I Wanna Be Yours

- Секреты, что я храню в своем сердце, Их оказалось труднее скрыть, чем я думал. Может быть, я просто хочу быть твоим. © Arctic Monkeys - I Wanna Be Yours Наблюдать. Просто со стороны. Любоваться, восхищаться. Незаметно и тихо. Осторожно. Дабы никто не заметил. Скрывать. Яростно скрывать пламя, прожигающее сердце, разрывающее его, сжигающее. Уничтожающее. Ждать. Робко и с опаской ждать ее появления, безотчетное количество раз вглядываясь в чужие лица, взглядом улавливая одно - родное. Терпеть. Мужественно терпеть ранее незнакомую боль, бешенными импульсами разливающуюся по венам, стоит лишь увидеть ее с кем-то другим. Странно всё это. Знакомство на официальном уровне обычно не подразумевает ревность, и душа становится жестоко терзаемой от неправильности чувств, в кладезь которых Клаус обратился случайно, просто бросив однажды кроткий взгляд. Судьбоносный. Всего лишь первый рабочий день, всего лишь знакомство с учениками, что заинтересованно, - кто с презрением, а кто с кокетством, - словно сканируют, обсматривали нового преподавателя столь нелюбимого предмета - математики. Лишь одна пара глаз - аквамаринового цвета, устремлена была в окно. Две задумчивые лазурные пучины поглощали школьный двор, окрашенный яркими опавшими листьями, ставший в короткий промежуток времени морем. Эдаким необычным, красивым, красно-бурым. Глаза эти - поглощающие - в тот же миг поглотили и его. Резко так, неожиданно. И кажется, что навсегда. Время шло. Идет и сейчас. Стремительно, бурным потоком. Но лишь иногда оно позволяет себе застыть: в моменты прикосновений двух сердец. Редко эти моменты наступают, ибо избегаются в страхе невзаимности, в страхе разоблачения; а сердца изнывают, желая быть вместе, но хозяевами их наложены ограничение и сотни замков в лицах каждого учащегося и учащего. Касания взглядами - нечастые отступления от норм этики и запретов - кратковременные, но тем и сладостные. Это точно любовь. Да вот только какая-то другая. Безмолвная. Научившая слышать признания, которых нет. Ловить непроизнесенные слова, удерживать невидимую нить, тонуть в несуществующих отношениях - они этому уже научились. Наступление без объявления - принцип их любви; война, объявленная миру, но начатая без предупреждения - ее суть. Одна лишь отрада: класс - выпускной. Еще немного. Еще чуть-чуть. Но терпение, кажется, оставаться больше не желает. *** Она бегает своими глазами по доске, но избегает встречи их с его. Пытается погрязнуть в кромешной беспросветности математических формул, но разум уже погряз в другом. Подчинился он-таки упрямости чувств, обуявших собою жизнь и превративших ее в вечные сердечные муки. Терпимо было лишь в самом начале, зародившееся глубоко внутри семя не мешало - думалось ей, что оно кратковременно. Но это семя однажды стало ростком - процветающим, жадно хватающимся за существование. Сейчас же оно цветет, нагло распуская свои корни, постепенно обвивающие сердце. До боли туго обвивающие. Молчание сосредоточенных на контрольной учеников обрывается учителем, и Кэролайн невольно откладывает ручку в сторону, вслушиваясь не в слова, а в голос. Красивый, приятный, ласкающий чуткий слух. Очаровательный и совсем чуток хрипловатый. Легонько так и незаметно уносящий в бездну, неизведанную тьму. Школьный звонок возраждает пропавшую связь с реальностью, и она судорожно хлопает пушистыми и слегка подкрашенными тушью ресницами. Понимание довольно смелого, но неконтролируемого ею поступка окончательно возвращает в мир, в коем царят людская надменность и их же стереотипы, установленные для всей общественности без их собственного согласия принципы. В упор глядеть на учителя нельзя, тем более ей, тем более когда он отвечает на взгляд ее столь же открыто, столь же охотно. И она густо краснеет, смущаясь от его смеющихся серо-голубых глаз, его изогнутых в латентной, почти незаметной ухмылке губ. Разрывая зрительный контакт, он тут же превращается в другого человека, что скрывает любовь свою под маской суровости и строгости. - У Вас был час времени. Не закончили контрольную, не успели переписать из черновика в чистовик - ваши проблемы. Сдаем прорешанные задания на мой стол. - Голос его все так же изумителен, но все же другой. Стальные нотки жестокого учителя-узурпатора яро выражают свое превосходство, и Кэролайн мрачнеет, всё пуще выскальзывая из любовных грёз, созданных очередным касанием двух сердец буквально несколько секунд назад. Она медленно встает с места, аккуратно