так, - грубовато сказал он, снова пытаясь откашляться. - Во-первых. Мой отец решил сам защитить тебя, так? Он принял это решение. И ты, черт возьми, обязан уважать его решение. Он сделал так, как посчитал нужным. Он умер за тебя. Прояви уважение, или там про манеры свои вспомни, как хочешь, но пойми это. Он умер за тебя. И не тебе судить, правильное это было решение или нет, ясно? Он посмотрел Гарри в глаза, снова чувствуя, как внутри что-то вздрагивает - как и всегда. Приятно и тепло. Хотелось обнять, но на это не хватало сил. - Мой отец решил так. Решил, что ты... ты стоишь того, чтобы за тебя умереть. Ладонь Галахада, невыносимо горячая, обожгла кожу, когда Эггзи скользнул по ней рукой, стискивая пальцы. Взгляд отвести не получалось, сделать шаг назад - тоже. Он держал Гарри за руку, сжимал изо всех сил, до боли, и впервые держал его, а не цеплялся. И чувствовать себя сильнее было сладко, тепло и правильно. Стены домика закружились, осыпались, будто дешевые декорации, бесшумно исчезая в песке. Воздух резко стал прохладнее, свежее, легкие жадно расправились и Эггзи, делая шаг назад, шумно вздохнул, чувствуя, как кружится голова. Галахад молчал. - Мы прошли? - спросил Эггзи, оглядываясь по сторонам. - Мы прошли вторую часть, да? Черт. Мы сделали это! - Да, - Гарри улыбнулся, широко и как-то непривычно светло. - Прошли, благодаря тебе. Я должен сказать спасибо и… - И чему я научился? - перебил Эггзи. Не хотелось, чтобы Гарри благодарил его. Хотелось закончить испытание, хотелось вновь взять за руку, хотелось сказать что-то совсем банальное - «Ты не виноват, я понимаю отца, ты…» - Ты сам нашел выход. Как Бесстрашный. - Наверное, я просто забыл, что я - Дивергент, - фыркнул Эггзи. - Сложновато было выехать на том, что все - ненастоящее. Оно же настоящее. И ты - тоже. - И мы сейчас… - Гарри, меняя тему, огляделся по сторонам. Он явно не узнавал комнату - маленькую, уютную, с зеркалами на стенах. - Признаюсь, я удивлен. - А подробнее? Ты боишься зеркал? - Эггзи встал рядом, смотря на их отражение. - По-моему, все вполне неплохо. Галахад мягко взял его за плечи. - Что ты видишь? Эггзи открыл рот, собираясь описать. Он видел себя, улыбающегося, неуместно счастливого, уставшего и тяжело дышащего. Видел Галахада, стоящего близко-близко. Слишком близко. Но отражение начало меняться, будто они смотрели не в стекло, а в воду. По зеркалу пошла рябь. Галахад в отражении продолжал стоять неподвижно, а вот Эггзи, подмигнув, схватил его за пиджак, притягивая к себе так близко, что не вздохнуть. Целуя. Целуя так уверенно, будто делал это уже сотни раз. - Что… - настоящий Эггзи вздрогнул всем телом, отшатываясь назад и врезаясь в Галахада. Жар накатил такой резкой волной, что закружилась голова. - Что вообще… - Я не думал, что все настолько очевидно, - прошептал Галахад совсем тихо, но Эггзи его услышал. - Это мой последний страх, Эггзи. - Ты боишься меня? - Я боялся, что ты сорвешься первым. *** Эггзи полез целоваться раньше, чем кончилась галлюцинация. Полез отчаянно, жадно и неуклюже - смял дрожащими пальцами лацканы пиджака, больно впечатался носом в скулу Гарри и даже не заметил, не до того было. Прижался к губам - прохладные, мягкие. Совсем не дрожат. Целоваться Эггзи совсем не умел, попытался сделать вид, что умеет, но не смог, сдался. Близость Гарри вышибла из головы все мысли. Горячий, невыносимо, невероятно близко, не отталкивает. Сильной рукой скользнул на талию, больно сжал. Предупреждая, но еще