***
Музыка из граммофона, спокойствие, вдохновение. Я рисую твое лицо, и полотно сразу получается идеальным, будто уже чувствует твою власть над всем сущим здесь. Ты заходишь ко мне, а я даже не слышу, как щелкал наддверный код. Я уже практически закончил тебя - единственный мой реалистичный холст. Ты прекрасен. Ты лучше, чем на многочисленных плакатах Восторга. Я улыбаюсь. Но вдруг раздаются твои шаги за спиной, и я нервно забрасываю полотно тканью. Краски еще не засохли, и я боюсь, что в своей неловкости повредил картину. Ты смотришь впервые по-настоящему заинтересованно сперва на меня, затем на холст. Ты наверняка уже все понял, но все равно желаешь услышать мои объяснения. - У тебя есть от меня какие-то тайны? - голос тихий, как море перед бурей, мне страшно. Теперь я должен или показать тебе сырую недорисованную картину, или потерять твоё доверие в случае отказа делать это. - У всех есть свои секреты, - пытаюсь откреститься, но ты не отступаешь. - Кто платит за твой воздух? Кто даёт тебе жильё и продукты? Кто позволяет тебе творить? - ты вспылил, уверенными шагами идёшь к холсту. - Если ты не откроешь, это сделаю я, и у тебя начнутся большие проблемы. Что, как ты думаешь, там изображено? Плакат Атласу? Призыв к восстанию? Или ты боишься увидеть там чужое лицо? Я преграждаю тебе путь и ловлю твою уже потянувшуюся к брезенту руку. - Я открою. Легко повредить картину, - одним движением снимаю ткань и перевожу взгляд от одного твоего лица к другому - настоящему. Оно вытягивается от удивления. Признай, сейчас ты выглядишь трогательно. Ты явно не ожидал, что я буду прятать от тебя твой же портрет. Оценивающе рассматриваешь холст. - Он ещё не готов, а я не привык показывать сырые работы, - пытаюсь оправдаться и бессовестно лгу: я вообще не хотел, чтобы ты это видел. - Это явно будет лучшее из всего того, что ты когда либо рисовал, - подытоживаешь, и, развернувшись на каблуках, идёшь к выходу. У самой двери останавливаешься и как бы невзначай просишь прийти к тебе сегодня на вечер музыки. Я не удивляюсь, хотя делаю вид, что это приглашение было приятным сюрпризом.***
Болезнь. Все называют моё влечение именно так - болезнью. Нет, если бы я болел, я бы мог поправиться. Но то, что творится со мной при виде тебя, похоже на помешательство, истерию. Один вопрос следует за другим, но ответа нет. Как посмели твои руки притронуться к холсту моей души? За что моё сердце не получило лучшей награды за то, что бьётся? Ты холоден, как лед. Ты всегда смотришь серьёзно, даже немного рассерженно. Это уже вошло у тебя в привычку. Многие боятся тебя: ты влиятельный политик, в твоих руках жизнь Восторга, твой характер тверд, как камень, ты русский, в конце концов. Но моё естество содрогается отнюдь не от страха при виде тебя. Ты умен, ты наверняка уже все давным-давно знаешь.***
- Добро пожаловать, Сандер, - всего лишь стандартная приветственная фраза, ты жмешь мне руку, а я уже сгораю в агонии недопустимой, неприемлемой, выражаясь твоим языком, страсти. Ты даже представить не можешь, как мало мне этого прикосновения. В большом парадном зале маленький рояль. Ты жестом приглашаешь меня сыграть на нем. Я сажусь и играю. Стоит мне опустить руки на клавиши, как публика тут же оживает. Меня любят, мною интересуются, я почти так же популярен, как ты. Но только - почти. - Сыграй вальс, - просишь меня. Сегодня ты необычно развязный. Ты заметно пьян. Ты ведешь в танце симпатичную блондинку, она до неприличия близко к тебе, ее губы в миллиметре от твоих, и меня задевает укол ревности. Гадство. Пальцы скользят вниз, создавая брякающе фальшивый звук - так падает и разбивается чье-то сердце. Я встаю из-за рояля, стараясь не смотреть на тебя, и ухожу, провожаемый недоуменными взглядами. В конечном итоге, зная тебя, я делаю вывод: мне будет ещё больнее.***
