— Эй, Бек.

Ребекка сильная. Ребекка никогда не тратит время зря. Ребекка не привыкла сидеть без дела. …потому что тяжёлых, дурно пахнущих мыслей столько, что вдохнуть порой лишний раз становится сложно. И поэтому сейчас она трёт тарелку губкой всё яростнее, словно пытаясь смыть с неё светло-голубой узор, и изредка поглядывает на стоящую в углу большую бутыль с речной водой – много ли осталось. Руки иссушены порошком, ногти давно слоятся от домашней и не очень работы – она не может позволить другим делать всё за неё; в глазах темно от усталости и головокружения, а мысли бродят где-то далеко-далеко отсюда. Где-то глубоко внутри – вместе с маленьким горячим сердцем – бьётся одна-единственная надежда. Ребекка не хочет себя обманывать – она, как и многие из группы, отлично представляет, что сейчас творится в этом пропахшем гнилью и мертвечиной мире, и ей остаётся только надеяться. И делать то, что ей по силам. Она старается – правда, старается, честно-честно, – и, может, старик на небесах, в которого она никогда не верила, зачтёт ей это? Сделает хотя бы один, самый желанный подарок, который сейчас так нетерпеливо толкает её своими крошечными ступнями и не желает спать? Женщина не сразу замечает, что уже давно просто смотрит в одну точку, держа перепачканную тарелку в руках. Порой на неё накатывают приступы злости, и вовсе не из-за «тяжёлой беременности». Просто сознание так ярко, так чётко рисует до отвращения знакомое лицо, поросшее густой бородой. У него злые серые глаза. Его хочется загнать в угол, чтобы он выглядел сломанным и жалким; взглянуть на него нос к носу и не понадеяться – понять, что точно его никогда больше не увидит; а иногда – едва ли не избить до полусмерти, чтобы он больше не приходил в кошмарах и не пугал внезапными шорохами у дома, не имеющими к нему ровным счётом никакого отношения. Но Билл ни-ког-да не будет выглядеть загнанным и трусливым, – отчётливо понимает Ребекка, и от ярости сжимает кулаки так, что тарелка выскальзывает из намыленных пальцев и с грохотом падает в раковину. – Бек, ты здесь? Из комнаты слышится встревоженный голос вернувшегося с рыбалки Элвина, и на сердце у женщины теплеет. Он здесь. Он вернулся живым. Всё хорошо. Они обязательно всё преодолеют, ведь нет таких препятствий, которые бы их остановили. И их будет не двое – трое, и мир точно, абсолютно точно станет хотя бы на чуточку светлее. Непременно. Ей чудится, что его негромкое «Бек» всегда обнимает её. И на душе становится спокойно. Тяжёлой поступью он заходит на кухню, приостанавливаясь на пороге и внимательно осматривая её – всё ли в порядке, не случилось ли чего – и, не найдя на её сосредоточенном, едва заметно просветлевшем лице следов тревоги, почти успокаивается. И мягко улыбается в ответ на её вопросительный взгляд. Только он так умеет. И получается у него так… деликатно. И он просто подходит к ней, обнимая со спины, и коротко, может, даже случайно касается её щеки своей. Элвин большой, добрый и сильный; у него крепкие и всегда тёплые руки, и в них можно расслабиться и хотя бы раз в жизни откинуть мысли об этом странном мире, о необходимости быть сильной, об угрозах вокруг, о собственных волнениях… Сейчас мысли и вовсе не нужны. Они тут совсем-совсем лишние. Прямая и решительная Ребекка понимает, что ей это безумно нравится. Каково это – потерять всё? А потом найти и полюбить это заново? – Эй, Бек, чего задумалась? Забывшая о посуде Ребекка не сразу понимает, что улыбается тоже.