Любовь - это самое странное чувство Любовь - это штурман, сбившийся с курса Любовь - это загнанный в угол волчонок Любовь - это шок от костей до печёнок Любовь - это зритель, идущий на выход Со ртом до ушей и глазами навыкат Любовь - это время от ласки до неги Любовь - это Солнце на пасмурном Небе Любовь наповал убивает без флирта Любовь сигареты сжигает до фильтра Любовь ненавидит любые границы Любви параллельно где наши где фрицы Любовь потакает и красным и белым Любовь перепачкана сажей и мелом Любовь не следит за собой и за модой И хлопает дверью всегда перед мордой Любовь - это ведьма, любовь - это фея Любовью мотив этой песни навеян Любовь открывает глазам горизонты Наводит на мысли, сужает аорты И сводит с ума всех влюблённых на свете С любовью шепча в тишине на рассвете Ай лов ю ! (c) Александр Васильев
* * * Кто хоть раз проклинал Птичьего вожака за то, как он умеет нарисоваться из-под земли в самый неподходящий момент – тот знает, что приходится всю эту землю носом перерыть, чтоб найти его, когда он нужен. Надобность в нем возрастала регулярно по мере истощения запасов зелий: добро, награбленное из воспитательских запасов, вышло еще в прошлом месяце, и в Крысятнике царила сезонная деспотия. Половина стаи была отослана на поиски Большой Птицы, вторая половина частью прикидывалась ветошью, частью завывала на жестокую судьбу в унисон с вожаком. «У меня кончилась выпивкаааа!», - капризно стенал Рыжий и раскачивался на подвешенном к потолку спальнике. Как только очередная партия разведчиков возвращалась ни с чем, он высылал новых лазутчиков, веля достать ему Стервятника хоть с того света. Мертвец, позевывая, предложил начертать пентаграмму – глядишь, явится. Рыжий спрыгнул на пол и улегся рядом с ним на спальник. Приподнявшись на локте, заглянул в его книгу, провел ногтем по татуировке на запястье. - Такие фокусы, детка, требуют либо невинной жертвы, либо ритуального соития, - мурлыкнул он, скалясь обольстительной ухмылкой и отсвечивая стеклами очков. Мертвец зыркнул на него и глубже уткнулся в текст. Рыжий поднялся на ноги и потянулся, сцепив пальцы над головой. - Сам поищу… интересно, кто попадется мне в этом Доме быстрее: девственница или Стервятник, Стервятник или девственница, - бормотал он, выходя за дверь. Шли первые дни марта: за окнами уже повисли слабые сумерки, хотя время едва перевалило за обеденное. Обитатели Дома сновали по своим делам из Кофейника на Перекресток и обратно. По комнатам сидели только любители почитать, вроде Мертвеца и Курильщика, да те, к кому нагрянули гости. В самых очевидных местах Птицу определенно уже обыскались на сто рядов, и Рыжий спустился на первый этаж. Стервятник нашелся в старом кабинете химии. Он сидел на полу, обложенный письмами, классными журналами, и старыми тетрадями и, напевая «Whiskey in the jar», перерывал их в поисках своих старых наработок почерка Р Первого. - Хочу воспользоваться им в корыстных целях, - пояснил Птичий вожак, когда Рыжий поинтересовался, на кой ему такое богатство. - Думаю состряпать себе разрешение на выписывание препаратов для экспериментального лечения. И приложу к нему документик от врачей. Надо только образец Януса еще добыть… Рыжий устроился рядом верхом на стуле, завладев вожделенной фляжкой с зельем, и вежливо изъявил заинтересованность психическим здоровьем Птицы: - А не боишься, что Ральф тебя за это выебет? - Что значит «боюсь»? Крыс поперхнулся и заржал. – Вот это я понимаю, подход! – одобрил он и, оживившись, спустился на пол. - Тогда давай лучше так… Через полчаса у них было готово несколько запасных вариантов: на организацию катка в помещении бассейна, на выделение во дворе территории под личную теплицу для Птичьего вожака и на регулярные дискотеки в лазарете. Заглянувший на гогот Шакал предложил вспомнить молодость и от имени Ральфа написать в какое-нибудь учреждение, чтобы им выслали под это дело ударную установку. - К чему такие ухищрения? – поинтересовался Рыжий, лежа на столе и дописывая образец послания в совет попечителей. – Он тебе что, мало внимания уделяет? - Ты бы знал, какой он лапочка, когда ругается, - мечтательно проворковал Стервятник. - Я думаю, это у него только с тобой так выходит, – с сомнением откликнулся Табаки. - Кого другого он бы уже давно на заборе вздернул за то, что тебе спускает. Стервятник загадочно улыбнулся. - Думаю, как только я в следующий раз попадусь - так ему и скажу… - А ты позови его сегодня к нам! На свидание. Скоро девушки придут, обещали организовать командные австралийские фанты. - Это пошло, - рассмеялся Стервятник, - с мужчинами в его возрасте так уже не заигрывают… Кроме того, я для того здесь и замуровался, чтобы никто меня в эти фанты не вмешивал. Рыжий поднял руку в знак солидарности. - Тебе-то чем плохо? - искренне изумился Шакал. - Практика показывает, что при моем участии с легких девичьих подач любые фанты в конце концов превращаются в «бутылочку», и я сыт этим по горло… - Скучные вы оба, страх! Я бы поспорил еще о вашем с Ральфом возрасте и кто кого тут вообще старше с таким настроем, - поддел его Шакал и направился к выходу. *Стервятник
В дверях Табаки сталкивается со своими долгожданными девушками, плутающими по первому этажу в поисках дороги на Перекресток. Из дверного проема немедленно разносится взрыв приветственного визга: дамы обожают своего придворного шута. Рыжий поднимает голову от записей. По лицу Крысиного вожака даже сквозь очки видно, что первым порывом его было закатиться под стол и не вылезать хоть до отбоя. В карьере всякого Дон Жуана наступает тот момент, когда из охотника он превращается в дичь, и веселая жизнь заканчивается. Слухи о том, что не такой уж он страшный и коварный - а совсем даже наоборот, кроме прочих достоинств, глубокая, тонкая и страдающая личность, - плодятся и множатся, женщины перестают его сторониться и начинают активно преследовать. Рыжий пересек эту черту еще до того, как обстряпал свою авантюру с новым законом. Однажды, по очень страшному секрету, он сознался мне, что вообще-то рассчитывал на то, что дуреющие без мужского внимания половозрелые барышни переключатся на всех обитающих в Доме особей противоположного пола. Отчасти это ему удалось. С другой же стороны, он своими руками выдал дамам чуть ли не круглосуточный доступ к себе. Теперь каждая вторая нимфетка увивалась за ним, а Рыжий втихаря проклинал свою распутную молодость. Отшивать от себя мужиков особого труда не составляло, от шлейфа поклонников по свою сторону забора он избавился моментально, как только занял престол Крысиного вожака. Собственно, последним был Помпей. От которого оказалось не так легко отделаться по причине непомерного самомнения покойного Пса. Увидев Рыжего, девушки оживляются, но прорваться в класс им мешает отчасти блокирующий дверной проем Шакал, отчасти мое присутствие. Дамы украдкой косятся в мою сторону, вздрагивая от моего благодушного оскала. Почуявший прикрытие Крыс перетекает мне за спину. - Мы придем, - кристально честным голосом обещает Рыжий из-за моего плеча, когда нас зовут играть. И Табаки, не переставая заговаривать девушкам зубы, утаскивает всех за собой. Как только дверь закрывается, оборачиваюсь к Рыжему. Тот облегченно переводит дух. - Они так тебя боятся. Научи меня! – умоляет он. - Может быть, не будешь корчить из себя джентльмена? - Ну, уж ведешь-то ты себя много галантнее, чем я. - Я страшный, - улыбаюсь. - Вот я, можно подумать, симпатичный! - совершенно искренне возмущается Рыжий, и я, не удержавшись, заливаюсь хохотом. - Я, возможно, сообщу тебе новость… Крыс заметно расстраивается. Видно, брякнул, не подумав, и я, сжалившись, уточняю. - Ты обаятельный. Рыжий, я понимаю, что ты стараешься, но ты безбожно красив. И никакие очки и ни один клоунский наряд тебя от этого не избавят. Пока ты флиртуешь хотя бы с одной, весь этот кагал будет стелиться перед тобой штабелями. Собираю все найденные образцы и запихиваю ненужные бумаги под шкаф. - Ну что ж мне теперь, целибат принимать, что ли?? – ворчит Крыс, вставая на ноги, и помогает мне подняться. - Найди себе кого-нибудь постоянного. Желательно позубастее – чтоб ее не загрызли особо ревнивые. А еще лучше парня – чтоб до него вообще без твоего ведома добраться не могли. - Классная мысль, давай я тоже Ральфа склеить попробую? - Но-но. Лапы! У тебя свой воспитатель есть. Наблюдая невооруженным глазом за обычным поведением Рыжего, с разгона можно предположить, что он блефует, и не так уж его напрягает навязчивый интерес юных барышень. Обладая природной грацией, темпераментом и пластикой танцора, он умудряется привлекать к себе внимание одним поворотом головы. И его неуемная сексуальность фонит, как радиация, действуя на всех без отказа, так что за каждым его движением чудится что-то двусмысленное. На публике он неизменно весел и беззаботен, так что и не подумаешь, что у него есть какие-то претензии к этой жизни… Порой, правда, кажется, что и в Крысятник он зарылся, как в гору мусора, - по той же причине, по какой таскает на себе всякое барахло: лишь бы никто его не заметил, – но и там, как назло, стал вожаком. Глупо было бы полагать, что он не подозревает о том, какое действие оказывает на окружающих, но, зная его достаточно долго, начинаешь понимать, что он и впрямь не нарочно. По большей части. Чужая душа потемки. Мы выходим в коридор и направляемся к спальням, по дороге торгуемся на банки с зельем. Уже на лестнице, за полкоридора до комнат, с Перекрестка начинают доноситься визги и девичий хохот. Рыжий тормозит. - Может, в обход, а? – умоляюще предлагает он, и я закатываю глаза. - Ну точно. Давай еще выйдем из дома, в самый холод, взберемся на крышу, оттуда по пожарной на чердак и через третий этаж с противоположного конца спустимся. Крыс оживился и закивал. * Проще не стало. Рыжий уже полчаса как отчалил на поиски допинга, а книжка все не шла. Мертвец в пятый раз брался перечитывать один и тот же абзац, безуспешно пытаясь вытрясти из головы мурлычущий голос вожака, и в конце концов решил прогуляться. Но и тут не повезло. Он побывал в гостях у псов, зашел в Кофейник и ввязался в партию фантов на Перекрестке, заполненном Логами, гомоном и девичьим щебетом: пытался занять себя чем угодно, пока не понял, что снова и снова возвращается мыслями к Рыжему. То и дело Мертвец ловил себя на том, что без конца вспоминает его кошачью ухмылку и бессознательно поглаживает губы кончиками пальцев, отрешенно уставившись в пространство. Да когда же все это началось, господи?.. С каких пор ему стало небезопасно находиться наедине с собой? Внезапно собственный разум стал для него ловушкой, когда воспаленное воображение перевернуло мир с ног на голову… …И стоит мне только отвлечься, задуматься – как наяву вижу его. Его руки… его улыбку… Представляю, как раздеваю его, как стаскиваю с плеч рубашку, ласкаю спину и забираюсь ладонями за пояс штанов. Пытаюсь вообразить, какой будет его кожа под моими пальцами, как буду смотреть ему в глаза без этих чертовых очков, услышу, как он вздыхает и стонет… Какой голос у моего вожака, когда он возбужден?.. Мертвец понял, что снова завис, когда Валет в очередной раз хлопнул его по плечу. - И опять твой ход, - весело напомнил он, вглядываясь ему в лицо. - Ты какой-то снулый сегодня. Где тебя носит?.. - Да нет… нигде… Все в порядке, - невнятно пробормотал Мертвец, с силой проводя пальцами по векам. - Извини… Доиграйте, наверное, без меня. Пойду вздремну. Сон, на самом деле, тоже не был надежным убежищем. Из всех живущих в Доме Мертвец был, наверное, единственным, кто мог увидеть Рыжего во сне и не испугаться, несмотря на их уговор. Вряд ли в счет предзнаменований смерти у Рыжего входили эротические грезы, хотя, конечно, и тут было чему перекреститься. Но об этом Мертвец старался не думать. Как назло, когда он вошел в пустую комнату, чертов вожак, неизвестно какими путями пробравшийся в комнату, минуя Перекресток, очевидно, только-только выбрался из душа. Рыжий стоял к нему вполоборота в одних расстегнутых джинсах и переодевался, выискивая в залежах одежды чистую рубашку. Мертвец застыл как вкопанный, внезапно ощутив, как подгибаются колени. Сколько времени они прожили в одной комнате, и до сих пор он не обращал на этот невинный процесс ни малейшего внимания… но, черт возьми, эта узкая задница со штанами на бедрах и нежный изгиб не защищенной корсетом спины, острые подвижные лопатки и тонкие ключицы, эта обнаженная грудь с темными звездочками сосков, и струйки воды, стекающие с мокрых волос, которые так и хочется слизнуть языком, и неотразимое кошачье изящество в каждом небрежном движении!.. Боже, какой он красивый!.. Из последних сил Мертвец попытался привести себя в чувство и выбраться из этого бреда. Но тело его соображало быстрее. Пожирая глазами вожака, он даже не сразу почувствовал, как у него встает. Только когда голова начала кружиться, он понял, что на несколько секунд задержал дыхание. Мертвец сглотнул и снова попытаться взять себя в руки. Он отвернулся от Рыжего, занавесившись синими косичками, и постарался придать лицу невозмутимое выражение. Никаких спать! Как можно быстрее слинять из комнаты и прийти в себя. Чувствуя себя как пыльным мешком ударенный, Мертвец, как был, в одной футболке спустился во двор. Теплело в этом году медленно, и на крыльце все еще лежал снег. Мертвец взобрался на перила крыльца, подставив лицо холодному мартовскому ветру, несколько раз встряхнул головой и закурил. Что же со мной такое??.. Некоторое время он честно пытался выбросить из головы образ полуголого вожака. Как только он взялся за третью сигарету, в голову ему прилетел мокрый комок снега. От неожиданности Мертвец не удержал равновесия и соскользнул с перил. Вскинул голову, отряхивая макушку и выискивая наглеца. Из открытого окна их комнаты высунулся Рыжий. - Ты в уме?! Голышом бы еще выскочил! Ну-ка быстро внутрь, сейчас кто-то огребет у меня!.. ~^*^*^*^~ Присутствовать на уроке у третьей предстояло после обеда. Это Ральф помнил четко и с самого утра. Несчастного историка до того вгоняла в ступор специфическая обстановка в Птичьем классе, что он повадился звать воспитателя чуть ли не на каждое свое занятие. Так что Черный Ральф строго раз в неделю шел на уроки к Птицам, будто на свои собственные. Общую иронию подогревало то, что в классе он располагался ровно так же вольготно, как и его воспитанники: дети рисовали, играли в морской бой, сочиняли стихи, разбирали семена растений, работали в ступках, что-то выжимали и пересаживали; он приходил с бумагами, письмами, книгами, чашкой чая, примерно раз в десять минут уделял немного времени постыдить себя за дурной пример - и возвращался к своим делам. Страхи учителя касались только его самого, а бумажную повинность, в которой утопали воспитатели, перекладывать было не на кого. Класс заполнялся медленно: все тащили самое необходимое для сорокаминутного бдения. Вбежал Красавица с коробкой пластилина, за ним, осторожно ступая, шел Дракон, придерживая широкие листья молодой