не прогоняя. Притягивая ближе. И на поцелуй Гарри ответил. Мягко и уверенно. Сразу перехватил инициативу - понял за секунды, что Эггзи придется учить. И учил, вылизывая губы, удерживая на ногах глупо дрожащего, почти скулящего мальчишку. Успокаивая. - Не сейчас. - Почему?.. - голос у Эггзи сорвался. Гарри отстранился всего на пару сантиметров, его горячее дыхание мягко царапало влажные, пульсирующие губы. Эггзи облизнулся и снова спросил: - Почему нет? Ты… Ты же тоже… Я же чувствую… Галахад усмехнулся. Тонко, иронично. Испуг, который Эггзи успел заметить в галлюцинациях, исчез, и Гарри снова казался невозмутимым. Непобедимым. И неопытный, дрожащий от восторга, адреналина и возбуждения мальчишка его явно забавлял. Нежно забавлял, по-доброму. В карих глазах сверкало что-то веселое, озорное. - Еще… - не выдержал, сорвался Эггзи, снова потянулся к губам. Поцеловал быстро-быстро, торопливо, еще судорожнее сжал лацканы пиджака, будто пытаясь удержать Гарри на месте, хотя в этом не было никакой необходимости - тот так и не убрал пальцы с его талии, держа намного крепче. Эггзи на секунду пришла в голову мысль, что Гарри точно так же боится его отпустить. Что Гарри тоже дорвался. Что у него эти минуты тоже наконец-то. Накрыло. Он ткнулся носом в щеку Гарри, потерся, ласкаясь. Смутился, поцеловал, легонько скользнул мокрыми губами по гладкой, без малейшего намека на щетину коже. Улыбнулся, зная, что Гарри это почувствует. - Нас же тут никто не увидит. - Не увидит, - Гарри убрал руку с его талии, скользнул выше, по спине, легонько сжал между лопатками, остановился на шее. Чутка отстранил от себя, зарываясь пальцами в волосы. - Здесь нет камер, а вот в общих спальнях - есть. Каждая минута твоего отсутствия на счету. - Я что-нибудь придумаю, - буркнул Эггзи, завороженно смотря на его рот. - Мало ли где… - Ты был у меня, и об этом знает все руководство фракции, - перебил Гарри. Его пальцы мягко перебирали волосы, поглаживая затылок. - Ложь всегда надо использовать настолько редко, насколько это позволяет ситуация. Это лучший способ избежать лишних вопросов. Я сказал, что вызывал тебя для допроса. Вернее, для беседы, как это принято называть. Ты из Отречения. Я сказал, что хочу узнать у тебя о Дивергентах, которых прячет ваша фракция. Узнать, готов ли ты отречься - прости за каламбур - от старой семьи до конца. - Готов, - на автомате бросил Эггзи, не задумываясь. Галахад рассмеялся, и Эггзи чувствовал, как вибрирует его тело. Мягко и сильно. - Эггзи, Эггзи. Ты слишком импульсивен. Послушай меня. Сейчас ты вернешься в свою спальню. Ляжешь спать, потому что у тебя завтра очень важный день. Утром вас соберут и отведут на последнее испытание. И ты пройдешь его, если будешь вести себя естественно. Если проявишь сдержанность и сообразительность. А потом… - рука Галахада сжалась в его волосах, резко, на грани боли. Он притянул Эггзи к себе, прошептал почти в губы, - а потом мы продолжим. Эггзи дернулся вперед, успел на секунду прижаться губами к губам. Почему-то рассмеялся. Хотелось смеяться. Жить хотелось. Энергия хлестала через край, сердце билось так, что было больно. - А ты? - спросил он, когда Гарри вновь отстранился. - Где будешь ты? - Сегодня ночью, вернее, рано утром, я поеду в Дружелюбие. Оттуда - в Эрудицию. - Зачем? - Валентайн вызвал к себе лидеров всех фракций. Полагаю, хочет поздравить нас с успешным набором новичков. Эггзи хмыкнул. - А в Дружелюбие зачем? - Я уже говорил тебе о том, что существуют