укладывая школьные принадлежности в тяжелую от книг сумку. Берет тетрадь с контрольной работой, наплевав на незавершенность, и, подойдя к столу учителя, небрежно бросает ее в кучу остальных точно таких же. Грызет ее всё это. Прямо изнутри. И сегодня она не желает оборачиваться, чтобы напоследок, как делает это всегда, успеть поймать синеву его взгляда, которую обычно бережет в своих ярких снах каждой темной и одинокой ночью. Ну так... Бережет, дабы совсем горько на душе не стало. Дабы не сорваться с верного пути. План рушится. И не желание насладиться красотой бирюзы в глазах взяло верх, а голос его разрезал сталь неприступной стены, за чьими покровами она скрывает свои чувства. - Мисс Форбс. - Как обычно: крайне официально, крайне серьезно. Но от этого не менее очаровательно. - Нам с Вами нужно обсудить кое-какие проблемы, которые могут отразиться на вашей последующей взрослой жизни. В стези математики, конечно же. - Без единой заминки, без единой запинки - готовился... А может, и вправду просто плевать, ведь холодно. Холодно от его голоса становится. "Проблемы"... Так он называет ее любовь? Но нет же. На самом деле, и его сердце дребезжит. Больно так. Сильно. Решил поговорить, а говорить-то что? Прощаться, коль не судьба, или же признаться, а потом дальше встраиваться в ритм самому же до боли противного безразличия, ожидая от этой самой судьбы помощи? Или пощады? Может, сил разлюбить? Нет, никаких сил тут не напастись. Такую не разлюбишь. Никак. - Конечно, Мистер Майклсон. Я подойду к Вам после уроков? - Кэролайн так и не смотрит на него, так и боится. Невежливо спиной к учителю стоять, да только хуже будет, если повернуться. - Сейчас перерыв на ланч, так что прошу выкроить для меня время в этот самый момент. Серьезно? А ничего, что уже больше полугода вся ее жизнь состоит из него? Словно кто-то безжалостно вырезал шелк ее жизненного пути и вшил в него заплатки из его присутствия. Сдержанность летит к черту, и он встает с места. Мимолетно оглядев кабинет на наличие посторонних, мужественной походкой летит к двери. Только ее закрыть, и всё будет. Точно будет. Должно, по крайней мере. И он закрывает, яростно хлопая ею от нетерпения и резко вертя ключ в замке. Последний щелчок, и он как застыл. Предвкушение долгожданного единения выталкивает прочь из разума мысли о его опрометчивости и горячности в принятии столь нелегких решений. Даже непосильными казались они ранее. А она.. А что она? Дрожит. Тоже предвкушает, глубоко внутри наверняка радуется, но все же больше боится. - Кэролайн... - Невинный жест - легкий полуоборот, но и этого хватает, чтобы боковым зрением уловить ее волнение. Он разворачивается, в упор взгляда своего с ее лица не спуская. Эмоции штормом проносятся по его красивому лицу, сменяя друг друга слишком уж быстротечно, и Кэролайн и сама теряется под натиском животрепещущей неопределенности. Лучше бы времена года так быстро сменяли друг друга, чтобы дана была им свыше возможность любить не скрывая. - Давай поговорим. - Мужчина улыбается. Горечь или счастье в этой улыбке - не разобрать. - Я долго ждал этого момента. Он мог бы сделать это раньше - вот так просто предложить разговор, да только знает самого себя уж больно хорошо: после этого разговора он на расстоянии от нее долго не продержится. Ближе к концу учебного года должно же быть легче. Наверное. - Позвольте мне уйти, Мистер Майклсон, прошу. - Она опускает глаза, ведь боязно очень. - Нам нужно держать дистанцию, лишь тогда эти самые проблемы отступят. - Не зови меня... - голос его повышается, но тут же оседает, - ...так. Называй меня Клаус, пожалуйста. - Зачем? Я выйду за пределы этого кабинета, и ты снова станешь Мистером Майклсоном. Смысла нет. - Ее руки движутся в жестикуляциях. Эмоционально. Резко. И сумка, что спокойно себе висела на ее плече буквально только что, соскальзывает с него, но внимания к себе грохотом своим заслужить не смогла. - Остынь. - Его слова разрезают ее понурость. Нависает тишина. Не надолго. И взгляд Кэролайн наконец поднимается, и губ ее касается горькая улыбка. - Остыть? Я не могу. Не могу остыть к тебе. Я сгораю. Горю. Меня обжигают мои же чувства. Теплота своими тонкими пальчиками дотрагивается до сердца, и Клаус улыбается. Вид этой миловидной блондинки согревает своей неприступностью, своим смущением. Чистотой и невинностью. Губы, что нервно прикушены; щеки, что покрыты румянцем. Взмах ресниц и ожидающий взгляд. - Давай гореть вместе, Кэролайн?