with your love we could breathe underwater

Наверное, ему стоило захватить акваланг. Как и должно быть в конце мая, вода только начинает прогреваться, и потому, хоть температура воды уже практически сносная, она служит постоянным напоминанием о том, что длительный заплыв не сулит ничего хорошего. Но Луи нравится чувствовать прохладную и чистую воду на коже, двигаясь без стесняющего движения акваланга из громоздкого черного неопрена. И если это значит, что ему придется провести в воде совсем немного времени, он готов пойти на подобные жертвы. Покрываясь мурашками от холода, он заходит дальше в воду, пока она не достигает его шеи. Пару минут постояв на месте, чтобы дать телу приспособиться к температуре воды, он надевает маску и отправляется к бухте, которая, по словам знакомого, является многообещающим местом. Вода спокойна и чиста, и он будто скользит в прозрачном потоке, любуясь узорами из кораллов на дне океана. Солнечные лучи отражаются от поверхности воды и отбрасывают тени на песчаные хребты, то и дело случайно проливая свет на рыбу, зарывающуюся в песок, или хвост бычка, отдыхающего в небольшой впадине. Когда Луи прибывает в бухту, он больше не чувствует холода, и потому ему гораздо легче оценить бьющую ключом морскую жизнь вокруг него. Он мгновенно понимает, что поступил правильно, решив прислушаться к совету посетить это место. Коралловый риф перед ним огромный и очень запутанный, некоторые отростки настолько велики, что выглядывают из-под воды наружу. Сегодняшнее течение спокойно, и благодаря этому, куда бы Луи не взглянул, он видит разнообразных ярких рыб, выглядывающих из небольших расщелин и шныряющих туда-сюда в поисках крохотных кусочков еды. Луи подплывает к рифу, изучая все так близко, как только можно, чтобы не задеть кораллы. Стайки рыб проплывают мимо него, совершенно не обеспокоенные чужим присутствием, а водоросли щекочут щиколотки, когда он плывет мимо. Как и всегда, он составляет в голове список рыб, которых может запросто идентифицировать, и старается запомнить выделяющиеся признаки тех, что идентификации не поддаются, чтобы потом провести исследование. Спустя пятнадцать минут он замечает выглядывающую из щели в камне зебровую мурену. Луи замедляется и осторожно приближается дюйм за дюймом, стараясь не делать резких движений, чтобы не спугнуть ее. Удерживаясь на плаву, он видит, как она осторожно выбирается из щели, будто проверяя, чист ли горизонт, а потом ныряет обратно. Мурена повторяет это движение, раз за разом выбираясь чуть больше, а потом, видимо, решает, что снаружи безопасно, и покидает свое убежище. Луи с восторгом наблюдает, как мурена рассекает воду, ярко выделяясь своими полосами на фоне песка под ней. Увлекшись зрелищем, он обращает внимание на обмотавшиеся вокруг ног заросли бурых водорослей, только когда они начинают тянуть его вниз. Томлинсон вздыхает, отводит взгляд от мурены и начинает высвобождаться из крепкой хватки. Он наполовину разделался с ужасно упрямой водорослью, обмотавшей лодыжку, когда краем глаза замечает что-то необычное – что-то очень яркое и переливающееся. Бросая свое задание на середине, Луи оглядывается в поисках новой находки и чуть не набирает полный рот воды через трубку, когда снова обнаруживает ее. Где-то в пятнадцати футах от него из густых водорослей выглядывает нечто длиной в добрых три фута, покрытое переливающимися чешуйками. Оно быстро скрывается из виду в водорослях. Луи пытается понять, что же он такое только что увидел, но ничего из выученного за годы курсов морской биологии не может ему помочь. Ничего не приходит в голову. Один только