люди, которые неофициально пытаются выяснить, чем именно занимается Валентайн, но на самом деле мы занимаемся не только этим. Наша организация называется Кингсман, и уже много лет ее члены подпольно контролируют все, что происходит во фракциях. Ее глава, Мерлин - лидер Дружелюбия. Запомни, если что-то пойдет не так - обращайся к нему. Ему можно доверять. Ты меня понял? - Понял, но... Гарри, что значит - пойдет не так? Ты… - Эггзи. Помнишь, что я сказал тебе о времени? - Но… - Тебе пора. После испытания жди меня здесь. Я вернусь, и мы разберемся со всем. Нам очень о многом нужно поговорить. Он мягко разжал намертво сжатые пальцы Эггзи на своем пиджаке, одернул его и снова превратился в того Гарри, к которому Эггзи привык - красивого, невозмутимого, чужого. Только улыбка на припухших губах осталась. Теплая. Нежная-нежная. У Эггзи что-то кольнуло в груди. Резко, аж дыхание перехватило. Ему хотелось что-то сказать, что-то важное, но подходящие слова не шли на ум. Не получалось подобрать вообще никаких слов. Он ушел, так и не попрощавшись. *** Всю ночь Эггзи спал, не просыпаясь и, казалось, даже не пошевелился ни разу. К утру все тело затекло, мышцы ныли, тяжелую голову едва удалось оторвать от подушки. Он не нервничал. Совсем. Поначалу, пытаясь понять, что изменилось, он думал, что просто не до конца проснулся. Не до конца осознал, насколько важный день впереди. На автомате принял душ, на автомате оделся, с какой-то затаенной грустью посмотрел на комнату новичков, к которой до смешного сильно успел привязаться. Страшно все еще не было. Было чуточку грустно, будто в конце хорошего фильма. Хотелось, чтобы день поскорее закончился. Вместо завтрака их отвели в комнату, которую обычно использовали для медосмотра. Артур, один из лидеров, радушно встретил их на входе, сверкая широкой, насквозь фальшивой улыбкой. Эггзи на секунду удивился. Он видел Артура всего пару раз, и то мельком, но успел запомнить его как сдержанного, до тошноты чопорного старикашку, который брезгливо улыбался и смотрел на всех, как на пустое место. С новичками он вообще не работал. Последнее испытание, конечно, было важным событием, но Эггзи был искренне уверен, что Артуру плевать и на важность, и на каждого новичка. Впрочем, долго удивляться не пришлось. Едва кандидаты зашли внутрь, Артур присел за стол, умудряясь даже в медблоке вести себя как на званном ужине и хлопнул в ладоши. - Я попрошу внимания. Спасибо. В первую очередь, хочу поздравить вас с тем, что вы дошли до финала. Получить место во фракции - большая честь и большая ответственность, и я знаю, что вы уже в полной мере осознали это… Рокси хмыкнула. Эггзи пихнул ее локтем, та возмущенно ударила в ответ. Артур тем временем продолжал монотонно и равнодушно говорить, хотя в глазах у него было что-то пустое, злое. Эггзи старался не пялиться, но взгляд Артура был ему неприятен. - … и те, кто не пройдет сегодняшнее испытание, станут изгоями. Но, несмотря на то, кто из вас станет членом фракции, а кто - нет, сейчас каждому из вас вживят специальный чип… - Сейчас? - брякнул Эггзи, не подумав. И мгновенно прикусил язык, больно, до крови. На секунду ему показалось, что он слышит голос Гарри, который недовольно говорит ему, что нужно бороться с импульсивностью. Сначала думать, а потом делать. Но Гарри сказал, что чипы вживят после испытания, после… - Да, сейчас. Почему это вас так удивляет, мистер..? - Анвин, - неохотно подсказал Эггзи. - Простите, сэр. Я просто уточнил. - Я