Вечер оборвался - я слышу. Музыка больше не играет в твоем доме, гости расходятся. Завтра этим событием будут пестрить все газетенки Восторга. Я сижу тихо. Злоба ушла, уступив место страху. Я боюсь тебя всегда, но в такие моменты, ужас запределен. Смотрю на себя в зеркало. Что бы там ни говорили, страх не придаёт мне шарма. Трусливый кролик. Глупый кролик. Ты стучишь в дверь, мне даже кажется, что ты не злишься. - Коэн, открывай, - ты же знаешь код, я ведь не собирался менять его. Подхожу к двери, отпираю. Твоё напускное спокойствие вмиг испаряется. Пощёчина щиплет, как ожег. "Останется синяк" - думаю я, хватаясь за щеку. Ты входишь в дом, захлопывая за собой дверь. Пара резких, совсем неэстетичных движений, и ты хватаешь меня за грудки. Кажется, у меня кровь из носа. - Что это было, я спрашиваю? - Тон спокойный, но твой голос предательски дрожит. Ты красиво злишься, и мне не хватает слов, чтобы оправдаться. - Кто эта пышногрудая дама? – Вопросом на вопрос. Ты вспылил еще больше: - Ответьте мне, мистер Коэн, - твои пальцы разжимаются. Я сползаю на пол. Сверху вниз смотреть привычнее, дорогой? Я предлагаю тебе виски. Ты глядишь на меня как на сумасшедшего. Я и правда такой, mon ami. Твои слова хуже некачественного алкоголя, омерзительнее моллюсков, они бьют больно и прямо в цель. Не будь ты русский. Нестерпимо слушать тебя, твой акцент теперь не завораживает, а режет слух, твои глаза – очи дьявола, а виски стало последней каплей моего безумия. Эта девушка дорога тебе или это всего лишь очередная пассия на день? Я убью ее. Я убью тебя. Тянусь к револьверу, что в ящике стола. Он лежит там на всякий случай - на сегодняшний день. Виски горячит тело, одурманивает разум. Револьвер холодный, он обжигает мои горячие пальцы, я оставляю его там, где он и был - на завтра. Ты улыбаешься. Ты сверлишь меня взглядом. Я уже ничего не понимаю. Твои руки под моей рубашкой, а ты все еще в пиджаке. Ты больше не улыбаешься, но твои глаза блестят. Ты так и не получил ответ на свой вопрос, но ты догадлив. Ты целуешься неаккуратно и плохо. Из рук вон. На самом деле, не так я себе представлял нашу первую ночь. Я даже боялся подумать о том, что она когда-нибудь все-таки может случиться. Кусаешь мою шею, будто ставишь клеймо. Ты словно дикий зверь. Овладеваешь мной несдержанно. Мысли путаются. Это ужасно, больно, невероятно, удушающее приятно, я тону в тебе, ты – океан, в котором так легко захлебнуться. Шепчу твое настоящее имя, кричать сейчас так не хочется. Ты улыбаешься, и эта улыбка, чудится ли мне, таит в себе нежность. Просто показалось. Ты мертвенно пьян, ты не вспомнишь этой ночи, не вспомнишь, как я целовал тебя, как ты зарывался пальцами в мои волосы, нависая надо мной, как жар застилал глаза. Не вспомнишь. Ты лежишь на колючем ковре, как совсем не подобает хозяину подводного города. Твои глаза прикрыты. Касаюсь твоей щеки. Ты беззащитен сейчас, могучий Эндрю Райан. Склоняюсь к тебе и целую, ты приоткрываешь глаза, смотришь удивленно. Я отстраняюсь. - Ты что-то хотел узнать у меня, Эндрю? Разглядываешь меня, будто впервые, замечаешь отброшенную в сторону одежду. Никогда не видел, как ты краснеешь. До этого момента. Но вот, наваждение прошло, и ты снова хмуришься. Тянешься за рубашкой. Ты не рад, что вечер закончился именно так. - Забудем, - бросаешь коротко. – Ничего не было. Мне больно и обидно, но, впрочем, я так и знал. Киваю и сам одеваюсь. В конце концов, этого вообще не должно было произойти. - Не пей больше так много, - дружеский совет похож на угрозу. Руки все еще хотят схватить револьвер и пустить пулю тебе в затылок, но сердце готово простить. Глупое сердце. Ты снова уходишь, не прощаясь.