Where we draw the line

      Помню, я тогда рисовал гитару в тетрадке, а потом распахнулась дверь, и в класс вошёл ты. Я знал тебя много лет, но увидел только впервые. Раньше мои глаза никогда не видели твоей высокой фигуры, красивых глаз и тёмных как смоль волос. Я знал, что ты существуешь, но никогда не замечал твоего существования. И вот теперь… Теперь что-то тёплое и светлое при виде твоей улыбки разлилось в душе. Мне просто нравится это, просто нравятся такие люди, а ты не замечаешь своей особенности. Ты только общаешься со мной от случая к случаю, боясь показаться глупым, боясь всей окружающей меня толпы идиотов, а потом и вовсе отворачиваешься, когда я от усталости и проблем дома прикрикиваю на тебя. - Я всё порчу, прости, - ты сказал это тихим и низким голосом, будто ты сам от себя устал.       И ты ушёл, а я проводил тебя взглядом. Мог ли я тебя остановить? О нет! Я не мог, не мог показать своих чувств, ведь я не должен.       А потом три года перерыва. Я просто сидел на подоконнике, греясь в солнечных лучах и ожидая окончания пары, чтобы забрать её домой. Она мне напоминала кого-то, кого-то близкого, которого я по нелепой случайности забыл. - Фрэнк?       Сердце замерло. Боже мой, ты так изменился… А я даже не нашёл слов, чтобы поприветствовать тебя. Ты просто обнял, когда я, ошарашенный встречей, сполз с подоконника. Ты намного выше меня и куда привлекательнее.       Ты много говорил, а я только слушал, рассматривая тебя. У тебя красивые и выразительные руки, такая же бледная кожа и чёрные волосы. Но глаза… Они изменились – уставшие и полные отчаянья, хотя твоя улыбка заставляла замирать сердце. Ты спрашиваешь, где я так долго был и куда пропал, а я лишь запинаюсь и нервничаю, ловя на себе интересующийся взгляд. Я теряюсь, путаюсь, но ты не злишься, а только улыбаешься. А потом ко мне подлетает Джамия и ругает, потому что я не подождал её. - Он не виноват, - пытаешься оправдать меня. – Я всё порчу, прости, - уже шепчешь мне и уходишь.       И только сейчас, когда я смотрю вслед, понимаю, что я нашёл в своей девушке – тебя. Но она другая характером, наверное, поэтому я люблю только наблюдать за ней, но не слушать. На следующий день я не нахожу тебя нигде, ты будто исчез после ссоры. Не нахожу тебя и через месяц, но всё ищу и ищу, одержимый встречей. Может, тебя никогда и не было, Джи? Ведь мне часто кажется, что я сошёл с ума.       Лето. Не выспавшийся я спешу на работу, стыдливо прикрывая рукавами белой рубашки свои тату – несбывшаяся мечта стать кем-то необычным. Я снова опаздываю, а нужный автобус уехал из-под носа. Меня точно скоро уволят, и придётся перебиваться на хлебе с водой. Еще расставание с Джамией – я так много сил растратил на неё.       Долгожданный автобус, я заскакиваю в заднюю дверь, протискиваясь кое-как. Дождь почти что не намочил, но это не улучшает моего настроения. - Фрэнк?       Чья-то рука ложится на моё плечо и легко сжимает. Ты. Дождь сильнее тебя намочил, но твоя улыбка как прежде светлая. Ты спрашиваешь, почему я в таком виде и как мои дела, а я за длинными рассказами о моей судьбе забываю про работу и доезжаю до твоей остановки. Мне до дури смешно, когда босс орёт на меня по телефону и говорит, что увольняет. Я кладу трубку и вижу твоё виноватое лицо… - Я всё порчу, прости.       Обида на свою бестолковость душит, я зол, но не на тебя, который снова растворился в толпе. Снова. Снова и снова я не прошу тебя остаться, а ты уходишь. Бурный поток людей разделяет нас, я вижу, как ты мне машешь, но я не могу пробраться через прущую навстречу толпу. Я бессильно толкаюсь, но меня отпихивают, а потом твоя рука исчезает, будто ты утонул, будто бы тебя никогда и не было…       Рана в конечном итоге проходит. Я приметил это за столько лет утреннего бритья. Боже мой, половина жизни уже позади, а я до сих пор один. Но я больше не ищу никого. В душе моей пусто и темно, я умер, не найдя для кого жить. С фотографий в комнате на меня смотрит красивая женщина, обнимающая маленького, светлого, живого юношу, коим был когда-то я. Был.       Пью. Много и часто, хотя со стороны не скажешь. Холод души хорошо хранит свою оболочку.       Утренний кофе и пончики в центральном кафе – не люблю готовить, однажды я даже отравился своей же стряпнёй. - Мне капучино, медовое пирожное и за тот столик, пожалуйста.       Голос. Сейчас расплачусь. Нет, не буду смотреть, я не верю в твоё существование.       А ты есть, ты даже садишься напротив и легко касаешься моей руки. - Фрэнки, - твой голос тёплый и полный заботы. - Только не исчезай, - выпаливаю я, стараясь подавить ком в горле, и тут же закрываю глаза, которые, кажется, подёрнулись плёнкой слёз. - Не буду, - ты хмыкаешь, даже нисколечки не меняясь в голосе.       Мы молчим. Мне хватает того, что я крепко держу твою руку, чтобы не отпустить, чтобы ты снова не убежал.       Тепло. Почему рядом с тобой всё приобретает запах и вкус? Я впервые ощущаю аромат цветущей вишни, когда мы прогуливаемся по саду за руку. Ты делаешь такие замечательные оладьи, которые до тебя я просто ненавидел. Почему только ты наполняешь мою жизнь? Мне больно, что я такой холодный, но я отогреюсь для тебя, правда.       Цветные двадцать лет пролетают так быстро… Мы оба знаем, что всё ужасно, но ты продолжаешь мне улыбаться своей ни сколько не постаревшей улыбкой. Двадцать лет. Я отдал за них почти сорок лет одиночества, но потом ни на секунду не отпускал твоей руки. Как и сейчас. Аппарат пищит всё реже, а твои глаза всё сильнее закрываются. Все силы, что так быстро покидают тебя, ты отдаёшь на улыбку, которая меня греет и убивает одновременно. Ты на секунду зажмуриваешься, а потом снова широко распахиваешь глаза. - Фрэнки?       Болезнь заставляет тебя забывать, что было пару секунд назад. Киваю головой, стараясь улыбнуться без слёз. Ты улыбаешься в ответ, хотя тебе больно, я вижу это по уставшим бороться глазам. - Я причинил так много тебе боли. - Нет-нет, я люблю тебя! - Я всё порчу, прости…       Шепот. Он пробирает до костей. И тишина. Ты не уходишь, не исчезаешь в толпе, ты просто… Тебя просто больше нет.       Я проваливаюсь, теряя твою руку, теряя тебя, теряя себя.       На мониторе прямая линия, а комнату наполняет монотонный писк, отделяющий жизнь на «до» и «после». - Не уходи! Джерард!       Но поздно. Как же поздно я сказал это…