монстеры. Проковылял Стервятник с редиской в зубах, волоча за собой сумку с красками. Ральф кивнул ему, когда тот приподнял шляпу, проходя мимо. Со звонком вошел и учитель. Бумаги кончились удручающе быстро. Ральф допил чай, посмотрел в окно, послушал учителя, с завистью покосился на задремавшего на парте Коня, которого Стервятник периодически будил, кидаясь в него кисточками со своего насеста. Он оглядел свою группу и задержал взгляд на Птичьем вожаке. Стервятник грыз редиску, время от времени вскидывал глаза на воспитателя, и снова утыкался в альбом. Ральф еще раз попытался прислушаться к бормотанию учителя, но быстро отвлекся и углубился в свои мысли. Что-то Стервятник притих. Не глушат валерьянку учителя. Не завывают от ужаса стажерки. Никто не ломится к Ральфу с мольбами и жалобами. Такой уж у него был профиль: если от Шакала Табаки огребали все без разбора, то, когда Стервятник всерьез брался за баловство и терроризм - доставалось в основном персоналу. В столовой прорастали экзотические виды плесени, в актовом зале поселилась стая летучих мышей, в директорском портсигаре приблудилась анаша, а на уроках творился форменный беспредел. Сорвать занятие Стервятнику с его манерами и безукоризненной вежливостью было раз плюнуть. Больше всех доставалось, конечно, биологу; историк держал позиции долго - пока его не начали нервировать бесконечные поправки по датам и фактам, и тот не взял моду через раз приглашать Ральфа; не говоря уже о том, что Птичий вожак регулярно доводил до слез учительницу литературы. Всякий раз за дело - но по такому пустяковому поводу, что сомневаться в его мотивах не приходилось. Только один раз оплошность бедной практиканточки задела его за живое. “Она сказала, что Уайльд потерял свои позиции в обществе много раньше судебного разбирательства - якобы потому, что его творчество перестало соответствовать уровню и эстетическим запросам общества!”, - оправдывался Стервятник, в очередной раз оказавшись в лапах у Черного Ральфа. В качестве наказания его принудили к “унизительной процедуре” написания строчек. Наутро все стены в классе были исписаны “Сфинксом” Уайльда - от пола до потолка, светящимися красками. Стервятник сказал, что это подарок, приуроченный ко дню рождения. Сфинкс безумно растрогался, а Птица снова получил по шее. Однако, Стервятник хоть и был крылатым ужасом Дома, никогда не имел привычки третировать персонал забавы ради. Нельзя было сказать с точностью, вырос Птица из детских шалостей или ему амплуа не позволяло пуститься во все тяжкие - однако на шакалью тропу без надобности он не выходил. А надобность, говоря по чести, у него бывала только одна. Один, вернее. Ральф помнил, как на второй день своего возвращения, после утряски всей бумажной волокиты, ему удалось добраться до своей комнаты только глубоко поздним вечером. В спальне его ждал пышный кудрявенький букет болиголова. С проклятиями в адрес Птичьей оранжереи веник немедленно отправился в форточку, но спальня пропиталась запахом настолько, что Ральф еще два дня ночевал на диване в учительской. Наутро он первым делом осмотрел стены коридора вокруг своей комнаты и наткнулся на скромную, но чувственную, записку, сделанную, ко всему, его собственным почерком - очевидно, для пущей доходчивости: “Это тебе за то, что бросил меня здесь одного, ублюдок”. Ральф сразу вспомнил, от чего уезжал. Тем же вечером Стервятник огреб воспитательных процедур в виде мытья окон в классе. Началась эта организованная атака примерно за полгода до его отъезда, и каждый следующий раз Птичий вожак умудрялся выдумать что-нибудь такое, за что его нельзя было толком привлечь к ответственности без участия Ральфа. Либо принесенный ущерб не выходил за пределы его компетенции, либо кроме него никто не знал, чьего авторства очередная каверза. Так что всякий раз взыскания Р Первый выносил лично. Уже заранее прекрасно зная, что они возымеют прямо противоположный эффект. Первое время Ральф долго пытался понять, что же движет Птичьим вожаком. Организовать ему неприятности? Что-то слишком мягко: собираясь кого-нибудь выжить, Стервятник брался за дело куда более серьезно, а не дергал всякий раз по пустякам, как девочку за косичку. Изучает пределы терпения? Не похоже: Птица по мелочам не разменивался. Он словно игрался – и игрался именно с ним. Больше всего изумляло собственное поведение: всякий раз Ральф дотошно отлавливал и наказывал Птичьего вожака вместо того, чтобы вломить ему доходчиво раз и навсегда. Ральф уже начал всерьез переживать за свою профпригодность, когда через пару месяцев таких выступлений понял, что он идиот. Озарение свершилось, когда ему по причине ремонта в комнате пришлось временно переселиться на третий этаж, к остальным воспитателям. По окончании технического перерыва в дежурстве коллеги во главе с Акулой наперебой убеждали его там и остаться, раз уж все так замечательно сложилось. “Я подумаю”, - сдуру ляпнул Ральф …и немедленно за это поплатился. Каким образом в его временном пристанище случился потоп на полкоридора, гадали все. Но первое, что бросилось в глаза Ральфу - чистый письменный стол. Довольно-таки ветхая электропроводка в давно не обитаемой комнате пострадала первой, и настольную лампу, в числе прочих плиток и радиоприемников, само собой, коротнуло, так что раскисший от воды стол обзавелся в довесок еще и парочкой подпалин. Будь он, как всегда, по обыкновению Ральфа, завален тоннами папок, бумагами и стопками книг, был бы не просто фатальный хаос в делах, но и нешуточный пожар. Ни единой бумажки, однако, на месте не оказалось. Невеликий запас вещей он снова перенес в старую комнату, Ящики приволокли мебель назад, и Ральф вернулся на круглосуточную вахту. На следующий день, когда он вернулся вечером с совещания, на столе в полной сохранности лежали неведомым образом испарившиеся документы и книги. Одной, правда, не хватало. Вместо нее на подоконнике прибавился лишний цветочный горшок, а на ветке алоэ висело кольцо. Докуривая последнюю сигарету, Ральф сидел у окна, вертел его в руках и чувствовал, как на губах его против воли играет плотоядная усмешка. Ну правда, каким нужно было быть добропорядочным недоумком, чтобы принимать все за чистую монету и ребячье баловство. - Ладно же, - вполголоса проговорил он, улыбаясь своим мыслям. - Посмотрим, как далеко ты готов зайти... Вскоре, однако, выяснилось, что из его комнаты пропало некоторое количество вещей – очевидно, пока она стояла незапертая на ремонте. Казалось бы, можно пойти по проверенному следу, но Ральф знал, что Стервятник такого отколоть не мог. Его выходки, за редкими исключениями, имели незримую и трудно описуемую, но всегда строго непреодолимую границу. С подачи Черного Ральфа Логи услужливо разнесли по Дому слух о пропаже. К вечеру следующего дня к нему, прижав уши, подошли двое Крысят и робко, заикаясь, пропищали: - Мы вот… случайно тут… мы нашли, в общем, - и протянули истерзанную в ратной битве коробку. Ральф, от которого не укрылись свежие следы когтей на лицах ребят, не стал вдаваться в подробности, где они ее так удачно “нашли”, а Крысята после этого еще две недели жались к Леопарду и обходили Птичий стол за десяток метров. В такие моменты Ральфу казалось, что Птичий вожак застолбил его как свою территорию. Выбрал его для себя, и пакостить ему имел право только Стервятник. Наутро Птица получил в Кофейнике подарок. Ральф дорого бы отдал, чтобы видеть его лицо в тот момент, когда он только его увидел, но ему довелось только слышать, проходя по Перекрестку, как докапывался до Птицы Шакал, пытаясь выяснить, чего он лыбится полдня, как обдолбаный. - Это же обыкновенный ключ, - недоумевал Табаки, рассматривая новое Птичье сокровище со всех сторон. - Ключ - обыкновенный... - согласился Стервятник, - Дверь особенная. - Ты даже вот так на глаз можешь понять, от какой он двери?? - Я десять раз вскрывал этот замок - я на ощупь с завязанными глазами могу определить, от чего это ключ. Теперь, оглядываясь назад, Ральф думал, что глупо было надеяться вернуть все в норму одним только отъездом из Дома. Чтобы избавиться от этого наваждения, нужно было убить Стервятника. И, справедливости ради, надо признать - иногда очень хотелось: тяжело было держать себя в руках, когда в законный выходной Ральфа заставляли вернуться в Дом раньше времени, потому что его воспитанник едва не подорвал полкабинета химии, а виновник на резонный вопрос «Какого хрена?», умопомрачительно улыбаясь, отвечал: «Я соскучился». Ну, просто непреодолимо!.. Трахнуть и немедленно придушить. Разложить тут же, на столе, и отыметь с особым изощрением, пока пощады не запросит... На собственную профессиональную этику Ральф плюнул быстро. На Стервятника было невозможно не обращать внимания. Его вызывающая дерзость была почти нежной, как отравленное жало с подписью “с любовью”. Хотя до поры Ральф предпочитал не углубляться в раздумья о том, насколько сам Стервятник отдает себе отчет в том, что творит. Но окончательно точки над i расставил приезд одной из бывших коллег. Красотка Сью. Которая ко всему, по убийственной иронии, была еще и брюнеткой. Она уехала из Дома около трех лет назад, Стервятник ее помнил и категорически не выносил – не то за навязчивый позитив, не то за бьющую в глаза сексапильность. Вечером в первый день своего визита она подплыла к ним, когда Ральф со Стервятником задержались в Птичьем классе обсудить, как переваривают в его крыле новый закон, и принялась выяснять, как прошел их день. Птичий вожак, который за день уже насмотрелся, как настойчиво гостья липнет к Ральфу, счел достаточным ограничиться прохладным «Прекрасно, мадам». - О, ну что ты, я еще мадемуазель, - хихикнула она, стреляя глазами на Ральфа. Птица тонко дипломатично улыбнулся и принес свои извинения. Ральф почти слышал, как по капле кончается его терпение. Он понимал, что, увиваясь за ним, Красотка своими руками роет себе могилу, но понадеялся на здравый рассудок не по годам зрелого Стервятника. - Какой вежливый! - восхитилась Сью и потрепала Птицу по щеке (Ральф даже задержал дыхание от ужаса). - Ты отлично справляешься со своими обязанностями, - похвалила она Ральфа и танцующей походкой удалилась. Стервятник приподнял бровь и устремил на него многозначительный янтарный взор. - Хорошо. Допустим, я взрослый человек, могу сосчитать до десяти и не ем женщин и детей... Ральф было перевел дух, но тут дверь снова распахнулась. - Кстати! Ты заходи сегодня - поужинаем вместе, выпьем. Я угощаю! - задорно прощебетала Сью и снова выпорхнула в коридор. Ральф потерял дар речи. Стервятник медленно повернулся к нему. - …Да наплевать. Что тут началось. Даже по прошествии нескольких недель Ральф принимался хохотать при одном воспоминании об этом эпичнейшем противостоянии. По классике жанра можно было сосредоточиться исключительно на личности жертвы и планомерно выживать ее из Дома. Но Стервятник быстро смекнул, что так только выроет себе яму: жалобы у женщин быстро перерастали в заигрывания. Поэтому главное пугало в Доме выбрал тактику поистине гениальную: сам изобразил страстного воздыхателя гостьи. Оставалось только позавидовать такой проницательности. И таким актерским способностям. Всякий раз, как размалеванная и чисто символически одетая Красотка заглядывала к Ральфу по поводу и без - рядом немедленно возникал Птичий вожак. Разыгрывать по уши влюбленного юнца у него выходило до того натурально, что он практически убивал двух зайцев: Ральфу без конца приходилось напоминать себе о его реальных мотивах. Кроме прочего, Ральфа, который уже много лет знал и воспитывал Стервятника, одолевала легкая жуть при взгляде на его полоумно-невменяемое выражение лица. Он благодарил небеса за то, что Птица не ведет себя так с ним. Апофеоз настал на рождественской вечеринке в празднично обставленном актовом зале, со всеми учениками, включая девушек. По понятным причинам, танцпол бал заполнен негусто, а половина силком загнанных на торжество учеников дожидалась того момента, когда можно будет безболезненно слинять. И Черный Ральф был с ними исключительно солидарен. Пару раз он перехватил тоскливую улыбку Стервятника, устремившего завистливый взгляд на мальчишек, неловко танцующих со своими девушками, подальше от учительских столов. Ему с его хромотой дорога на танцпол была по определению заказана. Конечно, при большой надобности он мог и бегать, в общем, даже очень быстро - и неизменно расплачивался за это адской болью в ноге. Сам Ральф пережил много подобных мероприятий на своем веку в Доме, все уже привыкли, что его лучше не трогать, и ни одна дама из коллектива к нему не приставала. Кроме, разумеется, Красотки. Когда Сью в очередной раз попыталась вытащить его потанцевать, Птица проводил ее взглядом, полным такой ненависти, что Ральф невольно забеспокоился. К концу вечера грозная стервячья месть настигла жертву. После заигрывания с учениками, скандала с директором и попытки станцевать на столе воспитатели наконец заподозрили, что в безалкогольный ассортимент напитков вкралось нечто лишнее. Посторонние примеси обнаружились в бутылке диетической содовой, которую весь вечер употребляла Красотка. - Текила, - на вкус определил Янус. – Кактусовая водка. Только самогонная какая-то. Ральф издал сокрушенный вздох и провел ладонью по лицу. Красотку увели проспаться. Детей разогнали по комнатам. На выходе Ральф изловил Стервятника. - Это и вправду была кактусовая водка?.. - Нет! Ральф окинул его недоверчивым взглядом. - Агава - не кактус! - искренне возмутился Стервятник - и немедленно отправился в наряд на кухню. Красотка позора не перенесла - и на следующий же день, подстегиваемая давлением Крестной, покинула Дом. А Стервятник вышел на новый раунд. После этого сомнений в его полной вменяемости у Ральфа не осталось. Ставка возросла – и играть стало еще интереснее. Было время, когда Ральф всерьез задумывался над тем, не слишком ли много спускает на тормозах. Попустительство в его случае могло обернуться необратимыми последствиями. К счастью или к несчастью, такие угрызения терзали его нечасто и исключительно со скуки. Например, на неудобном стуле на уроке истории под нудный бубнеж учителя. Через какое-то время Ральф поймал себя на том, что, задумавшись, не отводит взгляда от Птицы. Он развернулся на стуле и подпер ладонью подбородок, снова окидывая взглядом класс. Стервятник скорчил укоризненную мину, опустив альбом. Ральф закатил глаза, вздохнул и вернулся в исходное положение. Птица воодушевленно заработал кисточкой. Ладно. Весна только началась. Что бы он там ни готовил столько времени – это будет весело. * * * Ранние вечера собирают на Перекресток много народу. Любителей погалдеть в большой компании, спрятаться на виду или организовать что-нибудь массовое. С тех пор, как девушки стали здесь частыми гостями, народу прибавилось еще в полтора раза. Псы и Крысята устраивали турниры на бумажных самолетиках, кто-то читал, кто-то играл на гитаре, в карты и в шахматы, Птички вывозили на тележках свои любимые растения и знакомили с ними