***
Андрей Николаевич Сумароков был не просто богат, а очень богат. Сколотив состояние в лихие девяностые, он мнил себя потомком графов Сумароковых и стремился «соответствовать». В огромном загородном поместье бизнесмена были свои конюшни, теннисный корт и даже зверинец. Крепостных заменял приличный штат прислуги и обширный круг зависящих от Сумарокова людей. К таковым относился и Саша Новицкий. Когда перелом запястья поставил крест на его спортивной карьере, работа в элитном теннисном клубе стала для парня манной небесной. Именно поэтому три года назад Саша даже не подумал возражать, когда спонсор попросил его стать индивидуальным тренером своего сына Матвея. Нет, он не стремился сделать из того великого теннисиста, отдавая себе отчет в том, что у отпрыска нет ни таланта, ни упорства, ни здоровья для спортивной карьеры. С детства мальчик был слабым и болезненным, и семейный доктор посоветовал «барину» отдать его на занятия теннисом – для общего тонуса. Но Сумароков посчитал более соответствующим своему статусу нанять для наследника личного тренера, а не отдавать в какую-нибудь плебейскую секцию. Тогда Саша впервые увидел Матвея Сумарокова. «Олененок», - была первая мысль. Длинный и нескладный тринадцатилетний подросток меньше всего был похож на сына преуспевающего бизнесмена. Он краснел, бледнел и заикался при виде молодого теннисиста, нервно сжимая тонкие пальцы с выступающими суставами. Казалось, что мальчик стыдится окружающего его богатства. Брендовые шмотки, в огромных количествах закупаемые Сумароковым, висели на сутулой фигуре Матвея бесформенными тряпками, а дорогая обстановка особняка заставляла казаться еще более жалким. Внешность его была ничем не примечательна. Русые, чуть вьющиеся волосы, обкусанные шелушашиеся губы, круглые карие глаза, широкие светлые брови. Однако чуть позже Саша заметил, какая удивительная у мальчика улыбка. Широкая, искренняя, открывающая ровные белые зубы и рисующая на щеках трогательные ямочки, она настолько преображала невзрачное лицо подростка, что Саша старался вызывать ее как можно чаще. Ему было жаль Матвея. Смешно, но ему, неудавшемуся спортсмену с туманным будущим, было жаль этого изнеженного, не знавшего ни в чем отказа подростка. Андрей Николаевич вкладывал в сына деньги, но времени на ребенка у него никогда не хватало. История умалчивала о матери Матвея. Злые языки поговаривали, что Сумароков просто выкупил мальчика у девицы, с которой у него был случайный секс. Одно можно было сказать наверняка – силиконовая кукла по имени Люси, нынешняя спутница Сумарокова-старшего, матерью мальчика не была и воспринимала его как досадную помеху. Саша занимался с Матвеем около года. За это время они стали если не друзьями, то хорошими приятелями. Молодой тренер заменил мальчику старшего брата, которого у него никогда не было. Он ходил с ним на рыбалку к озеру, вел долгие разговоры на закате, выслушивал подростковые откровения. Мальчик окреп, сутулая спина стала ровнее, движения – мягче, а взгляд – тверже. На Сашу юный Сумароков смотрел как на божество: он был олицетворением мужественности, о котором подростку приходилось только мечтать - спокойный, сдержанный, уверенный в себе. Впрочем, так думал не только Матвей. Прямой взгляд серых глаз и подтянутая, красивая фигура заставляли вздыхать всю женскую половину дома, включая Люси. Косвенно именно она заставила Сашу заподозрить неладное, когда однажды на тренировке он заметил, что Матвей будто не в себе – пропустил несколько подач подряд, в раздражении бросил на землю ракетку и даже пнул ее