До последнего лепестка

Ты словно художник. Каждый твой надрез или взмах пилы – это искусство. Даже когда ты режешь по живому телу, я не перестаю восхищаться твоей ловкостью и изяществом. Мягкие ткани под легким нажимом скальпеля расходятся, словно волны по воде. Ты всегда сосредоточен и аккуратен. Даже струйка крови или нечаянные брызги не портят твой шедевр. Мне кажется, что многие люди не были так красивы при жизни, как некоторые их части после мастерского приготовления на твоем столе. Ты теоретик и практик. Ты намного выше их, а значит имеешь полное право поглотить их, пустить на выработку своей энергии. С этой энергией ты сможешь написать очередную картину, сделать карандашный набросок какой-нибудь старинной баталии, либо приготовить кулинарный шедевр. Мне кажется, ты хорош во всем за что берешься, но, безусловно лучше всего тебе удается копаться в людских душах. Ты в этом ас. Тебе не нужно оружие, чтобы противостоять этому миру. Слова и есть пули, острые ножи, иглы, мгновенно впивающиеся в самую больную точку сознания. Можешь расположить к себе любого, именно это ты и делаешь, чтобы оградить себя от ненужных подозрений. Но всегда есть дистанция между тобой и остальными. Ты нарушил свое правило лишь единожды и посмотри, что из этого вышло. Не могу сказать положа руку на сердце, что не хотел бы здесь быть. Может я отупел от морфия или от морального шока, но я по своему счастлив. Мне раньше не доводилось видеть тебя так часто, даже в расцвет нашей «дружбы». Теперь же ты со мной по несколько часов в день. Твой подвал похож на дорогой номер отеля и я никогда прежде не ел столь изысканную пищу. Никогда прежде не чувствовал себя на столько живым, как сейчас. Адреналин вырабатывается с каждым днем все сильнее, мешая уснуть, предвещая мою смерть. Я уже слышу ее славную песнь. Слышу каждый день в шорохе твоих тихих шагов, бесшумном дыхании, капельке пота, стекающем по твоему виску – это все моя смерть. Ты как всегда элегантен, ни разу не спустился ко мне в одном и том же костюме. Металлическая лестница со звоном опускается на пол. Хлопковые брюки тесно облегают твои ягодицы, когда ты медленно карабкаешься вниз. Я всегда наблюдаю за этим зрелищем, потому что ты все равно знаешь, что я буду смотреть, а блефовать сил нет, да и мои фишки никогда на тебя не действовали. - Ты в порядке, Уилл? Ты всегда это спрашиваешь, а я лишь устало смотрю на тебя. Мне нужно экономить силы. Ты проверяешь капельницу. Я даже не морщусь, когда ты меняешь иглу и вновь втыкаешь ее в голубую ветку моей вены. Ты подходишь ближе и мягко оттягиваешь мою голову назад, двумя пальцами поднимаешь мои веки, оценивая наркотическое опьянение. Блеск иглы и едва уловимый фонтанчик брызг. Пчелка жалит в вену на другой руке, экспрессом доставляя удовольствие, спокойствие и умиротворение. Я тяжело сглатываю слюну. Мне стало тяжело глотать, поэтому ты всегда поишь меня водой после этого. Бережно держишь мою голову и поишь, словно ребенка. Жадно глотаю каждую каплю, а после медленно отстраняюсь, непременно касаясь влажными губами твоей смуглой руки. В металлической кружке я вижу свое отражение. Волосы взмокшие, растрепанные, под глазами изжелта-черные пятна, да и кожа какая-то желтоватая. Ты никак не реагируешь на прикосновение, поправляешь мне подушку и я с тяжелым выдохом откидываюсь на нее. Стерильная салфетка стелется мне под правую ногу. Я уже знаю в деталях, что сейчас произойдет. Мою левую ногу не много покалывает в зоне бедра. Это единственное, что осталось от нее. Мы съели ее вчера с великолепным вишневым сиропом и артишоками. Я уже ел других людей на твоих