попросил бы вас не перебивать меня, молодой человек, - Артур смотрел на него со снисходительным укором. - Еще раз прошу прощения, - слова, казалось, прилипли к небу. Говорить было тяжело и почему-то противно. Артур, впрочем, был вполне удовлетворен и продолжил говорить. Эггзи его уже не слушал. Мысли в голове заметались. Гарри во фракции уже не было, сбежать к нему сейчас было нереально, да и какой ли смысл? Что поменялось от того, что время вживления чипов перенесли? Какая разница? Он все равно не избежал бы этого… Впрочем, безмятежность, в которой Эггзи пребывал с самого утра, испарилась. Стало не по себе, легко, на уровне интуиции, но что-то давило на грудь, мешало расслабиться. После жалящего укола в шею, который отозвался дрожью в позвоночнике, стало только хуже. А когда Эггзи, судорожно пытаясь сглотнуть сухим горлом, сел на кресло для испытания, он понял, что у него дрожат руки. Еще ничего не случилось, но из схемы, проверенной и безопасной, которую дал ему Галахад, словно вылетел винтик, и уверенность в том, что все пройдет гладко, исчезла. На ее место пришел липкий, до мурашек пробирающий страх. Эггзи захотелось дать себе пощечину, но вокруг были люди, поэтому он сдержался. Только губу закусил так сильно, что ее стало дергать. Выкрутится. И хуже бывало. Первые два страха он прошел легко. Буквально пролетел. Мозг, зная, что все происходит не на самом деле, не кидался в панику, а наоборот, с холодной точностью диктовал, что нужно делать. Вокруг вода? Разбей стекло. Привязали к рельсам? Не истери и не суетись, а развязывай веревки. Тросы слишком широкие для того, чтобы узлы держались крепко. Не теряй время. Не делай ничего слишком быстро. Не паникуй. Дыши. Эггзи был уверен, что на втором страхе его испытание кончится. Третьего больше не существовало, ни в реальности, ни в подсознании. Гарри все знает. Вообще все. Больше не страшно. Когда веревки перестали давить на руки, а уши оглушила тишина, из которой пропал стук колес приближающего поезда, Эггзи действительно оказался в комнате для испытаний. И это почему-то шокировало. Он надеялся, он действительно на это надеялся, но только увидев врача, проводившего испытание, понял, что все действительно закончилось. И поверил. Сразу, в секунду. Внутрь хлынуло тепло, заполнило все тело, плеснуло по венам и губы сами собой растянулись в улыбке. Адреналин перемешался с облегчением. Хотелось одновременно лечь и зажмуриться и прыгать до потолка, обнимая всех, кто попадется под руки. Господи. Он развалился в кресле, еле слышно фыркая себе под нос. Дыхание медленно, плавно приходило в норму. В дверь без стука зашли Галахад и Артур. Эггзи тут же спрыгнул с кресла, метнулся к Гарри, неловко прихрамывая на затекших ногах. До одури хотелось обнять, сильно-сильно, и губами к губам прижаться, но он сдержался. Из последних сил сдержался. Только улыбнулся очумело и так широко, что заболели скулы. - Гарри, - каким-то севшим и счастливым голосом выдавил он. - Я прошел, Гарри. - Прекрасно, мистер Анвин, - почти тепло поздравил Артур. Галахад же молчал и смотрел в сторону стеклянными глазами. - Теперь вы, как полноправный член фракции, можете сделать это. - Сделать что?.. - Эггзи с трудом отвел взгляд от Гарри. Ощущение, что что-то идет не так, буравило виски, но понять, что именно происходит, он не мог. Артур протянул ему пистолет. Старомодный, тяжелый, пахнущий железом и смазкой. - Мистер Харт, ваш наставник, управляющий фракцией под кодовым именем Галахад, предал