ногой. Все это было так не свойственно робкому и стеснительному Олененку, что Саша встревожился. Подойдя к мальчику, он дотронулся до его плеча и наткнулся на вызывающий взгляд странно повлажневших карих глаз. - Ненавижу ее, - едва сдерживая злые слезы, процедил Олененок. - Кого, малыш? - Люси. И я не малыш! Саша пропустил мимо ушей последнее восклицание. - Почему? Она обидела тебя? - Нет… - Почему тогда? - Она так на тебя смотрит… Саша рассмеялся и притянул мальчишку к себе, потрепав по плечу: - Меня в этом доме интересует только один человек… Он вспомнил, каким счастьем сверкнули тогда глаза Олененка, как робко прижалось к нему хрупкое тело, а тонкие руки обвились вокруг шеи: - Правда? Правда, Саша? Позже, прокручивая в уме ту сцену, Саша вдруг задумался о настоящей природе чувств мальчика к нему. Мгновенно отвергнутая мысль возвращалась раз за разом, пугая и обескураживая парня. А через месяц Матвей отправился в частный пансионат на Британских островах. Причем, как подозревал Новицкий, не последнюю роль в ссылке наследника сыграла все та же Люси. А Саша понял, что скучает. Безумно скучает по этому нескладному, закомплексованному мальчику, по его открытой улыбке и большим карим глазам, по доверчивости и искренности. Больше года прошло, прежде чем Саша перестал вспоминать о Матвее Сумарокове. И вот теперь он вернулся.***
Саша подъехал к загородному дому Сумароковых за полчаса до назначенного времени. Охранник узнал его автомобиль и пропустил на территорию. Не успел Саша выйти из машины, как его чуть не сбили с ног. Матвей Сумарков собственной персоной висел у него на шее, обхватив за талию длиннющими ногами. - Сашка! - Олененок… Парень крепко сжимал его шею, уткнувшись носом за ухо: - Сашка, Сашенька, я так скучал… - Я тоже скучал, Олененок. Дай хоть посмотрю на тебя. - Легко! Пацан соскочил с него и, дурачась, медленно повернулся вокруг своей оси. Сумароков был прав. Матвей изменился. Он сильно вытянулся и стал почти одного роста с Сашей. Детская угловатость уступила место юношеской стройности – не слишком широкие плечи, тонкие руки с легким намеком на рельеф, узкая талия. Сутулая спина распрямилась. Очевидно, в английской школе уделяли должное внимание спорту. Бледную кожу покрывал легкий загар. В левом ухе посверкивало тонкое золотое колечко, а стильная стрижка с выбритыми висками и спадающими на лоб длинными прядями невероятно ему шла. - Нравлюсь? - Красавчик. Англия пошла тебе на пользу. Олененок изменился не только внешне. В нем появилась уверенность в себе, даже дерзость. Схватив Сашу за руку, Олененок потащил его в дом. - Идем. - Куда? - В мою комнату. Я переоденусь, ты слишком рано приехал, я не успел. - Так, может, я на корте подожду? - Нет. Ты пойдешь со мной. Властные нотки в голосе Матвея неприятно резанули слух Саши, но он не стал спорить и отправился вслед за подростком на второй этаж, в спальню… Здесь ничего не изменилось. Та же слишком вычурная, темная и тяжелая мебель, большой компьютерный стол, больше подходящий для бизнесмена, чем для подростка. На широкой кровати валялся тоненький MacBook Air. - Садись, - Олененок буквально толкнул Сашу на угол кровати. – Я сейчас. Ничуть не стесняясь присутствия Саши, Матвей начал раздеваться, пока не остался в одних трусах. Длинные стройные ноги, ровная спина, упругая задница, что называется «в кулачок», на животе едва заметный рельеф пресса… Все это время Олененок, не переставая, болтал, иногда срываясь на английские словечки, расспрашивал Сашу о работе, о клубе, о тренировках, рассказывал об Англии. - Тебе там понравилось? - Да, очень. Все, кроме одного. - И чего же? - Там не было тебя. Саша нервно сглотнул и покачал головой. - Матвей… - Зачем так официально? Больше не Олененок? Напор и дерзость, исходящие от мальчишки, пугали Сашу. - Не знаю. Матвей замолчал. На миг в его глазах мелькнула неуверенность, будто вернулся тот прежний робкий подросток. Но вот уже он криво ухмыльнулся: - Посмотрим.***
