***
О том, что ты слеп, я узнал в тот же вечер лет пять назад, когда ты впервые заговорил о своей семье. Тогда я пришёл с дополнительных жутко уставший и безумно соскучившийся по тебе, ты сразу показался мне каким-то отстранённым и рассеянным, но, несмотря на это, измученная улыбка красовалась на твоих губах. — С возвращением, Чжунхэ-я, — сказал ты тихим, севшим голосом. — У тебя что-то случилось, хён? — Мама звонила пару часов назад, у меня будет сестрёнка. — Мои поздравления, хён, но ты не выглядишь радостным. Что не так? Я подошел к тебе, а ты схватил меня за руку и повернулся ко мне лицом. Тогда я впервые заметил так близко взгляд твоих безжизненных глаз, ты словно хотел что-то сказать, но не мог, хотел без слов показать свою проблему, хотел, чтобы я понял. Но я не понимал тогда ничего, пока ты вдруг не начал снова говорить. — Я не увижу её, Чжунхэ-я, я не смогу, я потеряюсь. Прошел уже месяц с тех пор, как я перестал видеть свет. Ты не замечал этого, я знаю и не сержусь на тебя. Невозможно за всем уследить, мелкий, — внезапно я почувствовал на своём лице твои ладони, тёплые и согревающие, твои пальцы прошлись по моим глазам, щекам, губам. Ты застал меня врасплох, поэтому я даже не успел пожаловаться, что ты случайно стёр мою подводку. — Моя единственная маленькая надежда вернуться к семье снова пропадает, я не смогу помогать родителям с сестрой, я буду им только мешать, Чжунхэ-я. Кому нужен такой сын? — Мне нужен такой друг, хён. Мне казалось, что я увидел падение чужого мира, словно небеса сошлись с землёй, как на горизонте. Тогда я крепко обнял тебя за плечи, хотел сказать, что всё будет хорошо и мы обязательно справимся, но не стал, я не собирался тебя жалеть. — Как будут звать твою сестру? — Ханбель. — Хан-бель. Эта малышка должна стать такой же очаровательной, как и ты. В ответ ты несильно ткнул меня под рёбра, но всё равно было неприятно. Внезапно я снова почувствовал твои пальцы на своих губах. — Верни свою улыбку, Чжунхэ-я, я хочу чувствовать её. — Улыбнусь, если ты улыбнёшься, хён. — Фу, кто научил тебя этому? Непривычно слышать такие слова от язвительного тебя. — Джинхван-хён. Ты тихо засмеялся, а у меня будто камень с души упал. Я наблюдал за тобой не отрываясь, потому что всегда любил твою улыбку, Ханбин. До сих пор люблю. В тот вечер я понял многое: почему ты каждый раз спрашивал, я ли пришёл, когда знал, что ключей от нашей с тобой квартиры ни у кого больше нет; почему ты всякий раз прикасался к моему лицу, когда приходил ко мне в комнату, чтобы разбудить, наверное, ты проверял, открыл ли я глаза или нет; почему ты говорил, что устал, и просил меня зачитать то, что написал пару часов назад, а я не видел в этом ничего необычного, вроде бы так и надо; почему ты каждый раз закрывал дверь в свою комнату, наверное, ты не хотел, чтобы я что-нибудь увидел, хотя секретов у нас с тобой никогда друг от друга не было. Кажется, я был тем еще глупцом.***
Сейчас же я умнее и наблюдательнее. Сегодня твой двадцатый день рождения, представляешь, я даже не забыл. Мне кажется, что я вырос вместе с тобой, что отчасти так и есть. Долго над подарком я думать не стал, потому что уже давно присмотрел тебе его. Аккуратный браслет на твою руку, чтобы ты чувствовал, что я всегда рядом и ты от меня никуда не денешься. Когда я захожу домой, то первым делом вижу твою яркую, красивую улыбку и протянутые ко мне руки. Сегодня ты даже не спрашиваешь, я ли пришёл или нет, сегодня ты просто смеёшься, отчего этот день становится самым счастливым в моей жизни. Бросаюсь к тебе в объятия, а