нас и идеалы фракции. Был проведен совет, который принял решение о дальнейшей судьбе мистера Харта. Рядовой член фракции за предательство изгоняется, но для лидера такой поступок непростителен и заслуживает высшей меры наказания. Фракция - выше крови. Выше всего. Убейте его, мистер Анвин. Гарри, тяжело вздохнув, закрыл глаза. И рухнул на колени, как подкошенный, не издав ни звука. Растрепанная челка упала на лицо, закрывая глаза, плечи поникли, будто из него выбили весь воздух, тело дернулось и застыло, подчиняясь. Эггзи же вздохнул так судорожно, что закашлялся. Пистолет в руке задрожал, его пришлось стиснуть сильнее, чтобы не уронить. - Фракция - выше всего, - повторил Артур. - Неужели для вас, мистер Анвин, жизнь мистера Харта важнее? Боюсь, тогда вам не место в Бесстрашии… - Боитесь? - прошипел Эггзи. Перед глазами мелькали цветные точки, его лихорадило. Пистолет скользил по вспотевшим пальцам так, что ему едва удалось нащупать курок. - Вы разве не Бесстрашный, Артур? Разве человек, который боится, имеет право быть здесь? Пистолет все-таки выскользнул из рук - отдача оказалась сильнее, чем от всех винтовок, с которыми Эггзи имел дело. Но нажать на курок он успел. И прицелиться тоже. Артур рефлекторно схватился за грудь, и Эггзи захотелось зажмуриться - он знал, что через секунду сквозь пальцы польется густая, темно-алая кровь, заливая белоснежную рубашку и тонкие, сухие пальцы. Он не хотел этого видеть. Еще меньше хотелось смотреть на Гарри, сломанного, поникшего, смотрящего в пол. Но Эггзи заставил себя обернуться. Ничего, кроме Гарри, сейчас не имело значения. Они справятся, они... Конечно же, Гарри в комнате не было. Эггзи лихорадочно заметался, уже начиная понимать, что именно натворил. Ноги подкосились, под колени ударило мягкое сиденье кресла, подлокотники скользнули под локти, нежно, будто подхватывая, но Эггзи вздрогнул всем телом так, будто упал на бетон с высоты. Он знал, что скажет врач, проводивший испытание еще до того, как услышал: - Сожалею, мистер Анвин. Вы не прошли испытание. Он шел по следу из трупов, будто по дорожке из крошек, как в старой сказке, что много лет назад читала ему мама. Шел, не оглядываясь, не напрягаясь, уверенный, что никто не выстрелит в спину. Он знал, как работает Гарри. Нападать некому. Больше некому. *** С Рокси разговаривать не хотелось. С остальными - тем более. Эггзи выскочил из кабинета, как ошпаренный, почти бегом ворвался в спальню и замер на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу. Господи, а дальше-то что?.. Остаться ему не позволят, даже Гарри не сможет помочь. В Отречение соваться тем более нет смысла. Что, собирать вещи и отправляться в ближайший заброшенный район, по пути молясь, чтобы изгои не проломили голову арматурой? Господи, Господи. Как можно было так облажаться? Как можно было не понять, что это испытание? Какой толк быть Дивергентом, если от этого одни проблемы? В самый нужный момент он не… Эггзи зарычал, сжимая виски руками. Подошел на негнущихся ногах к раковине, ковшиком зачерпнул воду, жадно сделал несколько глотков, хотя от холода заломило зубы, умылся. Неловко пригладил волосы замерзшими мокрыми пальцами. Рухнул на чью-то кровать и замер, позволяя мозгу потихонечку прийти в себя и начать соображать. Он не знал, сколько времени просидел так, даже не начав собирать вещи. Злая паника потихонечку сменилась тоскливой, воющей пустотой, царапающей ребра. Вариантов не было. Кроме, пожалуй, одного - разыскать Гарри. И молиться, что тот найдет выход, а не выкинет за шкирку, окончательно разочаровавшись в мальчишке, которой отвратительно целуется и приносит сплошные проблемы. Эггзи заставил себя встать, так же бесцельно, как и утром, обвел глазами комнату. Впервые за долго время он почувствовал себя в ней совсем чужим. Лишним. Он не стал брать сумку, забрал с собой лишь нож, который валялся в тумбочке с того самого дня, когда он служил живой мишенью для Гарри .