Следующие три недели превратились для Саши в ад. Чертенок не давал ему проходу. Он настаивал на ежедневных занятиях, каждое из которых оборачивалось пыткой. Например, для Матвея ничего не стоило почти полностью раздеться перед инструктором. Он становился, отклячивая попку так, что белые шорты туго обтягивали упругие ягодицы, наклонялся и призывно проводил по губам кончиком языка… В конце каждого занятия он бросался обнимать Сашу, прижимаясь к нему всем телом. Теперь уже не было никаких сомнений в желаниях Олененка. И, что самое неприятное, Саша начал чувствовать, что не может оставаться равнодушным к страсти подростка. Он не был ханжой - на спортивных сборах чего только не насмотришься – и сам факт однополой близости не вызывал у него отвращения, но великое множество «но» не позволяло ему ответить Матвею взаимностью, и он раз за разом мягко, но упорно отвергал его. А потом разрывался от противоречивых чувств. Он не знал, что с ним творится. Чувства и эмоции смешались несвязным комком. Он не мог не думать о Матвее. Днем и ночью образ наглого мальчишки с большими карими глазами преследовал его. Этот новый Олененок - порывистый, упорный, дерзкий – обескураживал и даже пугал молодого инструктора. Но в то же время странным образом притягивал и не давал покоя. И, в конце концов, он решил положить этому конец. Когда в очередной раз Матвей забрался к нему на колени и закинул руки ему на шею, он жестко перехватил запястья мальчишки и оттолкнул его так, что Олененок чуть не упал. - Сашка… Новицкий резко встал и вплотную подошел к наглому подростку, который потирал запястья, удивленно глядя на инструктора. - Хватит! Я больше не стану этого терпеть. Если ты не прекратишь так себя вести, я сегодня же скажу твоему отцу, что больше не буду с тобой заниматься. И плевать, что за этим последует. - Саша… Я тебе совсем не нравлюсь? - Ты. Мне. Совсем. Не нравишься. – Саша чеканил слова, убеждая скорее себя, чем Матвея. - Я люблю женщин! Мягкое тело, упругая грудь…. Все, чего у тебя нет и быть не может. Какое-то время Матвей продолжал в упор смотреть на него. Карие глаза наполнились слезами, губы задрожали, но мальчишка взял себя в руки. - Хорошо. Прости, я больше не потревожу тебя, - глухо пробормотал он и медленно вышел из комнаты с инвентарем. Но в маленькое окошко Саша увидел, как он сорвался на бег. «Я поступил правильно, - убеждал себя Новицкий, загоняя поглубже желание догнать мальчишку. – Так будет лучше для всех».***
С этого дня все изменилось. Матвей больше не докучал ему. Он старательно занимался, сохраняя между собой и тренером исключительно деловые отношения. В конце занятий он спокойно кивал Саше, благодарил за урок и уходил в свою комнату. А в какой-то момент увлекся верховой ездой и сократил занятия теннисом до двух раз в неделю. А Саша не знал, что и думать. С одной стороны, ситуация складывалась как нельзя лучше. Мальчишка не надоедал ему, не смущал своим напором, не настаивал на сближении. Он вел себя как идеально воспитанный подросток из состоятельной семьи. А дополнительный заработок за уроки с Сумароковым-младшим даже позволил Саше отложить приличную сумму для поездки в Европу. Но, если