приемах, но это абсолютно новое чувство, когда ты поедаешь сам себя. Это единственное блюдо, которое я ем за день. Внутри живота все скрутило жгутом, руки подрагивали, когда я взял у тебя тарелку. Сначала я внимательно рассматривал приготовленное блюдо и пытался осознать, что это часть меня, затем понюхал. Голод – самый главный инстинкт человечества. Именно его стоит называть основным. Когда ты не ел несколько дней и вдруг тебе приносят ароматное блюдо, едва ли станешь задумываться о происхождении мяса. Я отрезал маленький кусочек и положил его в рот. Тщательно прожевав, проглотил и почувствовал, как приятное тепло опускается по моему горлу. - Прекрасно получилось – немного с хрипотцой произнес я. Блюдо действительно восхитительное и я не мог проявить неуважение к твоему радушию. - Благодарю, Уилл. Я старался для тебя. Ради этих слов я съел еще пять кусочков и наконец насытился. Ты увидев, как меня клонит в сон, удалился наверх, прихватив тарелки, а я вновь смотрел на твои ягодицы. Ты берешь пилу и медленно с нажимом начинаешь пилить мою ногу чуть ниже колена. Со ступней ничего нельзя сделать, но ты отпилишь ее после, когда она перестанет быть частью меня. Ты всегда так точно рассчитываешь дозу морфина, что я чувствую не более, чем слабые прикосновения. Мое тело становится ватным. Ты всегда работаешь без халата, не боясь испачкаться, всего лишь засучив рукава рубашки до локтя. У тебя могучие руки и тонкие запястья. Кость довольно быстро поддается нажиму и сочно хрустнув отсоединяется от моего скелета. Кровь струйками стекает на белоснежную салфетку. Ты тут же промываешь и зашиваешь мою рану. Нога выглядит ужасно, она больше не моя и мне неприятно на нее смотреть. Ты проверяешь мой пульс и сердечный ритм, затем уходишь прихватив ногу с собой, а я забываюсь сном. Я стою в золотисто-багровом осеннем лесу. Солнце уже не прогревает, но все еще светит ярко. Я надел сапоги, чтобы не промочить ноги. Мое тело словно роза, а ты, как умелый садовод обрываешь с меня лепестки, так нежно и бережно, что я почти не чувствую утраты. Как-то раз ты сказал, что я пахну по особенному. Каждый человек имеет свой особый запах, который, как правило не чувствует. Сейчас я чувствую, как пахну. Этот запах забивает мне ноздри все сильнее. Теряя части тела я забираюсь на вершину жизни, чтобы потом камнем броситься вниз. Сегодня ты спустился ко мне не с пустыми руками, принес мне дивную картину в золоченой багетной рамке. Морской пейзаж на фоне бури. Я с неподдельным интересом рассматриваю полотно. Каждый мазок положен так бережно, что не возникает сомнения, именно там ему и следует быть. Я невольно улыбаюсь. Радостно, что именно моя энергия послужила толчком к созданию этого шедевра. Ты терпеливо ждешь, пока я рассматриваю каждый сантиметр картины, а затем вешаешь ее на противоположной стене. Ты приходишь часто, но никогда не остаешься надолго. У меня все еще ноют те части ног, которых уже нет. Я создал проекции в своем мозгу. Могу шевелить каждым пальцем на ступне, а уходить мне незачем. Ты здесь и я знаю, что скоро придешь снова. Мне большего не нужно. Есть некая ирония в том, что ты находишься наверху, а я снизу, в подвале. Долгие месяцы я тешил себя мыслью, что мы на равных, но это никогда не было правдой. Питание всегда в одно и то же время, в 17.00 один раз в день. Я чувствую аромат блюда еще до того, как ты спустишься. Твоя жилетка еще плотнее облегает торс, когда ты напряжен. Подходишь ближе и снимаешь с блюда колпак. Новый день, новое произведение кулинарного искусства. Все та же моя нога, но абсолютно другой рецепт. В этот раз я заглатываю мясо