девушек, сами девушки уже начали потихоньку приходить, как к себе домой: кто с рукоделием, кто с книжками, кто играл в классики прямо на полу. Крысиный вожак был натурой неоднозначной. Под настроение его бросало из крайности в крайность, и вечерами он мог забиться в угол, а мог отрабатывать навыки массовика-затейника. Сегодняшний вечер Рыжий проводит в объятиях мигрени, и оттого слегка дезориентирован в пространстве. Настолько, что в ожидании Мертвеца, который отправился в Могильник за его колесами, торчит на шумном Перекрестке и не может даже двинуться с места. Дополнительные мучения причиняет не самая желанная компания. Ехидна с любопытством вертит в лапках ладонь Рыжего, рассматривая тонкий белый шрам, оставшийся на память после Самой Длинной. Личико ее перекошено сочувствием и праведным гневом в зашкаливающем сочетании, от которого Рыжего слегка подташнивает. Как будто, блядь, жертва на всю жизнь теперь. - Это ужасно! – причитает девица. – Разве воспитатели не должны смотреть, чтобы такого не случалось? - Я не знаю, как у вас, в женском царстве, но в моей вселенной, если ты упал – ты идиот… - вяло отзывается Крысиный вожак и пытается отнять кисть. Он не любит, когда чужие прикасаются к его рукам, а это, ко всему прочему, очень опасная ладонь. Демонстрировать ее девушкам дольше тридцати секунд чревато неистребимой волной преследований. - Ой! А чем у тебя все пальцы так исцарапаны? Черт... - Это не царапины, это гитарные мозоли, - сквозь зубы цедит Рыжий, готовясь к очередной порции однотипных восторгов. – Если бы я брался за нее чаще, они выглядели бы не так страшно. Он сидит на диване, запрокинув голову на спинку и с трудом сохраняя фокус. У него смертельно болит голова. Кокетничающие нотки в голосе Ехидны, и без того жеманном сверх всякой меры, заставляют уши кровоточить. Она устроилась на спинке дивана, сверкая чулками под плиссированной мини-юбочкой прямо на уровне глаз. У нее красивые бедра. И, возможно, в любой другой раз Рыжий позволил бы себе больше галантности, хотя бы в качестве бонуса за такую пробивную настойчивость. Но только не сейчас, черт возьми, я же не машина!.. Валят ко мне косяками, как на племенную случку, когда это кончится??... Сейчас его не хватает даже на то, чтобы отнять руку, и только пальцы слегка подрагивают от бессознательного желания укрыть ладонь. В висках стучит так, что закладывает уши. Пытаясь унять яростную пульсацию, Крысиный вожак потирает лоб свободной рукой и шипит, когда Ехидна пытается соскрести с пальцев облезающую кожу. - Милая. Это больно. - Ой!.. Прости, - убедительно раскаивается Ехидна и прижимает его руку к груди. Рыжий чувствует тыльной стороной ладони теплую нежную кожу в вырезе ее блузки, туго обтягивающей упругие соблазнительные формы, и сам удивляется колыхнувшемуся раздражению. Он зажмуривается, пытаясь взять себя в руки. - Ты такой уставший… Давай я сделаю тебе массаж головы? - Не надо. – он отвечает так быстро, что это граничит с грубостью, но даму не останавливает и это. Лапка с наманикюренными коготками ложится на лоб, и Рыжий вздрагивает, открывая глаза. - Может, у тебя температура? – заботливо интересуется Ехидна, изо всех сил изображая невинность. Она соскальзывает со спинки, изящно перетекая к нему на колени. Так небрежно, что сбитый с толку мигренью Рыжий не сразу соображает, почему вдруг зашевелились очки. Стараясь не делать резких движений, он отстранил девчонку, клещами вцепившись в ее запястье и придерживая очки на месте. Ссадил ее с колен, обхватив за талию. - Крошка, давай я развлеку тебя как-нибудь в другой раз… Ехидна слегка меняется в лице, но заглушившая чувство самосохранения мигрень мешает Рыжему отфильтровать сигнал. Из Могильника возвращается Мертвец с целой авоськой колес и припрятанной справкой от Януса. Рыжий поднимается ему навстречу. Свистнув курсирующего по коридорам Ангела, он отправляет его к Стервятнику с образцом почерка и, выбросив из головы Ехидну, уходит в комнату, опираясь на плечо Мертвеца. Он ни черта не соображает и движется по коридору, с трудом переставляя ноги, повинуясь только сильной руке, обвивающей его за талию. Почти всем телом прильнув к Мертвецу, он крепче обхватывает его плечи и невольно фыркает, представив, как они, должно быть, смотрятся со стороны. Это отдается в голове новым взрывом боли, и Рыжий морщится. В комнате никого: перед ужином все Крысята бродят по дому. Свет не включается. Очевидно, опять разбили лампочку. Но так даже лучше. Мигрень вызывает у Рыжего светобоязнь, от которой даже очки не спасают. Мертвец укладывает вожака на спальник и забирается в мешок с лекарствами, выуживая из него обезболивающее со шприцем. Завсегдатаи Могильника давно выучились ставить себе уколы самостоятельно. Стащить нужный препарат и парочку одноразовых шприцов в общей куче полагающихся им колес особого труда не составляло. Конечно, дознайся Пауки о том, что Крысиный вожак пользует не прописанные ему инъекции, линчевали бы всех от фармацевта до Шерифа. Но до сих пор им удавалось протащить контрабанду без эксцессов. Рыжий откидывается на спину, прижав руку к макушке. Он снимает очки, чтобы протереть глаза, и массирует висок, пока Мертвец возится со шприцем, постукивая ногтем по цилиндру. Когда он склоняется ниже, обрабатывая ему руку, Рыжий чувствует, что его волосы непонятно как пахнут дымом костра и осенней листвой. Он почти не замечает самого укола. - Готово, - говорит Мертвец и убирает все в мешок. Он отстраняется, собираясь подняться на ноги. - Эй… подожди…– Рыжий останавливает Мертвеца, обхватив его ладонь. Тот, не понимая, что он хочет, замирает на месте. Его глаза на миг расширяются от изумления, когда Рыжий притягивает его к себе, заставляя склониться ниже. - Иди сюда… Почти прижимаясь щекой к его лицу и зарывшись пальцами в растрепанные синие косички, Рыжий вдыхает дурманящий терпкий запах чужих волос, ощущая, как что-то знакомое смутно вспыхнуло в накачанном анальгетиками мозгу, а губы начало покалывать от внезапного желания почувствовать тепло и горьковатый вкус его кожи. Головная боль отступает как будто от одного этого запаха, а не от лекарств. Мертвец замер, не двигаясь, опираясь ну локти по обе стороны от его лица. Чуткие пальцы, обхватившие его за плечи, ловят едва ощутимую дрожь и напряжение мышц, и, отстраняясь, Рыжий на секунду встречается с ним глазами. Ооо, я знаю этот взгляд… Очнувшись, Мертвец быстро выпутывается из его объятий и поднимается на ноги. - Спи, - бросает он вожаку, старательно занавешиваясь косичками. Прихватив мешок с лекарствами, идет прятать его от Крысят, забирая с собой шприц. – Я разбужу тебя к ужину. Сквозь накатывающий сон Рыжий чувствует, как по телу его разливается томительное тепло. Он улыбается своей кошачьей ухмылкой, с удовольствием ощущая волну чужого возбуждения. Такого заразительного!.. Ее ни с чем не спутать. - Эй, Мертвец!.. – мурлычет он ему вслед. Тот оборачивается у выхода, пальцы замирают на двери. Ах, какие у него обалденные пальцы, это ж просто спятить можно, где были мои глаза!.. – Только нежно. ~^*^*^*^~Табаки
К середине весенних каникул, как водится, слегка впадаешь в спячку. До того, как откроется второе дыхание - и можно будет снова организовать заскучавшим ближним какой-нибудь свеженький шухер. В часы предутреннего сна мне уже являются призраки весеннего разгула. К полудню, позевывая, приезжаю взбодриться в Кофейник. Под дверью ветошью притулился Фитиль. Вот уж больше месяца, как этот облезлый Крысенок влачит жалкое существование в одинаковом ужасе перед новым побегом и перед собственными состайниками. Более же всего он ненавидит не-свергнутого им же вожака - и при этом всюду таскается за ним, аки хвост василисков. Трусость - поистине омерзительнейший из пороков. Дважды Сфинкс выговаривал своему старому другу за то, что Крысиный вожак ни полусловом не гоняет от себя это кровожадное чучело. Оно и понятно: его как натуру благородную и много пережившую мутит, когда личность - какого угодно покроя - поощряют в ее деградации. Рыжий - как, в свою очередь, натура своенравная - профильтровал все вполуха. Я, признаться, даже восхищен в какой-то степени его хладнокровием и тонким психологическим чутьем. Это же надо додуматься, что снисходительность окажется для человека большей казнью, чем открытые гонения. Не иначе, как опыт общения с женщинами сказался. Народу в Кофейнике немного: за стойкой воркуют Лэри со Спицей, в углу развалились четверо Псов. У окна Валет с книжкой и Мертвец с чашкой кофе и головной болью; за соседним столиком в лиричном душевном молчании расположились Сфинкс с Крысиным вожаком и Рыжая с кислой миной. Валет читает Борхеса. Изумляется звуковой живописи и поминутно хватается за скрипку. Борхеса ему сплавил Мертвец, и теперь при каждой встрече они обсуждают то поэзию, то Аргентину, то языковой барьер. Чувствительная натура. - Вот этого места никак не пойму… - сокрушается Валет, пока я добываю себе кофе. – Как это должно быть по-испански? - Понятия не имею, - отзывается Мертвец. - Я не знаю испанского. Рыжий знает, - он кивает головой за спину, но Рыжий меланхолично машет рукой в ответ. - «Знаю» - это такое очень громкое слово в моем случае. Знаю я немецкий. А испанский мой застрял где-то на уровне «У меня нет денег. Покормите меня, пожалуйста». - Что это, Рыжий, твой Крысенок все под дверью ютится, как бедный родственник? – спрашиваю я Крысиного вожака, подъезжая к их столу. Рыжий как-то неопределенно хмыкает, будто давно такого вопроса от кого-нибудь да ждал. - Прямо даже затрудняюсь ответить… – демонстративно тянет он и откидывается на стуле, забросив руку на плечо Мертвецу. – А ты, душа моя, не знаешь, почему наш состайник избрал столь аскетичную стезю? Он откидывает с его плеча синие косички и заботливо убирает за ухо выбившиеся пряди, но тот отворачивается, тряхнув головой. Отдергивает руку, когда проворные цепкие пальцы Рыжего пытаются отобрать у него сигарету. - Если этому ублюдку так нравится, может хоть на пожарной лестнице ночевать! – рычит Мертвец, стараясь не поворачиваться к вожаку. Рыжий усмехается и сценическим жестом демонстрирует, что ответ явно исчерпывающий. - Вопрос снят? - Пожалуй, да. Не могу сказать, что я в достаточной степени представляю, насколько Фитиль раздражает самого Крысиного вожака, но то, что его правой руке он поперек горла – это, в общем-то, и так было очевидно. Не знал, правда, что дошло до того, что бедолага не может находиться с Мертвецом в одном помещении. Ну да Мертвец вообще вел себя странно последнее время. Особенно озадачивал его собственный затравленный взгляд, который он периодически бросал на вожака… - И не косись на меня так сурово. - Не визжи мне в ухо, - морщится Мертвец, низко опустив голову и обхватив ее руками, с силой сжимает затылок. – Я говорил, что у меня болит голова… - Я тебе открою страшную тайну… - весело скалится Рыжий. - Не трожь мои косички, изувер! - немедленно отзывается скорпион, оборачиваясь. - А я тебе говорю: расплети, - не унимается Рыжий. Он тянет его за одну из косичек, и Мертвец дергает головой, снова скривившись от боли. В среднем раз в две недели Рыжий со знанием дела донимал его рассказами о том, как сильно постоянно стянутые волосы мешают кровотоку в голове и вызывают мигрень. - Рыжий, у тебя пунктик какой-то, что ли?.. - Это называется «фетиш», детка, – нежно ухмыляется Крыс и медленно гладит его по голове. Мертвец на секунду замирает и отворачивается от него, сжав зубы, как будто пальцы Рыжего режут его, зарывшись в волосы. - Дергать за косички полагается девочек, - смеется Валет. - В моем обиходе слишком взрослые девочки, чтобы их можно был развлечь такими примитивными способами, - откликается Рыжий, отнимает у Мертвеца зажженную сигарету и со стуком возвращает стул на место. - Значит, по-твоему, это называется взрослые? – вмешивается Рыжая. На лице ее написано вселенское презрение к примитивным инстинктам, которое безмерно не идет ее живому характеру и ни на грамм не красит выразительное лицо. Крыс, будучи занавешен очками, как забралом, значительно выигрывает по невозмутимости. Рыжая воспитывает названного брата на предмет общения с Ехидной, намозолившей всем глаза в обществе Крысиного вожака. Мне не совсем понятно, почему из многочисленных его фанаток разной степени длительности и давности ее так раздражает именно эта – но никогда не угадаешь, когда и по какому поводу сочтет нужным высказаться такая темпераментная дама. - Она же только одного и хочет… - презрительно цедит Рыжая. - Я вообще ничего не имею против девушек, которым нужен секс, - отвечает Крыс, выпуская дым в потолок. Рыжую передергивает. Она морщится и прожигает его гневным взором. Но Рыжий уже давно научился игнорировать ее проповеди, так странно сочетавшиеся с инсургентским нравом его сестренки. - Я против того, чтобы естественные потребности прикрывались дешевым флиртом. И я против того, чтобы ко мне выстраивались очереди, как за прилавком. Тем более когда я ясно дал понять, что не в настроении. С мужчинами такое тоже иногда случается, - скалится Рыжий, когда сестренка скептически хмыкает. Мне скучно наблюдать за воспитательным процессом, направленным на кого бы то ни было. Поэтому я объезжаю стол и начинаю докапываться до Сфинкса. Пора собирать народ для гонок на колясках! Утвердить время, траекторию, призы и участников! Скоро вся слякоть сойдет - и будет неинтересно! Сфинкс зевает, глушит через соломинку кофе без сахара и кивает в нужных местах. Крысиный вожак, с радостью оторвавшись от Рыжей с ее сомнительной заботой, предлагает гонки без правил, чтобы лишний раз не мучиться. А еще можно придумать кучу всяких левых должностей, чтобы зеваки были делом заняты: держатель финишной ленточки, например. Или размахиватель транспарантами. - А еще наготове сразу нужна бригада механиков, чтобы никто в свалке транспорта не лишился. Идея настолько здравая, что даже Сфинкс просыпается. Дабы не откладывать в долгий ящик, на вечер планируется массовый запуск художественного оформления плакатов. Надо будет созвать конкурс на лучшую кричалку и на самую оригинальную идею для транспаранта. А самое главное – выбрать приз. * * *Мертвец
