Короткое лето Надора

Лето никогда не было жарким в северных суровых краях. Но это – 389 года Круга Скал радовало обитателей Замка долгим теплом. Некоторые дни были такими жаркими, что все спасались от зноя за каменными стенами. Те хранили прохладу и в эти дни, пронизанные палящим солнцем, так как были холодны всегда. Вечером такого дня – стоял месяц Летних Волн – Ричард и Айрис вышли за ворота замка, тайком от матушки и слуг. Крадучись, они прошли через сад, потом прошмыгнули мимо старой заброшенной сторожки, что была в дальнем его уголке. Когда-то там жила семья садовника, чья жена отличалась сварливостью и легко, по словам отца Маттео «впадала в грех гнева». Особенно доставалось от нее ее же собственным детям – Тиму и Бесс. Однажды Сара (так звали жену садовника) в злобе крикнула детям: - Чтоб вас Чужой взял, негодники! Служанки, слышавшие ее, заохали и стали шептать эсператистские молитвы, а старая Нэн нахмурилась: - Нельзя так говорить, услышит Повелитель Кошек. Он и услышал – дети пропали, как в воду канули. Их искали три дня, пока капитан Рут не предложил заглянуть в колодец. Там они и были – два маленьких утопленника. Сами ли они туда попали, или же это была «заслуга» их матери – неизвестно. После этого Эгмонт выгнал чету садовника из замка. Какое-то время в сторожке жил старый Губерт, но потом он умер, и с тех пор никто из прислуги не селится в этом «проклятом месте». Семилетняя Айрис вспомнила это и поёжилась, словно ей стало холодно в душный вечер. Солнце перестало лить на землю свои лучи, но жара почти не спадает – в воздухе висит марево зноя. Они вдвоем шагали по узенькой тропинке среди высоких трав. Горицвет, кукушкины слёзы, девясил обступали детей высокой стеной. Траву тут никто не косил отчего-то, и она росла высотой с человеческий рост. Колючки «кошачьего когтя» цеплялись за одежду. Но разве это помеха для двух ребятишек, что сбежали из замка, от матушкиных нотаций и поучительных бесед отца Маттео? Ричард неожиданно остановился, приложив ладонь к глазам, и стал всматриваться вдаль. - Не смотри на Закат, - дернула его за рукав сестра, - или ты забыл, что говорила Нэн? Дик хорошо помнил рассказы няни, якобы на Закате любой путник может оказаться посланцем Чужого. А еще - к людям приходят умершие, если те о них слишком долго тоскуют и плачут. Но не признаваться же в этом бойкой сестре. - Будущий Повелитель Скал не должен бояться глупых баек о выходцах и Закатном Пламени, - сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал сурово, как у настоящего мужчины и воина. Правда, получалось не очень. Но юный граф Горик верил, что когда-нибудь он станет таким же, как отец. В памяти всплыло обветренное загорелое лицо с небольшой аккуратной бородкой, как у всех Людей Чести. Смеющиеся серые глаза, небольшие морщинки, где кожа осталась незагорелой. Генерал Окделл служил на юге, и после стычки, где он был ранен, вернулся домой в замок. Он долго не вставал с постели, страдая от раны, а потом, когда врач уже разрешил отцу подниматься, ходил, сильно прихрамывая. В отличие от матушки, Эгмонт никогда не сердился на детей, что бы они не натворили. Все их шалости вызывали на его лице лишь добродушную улыбку, и тогда Ричард и Айрис знали, что никто не посмеет их наказать за то, что шепотом переговаривались во время молитвы или же смеялись за столом. По вечерам отец рассказывал о военных походах, о своих товарищах, о полководце из Кэналлоа, синеглазом герцоге Алва, благодаря которому держится весь Талиг. Слыша эти рассказы, Мирабелла упрямо поджимала губы. - Эр Эгмонт, - сказала она однажды, - я бы попросила вас не упоминать при детях отродье предателя, чьего предка убил святой Алана, да упокоится его душа в Садах Рассвета. - Чья душа – Алана или Рамиро? А может, обоих сразу? - со смехом спросил Эгмонт. Матушка еще сильнее поджала губы и бросив на мужа взгляд, полный ненависти, порывисто встала и вышла из комнаты. Эгмонт захохотал густым негромким смехом, который звучал, как раскаты боевых барабанов – так, по крайней мере, казалось Дику. Сейчас отец занят – он что-то пишет в своем кабинете, запершись на ключ, и никто не имеет право беспокоить герцога Окделла. Об этом упомянули Мирабелла, отец Маттео и старая Нэн. Впрочем, няне хватает заботы с младшими детьми. И если новорожденная Дейдре еще только спит и ест, то двухлетняя Эдит так и норовит удрать от няни и залезть куда-нибудь. - Родилась бы мальчишкой, - ворчит Нэн, когда ей приходится отмывать в деревянном корыте малышку – то от сажи, то от глины или песка. Ричард в этом с ней согласен – хорошо бы, если б Эдит была мальчиком. Его бы назвали в честь деда – Эдвардом, и можно было бы учить его фехтованию, когда он подрастет, а потом проводить в Лаик. Сам Ричард и хочет в Лаик и одновременно не хочет. Хорошо выучиться военным премудростям, но зачем ехать в столицу, где правит ничтожный король и хитрый всемогущий кардинал Сильвестр? А истинные Люди Чести, верой и правдой служившие своему королю, а не марагонскому бастарду, теперь в опале. Дик сам это слышал, когда случайно оказался возле отцовского кабинета и слышал разговор с герцогом Приддом. Сам эр Вальтер Дику совсем не понравился – у него холодные злые глаза, чуть навыкате, и неприятный резкий голос. А вот его сын, ровесник графа Горика, с которым Повелитель Волн приехал в Надор, оказался неплохим. Только вот не желал принимать участие ни в одной из предложенных Диком забав. Он не бегал по саду, изображая войска Талигойи, что борется с Гаунау, ни лезть на чердак. Всегда чистый и опрятный, Валентин просиживал часами в библиотеке. Нет уж, лучше играть с Айрис. Она, хоть и девочка, но знает толк в играх, не то , что этот любитель книг. Хотя Дик порой и сам не прочь посидеть за книгой, только не той, что выбирает для него отец Маттео или домашний учитель, а рыцарским романом. Ведь так интересно долгим зимним вечером, когда воет вьюга и под стенами замка ей вторят волки, вообразить себя бесстрашным рыцарем! - Дик! Смотри! От мыслей мальчика отвлек голос сестры. Дик взглянул туда, куда она показывала, и заметил вдалеке силуэты всадников. Они приближались, уже можно было различить топот копыт и конское ржание. Вскоре до слуха донеслись и веселые голоса людей. Один из всадников, еще совсем юный кареглазый и темноволосый, остановил коня возле детей. - Юный граф Горик и его сестра эреа Айрис? - Да, эр, - ответила та, гордая, что ее назвали «эреа». Дома так обращались лишь к матушке. - Эр, как мне доложить о вас отцу? – спросил Ричард, надеясь, что его голос звучит «твёрдо и незыблемо». Юноша рассмеялся. - Прибыл герцог Эпинэ с Мишелем и мной. А меня, - он подмигнул мальчику, - зовут Робер. Мишель усадил в седло впереди себя Айрис, а Роббер – Дика. И они направились в замок. Шло лето, и еще никто из них не знал о том, что случится через четыре года.