Дня, когда он впервые понял, что от Гарри у него срывает дыхание сильнее, чем от шороха ножа, который вбивается в деревянную стену рядом с горлом. В коридорах было на удивление пусто и тихо. В Яме тоже никого. Нахмурившись, Эггзи рефлекторно ускорил шаг, то и дело оглядываясь на фантомных призраков в полутьме. Никого. Никого. Он вылетел на улицу, к рельсам, надеясь, что поезда еще ходят. Сил добираться пешком у него не осталось. Будто выжали досуха, вынули батарейки, обнулили все. Только пустоту оставили. Он вышел на улицу. И замер так резко, будто в стену впечатался. Все были здесь. Ждали поезда. Молча, выстроившись в ровные, прямые колонны, прижимая к груди тяжелые винтовки. Не учебные - боевые. Смотрели стеклянными глазами в пустоту, редко моргали. У рыжей девчонки, стоявшей с краю, в паре метров от Эггзи, кудрявая прядка упала на лицо, но она даже не пыталась ее убрать. По спине пробежали ледяные мурашки. Медленно-медленно, Эггзи встал за ее спину, пригнулся, едва дыша. Шумно сглотнул, испугался, как громко это прозвучало в тишине. Бросило в жар. Послышался стук колес. Артур, которого Эггзи поначалу не заметил, вышел в центр, встал перед толпой. Осмотрел колонны, одобрительно кивнул. - Внимание! По команде садимся в поезд. Едем до Отречения. Задание - провести чистку фракции. Все, у кого не сработал чип, подлежат уничтожению на месте. Ясно? Синхронное, безликое, безэмоциональное “так точно” ударило Эггзи куда-то глубоко под ребра. Он чувствовал, как спину щекочут капли пота, как дрожат влажные руки, а дыхание все никак не приходит в норму. Так вот зачем были чипы. Вот чего хотел Валентайн. Найти Гарри. Нужно к Гарри. Вот только на поезд соваться Эггзи не рискнул. Он дождался, пока все одновременно двинулись к рельсам и, смешавшись с толпой, забежал за угол, метнулся к гаражам, про себя молясь, чтобы там осталась хоть одна машина. Ему повезло. Крошечный, низенький джип, блестящий и явно принадлежащий кому-то из руководства, стоял прямо у незапертых, будто в спешке, дверей гаража. Дорогу до Эрудиции он помнил смутно, но в машине оказался навигатор. Лавируя между полуразрушенных домов, залитых солнечным светом, Эггзи нервничал так, что то и дело изо всех сил бил по рулю. И судорожно вглядывался в пустынные улицы. Почему все, вообще все настолько хреново? Отречение. Мама. Она - не Дивергент, она в относительной безопасности. Даже если Эггзи и сможет до нее добраться, помочь у него не получится, наоборот - он лишь добавит ей проблем. Нужен Гарри. В одиночку точно не получится… Только бы найти его. Лишь бы найти. На въезде в главный корпус Эрудиции стоял охранник - такой же замороженный, с таким же пустым взглядом. Увидев машину, он, не задумываясь, поднял винтовку, прошелся очередью по колесам. Эггзи успел сбросить скорость в последний момент, но машину все равно занесло. Противный визг тормозов резанул по ушам так, что аж зубы заныли. И это стало последней каплей. Нож попал охраннику прямо в глаз, вошел омерзительно глубоко. Эггзи, не закрывая