разум твердил, что все отлично, то сердце отказывалось принимать его доводы. Пустые, равнодушные глаза Олененка наполняли душу Саши холодом, от которого не помогали избавиться ни встречи с друзьями, ни изматывающие тренировки. А потом наступил тот день, когда Саша, приехав к Сумароковым, не обнаружил Матвея на корте. Вместо него вышел дворецкий Савелий Маркович и сообщил, что Матвей Андреевич сегодня упал с лошади и занятие теннисом отменяется. - Что с ним? – Саша ни на шутку испугался. - Матвей Андреевич чувствует себя удовлетворительно, но у него немного вывихнута лодыжка. - Я могу его навестить? - Думаю, это излишне, Александр, - дворецкий явно давал понять, что не одобряет панибратства с хозяевами. Учитывая, что их отношения с Матвеем в последнее время были более чем прохладными, Саша не стал настаивать. Но сама мысль о том, что сегодня он не увидит Олененка, леденящей волной пробежала по позвоночнику. - Хорошо. Тогда, если не возражаете, я бы хотел, пользуясь случаем, привести в порядок инвентарь. - Как вам будет угодно, - ответил Савелий Маркович и вышел из комнаты. Успокоившись, Саша принялся за работу. Он не покривил душой: инвентарной комнатой действительно давно стоило заняться. За работой время полетело незаметно, и молодой тренер уже смирился тем, что не увидит сегодня своего подопечного, как вдруг… - Саша…- тихий голос заставил Новицкого вздрогнуть. Обернувшись, он увидел в дверях Матвея. Белая майка, белые шорты выше колен, подчеркивающие острые шершавые коленки, покрытые золотистыми волосками… Он стоял в одних носках, под левым виднелось заметное утолщение: эластичный бинт. - Матвей, что ты… Тебе нужно лежать! - Саш… Пожалуйста… Матвей медленно приближайся к нему, в карих глазах боролись отчаяние и решимость. Саша машинально поправил напульсник на правом запястье – старый перелом давал о себе знать. Этот простой жест заставил Матвея нервно сглотнуть. Одним шагом, несмотря на боль в ноге, преодолев оставшееся расстояние, он отодвинул напульсник и коснулся губами нежной кожи запястья на внутренней стороне. - Саш...шка… - всхлипнул мальчишка, щекоча кожу теплым дыханием. - Матвей… Олененок… Что ты делаешь?.. Зачем?... - Пожалуйста… Не отталкивай… В этот момент он был так похож на настоящего олененка. Беспомощный, с круглыми влажными карими глазами, с вихрастой челкой, упавшей на лоб, с приоткрытыми губами – пухлыми и чуть потрескавшимися. И Саша не выдержал. С отчаянным стоном он приник к сухим губам мальчишки, и в тот же миг тонкие руки обвились вокруг его шеи. Он целовал Олененка так отчаянно, будто хотел заглушить разом все сомнения, всю неуверенность, всю неправильность происходящего. Казалось, поцелуй длился бесконечно, но Саша знал, что на этом они уже не остановятся. Разума хватило только на то, чтобы, дотянувшись до двери, повернуть ключ, отрезав маленькую комнату от всего остального мира. Саша подхватил Матвея под ягодицы и уложил спиной на стол, который за какой-то надобностью стоял возле полок с инвентарем. Аккуратно подхватив больную ногу, он прошелся губами от щиколотки до колена. Склонившись над Олененком, он снова впился в его губы, проникая языком в жаркий рот, скользя по ровной линии зубов, сцепляясь с шаловливым язычком. Большой палец гладил нежное место за ушком мальчишки, широкая ладонь удерживала за шею. Руки Олененка ласкали Сашин затылок, широко оглаживали спину, спускались ниже. - Саааша, - Матвей положил ладошку на ягодицу парня, прижимая к себе, сминая упругие мышцы. Счастливо улыбаясь, он обвил ногами его, потираясь пахом о Сашины