Общежитие перетекает постоянно. Мы все в разной степени страдаем от одинакового дефицита личного пространства. Обычно на Перекресток выходят в поисках мимолетного уединения в то время, когда большинство сидит по комнатам, занятое своими делами. Кто не нашел себе угла в Кофейнике, библиотеке и прочих бильярдных – приходит сюда, рассаживаясь по противоположным углам. Перед обедом и ближе к вечеру количество это переваливает критическую отметку, и на Перекрестке расцветает тусовочный архипелаг. Сегодня народа не очень много: после обеда Шакал угнал в рабство всех, кого отловил в коридорах, и отправил рисовать плакаты. Я сижу с ногами в кресле у телевизора и вяло наблюдаю, как пятеро Крысят пытаются собрать карточный замок. По Перекрестку слоняются Логи со своими девушками, и Валет с Драконом учат Слона играть в морской бой. В противоположном углу Рыжий, развалившись на диване, играет в шахматы со Стервятником. Не слишком отдавая себе отчет в том, насколько незаметно у меня это получается, я наблюдаю за Рыжим. Как он переставляет фигуры или поправляет очки, или ждет следующего хода, откинувшись на подушках и забросив руки за голову, и тянется на пол, обронив ладью. Каким-то совершенно непостижимым образом каждое его движение смотрится так безумно эротично, что я с трудом заставляю себя дышать спокойно и не пялиться на вожака горящими глазами. . . . - Проклятье… У меня уже все из рук валится. Может быть, попросить его не трахать меня глазами так откровенно прямо при всех..? - Не ной. Тебе нравится - Весна пришла, улыбнись, Стервятник! . . . Рыжий смеется, откинувшись на локти. Я разглядываю его худощавое и угловатое тело, не понимая, как нелепые наряды и идиотские побрякушки могут делать его только еще притягательнее. И я не могу оторвать глаз от того, как он поправляет распущенный галстук, мимолетно поглаживая шею, словно он нарочно дразнит меня. Я знаю, что все, что он выставляет напоказ – маска от начала до конца. Все его показушные манеры и яркие тряпки – мишура и пыль. Даже его блядский образ жизни. Я знаю, почему он защищает глаза, все настолько лежит на поверхности, что стоит только задуматься об этом, понять что-то - как сразу начинаешь сомневаться, уж не принимаешь ли ты желаемое за действительное. Двойное, тройное дно у твоих повадок, Рыжий? Я не знаю, привлекал ли его кто-то по-настоящему хоть раз, но этот темноглазый выродок при своем темпераменте может соблазнить кого угодно, и черт знает с каким количеством народа уже перетрахался по обе стороны забора. Он излучает такую бешеную сексуальность, что не всякий может выносить тесное общение с ним дольше получаса, не задумавшись ни о чем неприличном, и мне кажется, я готов кончить только от того, как он неуловимо зовущим движением головы отбрасывает отросшие волосы с лица. В который раз я пытаюсь заставить себя не смотреть на него. На его руки с гибкими ловкими пальцами, на его красные, вечно изогнутые в двусмысленной ухмылке губы, на его бледную кожу с темными контурами татуировки в вырезе распахнутой на груди рубашки, и этот умопомрачительно изящный изгиб шеи под чудным ожерельем, в который так и хочется вонзить зубы и ласкать до красноты, на стройные узкие бедра, тонкие нежные запястья с выступающими косточками, перехваченные напульсниками и фенечками, обнаженные предплечья под закатанными рукавами, и, господи, только бы он никогда не снимал очки, потому что в эти глаза можно смотреться вечно. Да опомнись уже! Ты же его сто лет знаешь!.. Он всегда такой У меня начинает кружиться голова, и я сам не замечаю, как мой голодный взгляд, будто прикованный, снова и снова возвращается к Рыжему. Это доходит до моего воспаленного сознания только когда зеленые стекла очков, сверкнув изумрудными бликами, обращаются в мою сторону. Вздрогнув, я отвожу глаза, на секунду замешкавшись. Кто-то хлопает меня по плечу. Гибрид… Все никак не могут справиться со своим карточным домиком. Чтобы отвлечься, вливаюсь в трудоемкий процесс стройки, отложив книгу. Крысята скачут вокруг и вытаскивают из закромов все новые колоды, чтобы замок был побольше; восторженно вопят, когда удается выстроить очередную стену, и от души психуют, когда от неосторожного движения рушится целый бастион. - Хэй! Сколько расстройства на пустом месте!.. Вы что, картами пользоваться не умеете? – раздается совсем рядом звонкий беззаботный голос Рыжего, я оборачиваюсь и, завороженный его плавной походкой, словно во сне, наблюдаю, как он подходит к нам. Усаживается на подлокотник моего кресла, поджав одну ногу под себя, и перекидывает руку через спинку, подперев скулу, так, что лицо его оказывается совсем близко. И я отворачиваюсь, едва не зажмуриваясь, чувствуя, как его колено касается моего предплечья. Он начинает нести какую-то позитивно-юморную чушь, благотворно действующую на душевное равновесие легкоранимых Крысят. Я пытаюсь встать, ухватившись за другой подлокотник, но на плечо мне тут же ложится твердая цепкая ладонь, заставляя плюхнуться обратно и удерживая на месте. Пока Рыжий паясничает, развлекая стаю, дразнящие прохладные пальцы будто невзначай забираются за ворот моей футболки, невесомо поглаживая чувствительную кожу. Поднимаются выше, лаская шею, зарываются в волосы, и ногти умопомрачительно нежно массируют кожу головы. Кажется, что сам воздух вокруг меня сгустился и накаляется, как в жаркий влажный день, - так трудно мне дышать. Несколько минут я не могу ни пошевелиться, ни расслабиться, как статуя, уставившись в пол, пока его ладонь снова возвращается, уютно устроившись у меня на плече. Ты знаешь, что твои руки парализуют не хуже глаз, Рыжий? Ты давно уже все знаешь. Хочешь, чтобы и я был в твоей коллекции? Хочешь и от меня тоже спрятаться за своей маской? Дергаю плечом, стряхивая руку вожака, и поднимаюсь на ноги. Пытаюсь уйти, обходя кресло, но он перехватывает меня за руку и тянет на себя, вцепившись стальной хваткой в запястье. - Кончай от меня бегать. – вкрадчиво произносит Рыжий, едва слышно в окружающей мешанине голосов, и бросает на меня взгляд поверх очков, такой, что мне мгновенно становится жарко. Я не могу отвести от него глаз, с трудом заставляя себя отступить еще на шаг. Он отпускает меня и, соскользнув с кресла, проходит мимо, бросая на ходу: - Хватит пялиться на меня, если ничего не собираешься предпринять… И мне остается только молча скрипеть зубами. ~^*^*^*^~Табаки
За неделю до гонок Кофейник бурлит работой. Столы растащены по углам, расчищенный пятачок завален бумагой, на полу копошатся Бандерлоги и рисуют один большой транспарант. Я слежу за работой и периодически раздаю указания, сидя за одним из притиснутых к стене столов. Рядом на составленных в ряд трех стульях валяется длинный сюртук. Из-под него торчит грязная босая ступня. Это доблестный вожак нашей стаи, утомившись трудами праведными, дрыхнет где попало, а я охраняю его сомнительный покой и напеваю колыбельные. За соседним столом Рыжий, вполоборота к нам, старательно прислушивается и терзает гитару, подбирая к ним аккомпанемент. Тело из-под сюртука периодически отпускает в адрес моих виршей комментарии разной степени лестности. Кроме гильдии художников Кофейник кишит парочками и продолжает заполняться, так, что в чисто мужской компании становится уже даже как-то неудобно. - Сочинял бы ты, что ли, серенады, Шакал. Смотри, какой спрос… - выразился по этому поводу Крысиный вожак. - Не сглазь, - флегматично бурчит сюртук. Но мне идея нравится. - Только на заказ писать ничего не буду! Не люблю я этого… Вдохновение не купишь! Кроме того, знаю я этих доходяг без капли вкуса. Закажут еще муть какую – пусть будут розы, луна и соловьи, а мне пиши потом, давись штампами!.. Ни черта эта молодежь в романтике не смыслит. Рыжий заржал и, забросив ноги на свой столик, откинулся назад, раскачивая стул на двух ножках. К нему подскочил Лэри и зашептал что-то на ухо. Крыс махнул рукой. - Да без проблем. Поймай кого-нибудь из моих, они тебя в комнату проводят, там справа от выхода, в углу, валяется такой большой красно-зеленый рюкзак – поройся, там всяких полно. Состав только посмотри, если аллергия на что… Лэри закивал и зашипел еще загадочнее, невнятно жестикулируя. Брови Рыжего медленно выползли из-под очков. Обалдело усмехнувшись, он посмотрел на Лога. - А переломать ты ей ничего не боишься?.. - осведомился он. Лэри замотал головой. - Кхм… Ладно. Изобретем тебе чего-нибудь. Благодарный Лэри отчалил. Рыжий прокашлялся и отложил гитару. - Дааа, Слепой… Волчата-то твои совсем… того. Слепой жестами выразился в том смысле, что чья бы корова… Крыс усмехнулся. - Не, мои мелковаты для таких масштабов. У твоих ребят фантазия покруче будет. - По крайней мере, встает у них на девушек, а не на вожака… - отзывается Слепой, и я закашливаюсь, поперхнувшись чаем. Рыжий оборачивается через плечо, вскинув бровь. - Что это еще за… гнусные намеки? – интересуется он, весело скалясь во все тридцать два. Высунувшаяся из-под сюртука бледная кисть расслабленно помахивает в сторону стойки, на которой висит Мертвец и учится у Валета карточным фокусам. Рыжий усмехается, сверкнув стеклами очков. - Но-но. Это – мое личное дело. - Дал бы ты уже своему личному делу… А то оно у тебя скоро инфаркт схлопочет от перевозбуждения. Рыжий снова поворачивается к стойке. Валет рассказывает, как он в свое время учился фокусам. Мертвец рядом с ним покатывается со смеху, рассыпая карты. Рыжий улыбается. Свистит, привлекая их внимание. - Эй!.. Как успехи? - Ничего! Способный. – Отзывается Валет. Рыжий цепляет ногами соседние стулья, подтаскивая ближе, и они перебираются к нам. Я подъезжаю опробовать свои силы. Мы все когда-то учились у Валета, но сейчас уже мало кто припомнит все уловки. После того, как мы с Мертвецом заваливаем большинство самых простых фокусов, карты, наконец, берет Рыжий. Ему они даются не в пример проще нашего, и мы дуемся от зависти. Мертвец даже отстраняется от вожака и вообще как-то странно меняется в лице, после того, как тот с кошачьей ухмылкой вытаскивает карты из его волос и из-за ворота футболки. Руки у Мертвеца слегка дрожат, когда он пытается повторить фокус, и Рыжий берет в руку его ладонь, поправляя. Наконец, мне удалось урвать себе полколоды, и тут в двери просунулась голова Псиного вожака. Он подозвал Мертвеца, похлопывая по какой-то здоровенной деревянной плите - и тот кинулся к нему с таким рвением, будто Черный собрался посвящать его в рыцари. Рыжий смотрит им вслед, подперев скулу рукой и сдувая со лба отросшую прядь. Пока Валет напоминает мне технику фокуса, я краем уха слышу, как Крысиный вожак задумчиво обращается к сюртуку. - Знаешь, Слепой, вот... кто тут кому не дает еще, нахрен… * * * - Руки убери. Мертвец зашипел и выматерился сквозь зубы, мотнув головой. - Не дергайся! - снова скомандовал вожак и оторвал себе новый кусок марли. - Не можешь подзаборное хамство игнорировать - терпи. Они сидели в раздевалке спортзала. Мертвец взгромоздился на гору матов посреди комнаты, Рыжий сидел верхом у него на коленях и размазывал йод по ссадинам на его лице и груди. Полчаса назад они с Черным разогнали отвратительную свару, разгоревшуюся прямо посреди спортзала. Сцепившийся с двумя Псами Мертвец с разбитым лицом и в разодранной футболке на вопросы при всех отвечать не пожелал. Псы тоже не горели желанием сознаваться вожаку, что заставило их вдвоем обрушиться на одного противника, и невнятно мямлили что-то не особо любезное о Крысиной истеричности. На помощь пришли Логи, но старая традиция помешала им сойтись в показаниях, потому в их словах сражение разыгрывалось то из-за прекрасных дам, то из-за неподеленных трофеев. Когда Черный выволок своих оболтусов, они остались в спортзале, и Рыжий велел Крысятам принести ему аптечку, а скорпиона загнал в душ. Попасться в таком виде на глаза воспитателям было чревато ненужными хлопотами. Выяснив причину драки, он долго, со вкусом, высказывал пациенту все, что думает и о мнении третьесортных шавок о своей особе, и об умственных способностях Мертвеца, который умудряется реагировать на подобные подначки, как последний недоносок, и о том, в какие заповедные места они все втроем могут засунуть себе свои разбушевавшиеся гормоны. Мертвец угрюмо молчал. Он и так понимал, что поступил глупо. Каждому второму в этом доме не терпелось обозвать Рыжего шлюхой хотя бы из простого стадного чувства, и двое ублюдков, сорвавших ему тренировку, вряд ли обратили бы на себя его внимание, находись он последнее время в здравом рассудке. Как только еще ножом никому в голову сгоряча не запустил… Спортзал он облюбовал неделю назад, когда навязчивая идея начала приобретать опасные параноидальные масштабы, и Мертвец решил активнее взяться за меры предосторожности. Первым делом надо было силком оторвать себя от вожака. Заняться чем угодно, хоть цветочки с Птицами пересаживать. Трудность состояла в том, что кроме собственной одержимости, оставлять Рыжего надолго одного ему мешали и куда более существенные опасения, в виде проклятого выродка с обожженным лицом. Идею подбросил Черный, когда Мертвец, помогая ему прилаживать баскетбольное кольцо, между делом высказался по поводу периодически возникающего у него желания употребить Фитиля в качестве мишени для ножей: предложил от греха организовать ему нормальную. В залежах стройматериалов, которыми в избытке были завалены ремонтируемые помещения, можно было без труда найти какую-нибудь бесхозную деревяшку. Избавить мир от одной гадины Мертвец грехом не считал, но возможности выплеснуть пар куда-нибудь в другое русло несказанно обрадовался. Много времени тренировки не занимали, а нервов берегли немерено. Кто ж знал, что и тут всплывут проблемы из-за окаянного вожака… Мертвец сидел насупившись не глядя на Рыжего, пытаясь отвлечься от того, что парень, по которому он, как малолетний идиот, сходит с ума уже два месяца, вот так запросто сидит у него на коленях, и что сам он даже не одет толком, а в раздевалке они одни. Украдкой окинув Рыжего взглядом, он зацепился за татуировку Анубиса в вырезе его рубашки, которую тот имел привычку застегивать всего на пару пуговиц. До сих пор ему как-то не доводилось достаточно близко ее рассмотреть. Не слишком хорошо соображая, он протянул руку и проследил ее контур кончиками пальцев. - Гав! - внезапно раздалось у него над ухом, и Мертвец, вздрогнув, отдернул руку. Рыжий рассмеялся и потянулся за пластырем. Мертвец молча скрипнул зубами. - Что тебе все неймется из-за того, что всякая шваль болтает? - снова спросил вожак, заклеивая ссадину у него на щеке. - Говорят о тебе - значит, говорят обо всей стае. Мне это не нравится. - Посмотрите, вступился, мать его, за поруганную честь… - Мне по фигу, что ты об этом думаешь! - огрызнулся Мертвец - Так. - Рыжий поднял очки на лоб и, как удав, не мигая уставился ему в глаза. - Хватит, я сказал. Мертвец замер, как загипнотизированный. Рыжий резким толчком опрокинул его на маты и склонился над ним, нажав ладонью на грудь. - Еще раз узнаю, что ты снова сцепился с этими паразитами из-за какой-нибудь херни - скажу Паукам, что ты буйный. Ты понял меня? Но понимал Мертвец только то, что ради такой выволочки стоило устроить хоть десять драк. Что, наверное, каждый нерв его в этот момент жадно завибрировал там, где чужая рука касалась его обнаженной кожи, и как-то внезапно стало очень трудно контролировать дыхание и не распускать руки. И что Рыжий в таком положении просто не может не ощутить вполне однозначную реакцию его тела. Он не заметил, как задержал дыхание. Сердце заколотилось с такой бешеной скоростью, что стук его, казалось, разносится эхом по всему залу. Мертвец хмуро отвернулся, и жесткие пальцы вцепились в его подбородок, разворачивая лицом к лицу. Рыжий опустился еще ниже, прижимаясь теснее. - Ты понял меня? - повторил он. Мертвец судорожно кивнул. ~^*^*^*^~ Из комнаты отдыха, где