la pluie

      В восемь часов вечера темно. На темно-синем куполе небосклона кто-то уже рассыпал множество маленьких капелек-звезд. И это вообщем то не новость, так происходит каждый вечер, однако эти "плевочки" каждый раз привлекают внимание случайно поднявшего голову, каждый раз они заставляют на секунду остановиться и подумать. Но в городе этого не видно: яркие вывески магазинов и прочих заведений приманивают клиентов, из окон многоэтажек струится сквозь занавески желтоватый свет, а по улицам и шоссе летят машины — все скорей спешат добраться домой ко вкусному ужину, приготовленному любящей женой. В пригородных поездах сейчас людно. Духота и толкучка, обилие разных запахов и звуков — противно. Хосок устал от всего. От себя, от людей, от жизни. Куда он едет?       В легкой курточке холодно. Сентябрь в этом году аномальный: дни теплые, как летом, а вечера и ночи холодные, как зимой. Когда Хосок выходил из дома, он совсем не подумал об этом обстоятельстве. А зачем? Даже если он простудиться или просто замерзнет, никому не будет до этого дела. Ни родным, ни друзьям. Его родители давно живут в Париже — мечта всей жизни. Благодаря этому городу они встретились (история умалчивает как), начали общаться, поженились. После рождения сына решили, что как только он начнет самостоятельную и стабильную жизнь, они уедут. И каждый божий день, Хосок прекрасно помнит, в большую копилку-собаку падали купюры и монеты. В детстве казалось, что эта собака их съедает. Когда он был подростком, считал это несправедливым — на карманные расходы денег ему не давали. После совершеннолетия парень наплевал на всё и решил обзавестись своей собственной мечтой, чтобы так же упорно работать. Родители уехали пять лет назад. Сынок же стойкий, сынок справится. У него есть друзья и мечта. Только вот мечта оказалась бракованной, а друзья ненастоящими. На часах 22:13. Осталось три станции.        23:03. Поезд отошел около пятнадцати минут назад. Хосок простоял все это время на станции один. Он даже с места не сдвинулся: вглядывался в темноту напротив. Жаль оттуда никто не придет и не вылезет. Если бы его прямо сейчас сожрал один из тех монстров, что обитают под кроватью и на темных балконах, было бы проще. Резко разворачивается на носках, делает быстрый рывок вперед, чуть ли не бежит несколько метров, а потом еле переставляет ноги при ходьбе — из крайности в крайность. Слишком разный, слишком много всего. Его не понять. Он и сам то не понимает. Старое лоскутное одеяло сотканное из совершенно разных кусочков ткани. Кое-где протертое, где-то порваны нитки, имеются пятна от напитков и дырки, небольшие, маленькие можно сказать. А можно не говорить? Тишина пленяет, сзади подкрадывается и, нежно взяв за ручку, ведет по дорожке в глубины сознания. Постарайся не заблудится.       Начался дождь. В выбоинах на асфальте быстро образуются грязные лужи, опавшие листья кораблями плывут по течению маленького ручейка, куртка намокла и прилипла к телу. Телефон вибрацией предупреждает, что скоро разрядится. Всю дорогу Хосок слушал любимые песни, растягивая время, прокручивая, как на пленке, в голове воспоминания, с ними связанные. На его лице появилась измученная улыбка. Далеко позади осталось так много хорошего. Впереди огни фонарей. Он почти пришел. Осталось совсем чуть-чуть. Последние шаги даются с трудом. А может?.. Нет. Холод металла обжигает ладони, капли дождя падают на макушку и стекают по лицу и за шиворот. Он все давно решил и не собирается отступать. Высоко. Очень. Перекидывая одну ногу через ограду, крепко держится за нее руками. Страшно. Очень. Переворачиваясь лицом к пропасти, дрожит всем телом. Дыхание сбитое и тяжелое. Руки мокрые. Подошва скользкая. Внизу речка, холодная, течение быстрое. Шаг и... — Не делай этого, — прямо над ухом, обжигая дыханием, разрывая барабанную перепонку, — Оно того не стоит. Хосок вздрагивает, нога соскальзывает, а мышцы на руках затекли, и рефлексы не успевают сработать, пальцы отпускают металл перил. Реальность трещит по швам, рвется на куски. А они падают быстро вниз, там, в тёмной бездне, склеиваются вместе и приобретают форму птицы, большой и похожей на павлина. Чернота и тишина окружают её. Говорит: "Ничего не было. Но ничего и не будет. Кто ты и откуда? Куда ты шел? Зачем?" Голос её похож на мёд, такой же густой и липкий — обволакивает тебя, пристает к телу. Глаза её сверкают рубинами и смотрят в душу. Ответа не нужно. Она прочитала всё по глазам. "Глупый. Тебе так много предстоит еще впереди, а ты решил остановится. Кто сказал, что проблемы твои не решаются? Кто сказал, что можно опустить руки, можно сдаться? Тебя не устраивает то, что было, как было? Ну так измени это, изменись сам! В тебе достаточно силы и воли, чтобы сделать это. Просто верь в себя!" А вот у незнакомца реакция отличная. Вокруг талии Хосока чужие руки, он перегибается через них, глотает воздух, широко открывая рот, моргает часто и не верит. — Мне, конечно, говорили, что я сильный, но долго держать тебя так я не смогу. Парень отклоняется назад, цепляется мертвой хваткой одной рукой за перила, другой за руку спасителя. Поворачивает медленно голову и смотрит в чужие глаза пристально. Свет от фонаря падает неровно и видно лишь половину лица, но и этого достаточно, даже излишне, у человека с таким приятным голосом не может быть некрасивое лицо. А с каждой минутой дождик все сильнее бьет по асфальту и листьям, которые кое-как еще держаться на ветках (если б дул сильный ветер, то и они бы упали). Как маленького котенка, брошенного когда-то на произвол судьбы мамой-кошкой, промокшего, продрогшего, голодного, за шкирку сильные теплые руки незнакомца вытаскивают Хосока с "той стороны", ставят на твердую землю. Ноги не держат, он падает-садится на холодную мокрую землю, и слезы сразу же градом падают из его глаз. Ему стыдно, противно, горько; пытается грязными руками стереть эти противные доказательства мягкотелости, слабости, но получается не очень, лишь только размазывает грязь по лицу, да еще и этот дождь содействует. Любезно протянутые салфетки помогают существенно, и парень чуть погодя встает на ноги, оглядывается вокруг. Черная беззвездная ночь, желтый свет фонарей, отражающийся в блестящей глади асфальта, старый ржавеющий мост, грязная речка внизу, с обеих сторон голые деревья, на обочине новенький мотоцикл и рядом высокая фигура незнакомца со шлемом. Все это так странно. Он спас Хосоку жизнь, хотя кто его просил? Зачем? А что теперь? Подойти, сказать "спасибо", поклонится, а потом развернуться и уйти, чтоб больше никогда не встречаться. Так? — Надевай, — без всяких вопросов, твердо, не оставляя выбора. В руки парня падает тяжелый шлем, а он смотрит не мигающим взглядом и понять не может, что происходит. Когда мир успел так сильно измениться? Но надевает, не спрашивает ничего и покорно садится за спасителем на мотоцикл.