бедра и поскуливая от нетерпения. Еще ни одна девушка не смотрела на него с таким желанием и обожанием, как этот шестнадцатилетний подросток с ошалевшими, абсолютно счастливыми глазами. Руки Олененка нетерпеливо скользнули под майку тренера и стянули ее. Тонкие пальцы заскользили по мыщцам живота, груди, задевая соски, заставляя Сашу вздрагивать от ощущения этих горячих, чуть шершавых ладошек на своей обнаженной коже. Вдруг Олененок вывернулся из-под Сашиного тела и опустился перед ним на колени. Лихорадочными, нетерпеливыми движениями он приспустил шорты парня и достал член. Умелым движением взял в рот и начал сосать, перехватив у основания ладонью, засасывая глубоко, втягивая щеки, прихватывая губами головку, заглатывая полностью полувставший член. - Где ты этому научился? – выдохнул Саша, задохнувшись от изумления. Но проказник только лукаво улыбнулся и пощекотал кончиком языка солоноватую дырочку. Он сосал самозабвенно и с удовольствием, то поднимая взгляд на Сашу, то любуясь твердым, перевитым венами членом, мокрым и блестящим от его слюны. Саше оставалось только догадываться, чем он занимался в своей английской школе, но он явно делал это не в первый раз. Странная ревность кольнула сердце, и, вцепившись в волосы Олененка, он оторвал его от себя, грубо впился в губы мальчишки, будто ставя свою печать, а потом снова опустил его голову к паху. Еще никогда ему не делали такого минета. Казалось, что для Олененка сейчас нет ничего важнее Сашиного члена, что это самая вкусная и желанная вещь на свете. Член так увеличился, что уже не получалось взять его полностью, но Матвей старался, очень старался, давясь и захлебываясь слюной. На глазах выступили слезы, но он продолжал насаживаться горлом на Сашин член, стремясь доставить тому удовольствие. - Олененок, Олененок, что ты делаешь? Мальчишка, тяжело дыша, оторвался от своего занятия. По подбородку стекала слюна, придавая ему совершенно блядский вид. - Для тебя, Сашенька, все, что угодно. И он снова захватил губами член. Саша не удержался и сам стал двигать голову Матвея. Он хрипло дышал, не зная, что заводит его больше – ощущения влажного блаженства или выражение лица его юного любовника. А тот вновь облизывал член по всей длине, по бокам, надавливая языком на вены, чуть не подкатывая глаза от удовольствия. Он сменял угол так, что член тыкался ему в щеку, потом опять скользил в горло. Бедра Саши инстинктивно двигались, он почти трахал Матвея в рот. Дотянулся и ущипнул за крошечный сосок, продолжая вколачиваться ему в глотку. - Да, Олененок мой… моя английская шлюшка…. Почему-то приятнее всего было, когда Олененок на время переставал отсасывать и нежно-нежно целовал его член, чмокая в головку или просто в бок. «Он несовершеннолетний», - кричал здравый смысл. «Он мой Олененок», - возражало сердце. Саша стянул с Матвея майку, обнажая стройное тело. Теперь он мог видеть острые лопатки, плавный изгиб шеи, переходящей в неширокие плечи с тонкими косточками ключиц, очертания ребер под светлой, цвета топленого молока, кожей. Язычок скользил по всей длине члена, мальчик раздувал и втягивал щеки, создавая вакуум. Узкая ладошка удерживала член, дополняя губы. Низкие хриплые стоны непроизвольно вырывались из горла Саши. Он почувствовал, что вот-вот кончит. Подхватив Олененка под попу, он уложил его спиной на стол и стянул шорты. Грудь мальчика высоко вздымалась, глаза были затуманены желанием, напряженный член прижат к животу и подрагивал в нетерпении. Откинув голову назад, он взял в пригоршню свои яички, открывая Саше доступ ко входу