До самой смерти

Летнее небо Чосона черно, как запекшаяся венозная кровь. Деревья в ночи тоже черны и угрожающе шелестят листвой. Стареющий месяц повис в небе, кажется, прямо над домом кисэн и ухмыляется сверху беззубым ртом. Чон Чжо не спит. Она стоит у открытого окна, и слезы ее беззвучно текут по белоснежным от пудры щекам. Слезы отчаянья и жалости к себе, которые никому больше нельзя показать, но никак их не удержать, когда она остается одна. За что жизнь так несправедлива к ней, за что? Тяжелая коса давит на голову, и так хочется ее сорвать, сбросить на пол, но нельзя. Ночь – самое время для кисэн, чтобы быть красивой. Никого не волнуют ее желания, она больше себе не принадлежит. Девушка украдкой утирает слезы, едва услышав за дверью мягкие шаги и шелестение ханбока. С шумом распахивается раздвижная дверь, и на пороге появляется Воль Сан со своей свитой. Лицо ее хоть и красивое, но злое, губы поджаты. - Чон Чжо-я! – и голос красавицы-кисэн срывается на визг, пальцы сжимаются на шелковой юбке. – Господин Чо Гван Ун ждет тебя. С каменным лицом, но внутренне сжимаясь от отвращения и ужаса, Чон Чжо словно проплывает мимо плюющейся яростью Воль Сан. «Да я бы рада была не ходить к нему, Воль Сан-а, - горько усмехается про себя Чон Чжо. – Рада бы, если б ты и дальше оставалась его любимой кисэн. Но я больше не могу делать лишь то, что хочу, и ты это знаешь. Так что оставь свое бешенство при себе, Воль Сан». Стараясь держаться, насколько это возможно, гордо и с достоинством, Чон Чжо проходит по всем коридорам дома кисэн, пока не достигает дверей, за которыми ее ждет Чо Гван Ун – ее сегодняшний гость. Ее злейший враг. Ее ночной кошмар. Чон Чжо глубоко вдыхает и открывает дверь. Гван Ун сидит на полу и смотрит на нее так надменно, ритмично поглаживая свою уже седоватую бороду кончиками пальцев. Чон Чжо хочется вцепиться в эту бороду и выдернуть ее с корнем, но она лишь улыбается. Гван Ун похлопывает по циновке рядом с собой, приглашая кисэн сесть. - Ну же, Чон Чжо, не заставляй меня просить дважды. Я скучал по тебе. Девушка склоняется в учтивом поклоне, изящно подбирает юбки шелкового ханбока кроваво-алого цвета и опускается рядом с мужчиной. - Да, господин. Бывший помощник министра наклоняется ближе к миловидному личику и проводит указательным пальцем по гладкой девичьей коже. Его охватывает похотливая дрожь. Она его, снова его, эта надменная аристократическая девка, она снова проведет с ним ночь, как самая обыкновенная шлюха. И пусть она ненавидит его, он это прекрасно знает, но она ничего не может с этим поделать: теперь она всего лишь кисэн и будет ему отдаваться снова и снова, как только он этого захочет. Чон Чжо вздрагивает и прикрывает глаза в притворной стыдливости, пока мужчина развязывает ее блузку, открывая взору белоснежные плечи и тут же покрывая их поцелуями. - Моя, - хрипло шепчет Чо Гван Ун, обезумев от порочной страсти. – Снова моя, никуда от меня не денешься! Чон Чжо крепко зажмуривается, когда мужчина срывает с нее остатки одежды, и шелковый ханбок летит на пол. Она едва сдерживает отвращение и ярость, когда настойчивый рот собственнически впивается в ее алые губы. «Ненавижу! – стучит в ее висках. – Как же я ненавижу тебя, Чо гван Ун!». И во имя этой ненависти она поддается, ибо еще не время для ненависти и мести. Этому ублюдку обязательно воздастся по его мерзким делам, но не сейчас. Она сама лично убьет его, своими собственными руками, но потом. И возбужденная собственной ненавистью, Чон Чжо обхватывает своего врага за шею и раскрывает губы, отвечая на поцелуй, призывно изгибается, позволяя рассмотреть нагое нежное тело. Дрожащими от предвкушения близости пальцами Гван Ун срывает свою одежду. Чон Чжо наблюдает за ним из-под полуопущенных век и чувствует, как лоно ее увлажняется и горит огнем. «Давай, возьми меня, мерзавец, почувствуй свою власть! Ты не догадываешься, но это я в конце концов буду той, кто лишит тебя твоей никчемной жизни!». Чо Гван Ун безошибочно чует запах возбуждения кисэн, не зная о его причине. Он опускается, подминая под себя гладкое белое тело, и осыпает поцелуями каждый сантиметр нежной кожи. - Хочешь меня? – шепчет он, поглаживая стройные бедра, проникая пальцами во влажную глубину. - Да, господин, - Чон Чжо облизывает пересохшие губы. Чо Гван Ун злорадно усмехается, продолжая ритмично двигать пальцами. Время от времени он задевает самое чувствительное место женского тела, и тогда Чон Чжо стонет, как сумасшедшая. - Нравится, да? – настойчиво вопрошает Гван Ун, склоняясь к самому лицу своей любовницы. – Как тебе может не нравиться, ведь ты обыкновенная распутная девка, и ты моя. - Да, господин! – повторяет Чон Чжо. – Да! – почти вскрикивает она, когда мужчина входит в нее, заполняя ее тело своим. «Ненавижу!», - бьется в ее мозгу. «Не останавливайтесь, господин!», - шепчут ее губы, и пальцы ее впиваются в смуглые мужские плечи. Чо Гван Ун и не думает останавливаться, напротив, он ускоряет ритм, пристально вглядываясь в красивое лицо юной кисэн, пока лицо это не искажается судорогой высшего наслаждения и не становится еще красивее. «Ненавижу!», - плывет ярко-алым во взрывающемся от оргазма сознании, сладко сводит низ живота, и кровь пульсирует в кончиках пальцев. - Моя Чон Чжо… Моя… – Хрипло шепчет бывший помощник министра, извергая семя в горячее девичье лоно. Девушка обвивает любовника ногами и прижимает к себе – разгоряченного после близости, тяжело дышашего. «Никому тебя не отдам, Чо Гван Ун. Ты мой до самой смерти, и лишь от моей погибнешь руки. Когда бы это ни случилось».