дверь машины, подошел к телу, и, брезгливо морщась, собрал все оружие. Внутри ничего не екало. Может, следствие шока. Может, осознание того, что он убил человека, придет потом, Может - не придет никогда. Эггзи было плевать. Только плечо ныло от тяжелой винтовки. и это беспокоило больше всего. Наверное, слишком много всего случилось. Больше, чем за всю его жизнь. Он зашел в здание, готовый стрелять в любую секунду в любом направлении, но внутри никого не было. Больше не было. Повсюду лежали тела, зомбировано-напряженные даже после смерти. Смотрели пустыми, поддернутыми пленкой глазами в прозрачный потолок. Разводы крови на белоснежном полу казались такими яркими, что Эггзи захотелось зажмуриться. Внутри билась в истерике надежда. Гарри? Однако в кабинете. вокруг которого валялось с десяток тел - других тел, с искаженными, не фальшиво-спокойными лицами - был вовсе не Гарри. На Эггзи, влетевшего внутрь, с неописуемым удивлением уставился незнакомый мужчина. Высокий, лысый, уверенный в себе до невозможности. - Ты еще кто? - в лоб спросил он, вытаращившись на Эггзи. Его рука дернулась к пистолету, висевшему на бедре, но замерла на полпути. - Меня зовут Эггзи Анвин.... Простите, Гэри Анвин, - отчего-то замялся Эггзи. И ляпнул: - Где Гарри? - Он говорил, что ты не послушаешь его и прибежишь, - улыбнулся мужчина. - Меня зовут Мерлин. Заходи, не стой в дверях. Все чисто? - Что? - Ты заметил кого-нибудь без пули в голове по дороге сюда? - Да. Охранника. - И? - Что? Пуль у меня не было, пришлось всаживать в голову нож, - пробормотал Эггзи, краснея и чувствуя себя дураком. - Что тут происходит и где Гарри? - снова спросил, не удержался. Мерлин обернулся к монитору. - Иди сюда и сам посмотри. Чипы были активизированы, началась зачистка. Я смог взломать код и временно приостановить их, но полностью отменить миссию может только Валентайн. Галахад отправился за ним. - И где он? - снова спросил Эггзи, подходя ближе. Помялся и все-таки выпалил: - Зачем Валентайну это все вообще нужно? Мерлин снял очки и протер их краем рубашки. Тяжело вздохнул. На мониторах перед ним вспыхивали и гасли десятки изображений. Кто-то продолжал стрелять, несмотря на отключенные чипы, кто-то помогал раненым, кто-то был почти без сознания от истерики, пытаясь осознать, что натворил. Картинки менялись так быстро, что Эггзи не успевал уловить знакомые лица, хотя и вглядывался изо всех сил. - Ресурсы в городе подходят к концу. За десятки лет мы выжали все, что осталось от Чикаго, по-максимуму, - начал тем временем Мерлин. - Валентайн, хоть и идиот, но прекрасно понимает, что нам придется через несколько лет отправляться за Стену, чтобы выжить. Вот только что находится за Стеной, ему неизвестно. Никому не известно. Он боится, что походы за стену и переселение туда части людей вызовет беспорядки. Бунт. Возможно, повлечет за собой гибель людей. И он решил, что лучше растянуть запасы, в надежде, что оставшихся ресурсов хватит еще на сотню лет. - И поэтому он… - Эггзи облизнул пересохшие губы, только сейчас понимая, как сильно ему хочется пить. Настолько, что в горле першило. - Он решил избавиться от части населения, - закончил за него Мерлин. - От Дивергентов, - Эггзи не спрашивал, лишь констатировал факт. Мерлин кивнул. - Ага. Нас итак многие не любят. На его “если мы не избавимся от Дивергентов, через пару лет нормальным людям придется рисковать и идти за Стену” многие повелись. Ублюдок… - он осекся, судорожно увеличил одно из