Яблочный уксус

Летний бриз вплетался в мягкие нити рассветных лучей, бесшумно скользя, вальсируя, по улочкам небольшого городка. Это было обычное утро, когда в парке собачники возятся со своими слюнявыми питомцами, а некоторые заспанные бегуны, трусцой натыкаясь на камешки, негромко чертыхались и, на секунду прихрамывая, бежали дальше. - Мама, смотри! «Дедуля» идет! – показывая пальцем, прикрикнул мальчуган, разбудив маленькую собачку, которая принялась звонко и мерзко тявкать. По булыжной тропинке ковылял с тросточкой тот самый «Дедуля». Местные, вступая с ним в разговор, звали его Финчем, хотя никто и не знал на самом деле, было это фамилией, именем или просто прозвищем. Он хмуро шел, не глядя по сторонам, выстукивая через равные промежутки дробь костылём по камням и придерживая спину свободной рукой. - Нехорошо так себя вести, - робко сказала мама мальчика, будто сама не верила в свои слова. – Нельзя показывать на людей пальцем. - Негодник. Выпороть бы тебя, - бормотал «Дедуля», повернув свои соколиные глазки на них. - Финч, угомонись и проваливай куда шел, - спокойно произнесла женщина, не отводя глаз от хмурого взгляда старика. Следует сказать, что репутация у Финча, мягко говоря, была скверная. Он был странный. Слишком странный. Настолько, что ты невольно переходишь на другую сторону улицы, завидев его. И нелюдимым. Он ни с кем не говорил, лишь изредка бормотал ругательства под нос. Точно в 8-30 утра он садился на одну и ту же лавочку в парке и смотрел на озеро. В обед он хмуро занимал дальний столик в местном кафе и заказывал черный чай с бергамотом и тремя кубиками льда, заедая багетом с ветчиной, сыром, помидором и двумя ломтиками салата, а ровно в три часа шел в местный сквер и до шести вечера смотрел на камень. Простой и пустой камень. Пронзительно и неотрывно. Редкие смельчаки пытались с ним заговорить в тот момент, спрашивали: «Зачем ты на него смотришь?». Финч лишь удрученно качал головой и отвечал: «Вижу». И ничего более. Спустя год люди, устав крутить пальцем у виска, перестали замечать его. После своей «медитации», Финч брел по аллее домой на окраину и не появлялся до следующего утра. И так изо дня в день. С точностью до минуты. Лишь суббота нарушала обычный распорядок вещей. В ночь с субботы на воскресенье на втором этаже не гас свет, а все воскресенье окно было настежь открыто, тогда как в иные дни все окна были заперты и задрапированы тканью. Так прошло десять лет. До сегодняшнего дня. - Мама! Посмотри, какой прекрасный парк! Юная Анна обежала лужайку и плюхнулась на траву. Для нее это был первый день на новом месте. Она смотрела на заспанных собачников с их меховыми питомцами, спотыкающихся бегунов. Взгляд остановился на одинокой фигуре. «Ого!», - подумала она. – «А кто бы это мог...?» - Это «Дедуля», - мрачно заключил мальчуган, выгуливающий сенбернара, - Совет – держись от него подальше. Ты новенькая? Меня Патрик зовут, а тебя? - Анна, приятно познакомиться. - Взаимно! - Значит… «Дедуля»… *** Прошла неделя. Анна освоилась в городке, изучив каждую его улочку. Хотя, признаться, сделала она это в первый же день. Остальное же время она наблюдала за Финчем. Она в точности изучила его маршрут, но так и не решалась близко подойти к нему. Этим утром они с Патриком прогуливались в парке. - Смотри, гусеница! - Ай, где?! - Ха-ха, трусиха. - И ничего не трусиха! - А вот и да! - А вот и нет! - Спорим, что да? - Спорим! - Тогда… тогда… О! Поговори с «Дедулей»! Вон он сидит. Внутри у Анны похолодело. - Что, испугалась? - А вот и нет! Упрямая девчушка робко направилась к лавочке Финча. - Проваливай, - услышала Анна приглушенный голос с хрипотцой, едва она приблизилась к «Дедуле». - Э-э-эм… сэр…? - Я ясно выразился. Проваливай, - отрезал старик, поморщив лоб. Что-то внутри Анны поерзало и судорожно начало указывать в противоположную от лавочки сторону. Она обернулась, но, завидев самодовольную ухмылку на лице Патрика, повернулась обратно и, вздохнув, села рядом с Финчем. - Нет, - твердо сказала она и уставилась на озеро. Старик гневно посмотрел на наглую девчонку. - Я не ясно сказал? Убира… - Нет, я никуда не уйду, - сказала Анна, решительно посмотрев ему в глаза. «Дедуля» смерил её взглядом и, махнув рукой вернулся