Утреннее сумасшествие

Город Намимори освещал радостный свет вновь родившегося солнца. Казалось, это сияние проникало в каждую щелочку, уверенно прогоняя тьму отовсюду. Сасагава Кёко поморщилась от того, что солнечный луч упал ей на лицо, повернулась на бок и разлепила сонные глаза. Рядом, на полу, был расстелен матрас, на котором спала Хару — они ночевали вместе, в который раз решив устроить пижамную вечеринку на двоих в доме Сасагава. Кёко невольно залюбовалась подругой, которая во сне напоминала милого ангелочка — волосы темным дождем рассыпались по подушке, носик смешно морщился от падающего на лицо солнечного света. Девушка казалась такой милой и беззащитной… Кёко улыбнулась — видимо, Хару снова снился Тсуна, в которого она была давно влюблена, потому что подруга сжимала подушку в объятиях и бормотала что-то вроде «Тсуна-сан…» Сасагава соскользнула с кровати на пол, сев на колени рядом с Хару, протянула руку и пригладила растрепавшиеся волосы подруги. Миура пробормотала что-то невнятное и взяла Кёко за руку, прижавшись к ней щекой. Не имея возможности (и желания) высвободить ладонь, Кёко прилегла рядом с подругой, прислушалась — Хару снова что-то прошептала. Их лица были очень близко, и Кёко немного покраснела, сама не понимая, отчего, они же с Хару часто спали рядом, и ночевали в одной комнате, и ни разу Сасагава такого не ощущала. Может, это потому, что они всю ночь говорили о парнях и о «взрослых» отношениях с ними, после чего Кёко задумалась — а какие они, эти «взрослые» отношения? Внезапно Кёко почувствовала прикосновение к своей щеке. А потом — губы Хару на своих губах, мягкие губы, сладкие, приятные… Она понимала, что надо отстраниться, что это неправильно, что… что ей нравится. — Тсуна-сан… — прошептала еще не проснувшаяся до конца Хару, которой снился, естественно, Савада — кто же еще. Но когда Хару открыла глаза и увидела вместо любимого босса любимую подругу — резко отстранилась и села, не решаясь поверить в то, что только что сделала. — Кёко… Я… — щеки Хару пылали румянцем. Надо же было так опозориться! Кёко потерла такие же пылающие щеки и подняла глаза. — Хару… я знаю, что мы сделали. И в этом, по-моему, нет ничего плохого. Мы говорили об этом, и… что, если мы?.. Это решение далось ей непросто, однако говорила Кёко уверенно. Вновь протянув руку, она осторожно провела пальцами по лицу Хару, убирая с ее лба волосы. Взяв лицо подруги в руки, Сасагава приблизилась к ней, мысленно улыбаясь ее дрожи, и снова прикоснулась губами к ее губам. Поцелуй был долгим и нежным, Хару не сопротивлялась — она смотрела на подругу огромными удивленными глазами, но не отталкивала ее, и понемногу начала отвечать. Нерешительно, но начала. Насладившись поцелуем, Кёко толкнула Хару на матрас, осторожно расстегивая пуговки ее ночной рубашки, пока Хару не осталась в одном белье. Склонившись над маленькой грудью подруги, Кёко прикоснулась губами к той области, которая не была скрыта лифчиком. Хару застонала, не понимая, не веря, это был сон, это была не Кёко, не она, не они… — Кёко… я… мы… — попыталась протестовать Миура, но потом просто прижалась к телу Кёко и закрыла глаза, повинуясь ее движениям, губам, рукам, которые срывали с нее остатки одежды, резко, но бережно, чтобы не порвать… Хару изгибалась всем телом, отчаянно краснея от действий подруги и понимая — ей нравится, нравится, нравится, черт возьми — нравится. — Не останавливайся, — шепнула Хару. Кёко не останавливалась. Кёко не думала останавливаться. Кёко хотела этого, как никогда в жизни. Как будто сошла с ума. Сумасшествие продолжалось. Кёко забралась рукой под трусики Хару, так же резко, но бережно снимая их. Хару закусила губу, стараясь не кричать, чтобы не привлечь к комнате Сасагавы-младшей внимание Рёхея, но стон все-таки вырвался из ее груди. Кёко на секунду остановилась, приблизившись к лицу подруги и нежно целуя ее податливые губы — на этот раз Хару сразу ответила на поцелуй. — Брат не проснется раньше полудня, — шепнула Кёко, закончив поцелуй. — Я знаю точно. Хоть из пушки стреляй, не проснется, поэтому… не сдерживайся. А дальше… дальше было настоящие сумасшествие. Сумасшествие на белой простыне, освещенной утренним солнцем. Хорошо, что Рёхей крепко спал после вчерашней тренировки, хорошо, что родители Сасагава ночевали у друзей… потому что стоны подруг, которые сегодня стали кем-то большим, вырывались за стены комнаты, не удержавшись на их губах.

***

Хару проснулась на плече у Кёко, понимая, что лежит обнаженной. Вспомнив то, что произошло, Миура зарделась от стыда — особенно потому, что ей было хорошо. Кёко открыла глаза, прижала ее к себе, улыбнулась, и их губы снова встретились.