проводилась летучка, посвященная очередной стычке учеников, Ральф слинял сразу же после окончания официальной части, когда, покончив с показательным линчеванием воспитателей Крыс и Псов, директор перешел к массовым предвыпускным внушениям. До обеда оставались только те, кому было на что пожаловаться. Он прошел в другой конец коридора, на ходу доставая сигареты, но задержался перед входом в буфет. Дверь была приотворена, хотя открывался он только часам к двум. Ральф вошел. На стойке, поджав под себя ногу, сидел Стервятник и, негромко подпевая плееру, перекладывал к себе в мешок крекеры из вазы. Вконец обнаглели, - восхитился Ральф. Он подошел ближе и выдернул из уха Стервятника черную гремящую затычку. Птица вздрогнул и обернулся. Подкрашенные ресницы на мгновение умилительно вспорхнули от неожиданности, так что Ральф не сдержал улыбки. - Ваше добро все в Кофейнике. Стервятник быстро взял себя в руки. - Это про запас, вместо попкорна: сегодня после обеда во дворе будут гонки на колясках. Дивное зрелище, очень рекомендую. - Я подумаю. – Ральф облокотился на стойку, отложив сигареты, и перехватив из рук Птицы одно печенье, отодвинул от него вазу. – Что новенького? - Ничего такого, что было бы интересно. - В самом деле? А кто там у вас такой темпераментный, что ни дня без свары прожить не может? - Это рядовые распри между Монтекки и Капулетти, ничего особенного. - Боже мой, неужели из-за дамы? Стервятник рассмеялся. - Даже не знаю, как и сказать… но предмет обожания определенно замешан. Дамы, на самом деле, за редким исключением, ведут себя весьма скромно, пока вдохновляют на более мирные подвиги. Мальчики осваивают джентльменский набор. Бандерлоги даже специально всю коллекцию в кинозале перерыли, чтобы что-нибудь поромантичнее найти. - И успешно? – даже слегка удивился Ральф. - Пока никто не сбежал, - улыбнулся Стервятник. - Никто из девушек, ты хочешь сказать, - уточнил Ральф, прекрасно знавший, что романтика в их фильмотеке подбиралась как будто специально для разжижения мозга. Стервятник сдержанно усмехнулся. - Признаться, не осведомлен, насколько все плохо. Думаю, чтобы спорить на эту тему, мне придется рискнуть здоровьем и ознакомиться хотя бы с одной такой картиной. - Да без проблем – я приглашаю. Ни одна ресница Птичьего вожака не дрогнула, но Ральф знал, что тот с самым отрешенным видом умеет ловить каждое слово. - Договорились, - улыбнулся Стервятник, - как только у меня начнутся судороги, приступ астмы или потечет кровь из ушей – можешь считать, что я с тобой согласен. Стервятник обращался к нему на «ты» исключительно в те моменты, когда был уверен, что больше их никто не слышит. Но за это Ральф готов был продержать его тет-а-тет хоть весь день. У него начинала кружиться голова только от того, как Стервятник обращался к нему по имени. Завязав свой мешок, Птица огляделся в поисках трости. Ральф выпрямился и снял его со стойки, чувствуя, как черные когти, слегка царапая, скользнули по телу. Этот аттракцион Стервятнику неизменно нравился. Он задержал дыхание, позволяя Ральфу на секунду прижать его к себе. Тихо улыбаясь ему в плечо, он чувствовал, как на него накатывает знакомое волнение, ради которого стоило прикидываться беспомощным идиотом. Можно подумать, Ральф не знает, что он вполне способен слезть самостоятельно… Стервятник ощущал этот мгновенный обморок каждый раз, как в первый, хотя он не мог бы точно сказать, когда у него впервые перехватило дыхание от прикосновения этих сильных рук. Тогда его словно ударила молния, и он с убийственной ясностью понял, что никогда уже не сможет дотронуться до него, не ощутив предательски сладкой дрожи на кончиках пальцев. Ральф проводил его до второго этажа и сказал, чтобы Стервятник заглянул в учительскую перед гонками – если тот успеет расправиться с делами, то присоединится к публике. Стервятник тонко улыбнулся, полуприкрыв глаза. Неужели, ты в самом деле именно это хотел сказать? Неужели я пришел туда, чтобы рассказывать о бандерложьих свиданиях?.. Ничего нельзя прочесть ни на твоем лице, ни на моем, но у меня словно звенит в ушах, когда мы говорим какую-то чушь только для того, чтобы лишнюю минуту побыть вдвоем Выразительно изогнув бровь, Ральф протянул к нему раскрытую ладонь. Усмехнувшись, Стервятник, не отводя глаз, послушно достал выуженные у него из кармана сигареты и протянул хозяину. - Сейчас кто-то в клюв у меня получит!.. – предупредил Ральф. Стервятник уже открыл было рот, чтобы снова нарваться на вразумляющую оплеуху… - …Вот ты где, душа моя, - раздался голос из-за плеча, и Рыжий подтащил его к себе, обняв за талию. Зашептал на ухо, забираясь холодными пальцами под рубашку. Стервятник закатил глаза и отпихнул Крысиного вожака, возвращая себе равновесие. - Да будет тебе твоя трава, отлезь уже от меня! - Ok, тогда увидимся на гонках, - ухмыляется Рыжий и удаляется, насвистывая какое-то рэгги. Стервятник обернулся. - Неужели чай с ромашкой? - прищурившись, усмехнулся Ральф. - Нууу… почти, - уклончиво отозвался Птичий вожак, не глядя на него, - плохо спит последнее время. - Ты над ним свечку держишь, что ли? Стервятник моргнул. Безмятежная улыбка его застыла, словно окаменелая. Он отвернулся, пряча лицо от пронзительного взгляда Ральфа, пробормотал что-то на прощание и быстро захромал прочь, стараясь взять себя в руки. Кофейник, куда его принесло само собой, оказался закрыт – не иначе как по случаю тотальной подготовки к гонкам. Так было даже лучше. Стервятник вскрыл замок одним из своих ключей и вошел внутрь. Он порылся под стойкой в поисках пресловутой ромашки, но, в конце концов, заварил себе кофе. Надо было хоть немного прийти в себя. Не случилось ничего из ряда вон выходящего, двухминутный разговор, откуда такой шок?.. Ну, пригласили меня в кино, что теперь, бежать примерять наряды? Или меня реакция на Рыжего так напугала?.. Он вовсе не собирался идти такими путями. И без того слишком многое могло встать между ними, чтобы без оглядки играть с чужой ревностью – и умирать от страха, что ее нет. Да еще неизвестно, что хуже… Он не знал, что мешает им пересечь эту границу полублизости, но продолжал самозабвенно играть с огнем, и каждый взгляд Черного Ральфа словно оставлял ожог на его теле. Ради этой метки Стервятник был готов на любое безумство, чем бы ему ни грозили последствия. Он мог сколько угодно лгать себе о том, насколько серьезные обороты принимала эта игра для него. Но не позволял себе задумываться о том, что он сам значит для Ральфа. Отчасти ему претило вздыхать о любви в предрассветные часы – и так же до отвращения не хотелось навязывать кому-то свои чувства. Мне не больно… Он был сама беззаботность. И так отчаянно старался ни единым жестом не проявить всю глубину своей привязанности, что начинал уже и сам верить, что все так легко и несерьезно. Если бы одна только мысль об успехе этой маскировки едва не доводила его до слез. Легко было проявлять свою ревность, разыгрывать небрежный, никого ни к чему не обязывающий, флирт. Но невообразимо тяжело даже представить, что весь этот блеф не имеет смысла. «Ты идиот.» - Сказал ему однажды Рыжий. – «Подыхая от любви, можешь из кожи вон лезть, чтобы соблазнить его – но не переживешь, если вдруг узнаешь, что он тоже тебя любит». Наглый Крыс был, наверное, единственным, кто вообще отваживался поднимать эту тему в разговоре с ним. Он доводил Птицу до белого каления одной легкостью, с которой вскрывал все противоречия его поведения, и тоннами насмешек над тем, как серьезно тот воспринимает элементарную влюбленность и почему не может просто наслаждаться ею. Стервятник бесился – но ни разу не сказал ему: «Я не люблю»… - Все страдаешь? Рыжий танцующей походкой вплывает в Кофейник, сверкая беззаботной улыбкой и стеклами очков. Стервятник сдержанно усмехается. - Не настолько уж я пропитался тлетворными миазмами классических романов, чтобы «страдать». - Я думаю, мой выход произвел на него впечатление. - Да, потрясающей чувственности балаган, я был тронут. Обязательно при нем это было разыгрывать? - Балбес ты, - довольно жмурится Рыжий, пока Стервятник усаживается за стол, положив рядом с чашкой кофе свою флягу, - Ральф теперь ни о чем другом думать не сможет, кроме того, что какой-то там я его Стервятника лапаю. - Сомневаюсь, что его это вообще хоть сколько-нибудь колышет… - Ерунда! Будь его воля, он бы кое-кого прямо там разложил. Рыжий опускается на соседний стол и отбрасывает Стервятнику волосы с плеча, ласково поглаживая шею. - Я уже говорил тебе, что ты идиот? - Дважды. - Как долго, интересно, вы собираетесь друг перед другом выламываться?.. Как на первом свидании, блин. Стервятник смотрит в окно, забыв о кофе. - Далековато мы от канонов традиционных свиданий… - Это точно, - саркастически ухмыляется Рыжий. - Переспать, а потом старательно делать вид, будто ничего не было – это весьма незаурядно. Зато сохнешь ты по нему очень канонично. Ладно еще Ральфу в его положении только на свой страх и риск с тобой заигрывать, ему как воспитателю шаг влево шаг вправо – расстрел. Но тебе-то что мешает?.. Не глядя на него, Стервятник поднимается и, прихрамывая, подходит к стойке, чтобы вернуть чашку. Он сам не помнит, когда и отчего вдруг стал так серьезно к этому относиться. Знает только, что все перестало быть легко и просто, как только стало возможно… - Я не хочу начинать все через постель… - Ну и напрасно. Не такой уж это плохой способ узнать друг друга поближе. «Неплохой способ»… Вообще отличный, да только шила в мешке не утаишь. Если бы только было ради чего!.. А мимолетное влечение не стоит риска навлечь на обоих нешуточные проблемы. - А если ты будешь еще и так наплевательски относиться к своим потребностям – дело закончится нервным срывом. – оскалившись, сообщает Рыжий. Он умеет подловить на шаткой почве. Крыс был из тех немногих, кого не могла обмануть сдержанность и показная флегматичность Птицы. Свой темперамент Стервятник укрывал за семью печатями – но не стал бы вожаком, если бы был бесхарактерной серой пичужкой. И все же, будь его воля, он предпочел бы никогда не узнать, сколько страсти держит в стальных удилах глубоко под маской. Стервятник фыркает и, отхлебнув из своей фляжки, интересуется: - А ты бы предложил последовать примеру Слепого? - Не обязательно так радикально менять приоритеты… Стервятник поворачивается к нему, чувствуя, как начинает покалывать губы и кончики пальцев. Он сам знает, что уже на пределе. Слишком давно и настойчиво его тело требует чужой ласки и живого тепла. Он подходит к Рыжему вплотную, ладони его ложатся на стол по обе стороны от его бедер. Крыс не двигается, легкая улыбка играет на его алых, красиво вырезанных губах. Стервятник проводит когтистой лапой перед его лицом, стягивая очки. Длинные тонкие пальцы зарываются в отросшие рыжие пряди, и жадные губы, приникнув к чужому рту, вырывают судорожный вздох. Стервятник целует горячие губы Рыжего со всей неутоленной страстью, кипящей в его крови с тех пор, как он затеял эту рискованную игру со своим Черным Ральфом. Холодные руки Крысиного вожака проходятся по плечам Стервятника, стаскивая плащ, и тот отбрасывает его в сторону, на секунду выпустив партнера. И снова прижимает Рыжего к себе, теснее, делая поцелуй еще более глубоким, спускаясь ниже. В голове у него все плывет, и кожа словно пылает от желания близости. Ловкими пальцами Стервятник расстегивает рубашку Рыжего и гладит его тело через тонкую ткань. Продолжая исследовать губами его шею, распускает галстук. Острые когти чуть царапают кожу на груди и ключицах, кольца отдают холодом, и Рыжий вздрагивает со слабым стоном предвкушения, и цепкие пальцы распускают ремень на брюках Большой Птицы. Обняв его за талию, Рыжий спускается ниже, забираясь ладонями за пояс, пока губы его ласкают ушко с аккуратным рядом колечек. Он спускается на шею и засасывает нежную кожу над воротом распахнутой черной рубашки. Прохладные ладони Стервятника забираются под ткань и скользят вдоль спины, проверяя на месте ли корсет. - Не бойся, - хмыкает Рыжий, - не рассыплюсь. - Смотри… – мурлычет в ответ Стервятник. – Чтобы мне не пришлось потом объяснять, как так получилось. Рыжий хохочет. Подавшись назад, опрокидывается на стол и увлекает Стервятника за собой, ухватив за ворот. Стервятник проводит ладонями вдоль его тела, спускается на бедра и, наконец, расстегивает джинсы, стаскивая их вместе с бельем. Прильнув всем телом к партнеру, Птица жадно ласкает ладонями его бедра и ягодицы, гипнотизирует янтарным взглядом из-под полуприкрытых век, замерев в миллиметре от его губ, не касаясь, так долго, что Рыжий с резким разочарованным стоном выгибается ему навстречу, когда очередная волна возбуждения проходит по его телу. С судорожным вздохом, он впивается в губы Стервятника, зарывается жесткими пальцами в волосы, когда тот принимается быстро, но бережно, растягивать его узкое отверстие. Рыжий кусает губы, стараясь не закричать, когда Стервятник входит в его тело и не спеша начинает двигаться, целуя бледную шею и хрупкие выступающие ключицы Крысиного вожака. Зажмурившись, Рыжий требовательно стонет и насаживается на его пылающий член, и Стервятник ускоряет темп, крепко удерживая его в объятиях, защищая от слишком сильных ударов о столешницу. Мягкое упругое скольжение в плотном горячем кольце мышц сводило с ума, Рыжий вцепился в его плечи, как безумный, извиваясь под ним, и Стервятник застонал, чувствуя, как сгорает это многодневное преследовавшее его напряжение, словно вся кожа его искрит высвобожденным желанием. Он задвигался резче, каждой клеточкой сосредоточившись на этом перехватывающем дыхание ощущении, на бешеной пульсации крови во всем теле, до умопомрачения усиленных теснотой и жаром чужого тела. Весь дрожа, Рыжий двигался ему навстречу, с трудом сдерживая громкие стоны, обхватив ладонью собственный член, и пальцы с длинными черными ногтями накрыли его руку и задвигались в умопомрачительном темпе. Всего несколько рывков чужой плоти внутри него – и Рыжий исступленно выгнулся ему навстречу, и кончил, лишь на секунду обогнав партнера. *Рыжий