ты путаешься в ногах, и мы падаем вместе на пол. Шиплю на тебя, что осторожнее нужно быть, а ты смеёшься ещё громче. Но моим коленкам ведь больно, хён. — С днём рождения, Ханбин-хён, — говорю шёпотом я. Хочу сказать тебе «закрой глаза», но вовремя осекаюсь. — Ты сегодня такой красивый, дай мне свою руку. Ты протягиваешь правую руку, а я поднимаю тебя с пола и усаживаю на диван, потому что на полу уже холодно, октябрь же, но руку не отпускаю и цепляю на неё браслет. Ты вздрагиваешь, трогаешь его другой рукой и снова улыбаешься. — Спасибо, Чжунхэ-я, ты лучший, — говоришь ты и опускаешь глаза. Как бы я хотел снова увидеть живой отблеск в них, Ханбин. — Я знаю, хён, говори это чаще. Ты смеёшься в ответ, а я не могу не улыбнуться. Мы как в чёртовом кино, которое вот-вот закончится, не успев даже начаться. Ты поднимаешь на меня глаза и прикасаешься ладонью к моему лицу, а у меня мурашки бегут по спине от этого невинного жеста. Знаю, что ты не раз так делал, но сегодня чувствуется как-то по-другому. Вдруг слышу ненавязчивый стук в дверь. Это удивляет меня больше, чем твоё лицо, которое так близко, в паре сантиметров от моего. — Ханбин-а, ты кого-то ждёшь? — спрашиваю тебя, ты уверенно киваешь. Ревность задевает меня, но я пытаюсь не обращать на нее внимания. — Ханбин-хён, Чжунхэ, — делаешь акцент на «хён» и продолжаешь: — Джинхван-хён обещал зайти, иди открой, пожалуйста. — Сам иди, я никого не звал, — бросаю я, совершенно не задумываясь о тебе, и откидываюсь на спинку дивана. С губ слетает улыбка, потому что ты осторожно поднимаешься и делаешь несколько шагов к двери, едва не вписавшись плечом в косяк. — Кто там? Мне кажется, или ты даже перестал дышать в ожидании ответа? Надеюсь, только кажется. — Ханбинни, родной, с днём рождения! Ты так похорошел, я начинаю тебе завидовать, ха-ха! — на пороге стоит Джинхван-хён с небольшим подарком в руках, он вручает его тебе, и ты смущённо благодаришь хёна и ставишь подарок на стол. Ким протягивает мне руку в знак приветствия, а я с досадой на лице жму её. Не хочу, чтобы Джинхван-хён здесь задерживался. Краем глаза заглядываю в подарок — любопытно же. Диски? Серьёзно? В подарок? Смешно. Поворачиваюсь к хёну, чтобы посмотреть на него, но застываю на месте. Ухожу к себе в комнату, чтобы успокоиться и не сорваться на вас, ибо в соседней комнате ты сидишь в обнимку вместе с Джинхваном, а тот ласково перебирает прядки твоих волос и рассказывает интересные истории про себя и своих однокурсников. Ты громко смеёшься и просишь хёна рассказать ещё. А за стеной медленно задыхаюсь я, желая вернуть время на пару часов назад и никого к тебе не подпускать. Ты мой, Ким Ханбин. Я обязательно заберу тебя обратно себе. Когда время приближается к позднему вечеру, старший начинает собираться домой. Я так рад, что он, кажется, замечает это и меняет улыбку с счастливой на виноватую, но мне всё равно, честно, несмотря на большое уважение к нему. Твоё внимание для меня куда дороже Джинхвана в целом. Но ты снова меня удивляешь и, стоя возле входной двери, протягиваешь руку к лицу Кима. Он смотрит растерянно то на тебя, то на меня, но отходить не собирается. Перехватываю твою руку, потому что ты. мой. Ханбин. И трогать ты будешь только меня. Когда Джинхван уходит, ты поворачиваешься ко мне и спрашиваешь: — Чжунхэ, что ты делаешь? Отвечать не собираюсь, ибо у меня нет подходящих слов, а ты продолжаешь: — С тобой всё в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? Не перестаю молчать, а тебя, видимо, это не устраивает, поэтому ты подходишь слишком близко ко мне