без раздумий. Ты задумчиво наблюдаешь за тем, как я проглатываю первый кусок и только потом приступаешь к своей тарелке. В конце трапезы ты удаляешься. Я не знаю счета дней, но кажется пошла вторая неделя моего пребывания здесь. Меня никто не будет искать, ведь все и так думают, что я мертв. Ты метко все подстроил и труп какого-то бедолаги с моими днк уже на столе у экспертов. Смешно, но больше всего меня оплакивать будет тупица Джек. Я бы многое отдал, чтобы дать ему по лицу в последний раз. Я стою в золотисто-багровом осеннем лесу. Солнце уже не прогревает, но все еще светит ярко. Я надел сапоги, чтобы не промочить ноги. На поясе у меня сумка для рыбы, в руках удочка. Трава шелестит под ногами, и вот я уже у самого берега реки. Ты говорил, что мы живы, пока о нас помнят или помнят о том, что мы сделали. «Я всегда буду помнить о тебе, а значит ты проживешь невероятно долгую жизнь». Сердце сжимается каждый раз, когда вспоминаю. Мне бы не хотелось тебя оставлять. Я ведь знаю, какой бесславный конец обычно ожидает таких, как ты. Никакого почета и уважения тебе не дадут, приравняют к остальным убийцам и всякому сброду. Твои произведения искусства, ценные исследования в области психологии – все будет уничтожено. Не знаю, как ты умрешь, пустишь ли себе пулю в висок, примешь ли яд, но ты умрешь лишь от своей руки, а не чьей-то еще. Однажды тебе надоест играть и ты выдашь себя по собственному желанию. Я рад, что не увижу этот день. Буду ждать тебя в другом месте, где всегда весна. Мы встретимся в благоуханном розовом саду и будем молчать бесконечно, и я пойму все, что ты хотел мне сказать. Ты увеличил дозировку морфина, теперь я просыпаюсь лишь когда ты будишь меня. Ты ухаживаешь за мной, как за ребенком, ведь без ног и с одной рукой я стал совсем беспомощен. Многое мог бы ты еще у меня забрать прежде чем заберешь сердце, но ты великодушен и не хочешь меня мучить. Завтра придешь в последний раз и мое покалеченное тело больше не будет своим видом оскорблять твое прекрасное жилище. Ты пришел без еды, знал, что я уже не в силах есть. Мой мозг ослабел. От проекций не осталось и следа. Теперь я, как бесхитростный ребенок перед тобой. Ты бесшумно подходишь ко мне, лезешь в карман и достаешь что-то завернутое в красный батистовый платок. Прожаренный кусочек мяса. Я пытаюсь шире открыть глаза, но из-за слипшихся ресниц это не сразу получается. Ты прячешь одну руку в кармане, другой держишь…нет. Я не ожидал такого подарка от тебя. Ты подносишь свой прожаренный палец к моим губам и я медленно с хрустом кусаю его, прожевываю, глотаю. - Теперь мы точно едины. - на последнем издыхании произношу я пересохшими губами. Ты держишь мою голову в своих руках, на секунду приближаешься и целуешь меня в губы каким-то невесомым поцелуем. Твои четко очерченные губы, накрывающие мои – последнее что я помню. Сердце бешено забилось в груди, мне стало не хватать воздуха. Я бьюсь, как рыба в последней конвульсии, но ты держишь меня крепко прижимая к себе. Твоя могучая рука накрывает мою грудь. Я пытаюсь успокоить дыхание, но мне уже не отдышаться. Я стою в золотисто-багровом осеннем лесу. Солнце уже не прогревает, но все еще светит ярко. Я надел сапоги, чтобы не промочить ноги. На поясе у меня сумка для рыбы, в руках удочка. Трава шелестит под ногами и вот я уже у самого берега реки. Широким шагом ступаю в воду, вода мне по колено. Течение очень быстрое, но не настолько, чтобы смести человека. Достав наживку из сумки, прикрепляю ее к удочке и забрасываю на два метра дальше. Отец учил меня рыбачить и наверное это единственное, что я усвоил хорошо. Теперь я дома.