в свое тело. - Можешь не подготавливать… я готов. Саша задрал ноги Олененка к голове, открывая коричневато-розовую дырочку. Волосы вокруг нее были тщательно удалены, открывая нежную, чуть влажную кожу. Он облизнул палец и коснулся сжатого колечка. Дырочка дернулась, когда он обвел вокруг нее пальцем. Не послушавшись Матвея, он плюнул и размазал слюну между ягодицами мальчика. Засунув внутрь палец, почувствовал, что там уже влажно. Саша нежно растягивал Олененка сначала одним, а потом и двумя пальцами. Мальчик закусывал губы, ерзал по столу, выше поднимал ягодицы, сам насаживался на его пальцы, виляя бедрами, рвано подбрасывая их навстречу руке. С облегчением Саша отметил, что отверстие тугое, значит его Матвей все же не шлюха, больше храбрится. Захватив одной рукой тонкие лодыжки, он выше приподнял ноги и таз Матвея, продолжая трахать его уже двумя пальцами, раскрывая их наподобие ножниц. Тот открывал рот, словно выброшенная на берег рыбка, кусал губы, его голова металась по столу, руки вцепились в край столешницы, пальцы сжимались и разжимались. Поскуливая и хныча, он, наконец, взмолился: - Да… пожалуйста… быстрее… возьми меня… трахни меня уже, Саша…ааа… Закинув ноги Матвея себе на плечи, Саша осторожно приставил головку члена к дырочке, поводил слегка по ложбинке, размазывая смазку, и надавил. Крупная головка с трудом преодолевала сопротивление сфинктера… - Аааа…. Блять… – проскулил Матвей, инстинктивно сжимаясь. - Больно? Мальчишка зашипел, стиснув зубы, и, схватившись за ягодицы, придвинул любовника ближе к себе. - Похуй… Давай…. Саша продвинулся до конца и остановился, давая Матвею привыкнуть к дискомфортному распирающему чувству. Матевей откинул голову назад, стукнувшись о столешницу, и закрыл глаза. Саша медленно задвигался, стараясь найти нужный угол проникновения. Постепенно гримаса боли на лице Олененка сменилась наслаждением, и он стал подаваться вперед. - Да… трахай меня… трахай… Саша… Саша положил руку ему на живот, придавливая к столу, стал водить рукой по груди, задевая соски, которые превратились в твердые, напряженные комочки плоти. Олененок отдавался ему так, будто от этого зависела вся его жизнь – полностью, без остатка, вцепившись одной рукой в крепкую ягодицу, а другой лихорадочно поглаживая грудь, лицо, шею, губы Саши: все, до чего мог дотянуться. А когда Саша поймал губами тонкий палец и легонько засосал, Олененок издал такой сладкий стон, что у Саши закружилась голова. Постепенно вся злость на мальчишку ушла, оставляя нежность и удивление, желание брать и защищать. Нежно придерживая Олененка под ягодицами, он старался держаться того угла, при котором его юный партнер получал удовольствие. Стоны Матвея наполняли комнату, ножки стола скрипели в такт движениям, он бился о стоящий рядом стул. Мальчишка задыхался, умоляя трахать его все сильнее, до боли вцеплялся пальцами в ягодицы – наверняка на коже останутся следы. Саша оторвал от себя его руку и перехватил тонкое запястье, перемещая на член мальчика: «Давай, помоги себе… я хочу смотреть на это». Он сходил с ума от узости, податливлости, отзывчивости распростертого под ним тела. Где-то на краю сознания билась мысль: «Я не смогу без этого больше». Склонившись, буквально сложив Олененка пополам, он впился в его губы – жадно, неистово, подчиняя, утверждая свое право над ним. Какой он весь… порывистый… страстный, тонкий… руки, покрытые светлыми волосками, круглая косточка на запястье… острые коленки… тазовые косточки… мальчишка… «Что я творю?» - проносилась в голове Саши мимолетная мысль, но тут же