и добавляешь едва слышно: — Ревнуешь? Ослышался? Пожалуй, нет. До сих пор держу тебя за руку, ты даже не вырываешься, как делал раньше, свободной рукой прижимаю тебя к себе, и ты слышишь мой ответ: — Не привык своим делиться. Сначала улыбаешься, потом смеёшься и крепко обнимаешь меня, а после ласково целуешь в щёку. Кажется, я схожу с ума. Мне нравится, мне всё безумно нравится. Кроме одного. Джинхван приходит к тебе каждый день, каждый чёртов день, приносит тебе наброски песен, иногда напевает, а ты пишешь музыку и редактируешь тексты. Ты учишься понимать его без касаний, по голосу, а тот в свою очередь перестаёт каждый раз разглядывать твои слепые глаза и теперь зависает на твоей улыбке. Ревность снова напоминает о себе, потому что улыбка твоя не может принадлежать никому другому, кроме меня, Ханбин. Смотря на вас, я чувствую себя лишним, словно моё место рядом с тобой становится занятым Джинхваном. Но никто не говорит, что я позволю ему быть возле тебя ближе, чем я сам. Спустя месяца два Джинхван перестаёт ходить к тебе. Одним поздним вечером, когда мы собираемся уже спать, ты ловишь меня за руку и говоришь: — Уделишь минутку? — Бери выше, хён, я готов уделить тебе целый час. — Отлично, пошли. Я послушно иду за тобой в твою комнату, осторожно придерживая тебя за талию, чтобы ты ненароком не стукнулся обо что-нибудь, несмотря на то что ты вполне самостоятельно можешь ориентироваться сам. — Мне нужно твоё мнение, присаживайся. Ты легонько толкаешь меня на свою кровать, надеваешь на меня наушники и что-то включаешь, а сам садишься напротив меня и прикусываешь нижнюю губу. Волнуешься? С чего бы? Ты, твой голос, ты напротив, ты в мыслях, тебя так много. Ханбин... Когда записанный трек подходит к концу, я не сразу понимаю, что не вдумывался в слова. О чёрт, ты снова ждешь ответа. — Нравится, — тебе необязательно знать, что я имею в виду твой голос, а не слова. — А когда ты?.. — С Джинхван-хёном. Он нашёл мне подработку, ты же знаешь мою слабость к музыке и текстам, вот он и решил помочь. Приходил так часто ко мне именно из-за этого, сначала мы хотели просто попробовать, а вдруг получится, но, как видишь, я втянулся в это один, у хёна проблемы начались с учебой, поэтому он бросил, а мне-то что терять — заочно учиться легче. Всё никак не решался сказать тебе об этом, да и повода не было, а сегодня подумал: почему бы и нет. А это... — ты переводишь взгляд на монитор, где всё ещё открыта запись с треком, — твой предрождественский подарок, согласен? — ты наконец-то затихаешь и внимательно ждёшь моего ответа. — Нет, — ухмылка на моих губах, но ты не видишь, ты ни-че-го не видишь, а твоё взволнованное лицо не передать словами. — Ханбин-а, подойди ко мне. Протягиваю руки в твою сторону, чтобы поймать тебя и никогда не отпускать. Ты делаешь два шага ко мне и бьёшь ладонью по затылку. Понимаю, что заслужил, но не могу сдержать смешка и тяну тебя на себя. Твои коленки упираются в собственный же матрац, а ты слишком сильно хватаешься за мою рубашку и не оставляешь между нами расстояния, прижимаясь чересчур близко. — Ты мне нравишься, — говорю шёпотом, чтобы слышал только ты, и выдыхаю в твои губы: — Хён. Нормально поцеловать тебя не удаётся: ты краснеешь, смеёшься, скатываешься с меня на кровать, а после просишь, чтобы я шёл в свою комнату, потому что «поздно уже» и «ты мне тоже, но в другой раз». — Приятных снов, Ханбин-а, — целую в уголок твоей детской улыбки и иду в свою комнату, едва уворачиваясь от брошенной вслед подушки.Ханбин-а, ты будешь счастлив вместе со мной, я обещаю тебе.