к своему занятию. Воцарилось молчание. - А… а можно Вас спросить? - Нет. - Так я и думала. Но все же… как Вас зовут? Старик молчал. Анна пожала плечами и решила про себя, что пора уходить. - Финч, - промолвил глухо старик. - Финч… А это имя или фамилия? Анна готова была поклясться, что старик на мгновение удивленно поднял брови. - Зачем тебе? - Вы не ответили. «Дедуля» смотрел на нее удивленными глазами. - Мое имя Генрих. Генрих Финч, - выдавил, вздохнув, он из себя. - Очень приятно! А меня Анна зовут. Анна Лайонел. У Вас очень благородное имя, хотя судя по тому, что о Вас говорят, то Вам подошло бы нечто, вроде… Брайан. Да-да. Засранец Брайан. Губы старика дрогнули, сдерживая улыбку. - Спасибо, - сказал "Дедуля" и, посмотрев на часы, добавил, - Мне пора. Он заковылял по тропинке, выстукивая мерную дробь. - До скорого, - улыбнулась вслед ему Анна. *** Прошел месяц. Она ждала его в сквере. Анна потихоньку привыкла к неразговорчивому старику и изредка, по утрам, вела с ним беседы ни о чем и обо всем. А каждое воскресенье гадала : «Что там, за открытым окном?» - Без пяти минут три… - пробубнила Анна про себя. Подняв взгляд, она увидела ковыляющего Финча. - Добрый день, мистер Финч! - Здравствуй, Анна. Он молча встал рядом с ней и провернулся к камню. - Мистер Финч, сэр… - выдержав паузу начала она, - Я давно хотела спросить. Вы каждый день в одно и то же время смотрите на этот пустой камень… Зачем? Старик потер переносицу. - Я вижу. - Что видите? - Вижу. Анна озадаченно посмотрела на камень и задумалась. - Сэр… а кого Вы видите? – внезапно осенило её. Старик вздрогнул. - Я… я… я вижу его. Вижу его лицо. Глаза старика стали красными и мокрыми от проступивших слёз. - Простите… я не хотела Вас обидеть, - сдавленно прошептала Анна. - Нет-нет, ничего… От него всегда странно пахло. Банным мылом от рук, которое пыталось что-то скрыть. Какой-то неуловимый запах. - Я, пожалуй, пойду… - сказала Анна. – До встречи, мистер Финч. Старик неотрывно созерцал камень. - Прости меня… - прошептал он. На часах было ровно шесть. Она хотела извиниться. Она купила небольшой пирог и пошла к дому на окраине. На втором этаже горел свет. «Суббота», - прошептала Анна. Подойдя к двери, она услышала негромкую музыку. Едва различимые ноты фортепьяно. Стук в дверь. Нет ответа. Снова стук в дверь. И снова тишина. Лишь легкая музыка. Она села на ступеньку веранды и, обхватив колени руками, стала ждать. Анна и не заметила, как уснула. *** - Пойдем в дом. Нечего на холоде сидеть. Ночь на дворе. Голос Финча звучал откуда-то издалека. Он накинул на девчушку плед и, проводив внутрь, положил ее на диван в гостиной. Затем, вздохнув, взял трубку телефона и справочник. - Алло. Это мистер Лайонел?.. Да… это… Финч. Я обнаружил Вашу дочь у себя на веранде. Да… не волнуйтесь, с ней все в порядке. Утром я отведу её домой. Да… доброй… ночи. Он повесил трубку, отдышался и негромко сварливо добавил: «Поганец». Анна улыбнулась во сне. Её разбудил знакомый запах. «Яблоки. Точно, вот что это был за запах. Яблоки и банное мыло». Она открыла глаза и осмотрелась. Уютная гостиная, фортепьяно, камин, кофейный столик. А на стенах фотографии. Эверест, пустыни, долины и города…большие города. Много улыбающихся людей. Над камином висела оторванная часть фотографии. На ней был изображен статный молодой человек в военной форме, который смотрел ястребиным взором через стекло аккуратной рамки. А воздух заполнял запах яблок. Кислый, щекочущий запах яблок, откуда-то сверху, со второго этажа. Она робко, на цыпочках взобралась по лестнице, подошла к комнатке с приоткрытой дверью и, собравшись с духом, бесшумно распахнула её. В нос ударило резкое яблочное амбре. Финч сидел за столом и, аккуратно пропитывая марлю из бутылки, протирал руки. Затем, он открыл окно и начал медленно полной грудью вдыхать прохладный утренний бриз. - Знаешь, - сказал он, - только так я могу помнить. Сидеть и вспоминать былое. И жить… жить… Анна открыла рот. - Я никак не могу забыть этот запах детства. Ты помнишь? Ветер и яблочный уксус. Так от тебя пахло всегда, когда ты помогал маме варить его. А потом мы бегали по двору… На столе лежал оборванный клочок бумаги. Это была вторая часть той самой фотографии, что висела над