размер существа сужает круг поиска, а цвет чешуек – светло-сиреневые и зеленые, переливающиеся перламутровым блеском – исключает все остальные возможные варианты. По спине бегут мурашки от страха и волнения. Что бы это ни было, оно может быть, в первую очередь, опасно, так как оно не классифицировано. И точно не маленькое. Но это нечто неизведанное, а Луи всегда был сверхлюбопытным. Не давая себе ни секунды на обдумывание дальнейших действий, он осторожно подплывает ближе к чешуйчатому существу, борясь с водорослями. Он замедляется, когда их разделяет всего пять футов, завороженный тем, как чешуйки отражают свет с поверхности воды. Сделав глубокий вдох через трубку, он игнорирует часть своего мозга, которая настойчиво напоминает, как это глупо, протягивает руку и отводит в сторону ближайшую водоросль. Существо с силой взмахивает хвостом и мгновенно исчезает из виду. Луи отбрасывает назад от силы этого взмаха, и все, что он видит вокруг себя – это водоросли, закрывающие обзор на поверхность и грозящие обмотать его тело, пока он пытается выбраться из зарослей. Когда он добирается до поверхности воды, то тут же снимает маску, пытаясь отдышаться и не слыша ничего вокруг из-за шума крови в ушах и бешеного стука сердца в груди. В голове крутится только одна мысль: «На сушу. Скорее», и спустя минуту он плывет в сторону берега в три раза быстрее, чем обычно. * Позже тем вечером, когда Луи за ужином описывает свое приключение Найлу, нельзя игнорировать то, как абсурдно звучит эта история. — Так, говоришь… — произносит Найл с полным ртом курицы. — То, что ты видел, было длиной минимум три фута? Луи кивает. — Со сверкающей чешуей… — Скорее, переливающейся, — поправляет Томлинсон. — Хорошо, переливающейся, — соглашается Найл. — Три фута в длину с переливающейся сиренево-зеленой чешуей. Луи снова кивает, изучая взглядом тарелку перед собой. — И ты уверен, что ничего не принял перед этим? — переспрашивает Найл. Луи закатывает глаза. — Да, Найл, я уверен. Я профи, помнишь? Хоран фыркает в свою кружку с пивом. — Серьезно, Найл, я видел именно это. Зачем мне такое выдумывать? — Да нет, я не сомневаюсь в твоих словах, — заверяет Найл. — Но, по-моему, вполне очевидно, что ты видел. Луи вскидывает голову, молча ожидая, пока Хоран закончит предложение. Парень приподнимается на локтях, и с серьезным выражением лица смотрит Луи в глаза. — Это была русалка. Томлинсон, приоткрыв рот от удивления, пялится на Найла, который целых двадцать секунд держится, а потом взрывается хохотом. — Ой, иди нахрен, — Луи с досадой толкает его ногой под столом. Блондину требуется почти две минуты, чтобы отсмеяться, и он начинает говорить со все еще красными от смеха щеками. — Прости, не удержался. Ты бы видел себя, — Найл снова прыскает со смеху. — Мудак, — говорит Томлинсон, улыбаясь уголками губ. — Знаю, — жизнерадостно заявляет Хоран, возвращаясь к поглощению курицы. Прожевав, он добавляет: — А если серьезно, чувак, что бы ты ни видел… Это чертовски странно. — Да, — соглашается Луи, тыкая в нетронутую курицу на его тарелке вилкой. — Так и есть. * Он не может уснуть. Каждый раз, закрывая глаза, он будто наяву видит перед собой переливы сиреневого и зеленого. После ужина он корпел над книгами и поисками информации в Интернете на несколько часов, но потом сдался с раздраженным вздохом. Идиотское предположение Найла все чаще всплывало у него в голове. Предположение, которое он почему-то не может позабыть. Луи несколько раз напоминает себе, что это невозможно, и, скорее всего, ему почудилось. Но уговорить себя все-таки не получается, и он продолжает крутиться в