За полчаса до гонок по мою душу являются Сфинкс с Лордом и Шакал с Викингом. Я сижу на скамье за одним из столов и, забросив локти на спинку, докуриваю последнюю сигарету. Когда вся ватага под конвоем Табаки шумно вваливается в Кофейник, я быстро опускаю очки и приветливо машу лапкой. Но видно, что мой расслабленный вид уже успел их заинтриговать. Под ультразвуковые вопли Шакала с моих колен поднимается растрепанный заспанный Стервятник в расстегнутой рубашке и с красивым переливающимся засосом на шее. Как только все пришедшие на секунду зависают от этой картины, он, вежливо поздоровавшись, так же учтиво интересуется, хрена ли им тут надо в такую рань, когда еще даже бармена нет. Я закидываю руку ему на плечо, притягивая к себе, и отдаю сигарету. Быстро оклемавшийся Сфинкс опускается на стул и излагает проблему: что подкованных в механике ребят на сей раз набралось маловато и просит, чтобы я отрядил пару своих Крысят для технических работ. Тут же закладываю им Викинга и, пока тот пытается отбрехаться и свалить все таланты на Мертвеца, еще одно юное дарование немедленно всплывает. Мертвец быстро входит в Кофейник и резко замирает, словно налетев на стену, увидев расхристанного вожака в красноречиво расслабленной позе, в обнимку с Большой Птицей. - В чем дело? – беззаботно интересуюсь я, как ни в чем не бывало. Какая прелесть, какое бешенство в глазах..! - Уже ни в чем, - сдавленно не своим голосом отвечает ему Мертвец, - искал на гонки позвать. - Меня нашли, - нежно улыбаюсь я. – А ты отправляешься в техподдержку. Стервятник возвращает мне сигарету, и я забираю ее, лаская его руку и слегка прикусив пальцы. Мертвец, кажется, готов меня убить. Но от справедливого возмездия его отвлекает Табаки, который немедленно хватает обоих техников и с почетным эскортом тащит на поле, прямо под дождь. С нами в Кофейнике остаются только Сфинкс и Лорд. Стервятник, изогнув бровь, косится на меня, как на последнюю Кармен. - Чего ты издеваешься над парнем, а? – лениво интересуется он. - А чтоб не выпендривался. Нечего из себя душевные терзания корчить, когда все инстинкты на лице написаны. - Не злил бы ты его, Рыжий. – назидательно высказывается Птица, криво усмехнувшись. - Доберется ведь до тебя когда-нибудь – сесть не сможешь. На гонки выбирается почти весь Дом, несмотря на отвратительную погоду. Табаки доволен: на дворе страшный ветер и проливной дождь, вся площадка – одно сплошное болото. Мы со Стервятником отправляемся на улицу под бодрые кричалки Шакала, которые подхватывает и разносит по всему коридору армия Бандерлогов. Проходя мимо учительской, заглядываем внутрь. На столе с сигаретой в зубах в гордом одиночестве расположился хмурый, по уши заваленный бумагами, Р Первый. Стервятник окинул взглядом красноречивую кипу документов и усмехнулся. - Ну, понятно. Я принесу вам сувенирчик, - фыркнул он, махнув лапкой на прощание, и глотнул из своей фляжки. Ни следа переживаний, ни грамма смятения. Стервятник – зараза до того двуличная, что это порой вызывает восхищение. Ну, кто подкопается к такой беззаботной морде? - Угу. – благословил нас Ральф. - Не простудись. Стервятник поперхнулся зельем, с минуту не то откашливался, не то давился хохотом, и, наконец, прохрипел: «Я постараюсь» Ральф даже бровью не повел. Удивительная пара. Прямо-таки загадочная. Никто не понимает, почему они до сих пор толком не сошлись, но все с неизменным интересом наблюдают за их отношениями. Пока мы спускаемся вниз в потоке зрителей, я загибаюсь от хохота, глядя, как Стервятник краснеет и матерится сквозь зубы, пытаясь сдержать шалую усмешку. Прошлая болезнь даром ему с рук не сошла. На рождественских каникулах замыслилась у нас грандиозная массовая лепка фигур из снега. Мы лепили Снежного Дракона. Стервятник взялся за это ответственное занятие, не нагружая себя лишними деталями верхней одежды, и ворошился в снегу, считай, в одной рубашке. Птица вообще не имел привычки мерзнуть. В сущности, за ним стоило бы следить, потому что сам он мог понять, что дело плохо только когда у него начинали синеть и отваливаться конечности. Но в общей свалке, где от работы было жарковато, многие поглядывали на Стервятника с завистью, не помышляя даже о такой простой вещи, как воспаление легких. Взобравшись на самый верх, Птичий вожак увлеченно копошился на спине у дракона, вылепливая шипы вдоль хребта. Табаки ругался, что окаянная Птица лепит скалиозника, на что тот невозмутимо отвечал, что Шакал ни черта не смыслит в красоте природной асимметрии. Чтобы не порушить дракончика, Стервятник до кучи лазил по нему босиком, а, покончив с гребнем, засел в куче снега у задних лап, где сооружали гнездо Лэри и Спица. Девушка, приходившая в неизменный ужас от вида раздетого на морозе Птичьего вожака, в очередной раз робко предложила ему вязаный шарфик. Стервятник, уже порядком охрипший и начавший подкашливать, может, и согласился бы, наконец, - но к тому моменту во двор спустился Ральф. С ласковым «Ты совсем, что ли, мать твою, с дуба рухнул?» он выудил Стервятника из сугроба за шиворот и уволок на прогрев. После этого Птица два дня провалялся безвылазно в его комнате. Прискакавший на зов Янус от души вломил Ральфу за безалаберность, попустительство и прочую придурь, но Стервятника удалось отстоять. Главный Паук согласился оставить его на домашнем лечении, наказав отпаивать болезного малинами и имбирями. Но у Ральфа явно были свои методы. Неизвестно, лечил ли он Птичьего вожака чем-то еще, но через сутки, когда мы с Шакалом пришли его навестить, Стервятник был здоров, как молодой бакланчик, бодр, весел и по уши разукрашен засосами. Под впечатлением Табаки еще полчаса наваливал тонны лапши впервые очутившейся у них в гостях Русалке. Преимущественно о том, что если она увидит огромные синяки на шее Стервятника, то пусть не пугается – это следы от кровопускания, дескать, в средние века это был самый эффективный метод борьбы практически с любыми болезнями, и он до сих пор вполне актуален. И вещал до тех пор, пока привалившийся к спинке кровати Сфинкс не пихнул его пяткой в затылок и велел не забивать девушке мозги всякой бредятиной. А о судьбе Стервятника побеспокоился только в том смысле, как бы Ральф не загнал Птицу в могилу такими ударными методами. Но я был уверен, что за такой расклад Стервятник еще две недели симулировать будет. А потом еще и накосячит где-нибудь нарочно, чтоб профилактических мер схлопотать. В сущности, это никак бы не разошлось с его обычным стилем поведения. Когда до меня это дошло, я задумался, не упустил ли чего до сих пор. Был это их первый раз или нет, Стервятник так и не сознался. Но и сохнуть по своему темноглазому красавцу не перестал. Казалось бы, что еще нужно для логичного вывода?.. А вот хер вам. Мы опять не любовники, так неинтересно, нам без лишних драм скучно… Кто с кем больше заигрывает, было непонятно, но я все равно ставил на Ральфа: уж если Стервятник доведет его своими выкрутасами – этому хватит воли взять его за шкирку и отыметь как следует. Когда мы спускаемся с крыльца – я ухожу на трибуны. У Стервятника важная миссия: его трость традиционно исполняет роль стартового флажка. Я забираюсь повыше на скамейки, оттуда Мертвец и Горбач втаскивают меня на дерево. Мертвец тут же едва не отпрыгивает от меня на другую ветку. Он такой хмурый и нахохлившийся, что я не могу удержаться от того, чтобы подразнить его еще больше. Как будто он сам не понимает, какую реакцию вызывает его мрачная страдальческая мина… Еще один несчастный влюбленный с колом в штанах и горой предрассудков в голове. Ежусь от холодных струй дождя и забираюсь к нему под куртку, обхватив руками за талию. Он вздрагивает – не то оттого, что я мокрый и холодный, не то пес его знает. Послушно обнимает меня в ответ, защищая от холодного ветра, и я чувствую, как по моему телу прокатывается ответная волна жара. Черт, я бы трахнул его сам, хоть прямо здесь – но так охуительно испытывать его терпение. Похоже, не так уж я далек от понимания отношений Ральфа со Стервятником, как мне казалось… У меня сводит ладони – так хочется мне погладить его между ног и посмотреть, как он отреагирует, хладнокровный такой. Стираю с лица шалую кошачью усмешку, с трудом удерживая себя в руках, чтобы не начать приставать к нему прямо сейчас, не забраться руками под одежду и целовать, покусывать его бледную кожу, пьянея от его запаха и сбивчивого дыхания… Упадем еще нахрен. Через полчаса гонок по размытой в кашу земле первое место занимает Курильщик. Как единственный добравшийся до символического финиша. Все остальные во главе с Шакалом увязли по дороге, кто перевернулся, кто вылетел из седла, под деревом даже лежит чье-то колесо. Мы спускаемся, чтобы выволочь из грязи своих гонщиков и привести в порядок перед ужином. Еще час уходит на сбор поврежденного транспорта, и техподдержку припахивают к ремонтным работам. В Дом возвращаемся до нитки вымокшими, но довольными. Я отправляюсь в душ, на ходу стаскивая с себя насквозь промокшую рубашку, и чувствую, как Мертвец провожает меня голодным взглядом. Ничего, детка… Когда-нибудь ты не выдержишь. *Мертвец
После ужина все, в ком не угас боевой дух, собираются в Кофейнике праздновать. Девушки для пущего веселья приносят клетку с попугаихой, которую Бандерлоги принимаются учить матерным частушкам. Валет с Шакалом сочиняют хвалебный гимн в честь победителя. Последним заваливается Стервятник, задержавшийся покурить с Ральфом недалеко от столовой. Дракон и Гупи волокут за ним мешок фирменного стервячьего чая, который мгновенно расхватывают. Рыжий усаживается на столе рядом с ним и, опираясь локтем на его плечо говорит что-то, склонившись к самому уху. Мне кажется, я готов свернуть ему шею за то, как нежно он гладит ладонь Птицы, лежащую на спинке стула. Меня уже больше часа не берет никакая дрянь. Или мне так кажется; я понимаю, что так оно и есть, когда прихожу в себя на полпути к комнате, куда меня тащит Викинг. Я вспоминаю, что толком не притронулся к еде за ужином. Крысята уже давно спят. В комнате нас встречает Рыжий. Он подходит взглянуть на меня, и я чувствую, как его холодные пальцы касаются моего подбородка и ложатся на пылающий лоб. - Оооо, сладкий мой… Лихо тебя развезло. - Я в порядке, - с трудом отвечаю я, стараясь оторвать от него взгляд. Даже в середине весны у нас все еще включено отопление, и из-за жары все спят, развалившись чуть ли не на полу, набрасывая спальники поверх, вместо одеял. Рыжий своим приоритетам не изменяет, запаковываясь в мешок каждый раз по самую макушку. Но вместо этого взял моду ложиться спать в чем мать родила. Он прижимает меня к стене, чтобы удержать на ногах, и помогает раздеться. Каждый раз, когда его руки касаются моей кожи, словно молния пробегает по всему моему телу до последнего нерва. Рыжий укладывает меня на спальник и набрасывает сверху отстегнутое одеяло, чтобы я не скатился на пол в таком невменяемом состоянии. Он говорит что-то, но я едва понимаю его слова, только слышу низкий завораживающий голос, от которого по всему моему телу пробегает дрожь. Мне не удается заснуть ни на минуту. Черт бы побрал эту рыжую шлюху с его течкой! Проворочавшись полтора часа, отправляюсь в душ и торчу там, наверное, не меньше получаса, от души матерясь, но даже холодная вода не в силах вытряхнуть из моего воображения его образ. В ярости бью кулаком по кафельной стене, но и это не отрезвляет. Дольше так продолжаться не может. Я уже не знаю, что может меня удержать, и мой мозг отказывается бороться с этим помешательством. Выбираюсь из душа, неслышно пройдя между спальниками. Я знаю его много лет и научился читать язык его тела по малейшему движению, даже тогда, когда он сам себя не понимает. Значит, так ты демонстрируешь свои желания, Рыжий? Постоянно оказываешься рядом, не давая ни минуты покоя. Используешь любой повод, чтобы коснуться меня и заставить сердце сбиться с ритма. Ложишься спать голым, чтобы раздразнить меня? Отлично, сейчас ты меня получишь - за все сполна, за все эти последние дни, что я провел, думая о тебе. Прохожу мимо своего спальника и, не одеваясь, ныряю к нему. Прижимаюсь к спине, к его разогретому и расслабленному телу, не сдержав вздоха нетерпения. Выдернутый из сна, вожак вздрагивает, ахнув от неожиданности. Пытается развернуться. - Ты..? И я прижимаю его затылок к своему плечу, закрывая рот ладонью, с наслаждением ощущая мягкость его губ. Стискиваю его железной хваткой, удерживая на месте. Прижимаюсь к его заднице моментально вставшим членом. Шумно втянув носом воздух, он извивается в моих руках, трется об меня ягодицами. Знаю, что он хочет меня так же сильно, как и я его. Жадно провожу ладонями по его телу, впитывая каждый изгиб, от бедер к плечам и обратно, лаская теплую кожу. Он дрожит и тяжело втягивает воздух сквозь зубы, стараясь не вздыхать слишком громко. Подается мне навстречу, откидывая голову на плечо, и сжимает ягодицами твердый пульсирующий жаром ствол. И я кусаю его плечо, чтобы не застонать. Обхватываю ладонью его затвердевший член, жадно оглаживая горячую нежную кожу. Рыжий только вздыхает беспомощно и забрасывает руку назад, обжигая горячими пальцами мое бедро. Нас обоих уже трясет от возбуждения, так, что дыхания не хватает, и я не могу больше терпеть. Приподнимаю его бедро и, снова зажав Рыжему рот свободной рукой, одним движением всаживаю ему без всякой подготовки. Он выгибается дугой в моих руках и замирает, пытаясь расслабиться, когда я проникаю внутрь. У меня перехватывает дыхание от того, как там тесно и горячо – и нет больше никаких сил держаться. Медленно начинаю двигаться, крепко вцепившись в стройные узкие бедра, наверняка, оставляя синяки. В мешке не слишком много простора для движений, и вокруг вповалку спят Крысята. Нельзя, чтобы услышали – и никак не остановиться, у меня срывает все тормоза от звука его дыхания, от того, как он двигается мне навстречу и облизывает мои пальцы, от жара собственного тела и этого накатывающего волнами удовольствия и долгожданного чувства обладания этим охуительным телом. Срывающимся шепотом твержу Рыжему, как я хочу его, и как дурею от того, какой он красивый и что никакой жизни мне не жалко, чтобы снова и снова видеть его глаза, его настоящего. В исступлении вылизываю его шею, впиваясь зубами в этот нежный изгиб, так долго сводивший меня с ума. А он кусает мои пальцы и крутит задом, стискивая меня внутри, так, что у меня уже звезды вспыхивают перед глазами, и едва хватает сил сдерживать стоны. Засаживаю ему короткими резкими толчками, и Рыжий извивается, притягивает меня ближе, и чуть ли не скулит, когда я сжимаю в ладони его вздрагивающий член и начинаю дрочить ему, все ускоряя темп. Крепче зажимаю ему рот ладонью и кончаю одновременно с ним, вцепившись зубами в его плечо, чтобы не закричать, и чувствую, как он содрогается в моих руках. * * * Утро в Крысятнике проходит бурно и суетливо. Каждый выход к завтраку должен быть обставлен соответственно: подраться за шмотки, не поделить бритвы, визжать и ругаться из-за любой мелочи, которая может помешать имиджу на целый день. Вожак чаще всего взирает на эту возню с подоконника, не разнимая и не вмешиваясь, пока не запахнет смертоубийством. Или просто выходит раньше всех, когда вообще удается проснуться до звонка в столовую. Сегодняшний завтрак его явно не касается. Рыжий запаковывается в мешок, оставив себе небольшое отверстие для воздуха. Игнорируя утреннюю возню и звонки, он явно не собирается вставать, и всех, кто поминутно пытается его разбудить, нелюбезно и витиевато посылает на хер. Наконец, Крысята сдаются и выползают в мир, оставив его в покое. Рыжий слышит, как они один за другим отчаливают в коридор. Совсем близко раздаются мягкие, едва слышные, шаги. Знакомая рука с железным кольцом на мизинце кладет рядом его очки, и Мертвец выходит из комнаты вслед за остальными. Рыжий не двигается и не подает признаков жизни, пока не проходит десять минут. Ни в чем не повинные очки