изображений. Эггзи замер. - Гарри… - выдохнул он. - Галахад был в церкви. Прятал туда Дивергентов. Канал связи отключился, и камера, которая встроена в его очки, тоже, но… - Мерлин снова замолчал, будто воздухом подавился, когда в кадре появились руки Гарри - тот, вероятно, смотрел на них. На свои руки, залитые кровью. - Галахад, - взвыл Мерлин в микрофон. - Галахад, ну же, скажи, что ты слышал меня. Гарри не слышал. Изображение задрожало, будто он затряс головой, а потом снова стало четким. Гарри поднял голову. И смотрел Валентайну прямо в глаза. До этой секунды Эггзи не знал, что такое настоящая ненависть. - Вы заставили меня убить всех этих людей, - прошептал Гарри не своим, искаженным болью и хрипящим динамиком голосом. - Как вы… - Мистер Артур Кинг любезно помог мне заменить фальшивый чип, который для вас изготовили ваши друзья из Кингсман, на настоящий, - охотно пояснил Валентайн. - И вы мне очень, очень помогли. Я бы даже оставил вас в живых, но тогда, к сожалению, вы убьете меня, не правда ли?.. Эггзи успел услышать выстрел. Вернее, Гарри успел. Спустя секунду после хлопка камера выключилась. Изображение потемнело. А может, потемнело у Эггзи в глазах. Или весь мир провалился в черноту. *** Плакать не хотелось, даже глаза не щипало. Теплый ветер будто гладил лицо шелковым платком, с шорохом гонял непонятно откуда взявшиеся на полу вагона пучки пожелтевшей травы. Заходящее солнце, оранжево-золотое, все никак не хотело уходить за горизонт. Последний день, который увидел Галахад, все никак не хотел заканчиваться. Мерлин обещал Эггзи, что в Кингсмане ему помогут. Говорил, что оставаться в Эрудиции нельзя. Говорил, что лучшее, что Эггзи может сделать - это привести подмогу. Что Валентайна смогли остановить лишь на время, что у него много сторонников, что Эггзи должен ради мамы, малышки и Рокси. В память о Гарри. Эггзи все еще не верил. Ему казалось, что Гарри все еще жив. Сложно было заставить себя поверить, что самое лучшее, самое реальное из всего, что Эггзи успел ощутить за свою жизнь, исчезло навсегда. Еще не прошел шок, и слишком рано было для осознания, тяжелого, душного, неотвратимого. Слишком рано было для того, чтобы начать жалеть о всех историях, которые теперь никогда с ними не случатся. Пружины внутри накрепко сжались и держали, не давая упасть. Истерика шипела и плескалась где-то глубоко внутри, не вырываясь наружу. Наступали новые времена, все изменилось, и в мире, покалеченном и сломанном, начиналась новая война. В которой надо было одержать победу, пусть Гарри этого уже и не увидит. Эггзи смотрел на солнечные блики, смотрел, не отрываясь, пока глаза наконец-то не заслезились. Ничего больше не осталось. Ни хрена. Корка льда, стянувшая внутренности, не таяла на солнце. Где-то продолжали драться люди, забыв о фракциях, крови и долге, пытаясь лишь выжить, и Эггзи казалось, что он никому не сможет помочь. Даже себе. Мог только надеяться, что малышка и мама в безопасности. И Рокси. И Мерлин все еще зло сжимает винтовку, продолжая раз за разом взламывать защиту чипов, блокируя их и выигрывая драгоценные минуты. Даже в мире, где больше не было Гарри, у Эггзи оставались люди, ради которых стоило воевать. Он не представлял, как будет спасать их, не знал, как спасает самого себя, не знал, помогут ли люди из Кингсмана, люди, в которых так верил Гарри и верит Мерлин, но… Не было ни другого выхода, ни выбора. Только ехать до конечной станции. А потом - прыгать.Часть 1
23 июня 2015 г. в 09:33