кровати. Томлинсон наконец засыпает несколько часов спустя, и ему снится сиренево-зеленый чешуйчатый хвост, перерастающий в человеческий торс. * Первое, что Луи твердо решает после бессонной ночи – он вернется туда. Он понимает, что шансы увидеть то самое нечто почти равны нулю, но также он понимает, что если хотя бы не попробует, то будет изводить себя, скорее всего, до конца жизни. И он категорически отказывается жить с такими сожалениями. Так что он игнорирует ухмылку Найла и отправляется на пляж. Подплывая к бухте, он чувствует себя еще хуже, чем вчера, когда уплывал отсюда. Луи говорит себе, что даже если не увидит ничего необычного, то, по крайней мере, у него будет в запасе целый день для изучения подводной среды. В конце концов, это действительно прекрасное место. Риф так же прекрасен, как и вчера, яркий и полный жизни. Луи изо всех сил старается не питать слишком больших надежд, надевая маску. Проходит почти час, прежде чем он начинает дрожать от холода. За это время он увидел много разной живности, и в любой другой день этого было бы более чем достаточно, но не сегодня. Луи краем глаза наблюдает за актинией и напоминает самому себе: он знал заранее, на что идет. В конце концов он неохотно разворачивается, чтобы вернуться к берегу. И, проплыв всего пару футов, едва не вдыхает половину океана. Не меньше, чем в десяти футах от него, частично спрятавшись в зарослях водорослей, будто дразнясь, находятся те самые сиренево-зеленые чешуйки, не покидавшие его голову последние двадцать четыре часа. Луи мотает головой, не в силах поверить в то, что видит, несколько раз моргает и даже щипает себя за руку, чтобы убедиться: да, это реальность, и он все это не выдумал. Как только он примиряется с этим, то тут же встает другой вопрос: что делать дальше? Ведь на самом деле он не рассчитывал увидеть это существо снова, хоть и надеялся, так что его план на этом и заканчивался. Попытаться приблизиться, рискуя снова спугнуть его? Или подождать, пока оно решит отправиться по своим делам? Решение принято за него всего несколько мгновений спустя, когда существо начинает двигаться к просвету в зарослях. Луи медленно следует за ним, сохраняя дистанцию, и все, что он слышит – бешеный ритм собственного сердца. А потом он действительно вдыхает пол-океана. * Первое, что Луи замечает, откашлявшись – каким-то образом он оказался на плоском огромном камне на суше. Вторыми по счету он замечает пару очень больших, очень круглых, очень внимательных зеленых глаз, глядящих на него из-под кудрявых мокрых волос. Те самые глаза, из-за которых он едва не захлебнулся, и, видимо, те самые глаза, обладатель которых помог ему очутиться здесь. Глаза продолжают таращиться на него, и Луи открывает рот, чтобы поздороваться, но вместо этого выпаливает: – Пожалуйста, скажи мне, что там внизу у тебя ноги. Зеленые Глазки с любопытством склоняет голову набок, выглядывая из воды чуть больше, открывая взору нос и ярко-розовые губы, и Луи резко набирает в легкие воздух: он никогда не видел лица прекраснее. Все его черты были слишком большими, мягкими и красивыми, чтобы казаться настоящими. Скорее всего, у него просто галлюцинации. — Погоди, – говорит он, осознавая, что не имеет ни малейшего понятия, с кем или с чем разговаривает. — Ты меня хотя бы понимаешь? Зеленые Глазки кивает, погружая подбородок в воду. — Ты можешь… говорить? — допытывается Луи. — Да, — отвечает Зеленые Глазки гораздо более низким голосом, чем ожидал Томлинсон. — Что ты такое? — напрямик спрашивает он. — Я Гарри, — как нечто само собой разумеющееся заключает Зеленые Глазки. Луи подмечает