хочется незамедлительно разбить. И вообще никогда больше не притрагиваться к тому, чего касался Мертвец. И удавить его заодно. Несколько раз он принимается размышлять над тем, что же ему теперь думать и делать, и как себя вести – но жалкие попытки эти проваливаются одна за другой. В голове его беспощадно завывает пьяный весенний ветер, лишая самообладания и здравого смысла. Так упоительно было снова ощутить, насколько захватывающим может быть секс!.. Какая логика, о чем вы? Мне просто понравилось!.. Это же нормально… Ненавижу этого мерзавца. Нет, ну это глупо, я сам этого хотел!.. Блядь, ну почему именно он?!.. Но как же давно мне не было так хорошо! В бессильной ярости, Рыжий лупит кулаком по полу, пока не становится больно. Его бесит собственное смущение от того, как сильно ему снесло крышу от этого парня. Вот так вот взять – и одним щелчком увести у него из-под носа его роль… Ублюдок! «Ну ладно, хорошо, давайте еще раз логически… Чего я взбеленился, если сам все заварил?..» - уговаривает себя Рыжий и бьется головой о кафельную стену, стоя под струями душа. – «Я или зол, или взволнован, или чертвозьмидачтоэтоблядьвообщетакоепроисходит…!!» Сокрушенно вздохнув, Рыжий выбрался из душа. Нацепив очки и улыбку, он остановился на том, что «подумает об этом завтра» и выбрался из комнаты. Чтобы не свернуть себе мозг, без конца думая о Мертвеце, нужно было срочно чем-нибудь занять себя на целый день. Как назло, уроков не предвиделось, и Рыжий решил забуриться к кому-нибудь в гости. На Перекрестке его перехватил вопящий благим матом Гибрид. За ним по пятам семенил Мартышка и бормотал что-то утешительное. - В чем дело? Кто умирает? – спросил Рыжий. Гибрид принялся голосить еще сильнее. Из нечленораздельного потока жалоб удалось выудить только то, что Крысенок был ранен безжалостным крылатым чудищем. Чудище напало на него с устрашающими воплями «Чаю хочешь!!», избило крыльями и едва не оторвало руку огромными, как сабли, когтями. - От девушек убежал попугай, - перевел Рыжему подкативший на шум Табаки. Рядом шагал Сфинкс, за которым вприпрыжку семенила встревоженная Русалка. Следом, виновато пошмыгивая, шли еще две девушки. - И вы идете на него охотиться? – не слишком тактично поинтересовался искренне недоумевающий Крыс. Девушки испуганно ахнули. - Мы идем его спасать! – с негодованием пристыдил его Шакал. – От ужасов, ожидающих во внешнем мире всякое неприспособленное существо! Проникшийся Рыжий присоединился к спасательной экспедиции, и Шакал в красках поведал ему о вероломном побеге пожилой птицы. Накануне вечером, после гонок, юные леди так увлеклись мужским вниманием, что позабыли клетку со своим питомцем прямо в Кофейнике. Одинокий и всеми покинутый, но не сломленный, попугай выбрался через форточку и залетел в первое же попавшееся открытое окно. Когда поутру пропажа обнаружилась, на поиски птицы отправились Русалка, Спица и Муха. Попугаиха нашлась в раскуроченном ремонтными работами помещении бассейна. Засев на одном из стеллажей, она карабкалась все выше и так активно протестовала против того, чтобы ее оттуда выдворили, что опечаленным девушкам пришлось идти за помощью. Через четверть часа в бассейн набилась уйма народу, в том числе Рыжий, Шакал, Стервятник со Слоном, Ральф со Сфинксом и толпа Бандерлогов, пытавшихся согнать шваброй засевшую на лесах птицу. В ратной битве с Домовыми кошками попугаиха охромела на одну лапу и стала еще агрессивнее. В попытках согнать птицу со стеллажа ей перебили еще и крыло, и теперь бедное престарелое создание, обиженно нахохлившись, щелкало мощным клювом, хлопало здоровым крылом и грозно клокотало староирландские ругательства. Деревянная конструкция, на которую опасно было даже дыхнуть лишний раз, возвышалась на добрых пять метров над полом, нависая прямо над выложенным кафелем бортом высушенного бассейна. Лезть на нее, чтобы достать оттуда птицу, нечего было и думать. Наконец, Сфинкс откомандировал Логов найти Горбача, Ральф велел прекратить третировать несчастную попугаиху и отправился за клеткой и Ящиками. - Ей нужно всего лишь положить корма в клетку и оставить в покое, рано или поздно она сама туда залезет. - Если сможет, - сказал Стервятник, задумчиво ощупывая опоры. – С такими повреждениями нужно ее оттуда сперва снять… На что Ральф невозмутимо ответил, что первый, кто полезет за попугаем на эту верхотуру – огребет по своему шибко умному белобрысому кумполу. - Штопор из одного места выну и прибью им. – Добавил он, обернувшись в дверях. – Ты понял меня? Стервятник смиренно отступил от стеллажа. По дороге за птичкиным обиталищем Ральф повстречал Овцу, поведал ей о печальной судьбе попугая и попросил найти ему пару Ящиков, чтобы снять горемыку со стеллажа. Та, перепугавшись за судьбу несчастной живности, упорола с такой скоростью, как будто весь обслуживающий персонал с минуты на минуту сливался в наружность. Через пятнадцать минут Ральф лег на обратный курс, волоча за собой объемистые попугаичьи хоромы. На лестничном пролете послышались сдавленные завывания. Ральф ускорил шаг. По коридору, спотыкаясь, навстречу ему семенил зареванный Слон. - Папа упадет! Папа упадет!.. Ральф занервничал. На углу он столкнулся с перепуганной Русалкой, побежавшей утешить и вернуть Слона, и от нее уже узнал, что, разумеется, не ослушаться прямого запрета Стервятник не смог. Когда он добрался до бассейна, Рыжий и Шакал со Сфинксом подпирали грозно скрипящий и шатающийся стеллаж, а девушки с перекошенными от страха лицами сгрудились у стремянки и мужественно старались не визжать от каждого неверного движения Птичьего вожака. Стервятник, сидя наверху, чуть ли не под самым потолком, медленно подбирался к попугаю. На секунду Ральф остолбенел и потерял дар речи. Заорать, чтобы мелкий недоумок немедленно спускался – шугануть попугаиху. Еще накинется, не приведи боги – и грохнутся оба… Не успел он додумать эту мысль, как птица не вынесла грозного надвижения, внезапно завопила и бросилась на Стервятника. Перехватить ее за крылья тот успел – но удержать равновесия уже не смог. Он соскользнул вниз, цепляясь одной рукой за верхний настил и пытаясь ногами найти опору. Рыжий и Сфинкс кинулись к нему. Потеряв и без того ненадежную опору, стеллаж накренился. С него посыпались доски, инструменты и банки с краской и известью. Девушки с визгом бросились врассыпную, прихватив коляску Шакала. Стервятник заскользил вниз, собирая царапины и ссадины. Ральф отшвырнул клетку и бросился вперед, оттолкнув мальчишек в сторону. Стервятник упал на край борта, машинально прижимая подмышкой вопящую попугаиху, и чуть не соскользнул вниз, на глубину еще пяти метров. Он приподнялся, закрываясь от града мусора и извести, и успел только краем глаза уловить, как тяжелые опоры валятся прямо на него, когда чужая рука схватила его за шиворот и выдернула из-под стеллажа за секунду до того, как тот рухнул на пол, разлетевшись на куски. Спасаясь от поднятой пыли, они выбрались в коридор. Там же натолкнулись на вернувшихся Бандерлогов с Горбачом. Ральф молча поставил пошатывающегося Стервятника на ноги, вынул у него из рук чудом уцелевшую, слегка контуженную, попугаиху, отдал ее Горбачу и, размахнувшись, отвесил Птичьему вожаку крепкую затрещину. Не ожидавший такой однозначной реакции Стервятник отлетел к стене, глухо вскрикнув и схватившись за скулу. Публика сдавленно ахнула и попятилась. Ральф схватил Стервятника за шею и рывком прижал к стене, нависая над ним, как палач. - Я велел стоять внизу и ждать меня! – прорычал он. - У птиц слабые нервные системы, за это время она могла уже умереть от сердечного приступа… Птичку он спасал, посмотрите на него..! Больше десяти лет проведя в Доме, Ральф навидался от детей всякого, и заводиться из-за ерунды давно перестал. В те времена, когда правилами Дома парням и девушкам не возбранялось свободно разгуливать вместе, бывало всякое. Сказать, что воспитанницы из женского крыла пытались приставать к нему – ничего не сказать. Но женщины – прекрасный народ, которых выгодно отличает от мужчин продиктованное эволюцией повышенное чувство самосохранения. Даже те, что были достаточно влюбленными на всю голову, чтобы попытаться склеить воспитателя, не доходили до крайностей и справедливо боялись повредить себе и своей внешности. Этот несносный ублюдок не боялся ни черта. И ради разнообразия, время от времени позволял себе лишнего. Выходило у него это так виртуозно, что Ральф, раз за разом дававший себе слово не вестись на провокации, все равно выходил из себя. И отчасти потому, что Стервятник наглел сверх всякой меры, и отчасти потому, что выходки его в эти периоды были зачастую чреваты последствиями для здоровья, а то и жизни самого Птичьего вожака. - Тебе так не терпится переломать себе все кости?! - Ну, кто же знал, что он такой хрупкий… Ральф снова встряхнул его, так что Стервятник приложился затылком об стену. Ему показалось, что перед глазами у него все застилает красный туман. Он чувствовал какое-то мрачное удовлетворение, наблюдая за тем, как Птица морщится от боли. - Череп у тебя хрупкий, пустоголовый выродок!.. - Вы меня только что спасли, чтобы своими руками мне его разбить, что ли? Больше всего Стервятник ненавидел его за то, что в присутствии Ральфа его начинало нести, не останавливаясь, все его годами воспитанное самообладание одним махом сдавало все рубежи. Низкий хриплый голос Ральфа так кружил ему голову, что Стервятник полностью терял над собой контроль. Словно в беспамятстве он мог наговорить ему такого, что сам не понимал, как Ральф до сих пор не свернул ему шею за все его дерзости. У него самого едва душа в пятках не свернулась, пока он ползал в пяти метрах над полом по прогнившей в труху этажерке. Но когда в зале снова появился Ральф, Стервятник, краем глаза уловивший выражение его лица, решил, что такой ужас в глазах еще и не того стоил. - Бесишь ты меня. - лаконично выразился Ральф и, схватив его за плечо, втолкнул обратно в предбанник. Стервятник даже охнуть не успел. Когда на весь коридор громыхнула захлопнувшаяся за ними дверь, Рыжий так натурально схватился за сердце, что Русалка снова забеспокоилась. - Все, кранты Стервятнику... – подытожил Сфинкс, и они с Рыжим, шуганув из-под двери любопытных Логов, увели девушек лечить перетрухнувшую живность. . . . Ральф оттащил Птицу в глубину комнаты и встряхнул его на шиворот, рывком усаживая перед собой на заваленный инструментами стол. - Ну и что прикажешь с тобой за это сделать? - спросил Ральф, сжимая хватку на шее Птицы. - О, миллион вариантов, не ограничивайте себя, - прохрипел Стервятник, вцепившись в его руку, чтобы хоть немного ослабить хватку. Он понимал, что может поплатиться за это нешуточными проблемами. Понимал, что за такой благой повод не на шутку разъяренному Ральфу ничего не стоит даже запереть его в Могильнике, - запрещенный прием, к которому он до сих пор ни разу не прибегал, как бы сильно ни был рассержен. Как понимал и то, что не произошло, в сущности, ничего экстраординарного: и без того искалеченные дети регулярно разбивали себе головы, резали вены и ломали кости, падали с крыш и лестниц, не говоря уже о том, что поубивать друг друга почти стало доброй традицией… Но был уже не в состоянии отрефлексировать эту мысль и чувствовал только как сердце бешено колотится от страха и возбуждения. Не случилось ничего особенного… Никто не выйдет из себя из-за ерунды! Хватая приоткрытыми губами воздух, Птица пытался сфокусировать взгляд на лице Ральфа. Тот выпустил его, и Стервятник, отпрянув, схватился за горло, восстанавливая дыхание. Он сам не замечал, как весь дрожит, и только сейчас ощутил, как тесно прижимается к нему чужое тело, почувствовал запах мужчины, стоявшего между его разведенных колен. Сердце его замерло на два удара, он вскинул глаза на Ральфа - и даже не успел понять, что отразилось в ответном взгляде, когда сильная рука вцепилась ему в волосы на затылке, и Ральф резко притянул его к себе, грубо и напористо целуя в губы. Стервятник всхлипнул, чувствуя, как с удвоенной силой застучала кровь в висках, и застонал ему в рот, обвивая руками шею. Ральф прижимал его к себе так крепко, что Стервятник через одежду чувствовал, как разгорается жар чужого тела. У него помутилось в сознании, от одного только поцелуя Стервятник извивался так, словно его поджаривали на медленном огне. Он подался навстречу, обхватив Ральфа коленями за талию, и острые когти вцепились в плечи мужчины. У него не мелькнуло ни единой мысли о том, где они находятся… Стервятник опомнился только в тот момент, когда за дверью послышались голоса, и Ральф резко отстранился. Стервятник едва успел подавить судорожный стон, когда он быстро снял его со стола и отступил на шаг за миг до того, как дверь распахнулась, и в предбанник ввалился еще один спасательный отряд из трех Ящиков под конвоем Душечки и Овцы. * Весь оставшийся день Ральф провел, пытаясь не перегрызть глотки всем, кто подходил к нему ближе, чем на полтора метра. Он уже не помнил, когда последний раз был на таком взводе. Взять себя в руки ему удалось только тогда, когда Шериф попытался выяснить, кто его так раздраконил. - Тебе бы выпить, старик! – убежденно заявил Крысиный пастух, хлопнув его по спине. На этот счет у Ральфа не нашлось возражений. Ничто другое уже явно не смогло бы вправить ему мозги. К концу вечера стало понятно, что и спиртное в его состоянии идет как слону дробина. Он был уже глубоко в том возрасте, когда даже пара бутылок пива, выпитая в нужном темпе, может вполне сносно дезориентировать в пространстве и обеспечить долгий беспробудный сон. Но сколько бы он ни пил, голова его была затуманена совсем другим. В пропитанной сигаретным дымом комнате ему чудился травянистый запах волос Стервятника, в ноющих ладонях отдавалась дрожь его тела, губы и кончики пальцев покалывало от необоримого желания, и никакой алкогольный дурман не был способен заглушить этот мираж. К полуночи Ральф сдался и, распрощавшись с коллегами, отправился к себе. Как и следовало ожидать, быстро заснуть тоже не получилось. Стоило только задремать, как воспаленное сознание принималось терзать его безумным вожделением. Ральф открыл окно, но легче не стало. Ему было жарко, сердце колотилось в неровном сбивчивом ритме и все его тело пульсировало от электрических разрядов не унимавшейся фантазии. Из тягучего полусна его, как удар тока, вырвал шорох простыней и прохладное прикосновение чужой кожи, когда гибкое обнаженное тело скользнуло в его объятия. Он даже ахнуть не успел, когда к его рту прижались сухие горячие губы, а руки его сами собой потянулись навстречу, лаская, поглаживая, все теснее сжимая хрупкие плечи. Не произнося ни слова, Стервятник безостановочно гладил его грудь и плечи, губы его оставляли следы на коже Ральфа, спускаясь все ниже. Ральф задохнулся и сдавленно застонал, когда черные когти прошлись по бедрам, и горячий влажный язычок обернулся вокруг исходящей смазкой головки болезненно напряженного члена. Нежные губы заскользили по стволу в