Тепло закрытых комнат

Лоик прижался к теплому плечу Монса, вдыхая пыльный воздух. Вещи в заваленной хламом комнатке буквально окружали их, отрезая пути отступления и выхода в мир, переполненный заботами и страхами, оставляли сидеть на мягком ковре, и щурить глаза, когда Нотте смотрел в приоткрытое окошко, наполовину заслонённое ажурной занавеской, колышущейся не то что от ветра, от случайного дыхания. Солнце лениво заглядывало в помещение, проливая ласковые лучики на лица влюблённых. Швед нетерпеливо задвигался, прикрывая глаза первой попавшейся под руку полосатой кофтой. Обняв Лоика, Монс облокотился на старую гитару. Её колки давно никто не подкручивал, и струны провисли в дрёме, точно кошачьи усы. Бельгиец неловко высвободился из объятий Зелмерлёва, чьи руки давно оставили его спину, и теперь Монс гладил голову Нотте, сминая в кулак встрёпанные волосы. Лоик коснулся его подбородка, от чего швед удивлённо, но всё ещё в полудрёме поднял кофту с глаз, и теперь смущённо разглядывал Нотте. Его тёплое дыхание вызывало приятные спазмы внизу живота, но сейчас не хотелось думать об этом. Хотелось просто взять бельгийца в охапку и целовать, долго, со вкусом, не заботясь ни о чем. Положив свои ладони на кисти Лоика, Монс отнял их от своего лица и положил на колени. Нотте смотрел в его глаза. Глаза, карие, глубокие, как сам Тихий океан, завораживали его всегда. Лоик даже не заметил, когда Зелмерлёв подушечкой большого пальца провёл по уголку рта Нотте, чувствуя нежную, бархатную кожу, затем, сцепив в замок свою руку с рукой бельгийца, коснулся его губ своими. По телу Лоика разлилось сладостное, тягучее тепло. Легкие судороги не заставили себя ждать. Неловкость улетучилась, как утренняя роса, и вскоре Нотте, ахая в приоткрытые губы Монса, обнял его за плечи и повалил на себя, чтобы Зелмерлёв мог бесконечно целовать его так сладко, крышесносяще, аккуратно и в то же время настойчиво, глядя на него из-под полуприкрытых глаз.