кусочек ярко-красного коралла за его левым ухом, закрепленный влажными кудряшками. Странно. — Гарри, — повторяет он. — Я Луи. И я не это имел в виду. Гарри робко улыбается. — А что же ты имел в виду? Луи не может поверить, что он ведет такой разговор. Он готов проснуться в любой момент. — Ну, что ты такое? Кроме Гарри. Зеленые Глазки внимательно смотрит на него, и Луи кажется, что под его взглядом кожу покалывает. — Ну… Я русал… — медленно начинает Гарри, и Томлинсон выдыхает, только сейчас поняв, что задержал дыхание. — Нет, — останавливает его Луи. — Нет. Это невозможно. Русалок не существует. — Существуют, — просто отвечает Гарри. — Нет, их не должно существовать. Ты не можешь быть настоящим, — возражает Луи. Гарри хмурится и недоуменно смотрит на него. — Но я настоящий. Я существую, видишь? — он поднимает руку из воды и машет ему пальчиками. Луи немного расслабляется. Гарри кажется совсем безобидным. И он довольно милый для того, кого не должно существовать в природе. Если у Луи и галлюцинации, то, по крайней мере, приятные. — Ну хорошо, русал Гарри. Покажешь мне свой хвост? Недоумение на лице Гарри заменяется радостью. — Конечно! — восклицает он, склоняясь набок и поднимая хвост над водой. Он переливается зеленым и сиреневым, прямо как в памяти Луи. Парень восторженно смотрит на него, абсолютно пораженный, а Гарри покачивает хвостом, и солнечный свет, сверкающий на стекающих с хвоста капельках, заставляет его блестеть еще сильнее. — Вау, — на выдохе произносит Луи, придя в себя. — Он прекрасен. — Спасибо, — Гарри смущенно хихикает. Ведь, очевидно, русалки не просто существуют, они еще и хихикают. А еще у них имеются яркие зеленые глаза, прекрасные, на вид очень мягкие губы и красивые каштановые кудряшки. Все это немного ошеломляет. — Можно… — Луи замолкает и прочищает горло. — Будет нормально, если я… кхм, прикоснусь к нему? Гарри без раздумий кивает и подплывает ближе, поднимая хвост еще выше. Луи медленно протягивает к нему руку, а потом замирает, думая, не перешагнул ли черту. В конце концов, они совершенно незнакомы. Было бы так же странно, если бы он спросил, можно ли потрогать ноги случайно прошедшего мимо человека. Господи, он ведет себя как маньяк. Должно быть, его внутренняя борьба отражается и на лице, потому что Гарри игриво толкает его в ладонь кончиком хвоста. — Ну же, — он улыбается Луи. — Все нормально, я не против. Любопытство и блеск чешуи не оставляют ему иного выбора, и Луи кивает, наклоняясь ближе и аккуратно кладя руку на середину хвоста. Сначала он прохладный на ощупь из-за стекающей по нему тонкими ручейками воды, но под прохладой чувствуется тепло. Он почти вибрирует под пальцами Луи, такой живой и тяжелый. Завороженный, Луи проводит по нему рукой, кончиками пальцев ощущая каждую чешуйку, которые остаются гладкими, в какую бы сторону он ни провел рукой. Он поднимает взгляд на Гарри, чтобы прокомментировать это, и от вида у него перехватывает дыхание. Голова Гарри лежит на воде, а волосы разметались по поверхности волн, как какой-то неизвестный шедевр Ван Гога. Его глаза закрыты, губы чуть приоткрыты, и он выглядит совершенно умиротворенно. Его ресницы трепещут, когда Луи проводит рукой по хвосту еще раз, а потом Гарри тихо вздыхает. Луи останавливается и просто смотрит на него, убеждаясь в том, что Гарри — определенно самое прекрасное существо из всех, что он видел. Осознав, что Луи остановился, Гарри открывает глаза и сонно моргает, лениво улыбаясь ему. Луи улыбается в ответ, и какое-то время они так и сидят. — Так что, — произносит Гарри, разрушая установившуюся между ними тишину. — Я