умопомрачительном ритме. Ральф понял, что таким распаленным долго он не продержится, и заставил себя очнуться. Пальцы его вплелись в волосы Стервятника, отстраняя, и Птица выпустил его, вскинув голову. Подтащив его к себе, Ральф опрокинул его на подушки и, приподняв за бедра, без лишних прелюдий вошел в горячую одуряющую тесноту одним плавным движением. Он целовал шею Стервятника, жадно оглаживая его ягодицы горячими ладонями. Тот выгнулся всем телом, запрокинув голову, принимая его до конца. От неутоленного возбуждения ему не хватало воздуха, и ощущение твердого пульсирующего члена внутри сводило с ума. Глаза его распахнулись, губы раскрылись в беззвучном крике, и острые когти вцепились в простынь, когда Ральф начал двигаться, приподнявшись на напряженных руках. С губ юноши рвались судорожные вздохи, Стервятника извивался под ним, стараясь прижаться теснее. И Ральф удвоил усилия, вслушиваясь в сладкие стоны, сжигая, наконец, это дикое напряжение, которое преследовало его последние дни при каждой встрече с этим мальчишкой. Он сам не мог поверить, как долго этого ждал… Ему хотелось заставить его кричать, хотелось слышать его голос, так долго мерещившийся ему в жарках сновидениях. И руки Стервятника обвили плечи мужчины, царапая спину, когда ладонь Ральфа легла на его горячий напряженный член и начала поглаживать в такт. Стервятник закричал, сжимая его внутри, заставляя Ральфа, с глухим обессиленным стоном, кончить вслед за собой. Они лежали, обнявшись, на смятых простынях, успокаивая сердцебиение, не шевелясь. Наконец, Ральф приподнялся на локте, склонившись к Стервятнику, поцеловал его припухшие искусанные губы и усмехнулся. - Извинения приняты… * * * После обеда Кофейник заполнен чуть ли не под завязку: настало время разгребать гоночный тотализатор – кто кому и что должен. Из-под стойки по баснословным ценам отпускают добытое потом и кровью воспитательское добро: десятка три банок пива. Примерно раз в четыре месяца в распоряжение персонала Дома черным налом поступало несколько ящиков имбирного эля, которые сбагривал вместо оплаты родитель Викинга. Несмотря на то, что им велся строгий учет – не столько во избежание детского произвола, сколько в заботе о том, чтобы не спились их воспитатели, - один, а то и пару, ящиков неизменно удавалось спереть на благотворительность. Вряд ли кто из воспитателей питал иллюзии на этот счет – фазаны регулярно доносили о хищениях – но изымать награбленное являлись крайне редко. Рыжий рассказывает об этом Ехидне, которая слушает его байки, развесив уши. - В позапрошлом году совершенно по-варварски уволили, ну, просто по-настоящему бесценного кадра. Воспитатель из него, конечно, был никакущий – но зато какой сбыт был налажен! Крысиный вожак сидит на стойке, болтая ногами, в обнимку со своим заветным имбирным трофеем и практически видит, как все его слова влетают в одно маленькое изящное ушко и со свистом вылетают из другого, слегка побрякивая развесистыми сережками. Но одна скучающая дама – это все-таки не толпа, - ему нетрудно составить ей компанию. Язык у Рыжего уже слегка заплетается, но Ехидне явно пофиг. Она крутится на стуле, устремив на него туманный взор огромных серых глаз и слегка подрагивая ресницами, как Мэрилин Монро. От того, как распахивается вырез ее блузки, когда она ложится грудью на стойку, у Рыжего слегка кружится голова и чешется язык спросить, у кого она ворует одежду на два размера меньше, специально, чтобы посверкать перед ним своими прелестями. Ехидна из тех женщин, которые одновременно притягивают и отталкивают. Хрупкая маленькая девчонка с очень неплохой фигуркой. Длинные наманикюренные коготки, большие вечно изумленные глаза, яркие капризные губки. Такую приятно подержать на коленях и потискать. И не так уж противно находиться в одной комнате… …Ровно до тех пор, пока она не открывает рот. Буквально ни полсловом нельзя было перекинуться с этой дымящейся от неудовлетворенности нимфеткой, чтобы разговор не скатился в обсуждение секса или всех мыслимых достоинств нескромной персоны Рыжего. Завуалированные реверансы его самолюбию уступили трибуну откровенной лести, и после подобных подкатов в прах разлетались все только народившиеся позывы трахнуть ее прямо на стойке. - Ты, наверное, руководишь этими недоумками, чтобы они хоть пару заначек оставили, - спросила Ехидна, отточенным движением поправляя бретельку лифчика. Рыжий оскалился, не собираясь отвечать. Челюсти слегка свело от елейной приторности, и он снова приложился к банке. Заначками руководил Стервятник, который однажды по большому секрету сознался, что делается это с пинка Р Первого, который накануне сам предупреждает его, что выпивка у воспитателей закончилась, и завтра они придут отжимать ее обратно у тех, кто не успеет спрятать свое добро. Крыс потянулся за новой порцией, когда дверь отворилась, и в Кофейник, едва переставляя трость, ввалился полудохлый Стервятник. Он до того колоритно тащился среди столов, занавешенный темными очками и распущенными волосами, что даже пластинка, показалось, притихла. Посетители позатыкались на полуслове, как будто впервые увидели Птичьего вожака. Тот в жутковатой тишине проследовал в дальний угол и, потребовав себе кофе, завалился на стул. Рыжий проследил за ним, забыв закрыть рот. Ему хорошо было известно, что режим Стервятника не подчиняется никаким физиологическим законам, и что он может как продрыхнуть до обеда, так и подскочить в пять утра, как бог на душу пошлет; от Птицелогов же он знал, что в Гнездовище вожак не ночевал и на первых уроках объявиться не соизволил. Спрашивается… Мерный гул в Кофейнике возобновился. Рыжий не слишком обходительно отшил Ехидну и ускакал к окну за Птицей. Выхватив у Кролика стервячий кофе, он плюхнулся за стол напротив. Стервятник не отреагировал. Рыжий перегнулся через стол, приподнял его очки, полюбовавшись на красиво переливающиеся тени под глазами, стащил с него шейный платок и присвистнул. - Я смотрю, старина Ральф тебя простил. Стервятник зевнул, хрустнув челюстью. - Вроде того… И сказал, что если во мне так ретиво заиграла совесть, то я еще должен ему за годы своего не самого примерного детства. Он отобрал у Рыжего шарф и повязал обратно. - Дааа, хрен ты от него теперь отделаешься, - констатировал Крыс, довольно ухмыляясь. – Вконец ты его из терпения вывел. Стервятник молча опустил очки на нос и сосредоточился на кофе. Сказать, что Птица не любил обсуждать свои отношения с кем бы то ни было – ничего не сказать. Но Рыжий, славившийся, кроме прочего, пышно цветущим талантом достать ближнего своего, неизменно докапывался до Птичьего вожака из чистой любви к искусству. Привилегии временного любовника допускали за ним такую вольность, минуя существенный риск остаться без зубов. Слухи о своей особе Стервятника тревожили мало, а наглости соваться к нему с прямыми намерениями потрещать за личную жизнь хватало лишь немногим особо ушлым в количестве одной пронырливой рыжей морды. - Что?.. Что? – переспросил Рыжий, глядя, как Стервятник старательно отворачивается к окну. – Чего ты нос от меня воротишь? Ты же не думал, что все опять вернется на круги свая? Неееет, старик, это тебе не простуда-воспаленье хитрости, тут так просто ветошью не прикинешься, типа ничего не было!.. Вы же теперь… - Я знаю. – перебил его Стервятник. Рыжий послушно замолчал. Дольше капать Птице на мозги не имело смысла. Хотя и очень хотелось допытаться, какого черта он такой мрачный, когда все так обалденно складывается. Крыс улыбнулся. Иногда он жалел, что за зелеными стеклами не видно его глаз. Рыжий протянул руку и дернул Стервятника за сережку. - Давай-ка не хандри. - улыбнулся он. - Ничего страшного не происходит. Стервятник вдохнул и поставил кофе на стол. Тонкие унизанные кольцами пальцы вращали кружку. Он молчал, но Рыжий видел улыбку в уголке его губ. Стервятник был личностью, которой каждый раз, как в первый, приходилось пить на брудершафт с собственными чувствами. На его слабо эмоциональную натуру эта фраза действовала отрезвляюще: он мгновенно брал себя в руки, вспоминал о том, что у него есть голова и собственная воля и что он всего лишь влюбился, а не умирает от нового неизвестного науке нервно-паралитического яда. Вот только заставить его сознаться в этом хотя бы себе самому было тем еще подвигом. Рыжий, который всегда с легкостью отдавался счастливой эйфории во время очередного увлечения, не понимал, к чему столько пафоса, и откровенно веселился, глядя на это серьезное, озабоченное глобальными проблемами, выражение лица. - Эй… - вполголоса произнес Рыжий, склонился ближе к Стервятнику, перегибаясь через стол, и в лоб спросил: – Ты его любишь? - Иди в задницу, крысья морда! - мгновенно вспылил Стервятник, отпрянув на стуле, и Рыжий захохотал. Он смеялся так долго и заливисто, что на них принялись украдкой оборачиваться посетители, и Логи уже начали потихоньку расправлять уши и подбираться ближе. - А что такого? – сквозь смех спросил Рыжий, утирая выступившие слезы. – Что вы все такие серьезные, как будто вавилонская башня рушится!.. Стервятник проворчал что-то про идиотское чувство юмора, и тут в Кофейник прибыла новая партия эля. Ящик притащили Мертвец с Горбачом, и Рыжий вздрогнул, услышав голос скорпиона. Он почувствовал, как губы его свело в улыбке, пока он пытался сохранить видимость беспечности. Какого хрена, я же только что пропагандировал свободу, равенство и здоровый пофигизм!.. Нет, ну это уже прямо не смешно. И очень плохо, что не смешно! Он вцепился в свою банку, стараясь не поворачиваться к двери. Стервятник, склонив голову, с интересом изучал его лицо. Будто сквозь вату Рыжий услышал, как его зовут, и Мертвец подошел ближе. - А… Что?.. – тупо переспросил он, глядя на него снизу вверх, только сейчас сообразив, что тот что-то спросил у него. - Ключ, говорю, дай. – снова сказал Мертвец, приподняв бровь. - От нашего ящика с пивом. Когда через пять секунд стало понятно, что Рыжий завис, он поднял его со стула, обхватив поперек груди, и порывшись в карманах его джинсов, выудил оттуда ключ от крысиного хламовника, где под личным вожаческим присмотром хранилось самое дорогое. «Главное не покраснеть» - пронеслось в голове у Рыжего, пока Мертвец облапывал его задницу под прикрытием обыска. Крышу ему пошатнуло так сильно, что как только Мертвец выпустил его, он плюхнулся обратно, будто его не держали ноги. Что со мной, черт возьми?.. Я же сам к нему клеился еще два дня назад Мертвец забрал себе одну банку и уселся за стойку поболтать с Викингом. Рыжий через силу оторвал от него взгляд и повернулся к Птице. Тот смотрел на него, благодушно ухмыляясь. - Я слишком стар, чтобы злорадствовать по такому пошлому поводу, - саркастически заметил Стервятник и отправился на последний урок. * * * В учительскую Ральф отправился рано утром, когда вымотанный Стервятник еще видел десятый сон. Разбудить Птицу рука у него не поднялась, но ключи у Стервятника были, а уроки начинались только к полудню. Полюбовавшись на разметавшиеся по подушке светлые волосы, отрешенное сонное лицо юноши и соблазнительные очертания обнаженного тела под тонкой простыней, Ральф с трудом напомнил себе о своем благородстве и вышел из комнаты. Хотя было бы забавно запереть его внутри. А еще лучше привязать. И вообще не отпускать от себя ни на шаг… Ральф мотнул головой и попытался выбросить из головы непрошеные фантазии. А ведь сегодня снова у Птиц история. Интересно, что будет теперь?.. Можно прекратить игру, пока неясны даже собственные мотивы. Пока она лишь щекочущее нервы приятное развлечение... Но не тогда, когда она в самом разгаре, когда только начали спадать маски - а ставка вот-вот станет выше, чем когда-либо. Теперь Ральф отчетливо понимал, что своего не упустит. Сейчас, когда дурманящий янтарный взор все еще стоял перед глазами, им владела какая-то упрямая решимость не позволить Стервятнику снова сдать назад. Мир не перевернулся, мой сладкий… Но уж теперь я сам буду на тебя охотиться После обеда Ральф забрал из учительской почту на свое имя и отправился на урок в третью. Историк прибился к нему на полпути и вприпрыжку семенил за его спиной, одновременно пытаясь поспеть за широким шагом Ральфа - и, судя по всему, проследить, чтобы тот не испарился на полпути. Птички копошились за столами, готовясь провести время с пользой. Поминутно засыпающий Стервятник, очевидно, побоялся навернуться со своей стремянки и предпочел лечь за парту. Рядом с ним дымилась чашка с кофе, а шею обвивал легкий черный платок. Ральф с трудом сдержал усмешку. Ночь прошла в таком исступлении, что к утру на бледной коже Стервятника буквально живого места не осталось, Ральф с трудом мог вспомнить, когда ему последний раз так срывало тормоза. Он устроился у себя на стуле и углубился в письма. Половина макулатуры тут же отправилась в мусор, еще три штуки были от родительского комитета, на них еще предстояло ответить. Следующие два оказались неожиданными. Ральф перечитал на два раза оба послания, ни черта не понял и перечитал снова. Почта была настолько абсурдного содержания, что он по очереди заподозрил ошибку, розыгрыш и помешательство, свое и попечительского совета. Покопавшись в конвертах, он обнаружил-таки первоначальные послания, и спустя две минуты все стало ясно. - Ну, талант. Купились, надо же, а... – не сдержавшись, усмехнулся Ральф. Прозвучало это в полной тишине. Стервятник оторвал голову от парты, разлепил один глаз и, поморгав им в разные стороны, улегся обратно. Ральф огляделся, только сейчас сообразив, что учитель минуту назад обратился к нему за авторитетностью. - Что? - Не желаете ли вы что-нибудь сказать своим воспитанникам? - робко проблеял учитель. Ральфу было не очень понятно, что его не устраивает: как будто не он вел занятия у тех же Крыс. Птицы были едва ли не самой тихой группой. Конечно, они не слушали: вожак дрых, Ангел с Бабочкой резались в морской бой, на преподавателя пялился только Красавица, но по нему как раз легко было заметно, что он где-то витает. - Желаю. - отозвался Ральф и помахал в воздухе письмами. - Безмерно желаю сказать, что, если кому интересно, есть такая манера в деловой переписке: вкладывать исходные письма в конверт при ответе. Стервятник снова помигал дальним светом и невозмутимо отвернулся. - Что, простите?.. - еще жалобнее выдавил учитель, но его прервал звонок. Окрыленный окончанием рабочего дня преподаватель припустил к выходу, Птички выпорхнули из класса. Стервятник вальяжно похромал следом. - Замри. Птица остановился. - Ну, почему чуть что, сразу я? - не оборачиваясь, вопросил он с таким чистосердечным негодованием, будто его регулярно распинали за чужие грехи. Ральф подошел к нему сзади, и Стервятник почувствовал, как жесткие сильные пальцы впились ему в загривок. - Зубы мне не заговаривай. - вкрадчиво отозвался Ральф, склонившись к его уху. - Пошли. Так и знал, что что-нибудь всплывет. Не прошло и месяца… Ральф пересек коридор, втащил Стервятника за собой в пустую учительскую и запер дверь....to be continue