камином. Анна её сразу узнала. - Прости меня… прости… Предательски скрипнула половица. Финч обернулся и посмотрел молодыми глазами полными слез на оцепеневшую девочку. - Прости меня… прости… - За что? - За все… - плакал старик. - Перед кем Вы извинялись? – спросила Анна, на глаза которой наворачивались слезы. Финч отвернулся к окну и посмотрел куда-то вдаль. - Всему своё время… *** Прошло пять лет. Анна дружила с нелюдимым стариком, несмотря на предрассудки обитателей города, на странности мистера Финча и на уйму вопросов, которые витали в её голове. Старик неустанно повторял: «Всему свое время». А Анна так больше и не решалась задавать ему вопросы. Спустя семь лет она, попрощавшись с Финчем, уехала в другой город на учебу в Университет. Анна всегда помнила его слова сквозь мимолетную улыбку: «Мы сами для себя. Всему свое время». И правда. Всему свое время. *** - Алло. Мисс Анна Лайонел? - Да, это я. - Здравствуйте, меня зовут мистер Гаррисон. Я адвокат мистера Генриха Финча. - Да-да, я слушаю. - Мистер Финч скончался вчера утром. Вы были указаны в его завещании единственной наследницей. Завтра утром будет вскрытие завещания. Буду ждать Вас в 9-00. - Боже… - Примите мои искренние соболезнования. - Хорошо… я буду… я приеду. До свидания, мистер Гаррисон. - До свидания, мисс Лайонел. Телефонные гудки заглушили негромкие всхлипывания. *** - Мисс Анне Лайонел, я завещаю свой дом и свое имущество. Это все. Он был весьма краток. Распишитесь здесь и здесь. Ах да, к документам прилагался конверт. Прошу. - Спасибо… Она аккуратно вскрыла конверт, на котором был написан каллиграфическим почерком её адрес. Читая письмо, она еле сдерживала слезы, которые обрамляли ее улыбку. Спустя мгновение она поблагодарила мистера Гаррисона и вышла из кабинета. Прошло полгода. В парке утром все также носились мохнатые собаки, подстегивая своих сонных хозяев, трусцой спотыкались сонные бегуны. - Мама, смотри! «Дедуля»! – улыбаясь, показывал пальцем мальчуган на лавочку напротив озера. Бронзовые молодые глаза смотрели неотрывно на водную гладь, а на лице застыла легкая улыбка. На окраине расцветал яблоневый сад. Ветер качал зеленые листочки и разносил пряный цветочный аромат. Через весь сад тянулась булыжная дорожка к двум камням. Женщина вытерла пот со лба. Затем отошла от булыжных исполинов и застыла, наблюдая. Люди приносили цветы, похлопывали ее по плечу, но она ничего не замечала. Лишь сжимала в руке старенькое письмо, насквозь пропахшее яблочным уксусом. «Дорогая Анна. Пришло время ответить на все твои вопросы. Ты была добра ко мне… и я буду добр к тебе. Страна не знает своих героев. Она помнит генералов, политиков, но кто помнит ребят, которые самоотверженно складывали головы на полях брани? И сегодня, именно сегодня, я хочу рассказать все, что должен был сказать тогда…давным-давно… «Дорогой Уилл… Братишка. Знаешь, только так я могу все помнить. Сидеть и вспоминать былое. И жить… жить… как ты мне тогда сказал. Я никак не могу забыть этот запах детства. Ты помнишь? Ветер и яблочный уксус. Так от тебя пахло всегда, когда ты по воскресеньям помогал маме варить его. А потом мы бегали по двору. А потом мы выросли… и ушли на эту чёртову войну. И мы спасли тогда тех детей. Я помню твое счастливое лицо. Пулеметную очередь. Твою застывшую улыбку. Взрывы. Ты сказал мне тогда: «Беги, братишка, и живи… живи…». Я не смог тебя спасти… Я пытался… пытался… Прости меня… Прости меня за то, что не смог, за то, что даже не знаю где твоя могила. Я лишь принес камень в сквер, чтобы чтить память и видеть тебя, Уилл. Прости меня…» Анна. Прости и ты меня. Я отдаю тебе дом – все, что у меня есть. И отдаю тебе свою память. Ведь, как ни печально, мы сами для себя. И всему свое время. Прошу… снеси это пристанище и разбей тут яблоневый сад, чтобы запах яблок качал утренний ветер на лучах первого солнца. Так, как когда-то в детстве. Ты дала мне покой. Дорогая Анна. Спасибо тебе. Искренне твой, Навсегда, Дедуля». Уильям Финч (1987-2010 гг.) «Брат. Герой. Человек», гласила табличка на левом камне. Генрих Финч (1989-2073 гг.) «Мы всегда сами для себя. Всему свое время», гласила надпись на втором. - Всему свое время, - спустя три часа сказала она, улыбаясь, и пошла вдоль по тропинке.