все-таки настоящий? Луи тихо смеется. — Честно говоря, мне все еще с трудом верится. Гарри выпячивает нижнюю губу, а потом переворачивается на живот, подплывая ближе. Он приподнимается, опираясь локтями на камень и обнажая бледный торс. Гарри смотрит на Луи, укладывая подбородок на ладони, с, как предполагает Луи, серьезным выражением лица, но у него это не очень получается. Слишком уж он милый. — Значит, я докажу тебе, — твердо говорит Гарри, как будто не собирается уплывать, пока не справится с этим заданием. — Расспроси меня. Луи поражен его уверенностью, но решает воспользоваться ситуацией, так как у него в голове уже родилось не меньше тысячи вопросов. — Хорошо. Как ты сейчас дышишь? — спрашивает он. — Через рот? — отвечает Гарри, выгибая бровь, как будто это самый очевидный ответ в мире. И, наверное, так и есть. — Ну ладно, когда ты под водой? Там-то ты как дышишь? — Через жабры. Луи охает. — У тебя есть жабры? — Ага, смотри, — Гарри поворачивает голову, убирая часть волос за ухо. Луи склоняется, чтобы получше рассмотреть. Там, чуть ниже уха, на шее, действительно имеется пара жабр. Они не слишком отличаются от жабр акулы, просто несколько небольших линий на коже, которые были бы едва заметны даже без пышных кудрей Гарри. — О господи. Просто чума! — пораженно восклицает Луи, наблюдая за тем, как они двигаются, когда Гарри демонстрирует ему свое дыхание под водой. Гарри вскидывает голову и в защитном жесте прикрывает свои жабры. — Они абсолютно здоровы, — слегка обиженно говорит он. — Что? Я не… Ох, — Луи замолкает, понимая, что русалки, наверное, не используют те же выражения, что и люди, и он мог случайно назвать жабры Гарри больными. Упс. — Нет-нет, я не это имел в виду. Чумовой — не в смысле больной, — торопливо поясняет он. — Я имел в виду, что они выглядят здорово. У людей, в зависимости от ситуации, «чумовой» может означать «потрясающий». Это такое выражение, — судя по скептичному взгляду Гарри, Луи был бы отвратительным учителем. — Это глупо, — наконец говорит русал. — Так и есть, — соглашается Луи. — Странный язык. Гарри кивает, принимая его объяснение, а Луи вдруг восклицает. — У меня еще вопрос! Откуда ты вообще знаешь английский? Ну, я рад, что ты его знаешь, не пойми меня неправильно, но разве ты не должен говорить на каком-нибудь… русальском? — Русальский, — Гарри фыркает. — Вообще-то он называется русалий. Но русалки веками говорили на английском. Мы говорим на всех человеческих языках. Мама рассказывала, что мы их учили для того, чтобы свободно общаться с моряками, когда те еще неумело путешествовали по миру, теряясь в море. — О, — произносит Луи, запоминая каждое слово. — Русалки разговаривали с людьми? Почему вы больше этого не делаете? — Разве я не говорю с тобой прямо сейчас? — усмехается Гарри. Луи брызгает на него водой, и русал соскальзывает с камня обратно в океан. — А я-то думал, я особенный, — с притворной обидой говорит Томлинсон. Гарри смотрит на него широко распахнутыми глазами и тут же подплывает обратно. — Так и есть! Ты очень особенный. Самый особенный из всех людей, кого я встречал, — искренне восклицает он. — Ты много людей встречал? — из любопытства спрашивает Луи. — Ну… нет. На самом деле, только тебя, — Гарри отводит взгляд. — Я никогда раньше не говорил с человеком. Луи понял это с самого начала, но совершенно иначе это звучало в устах самого Гарри. Гарри, который прямо сейчас расфокусированно смотрит в одну точку на камне и задумчиво крутит коралл за ухом. Он выглядит встревоженным, и Луи это не нравится. — Все в порядке? — мягко спрашивает он. Гарри оставляет коралл в