забывалась, начисто сметаемая страстью. Заметив, что Олененку больно лежать на твердой поверхности стола, Саша решил сменить позу. Он вышел из Матвея, аккуратно приподняв, поставил на ноги и попросил опереться о столешницу. Каждый позвонок отпечатался на спине красным пятном. Он нежно провел рукой по спине, стирая пятна, и Матвей выгнулся, словно кот и протяжно застонал: - Войди… Саша не смог попасть сразу, и тогда Олененок положил одну ногу на стол, открываясь для любовника, и рукой направил его в себя. Мощными движениями Саша трахал его, придерживая за попу, оглаживая маленькие, тугие половинки. Не сдержавшись, он шлепнул по одной ягодице, вырвав из груди мальчика хриплый стон: «Да… шлепни меня… ударь… хочу почувствовать сильнее…». Саша шлепал по аппетитной попке, пока не порозовела кожа, смотрел, как входит внутрь тела мальчика его член, как скользит во влажной дырочке, как туго обхватывают его упругие стенки. Крышу сносило так, что казалось, если сейчас наступит конец света, он не в силах будет остановиться. Он двигался как поршень в теле Матвея, забыв обо всем. Приподняв Матвея, он обхватил его руками поперек туловища, прижимая к себе, трахал, кусая за лопатку. Схватил за волосы, заставив откинуть голову назад и укусил туда, где шея переходит в спину. Чтобы сгладить невольную грубость, стал нежно целовать спину, поражаясь ее хрупкости, тонкой цепочке позвонков, уходящей к расщелине между ягодицами. Снова поменяв позу, он уложил Олененка на стол на бок и легко вошел в растянутое отверстие. Протяжно застонав, Олененок обхватил свой член рукой. - Как хорошо, как же хорошо, Саша… Да… Пожалуйста… - Кончи для меня, Олененок… Он поглаживал и целовал хрупкие плечи с выпирающими косточками, губами касаясь маленького ушка. Матвей дрочил все быстрее, лихорадочно бормоча: «Трахай, трахай, да, не останавливайся, пожалуйста!» Саша обхватил Олененка поперек груди; тот жалобно скулил, всхлипывал; его сердечко колотилось, как бешеное, под Сашиной рукой. Продолжая вбиваться в Матвея, Саша еще сильнее прижал его к себе, целуя шею, скулы, челюсть, шепча: «Давай, маленький, кончай… солнышко…» Голова Олененка безвольно откинулась назад. - Обними, прижми, сожми шею… да… Сашенька…. Саша… мой… Он закинул руку, обнял Сашу за шею, потянулся за поцелуем и получил его – глубокий, нежный… Потом губы Саши спустились по шее. - Давай… маленький… Он всегда смеялся, над лирикой – ресницы как опахала, губы, словно лепестки роз…. Фу… мерзость… Но сейчас все было именно так. Длиннющие светлые ресницы трепетали и подрагивали, припухшие от поцелуев, восхитительно влажные губы то сжимались, то беспомощно открывались… между широкими бровями пролегла морщинка… каждая черточка лица подрагивала… «Господи, какой он красивый, как я раньше не замечал». Темно-розовая головка то появлялась, то скрывалась в кулаке Олененка. Шея напряглась, обозначив глубокие ямки над ключицами. Сжав в горсти яйца, Матвей яростно надрачивал, кусая губы. Рот приоткрылся, он часто-часто задышал, жалобно поскуливая: «Я… сейчас… сейчас…. Сашааааа…. ». Белесая жидкость выплеснулась на плоский живот и продолжала выходить пульсирующими, тугими струями. От этого зрелища Саша, который сдерживался из последних сил, кончил сам с низким протяжным рыком, изливаясь внутрь Олененка, продолжая сжимать его в крепких объятиях. В этот момент он понял, что за счастливую улыбку своего Олененка он готов отдать жизнь.***
А стоящая за дверью высокая блондинка с холодными глазами, злорадно улыбаясь, подумала, что теперь избавиться от пасынка станет еще проще.