покое и поднимает взгляд на Луи, прикусывая губу. — Да, все в порядке, просто… — он замолкает, и Томлинсон терпеливо ждет, пока он продолжит. — Я не должен разговаривать с тобой. Вообще. Я могу попасть в большие неприятности, если Король узнает. О, так у них запретный разговор. — И что будет? — спрашивает Луи. — Если он узнает. — Наверное, ничего слишком сурового, если учитывать то, что Король – мой дядя, — Гарри пожимает плечами. — Но это был бы не лучший пример для остальных. И я бы чувствовал себя ужасно виноватым за неповиновение. Его дядя. Он говорит не просто с русалом, а с королевским русалом. Разве день может стать еще нереальнее? — Но ты все равно здесь. Каков бунтарь, — поддразнивает Луи. — Может и так. — Ну, Ваше Высочество, — Луи усмехается, когда Гарри краснеет. — Почему ты говоришь со мной? Что делает меня таким особенным? Он подразумевает свои слова в качестве шутки, но Гарри опускает голову, выглядя, мягко говоря, смущенно. — Ну, — начинает он, снова крутя коралл за ухом – судя по всему, он делает так всегда, когда нервничает, и Луи находит это почему-то ужасно милым. — Я не мог перестать думать о тебе после того, как наблюдал за тобой вчера, поэтому я вернулся. Луи удивленно смотрит на него сверху вниз, позабыв о шутках, и, должно быть, его удивление отражается на лице, потому что глаза Гарри комично расширяются. — Черт, это прозвучало как-то не очень, я не это имел в виду. Я не наблюдал за тобой… Ну, то есть, наблюдал, но… черт, — он сдается, закрывая лицо руками. Луи дает ему время собраться с силами, пытаясь игнорировать собственный участившийся пульс. — Иногда мне нравится наблюдать за людьми, — снова пытается Гарри. — Мне нравится смотреть на то, как они плавают и взаимодействуют с рыбой, поражаясь морскому миру. Но ты другой. По тебе видно, как ты ценишь и уважаешь всех подводных существ, будто ты связан с океаном, как никто из них. Я увлекся, и когда ты почти увидел меня, я запаниковал и уплыл, но не мог перестать думать о тебе. Поэтому я надеялся, что, если очень повезет, ты вернешься сегодня. И ты вернулся, — на выдохе заканчивает он, разглядывая Луи из-под ресниц. Луи требуется немного времени, чтобы успокоить свое бешеное сердцебиение. Чтобы осознать, что Гарри думал о нем столько же, сколько и он думал о Гарри. Что они оба произвели впечатление друг на друга, хоть и по-разному, и это привело их друг к другу в этот момент. — Я тоже вернулся сюда, чтобы найти тебя, — говорит он Гарри, который вопросительно на него смотрит. — Твой хвост, — Луи кивает на него. — Я не мог выбросить его из головы. Он мне даже приснился, — Томлинсон смеется. — Так что я вернулся, потому что мне было любопытно и потому что никогда не видел ничего красивее. Ну, по крайней мере, пока я не увидел тебя целиком, — он позволяет себе взглянуть на лицо Гарри, а потом опустить взгляд на его торс до того места, где он исчезает под водой. Румянец Гарри усиливается — то ли от слов Луи, то ли от его более чем прозрачного намека и взгляда, он не уверен, — но в то же время его лицо сияет от радости, а улыбка грозит стать еще шире. — Ты вернулся увидеть меня, — заключает он, и Томлинсон кивает. Гарри радостно взмахивает хвостом, окатывая водой лодыжки Луи, и тот покрывается мурашками, только сейчас замечая, как низко опустилось солнце. Гарри, кажется, понимает это в тот же момент, и застывает на месте, протягивая руку, чтобы прикоснуться к лодыжке Луи. — Ты вернешься? — спрашивает он, не скрывая надежду в глазах. — Ничто в этом мире не сможет меня остановить, — ни секунды не сомневаясь, отвечает Луи, и Гарри счастливо улыбается.